Собака!  Тыща  собак,
по два три кило мяса каждой - две три тонны в день.  Соображаете,  сколько
получится?
     Один из ребят возразил:
     - Три кило и верблюд не съест.
     Дворник невозмутимо внес поправку:
     - Верблюды мясо не едят. - Неожиданно  он  перехватил  метлу  поперек
палки и так-то сильно замахал ею по  асфальту  перед  ногами  толстого.  -
Посторонись, гражданин! Ну? Я чего сказал, дубова твоя голова!
     Толстый ушел, отплевываясь. Те трое ребят тоже пошли  своей  дорогой,
посмеиваясь. Дворник тут же и перестал мести. Он погладил Бима  по  спине,
постоял немного и сказал:
     - Сиди, жди. Придет, - и ушел в калитку.
     Из всей этой перепалки  Бим  не  только  понял  -  "мясо",  "собака",
возможно, "кобели", но слышал интонацию голосов, и, главное, все видел,  а
этого уже достаточно для того, чтобы умной собаке догадаться:  толстому  -
плохо жить, дворнику - хорошо. Один - злой, другой - добрый. Кому уж лучше
знать, как не Биму, что ни свет ни заря на улицах живут только дворники  и
что они уважают собак. То, что дворник прогнал толстого, Биму даже отчасти
понравилось. А в общем-то это случайная пустяковая история только отвлекла
Бима. Хотя, может быть, оказалась полезной в том смысле,  что  он  начинал
смутно догадываться: люди  все  разные,  они  могут  быть  и  хорошими,  и
плохими. Ну что ж, и то польза, скажем мы со стороны. Но пока для Бима это
было совершенно неважно - не до того: он смотрел и смотрел на проходящих.
     От некоторых женщин пахло остро и невыносимо, как от ландышей,  пахло
теми  беленькими  цветами,  что  ошарашивают  нюх  и  возле  которых   Бим
становился бесчутым. В таких случаях Бим отворачивался и несколько  секунд
не дышал - ему не нравилось. У большинства женщин губы были такого  цвета,
как флажки на волчьей облаве. Биму такой цвет тоже не нравился, как и всем
животным, а собакам и быкам в особенности. Почти  все  женщины  что-нибудь
несли в руках. Бим приметил, что мужчины с  поноской  попадаются  реже,  а
женщины - часто.
     ...А Ивана Иваныча все нет и нет. Друг ты мой! Где же ты?...
     Люди текли и текли. Тоска Бима как-то немножко  забылась,  рассеялась
среди людей, и он еще внимательней вглядывался вперед -  не  идет  ли  он.
Сегодня Бим будет ждать здесь. Ждать!
     Около него остановился человек с мясистыми обвислыми  губами,  крупно
морщинистый, курносый, с глазами навыкате, и вскричал:
     - Безобразие! (Люди стали останавливаться.) Кругом  грипп,  эпидемия,
рак желудка, а тут что? - тыкал он всей ладонью в Бима. - Тут среди  массы
народа, в гуще тружеников, сидит живая зараза!
     - Не каждая  собака  -  зараза.  Смотрите,  какой  он  милый  пес,  -
возразила девушка.
     Курносый смерил ее взглядом  сверху  вниз  и  обратно  и  отвернулся,
возмущаясь:
     - Какая дикость! Какая в вас дикость, гражданочка.
     И вот... Эх, если бы Бим был человеком! Вот подошла та  самая  тетка,
"советская женщина" - та клеветница.  Бим  сначала  испугался,  но  потом,
взъерошив  шерсть  на  холке,  принял  оборонительную  позицию.  А   тетка
затараторила, обращаясь ко всем, стоящим полукругом в некотором  отдалении
от Бима:
     - Дикость и есть дикость!  Она  же  меня  укусила.  У-ку-си-ла!  -  и
показывала всем руку.
     - Где укусила? - спросил юноша с портфельчиком. - Покажите.
     - Ты мне еще, щенок! - Да и спрятала руку.
     Все, кроме курносого, рассмеялись.
     - Воспитали тебя в институте, чертенка, вот уж воспитали, гаденыш,  -
набросилась она на студента. - Ты мне, советской женщине, и не веришь?  Да
как же ты дальше-то будешь? Куда же мы идем, дорогие граждане?  Или  уж  у
нас советской власти нету?
