телям было не легче. А  начальство  -
оно и во сне не дремлет, оно бдит, оно знает, что всякая тризна  требует
жертв. И вот - кого из сотрудников школы посадили, кого  уволили,  чтобы
не было впредь повадно устраивать экскурсии. от коих одни неприятности.
   Таким случаям, пусть не столь трагичным, имя - легион.  Перестраховка
прочно вошла в быт всех детских учреждений.Одной из е„ вершин стало раз-
витие в московских РОНО мыслей из приказа ј 408-м из "Сборника  приказов
и инструкций Министерства Просвещения РСФСР за декабрь 1970 года  (сбор-
ник ј 36, стр.15, от 13/XI-70). Там приводились случаи рукоприкладства и
явного злоупотребления наказаниями в различных школах федерации. Что же,
наличие таких преподавателей,  как  Нелли  Ивановна  или  Александр  Ви-
кентьевич из "Колыбельной для брата" вполне может послужить поводом  для
появления такого приказа со словами:  "запрещено  рукоприкладство...  не
допускать злоупотребления со стороны воспитателей и учителей мерами  на-
казания"(стр.16). Но в московских РОНО, видимо, не без указаний из ГОРО-
НО, этот приказ был творчески развит местными Беневоленскими и  в  итоге
было совершенно запрещено выставлять хулиганящее чадо из класса, ставить
его в угол и так далее. Самый приказ ј 408-м учителям не зачитывали, где
он есть - не сообщали, номер и дату замалчивали... На него только ссыла-
лись, полностью запрещая наказания. И в итоге реб„нки определ„нного  по-
шиба, отлично знающие свои права, стали  систематически  срывать  уроки,
лишая десятки одноклассников в каждом таком случае возможности  учиться.
И одни учителя со скрежетом зубовным стали уходить из школы (а в  первую
очередь уходили мужчины, что резко ускорило феминизацию школьного  обра-
зования, лишение детей мужского воспитания со  стороны  профессионалов),
другие шли к начальству протестовать и слышали в  ответ,  что-де  где-то
кого-то выгнали с урока, а он уш„л во время занятий на улицу и  там  со-
вершил преступление, а ещ„ кто-то где-то выгнанный взял, да и  повесился
в уборной... Последний довод я слышал дважды,а в  третий  раз,  случайно
сумев купить семитомник Макаренко, наш„л в пятом томе  на  странице  240
заданный Антону Сем„новичу вопрос: "В Ленинграде был случай, когда  уче-
ник, получив плохую отметку, пытался покончить самоубийством. Как быть в
подобных случаях?" - и его ответ, из коего я понял, что не случайно  ве-
лела наша завРОНО не говорить ей о Макаренко. Ведь в конце концов  приш-
лось мне оборвать цепь подвигов одного третьегодничка в четв„ртом классе
пощ„чиной, в результате чего в моей трудовой книжке появилась статья 106
пункт 4, в тексте КЗОТа гласящая  "аморальное  отношение  воспитателя  к
воспитанникам", обернувшая трудовую книжку в волчий билет.  А  что  было
делать? Когда из твоего набора  инструментов  изъяли  рубанок,  поневоле
пускаешь в ход топор. Но ты ли в том виновен или тот, кто умышленно  ру-
банок стащил? Ответ понятен каждому кроме сотрудников народного, городс-
кого и республиканского судов,  всякий  раз  заявлявших  мне,  что  бить
реб„нков нельзя, а раз ударил -нарушил, а раз нарушил - подлежишь изгна-
нию... Потому-то в пионерских лагерях не пускают детей купаться -  вдруг
утонут?! Потому-то и туристские походы превращаются в комедию: потеряют-
ся, заболеют, ногу наколют, а нам отвечать...
   Немудрено, что пришлось и Олегу Московкину уйти  из  того  интерната,
где повторилась смена Арсения Петровича Гая Ангелиной Никитичной.  Прав-
да, упомянутая т„тя в конце концов будет оттуда изгнана (или  переведена
на другую работу в той же системе, возможно  даже  -  на  более  высокий
пост, это я тоже видал в жизни), а его позовут  туда  опять  по  просьбе
помнящих о н„м ребят, так что в масштабе  интерната  имело  место  нечто
вроде временного возрождения ленинских норм после ХХ съезда  партии.  Но
скольким она успела кастрировать души и разум, скольким ещ„ она  нагадит
в мозги и сердца в своей жизни при  нынешних  вс„  ухудшающихся  обстоя-
тельствах?! А те, кого она уже выучила? А их дети и ученики?
   А вспомним, как распоясываются контрол„рша в кинотеатре и некая т„тка
с сумкой в троллейбусе - опять никто кроме верящего пока что в  справед-
ливость мальчишки - того же Сер„жи Каховского - не становится на их  пу-
ти. Пока что - выделил я. Потому что уже и ему становится  невмоготу,  и
он начал терять железобетонность убеждения, что власть находится в руках
хороших людей. Он не пош„л в райком комсомола добиваться  места  на  де-
монстрации для своего оставленного вне закона клуба -  не  поверил,  что
помогут, что захотят помочь. А ведь совсем недавно сч„л бы врагом всяко-
го, кто сказал бы ему, что возможно недоверие к райкому комсомола...
   ...Илья Эренбург в "Буре" рассказал о том, как немцы в  своей  газете
для русских рабочих в Германии написали, что Москва взята, и воспитанная
в доверии к печатному слову девушка этому поверила. В продолжении "Бури"
- романе "Девятый вал" - французский посол де Шомон  говорит  журналисту
Саблону: "Они вывели новую порду людей, верящих всему, что пишут в газе-
тах". Это потому, что писали правду, когда-то писали, и осталась инерция
веры в правдивость прессы, кстати сказать, на придонном уровне советско-
го океана ещ„ и поныне не до конца изолгавшейся. Потому что была Советс-
кая власть. Была... А сейчас? Я не  намерен  ограничиваться  нам„ками  -
скажу, что думаю. Ибо нельзя писать о храбреце, если сам трус - как ска-
зал герой Гражданской войны в Дагестане Махач Дахадаев. Данную  страницу
я печатаю в середине декабря 1984 года. Что было  в  истекшие  несколько
недель? Было торжественное захоронение на Новодевичьем кладбище рядом  с
Маяковским праха Шаляпина - "великого русского", позорно бросившего  Ро-
дину в трудные для не„ годы. Была впущена  обратно  Светлана  Аллилуева,
немало грязи вылившая не только на память о своих  родителях,  но  и  на
свою страну. И нигде, ни в одной газете, ни  в  одной  телепрограмме  ни
единым словом не было упомянуто, что прошло ровно полвека  со  дня  зло-
дейского убийства Сергея Мироновича  Кирова.  Была  награждена  орденами
большая группа писателей, в том числе получил орден  Трудового  Красного
Знамени и Владислав Крапивин, но при этом не какой-нибудь, а орден Друж-
бы Народов пожаловали антисемиту Валентину Пикулю, которому за его роман
"У последней черты" рижские ребята-евреи морду набили, и правильно  сде-
лали - будь там я, добавил бы от всей души. Такие вот дела  творятся  на
высшем уровне нашего государства. Мудрено ли, что на  уровне  описанного
Крапивиным среднего советского города творится именно то, что он  описал
в трилогии о Сер„же Каховском? Ну, а о всеобщем молчании, когда на  гла-
зах у так называемых советских людей распоясывается негодяй, я могу  су-
дить и на личном опыте.
   В октябре 1976 года на станции "Кузнецкий мост" в вагон метро, в  ко-
тором я ехал, не вошла - вбежала маленькая старушка, а  следом,  поливая
е„ во весь рык гнуснейшей бранью, ввалился краснорожий детина квадратно-
го сложения, лет под 45-50. Он кричал, что нечего жидам в Москве делать,
что он их всю жизнь бил и будет бить. Заметив мой взгляд, он с ходу  пе-
реключился на меня: "Чего смотришь, жидовская морда? Гитлер,  жаль,  вас
не перевешал, катись в свою Палестину!" И все - не менее семидесяти  че-
ловек было в вагоне - молчали. Пришлось поставить портфель на пол и вре-
зать ему по морде. И сошлись мы на середине вагона, и он замахнулся, а я
перехватил его руку, и он орал, что бил жидов и будет бить, а я орал ему
в ответ, что он фашист, полицай, власовец, что таких  черносотенцев  ещ„
мой дед бил (а он был боевиком  применявшей  террор  против  погромщиков
"Социалистической Еврейской Рабочей Партии" -  СЕРП,  а  за  антивоенную
агитацию в сво„м полку в Первую Мировую войну был приговор„н  к  смерти,
но сумел бежать), что и отец мой таких целыми не отпускал, что - вон от-
сюда, пока я тебя не угробил, сволочь нацистская! А люди (среди них, как
я потом заметил, были и два офицера) стояли, сидели и - молчали.  Только
одна маленькая и храбрая женщина, ничего не  поняв,  но  будучи  идейным
борцом за мир, кинулась между нами и  стала  уговаривать  простить  друг
друга, перестать, успокоиться. Кто-то взял е„ за плечо и отв„л в  сторо-
ну: "Не мешай им, у них свои дела". И так было до станции "Текстильщики"
- пять перегонов. Поезд останавливался, люди входили, выходили, и  никто
не вмешивался. В "Текстильщиках" выкатился и он, так и  не  посмев  меня
ударить, хотя по виду в н„м было больше лошадиных сил. А ударил бы  -  я
постарался бы ответить смертельным ударом, ибо хотя  и  не  в  армии,  а
кое-чему пришлось учиться в нашей солнечной стране. И что было бы тогда?