     Юноша покраснел и вспылил:
     - Если бы вы знали, как выглядите со стороны, по позавидовали бы этой
собаке. - Он шагнул к тетке и крикнул: - Кто дал вам право оскорблять?
     Хотя Бим не понял слов, но выдержать больше не  смог:  он  прыгнул  в
сторону тетки, гавкнул изо всей  силы  и  уперся  всеми  четырьмя  лапами,
сдерживаясь от дальнейших поступков (за последствия он  уже  не  ручался).
Интеллигент! Но все-таки - собака!
     Тетка завопила истошно:
     - Мили-иция! Мили-иция!
     Где-то засвистел свисток, кто-то, подходя, крикнул:
     -  Пройдемте,  гр-раждане!  Пройдемте  по  своим  делам!  -  Это  был
милиционер (Бим даже повилял чуть хвостом, несмотря на возбуждение). - Кто
кричал?! Вы? - обратился милиционер к тетке.
     - Она, - подтвердил юноша студент.
     Вмешался курносый:
     - Куда вы смотрите! Чем занимаетесь?  -  запилил  он  милиционера.  -
Собаки, собаки - на проспекте областного города!
     - Собаки! - кричала тетка.
     - И такие вот дикие питекантропусы! - кричал и студент.
     - Он меня оскорбил! - почти рыдала тетка.
     - Граждане, р-разойдись! А вы, вы, да и вы, пройдемте  в  милицию,  -
указал он тетке, юноше и курносому.
     - А собака? - взвизгнула тетка.  -  Честных  людей  -  в  милицию,  а
собаку...
     - Не пойду, - отрубил юноша.
     Подошел второй милиционер.
     - Что тут?
     Человек в галстуке и шляпе резонно и с достоинством разъяснил:
     - Да вон, энтот студентишка не хочеть в милицию, не подчиняется. Энти
вон, обоя, хотять, а энтот не хочеть. Неподчинение.  А  это  не  положено.
Ведуть - должон иттить. Мало бы чего...  -  И  он,  отвернувшись  от  всех
прочих, поковырял в собственном  ухе  большим  пальцем,  как  бы  расширяя
слуховое  отверстие.  Явно  это  был  жест  убежденности,  уверенности   в
прочности мыслей и безусловного превосходства перед присутствующими - даже
перед милиционерами.
     Оба милиционера переглянулись и все же увели студента с собой. Следом
за ними потопали курносый и тетка. Люди разошлись, уже не обращая внимания
на собаку, кроме той милой девушки. Она подошла к Биму, погладила его,  но
тоже пошла за милиционером. Сама пошла, как установил Бим. Он посмотрел ей
вслед, потоптался на месте, да и побежал, догнал ее и пошел рядышком.
     Человек и собака шли в милицию.
     - Кого же ты ждал, Черное Ухо? - спросила она, остановившись.
     Бим уныло присел, опустил голову.
     - И подвело у тебя живот, милый. Я тебя накормлю, подожди,  накормлю,
Черное Ухо.
     Вот уже несколько раз называли Бима "Черное Ухо". И  хозяин  когда-то
говорил: "Эх ты, черное ухо!" Давно-давно он так произнес, еще в детстве.
     "Где же мой друг?" - думал Бим. И пошел опять же с девушкой в  печали
и унынии.
     В милицию они вошли вместе. Там кричала тетка, рыкал курносый дядька,
понурив голову, молчал студент, а за столом сидел милиционер,  незнакомый,
и явно недружелюбно посматривал на всех троих.
     Девушка сказала:
     - Привела виновника, - и указала на Бима. - Милейшее животное. Я  все
видела и слышала там с самого  начала.  Этот  парень,  -  она  кивнула  на
студента, - ни в чем не виноват.
     Рассказывала она спокойно, то указывая на Бима, то на кого-нибудь  из
тех трех. Ее пытались перебить, но милиционер строго останавливал и тетку,
и курносого. Он явно дружелюбно относился  к  девушке.  В  заключение  она
спросила шутя:
     - Правильно я говорю, Черное Ухо? - А обратившись к милиционеру,  еще
добавила: - Меня зовут Даша. - Потом к Биму: - Я Даша. Понял?
     Бим все существом показал, что он ее уважает.