В заполненном на две трети вагоне не  могло  не  быть  среди  пассажиров
"членов" партии и ВЛКСМ, ветеранов войны, а все они молчали, будто их  и
не было. Стали бы они на суде свидетелями в мою пользу? Не верю  в  это,
но не то что "верю", а именно ЗНАЮ, что этот мерзавец лучше после  нашей
встречи не стал и что он ещ„ много грязи выльет в души сталкивающихся  с
ним людей, а особенно чужих и своих детей при равнодушном или  даже  со-
чувственном молчании окружающих. Такие, как он, уже сделали Одессу, Киев
и Ленинград первым, вторым и третьим городами по числу вынужденных поки-
нуть Родину советских граждан еврейской национальности. Это знают многие
- и молчат. Их хорошо учили Нелли  Ивановны  и  их  коллеги  -  выучили.
Вспомним, за что Пашка Букамашкин назвал фашистом Саньку в  гайдаровской
"Голубой чашке". И вспомним, что именно этот бит информации (слово  "жи-
довка") был выброшен при великолепной экранизации гайдаровской  жемчужи-
ны. Спите спокойно, дорогой Аркадий Петпрович, в своей могиле под  Кане-
вом! Ваши портреты висят на стенках, Вас поминают, как святого  покрови-
теля детей, Вашими произведениями зачитываются дети  определ„нного  воз-
раста и с удовольствием перечитывают их и больные ностальгией по  своему
детству взрослые... Ну, а что свыше поступают указания самую суть выбро-
сить или замолчать, то чего на свете не бывает! Да будет Вам  посмертным
утешением и надеждой созданный Евгением Шварцем образ короля, на  глазах
которого душили его любимую жену, а он стоял рядом и уговаривал е„: "По-
терпи, может, ещ„ вс„ обойд„тся..." Вдруг и у нас вс„  обойд„тся,  Нелли
Ивановны и Елизаветы Максимовны перевоспитаются, а Гусыни и Кисы займут-
ся сбором макулатуры...
   Помимо горе-учителей, горе-общественников, горе-начальников из  мили-
ции и горе-руководителей из советских и  партийных  органов  города,  не
пришедших на помощь клубу даже после выступления газеты, имеются в горо-
де и другие враги МИРА ДЕТЕЙ, в конечном сч„те враги советского  народа,
бьющие по его смене и надежде. Вот, например, инспектор  по  внешкольным
учреждениям в РОНО Стихотворов, для которого понятия о чести, флаге, от-
ваге и верности - "детские игрушки". И хотя об этом его высказывании бы-
ло сразу же сообщено первому секретарю горкома комсомола и тот велел тут
же взять трубку Стихотворову (всегда бы  такая  оперативность  была!)  и
объяснил ему, что флаг пионерского отряда - не детская игрушка (интерес-
но, надеялся ли глава городского комсомола, что вс„ будет понято и  ста-
нет для Стихотворова законом жизни?) - тот остался на сво„м посту и при-
нял деятельное участие в удушении клуба. Он заявляет, что с кем-то в ра-
йисполкоме согласовал это. С кем же? Не с руководством. С  кем-то  безы-
мянным из среднего звена.. Юлиан Сем„нов в "Семнадцати  мгновениях  вес-
ны", анализируя причину неудачи Бормана в схватке с Гиммлером, сообщает,
что вс„ решил маленький человечек из среднего звена бормановского  аппа-
рата, работавший на Гиммлера. Так и тут вышло. Анонимной стала  в  нашей
стране власть. Не советская, а просто  власть.  Вс„  решают  чиновнички,
секретари, референты. Могут сообщить начальству, могут придержать, могут
отфутболить самую срочную бумагу - и история с детским клубом "Эспада" -
лишь капля в море подобных случаев. Крапивин да„т нам лишь этот факт, но
мы-то, взрослые читатели, знаем, что стоит за этим фактом. И помним  ми-
халковское "А льву и невдом„к, что муха так сильна, что  перед  ней  все
лезут вон из кожи и что она в его прихожей деламии львиными подчас  вер-
шит одна". Так что нам приходится думать над проблемой - что и как  сде-
лать, чтобы не было ни подобных фактов. ни того, что за ними стоит.
   ...Делает ли Крапивин в своей трилогии выводы? В какой-то мере - да.
   Прежде всего, выводом является отрывок из  газетной  статьи  о  клубе
"Эспада", привед„нный в третьей части трилогии. Вот большая его часть:
   "Люди, живущие скучно, тупые и злобные, не терпят иной жизни, светлой
и честной. Не терпят людей с прямыми мыслями и открытым  взглядом.  Даже
взрослых не терпят, а уж детей тем более. Когда они встречают мальчишку,
у которого чувство собственного достоинства сильнее страха перед их  ок-
риками, они решают. что приш„л конец света. Их мысль работает трусливо и
примитивно: "Эти люди не похожи на нас. Значит, они  плохие!  Запретить!
Убрать! Искоренить!".
   И надо признать: иногда им это уда„тся. Запрещают.
   Люди, тупые и злобные, бывают хитры. Они умеют  добро  показать,  как
зло. И человек, живущий для других, работающий честно и  бескорыстно,  в
их речах становится опасным, а дела его - вредными".
   Вряд ли сам Владислав Петрович Крапивин понимает, что им описан меха-
низм этногенеза: "мы" и "не мы"... Они становятся субэтносом, рвущимся к
уровню этноса, эти двуногие личинки, выжравшие содержимое ещ„ оставшейся
советской шкуры и заполнившие е„, либо прорвавшись к власти  всерь„з  (к
счастью, ещ„ не везде), либо нейтрализовав ещ„ находящихся у власти  лю-
дей советского склада и трансформируя все их действия, подменяя их,  вы-
ворачивая их наизнанку.
   "Великая Россия" вс„ ещ„ называется "Советским Союзом", вс„ ещ„ поми-
нают имя Ленина, но делается у нас почти вс„ не  по-ленински  -  как  во
внутренней, так и во внешней политике. Это понял Андропров  и  попытался
выправить положение, но делал это втихую, стараясь не взбаламутить  "со-
ветскую мешанину". И умер. И опять вс„ пошло по-старому.  Теперь  бь„тся
Горбач„в, и что будет из его биений и трепыханий -  неясно,  ведь  опять
борьба вед„тся за кулисами, фактически без нас. Как в первый период вой-
ны против взбунтовавшихся Южных Штатов президент Линкольн изо  всех  сил
старался открутиться от официального освобождения негров. Он-то в  конце
концов понял, что иначе нельзя - и пош„л на этот шаг, и победил,  но  то
ведь Линкольн, личность, что ни говори, уникальная, тем  более  -  своей
жизнью пришлось ему платить за победу. А вот что у нас будет?..
   ...Так и вышло в третьей части трилогии, прич„м, как  отмечено  выше,
зло действовало единым фронтом, почти мгновенно спаявшись в мафию, а си-
лы добра были разрозненны и пребывали в глухой обороне, так  что  только
один мальчишка да один газетчик (кстати, умерший) совершали вылазки.
   Между прочим, ребячий комиссар Олег Московкин и  дома  был  в  осаде.
Сестра и е„ муж донимали его изо всех сил - вплоть до замены лампочек  в
его комнате на более слабые, "чтобы плафон не расплавился".
   - Видите ли, вместо того чтобы купить костюм, я  покупаю  телескоп...
Вместо того, чтобы смотреть хоккей с милым Васей, я включаю  симфоничес-
кую программу... Вместо лекции я иду на свидание... Вместо  того,  чтобы
жить "как все люди", я живу как...Тьфу!.. Я живу не "вместо", а так, как
хочу! Лучше вас! Ясно тебе?
   - Чудовищный псих, - донеслось из-за двери. -  Постыдился  бы  ребят.
Как только тебя к детям подпускают?