     - А ну, пойди ко мне, Черное Ухо. Ко мне? - позвал милиционер.
     О, Бим знал это слово: "Ко мне". Точно знал. И подошел.
     Тот пошлепал по шее легонько, взял за ошейник, рассмотрел  номерок  и
записал что-то. А Биму приказал:
     - Лежать!
     Бим лег, как и полагается: задние ноги под  себя,  передние  вытянуты
вперед, голова - глаза в глаза с собеседником и чуть набочок.
     Теперь милиционер спрашивал в телефонную трубку:
     - Союз охотников?
     "Охота! - вздрогнул Бим. - Охота! Что же это значит здесь-то?"
     - Союз охотников?  Из  милиции.  Номер  двадцать  четыре  посмотрите.
Сеттер... Как так нету? Не может быть. Собака хорошая, дрессированная... В
горсовет? Хорошо. - Положил трубку и еще раз взял, что-то спрашивал и стал
записывать,  повторял  вслух:  -  Сеттер...  С  внешними   наследственными
дефектами, свидетельства о родословной нет, владелец Иван Иванович Иванов,
улица Проезжая, сорок один. Спасибо. - Теперь он обратился  к  девушке:  -
Вы, Даша, молодец. Хозяин нашелся.
     Бим запрыгал, ткнул носом в колено милиционера, лизнул  руку  Даше  и
смотрел ей в глаза, прямо в глаза, так, как могут смотреть только умные  и
ласковые доверчивые собаки. Он ведь понял, что говорили про Ивана Иваныча,
про его друга, про его брата, про его бога, как сказал бы человек в  таком
случае. И вздрагивал от волнения.
     Милиционер строго буркнул тетке и курносому:
     - Идите. До свидания.
     Дядька начал пилить дежурного:
     - И это все? Какой же у вас будет порядок после такого? Распустили!
     - Идите, идите, дед. До свидания. Отдыхайте.
     - Какой я тебе дед? Я тебе -  отец,  папаша.  Даже  нежное  обращение
позабывали, с-сукины сыны. А хотите вот таких, - ткнул он  в  студента,  -
воспитывать, по головке гладить, по головке. А он вас - подождите! -  гав!
и скушает. - Гавкнул действительно по-собачьи, натурально.
     Бим, конечно, ответил тем же.
     Дежурный рассмеялся:
     - Смотрите-ка, папаша, собака-то понимает, сочувствует.
     А тетка, вздрогнув от двойного лая человека и собаки,  попятилась  от
Бима к двери и кричала:
     - Это он на меня, на меня! И в милиции  -  никакой  защиты  советской
женщине!
     Они ушли все-таки.
     - А меня что - задержите? - угрюмо спросил студент.
     - Подчиняться надо,  дорогой.  Раз  приглашают  -  обязан  идти.  Так
положено.
     - Положено? Ничего такого не положено, чтобы трезвого вести в милицию
под руки, как вора. Тетке этой надо бы пятнадцать суток, а вы... Эх, вы! -
И ушел, пошевелив Биму ухо.
     Теперь  Бим  уже  совсем  ничего  не  понимал:  плохие  люди   ругают
милиционера, хорошие тоже ругают, а милиционер терпит да еще  посмеивается
тут, видимо, и умной собаке не разобраться.
     - Сами отведете? - спросил дежурный у Даши.
     - Сама. Д_о_м_о_й. Черное Ухо, д_о_м_о_й.
     Бим теперь шел впереди, оглядываясь на Дашу и  поджидая:  он  отлично
знал слово "домой" и вел ее именно домой. Люди-то не сообразили, что он  и
сам пришел бы в квартиру, им казалось, что он малоумный пес,  только  Даша
все поняла, одна Даша - вот эта белокурая девушка, с большими  задумчивыми
и теплыми глазами, которым Бим поверил с первого взгляда. И он привел ее к
своей двери. Она позвонила - ответа не было. Еще раз позвонила,  теперь  к
соседям. Вышла Степановна. Бим ее приветствовал: он явно был веселее,  чем
вчера, он говорил: "Пришла Даша. Я привел  Дашу".  (Иными  словами  нельзя
объяснить взгляды Бима на Степановну и на Дашу попеременно.)