   Успокойтесь, сестричка! Не очень-то таких к детям подпускают.  К  ним
подпускают таких, как начальник лагеря, физрук и Гортензия,  Нелли  Ива-
новна и Елизавета Максимовна. А директора школы, судя по тому.  что  ему
поставили именно такого завуча, либо сломают. либо вышибут. А Олегу Мос-
ковкину даже по возвращении в интернат (что, кстати,  означает  уход  от
"эспадовцев") не очень-то дадут развернуться. Ну, убрали  ставшую  очень
уж одиозной "т„тю"-директоршу, но ведь остались те,  кто  ставил  е„  на
этот пост, и вряд ли она одна такая была ими внедрена в систему  образо-
вания и воспитания нашей смены. И так везде! Если такие,  как  Олег  или
директор, кое-где по недосмотру к детям и прорвались, то их  для  начала
вяжут по рукам и ногам программами, учебниками, инструкциями,  методика-
ми, запретами, ничтожной зарплатой, неучитываемой, но умышленно создава-
емой перегрузкой. А тех, кто и это выносит, выживают уже прямой атакой с
применением богатейшего ассортимента отработаннных подлостей.  Пока  что
ваша бер„т, сестричка! Таких, как Вы и милый Вася. Субпассионариев, дву-
ногого шлака, золы и пека, остающихся после выгорания кокса и  перегонки
каменноугольной смолы в общности "каменный уголь", аналогичной в  данном
случае "демосу".
   И так будет до тех пор, пока на ваше наступление не будет отвечено  с
нашей стороны беспощадной борьбой всех видов  -  вплоть  до  физического
истребления в нашем обществе вашей нечисти...
   Есть и другой, частный вывод в трилогии.
   "Быть всадником, приходящим на выручку, когда человеку плохо".
   Но вс„ же это оборона. Активная, иной раз контратакующая, но вс„ рав-
но только оборона. Ну, спасли Сер„жу от физрука и  "мушкет„ров"  красные
конники - ребята из студенческого отряда, а физрук-то с  компанией  ушли
целыми и готовыми к новым подлостям. И начальник лагеря остался на сво„м
месте и попрежнему перлюстрировал переписку ребят, а возможно и персона-
ла. В самом конце трилогии мы узна„м, что появилась надежда на воссозда-
ние "Эспады" - но Сыронисский, Стихотворов, милицейский майор,  безымян-
ный райисполкомовец, мама Сенцова и несч„тные их союзники - они-то оста-
лись! И теперь они знают друг друга, теперь им легче будет  объединиться
для любой пакости и посчитаться за предполагаемое воссоздание обреч„нно-
го ими на гибель, но осмелившегося выжить детского клуба. Они всегда го-
товы сплотиться в дружную кодлу против любого проявления человечности.
   Нет, нужно наступать, уничтожать зло повсеместно - до зародышей вклю-
чительно, выявлять носителей зла и гнать их в три шеи с  командных  пос-
тов, а не уймутся и после этого - то и из жизни.  Они-то  нас  травят  и
истребляют совершенно без каких-либо угрызений совести. Нам  с  ними  на
одной планете просто не жить!
   А для этого надо искать друг друга  ещ„  уцелевшим  советским  людям,
объединяться, сплачиваться, и ни в коем случае не трусить перед  горькой
правдой, не подменять е„ удобной ложью во имя собственного спокойствия.
   И ещ„ необходима профилактика - чтобы ничего похожего впредь не могло
зародиться. Этот вывод - не прямо, а косвенно, иной раз даже в виде  до-
казательств от противного, выглядывает из размышлений  Сер„жи  и  самого
Крапивина. Но он нужен и в виде ч„тких формулировок на страницах будущих
книг не только Крапивина, но и других авторов. И, как уже сказано  выше,
необходимо создание ряда законов и обязательно  механизмов  их  действия
для реализации таких выводов.
   И ещ„ один вывод напрашивается при размышлении над спором  дядюшки  с
Сер„жей. Дядюшка утверждает, что  человек  должен  уподобляться  клиперу
(наиболее совершенному чисто-парусному кораблю),  сливаться  с  водой  и
ветром, а не противостоять им. Лавировать, чтобы попасть  в  нужную  для
него точку, а не идти по прямой...
   Но человек, идущий следом за стихией, увлекаемый ею, при этом  -  как
инородное для не„ тело - неминуемо от не„ отстающий и подвергаемый в си-
лу такой разницы в скоростях жестокой "тр„пке",  как  говорили  парусные
моряки, но не только тому радующийся, что жив остался, но и категоричес-
ки отрицающий возможность иного выхода из положения - это же  меньшевик!
Тот самый, который "медленным шагом, робким зигзагом, если возможно,  то
осторожно, тихо впер„д"(как ни у