     Женщины разговаривали тихо, при  этом  произносили  "Иван  Иваныч"  и
"осколок", затем Степановна открыла дверь. Бим приглашал Дашу: не  спускал
с нее глаз. Она же первым делом взяла миску, понюхала кашу и сказала:
     - Прокисла. -  Выбросила  кашу  в  мусорную  ведро,  вымыла  миску  и
поставила опять на пол. - Я сейчас приду. Жди, Черное Ухо.
     - Его зовут Бим, - поправила Степановна.
     - Ж_д_и, Б_и_м. - И Даша вышла.
     Степановна села на стул. Бим сел против нее,  однако  поглядывая  все
время на дверь.
     - А ты пес сообразительный, - заговорила Степановна. - Остался  один,
а видишь вот, понимаешь, кто к тебе с душой.  Я  вот,  Бимка,  тоже...  На
старости лет с внучкой живу. Родители-то  народили  да  и  подались  аж  в
Сибирь, а я воспитала. И она, внучка  то,  х_о_р_о_ш_о  меня  любит,  всем
сердцем к_о м_н_е.
     Степановна изливала душу сама перед  собой,  обращаясь  к  Биму.  Так
иногда люди, если некому сказать, обращаются к собаке,  к  любимой  лошади
или кормилице корове. Собаки же  выдающегося  ума  очень  хорошо  отличают
несчастного  человека  и  всегда  выражают  сочувствие.  А  тут   обоюдно:
Степановна явно жалуется ему, а Бим горюет, страдает оттого,  что  люди  в
белых халатах унесли друга ведь все неприятности дня  всего  лишь  немного
отвлекли боль Бима, сейчас же она вновь возникла с еще большей  силой.  Он
отличил в  речи  Степановны  два  знакомых  слова  "хорошо"  и  "ко  мне",
сказанных с грустной теплотой. Конечно же, Бим приблизился к ней  вплотную
и положил голову на колени, а Степановна приложила платок к глазам.
     Даша вернулась со свертком. Бим тихо подошел,  лег  животом  на  пол,
положил одну лапу на ее туфлю, а голову - на другую лапу. Так  он  сказал:
"Спасибо тебе".
     Даша достала из бумаги две котлеты, две картофелины и положила  их  в
миску:
     - Возьми.
     Бим не стал есть, хотя третьи сутки у него не было во рту  ни  крохи.
Даша легонько трепала его за холку и ласково говорила:
     - Возьми, Бим, возьми.
     Голос у Даши мягкий, душевный, тихий  и,  казалось,  спокойный,  руки
теплые и нежные, ласковые. Но Бим отвернулся от котлет. Даша  открыла  рот
Бима и втолкнула туда котлету. Бим подержал, подержал ее во рту, удивленно
глядя на Дашу, а котлета тем временем проглотилась сама. Так  произошло  и
со второй. С картошкой - то же.
     - Его надо кормить насильно, - сказала Даша Степановне. - Он  тоскует
о хозяине, потому и не ест.
     - Да что ты! - удивилась  Степановна.  -  Собака  сама  себе  найдет.
Сколько их бродит, а едят же.
     - Что же делать? - спросила Даша у Бима. - Ты ведь так пропадешь.
     - Не пропадет, - уверенно сказала Степановна. - Такая умная собака не
пропадет. Раз в день буду варить ему кулеш. Что ж поделаешь? Живность.
     Даша о чем-то задумалась, потом сняла ошейник.
     - Пока я не принесу ошейник,  не  выпускайте  Бима.  Завтра  часам  к
десяти утра приду... А где же теперь И_в_а_н И_в_а_н_ы_ч? - спросила она у
Степановны.
     Бим встрепенулся: о нем!
     -  Увезли  самолетом  в   Москву.   Операция   на   сердце   сложная.
О_с_к_о_л_о_к_-_т_о рядом.
     Бим - весь внимание: "осколок", опять  "осколок".  Слово  это  звучит
горем. Но раз они говорят про Ивана Иваныча, значит, где-то  должен  быть.
Надо искать. Искать!
     Даша ушла. Степановна - тоже. Бим снова остался один  коротать  ночь.
Теперь он нет-нет да и вздремнет, но только на несколько минут.  И  каждый
раз он видел во сне Ивана  Иваныча  -  дома  или  на  охоте.  И  тогда  он
вскакивал, осматривался, ходил по комнате, нюхал по углам, прислушивался к
тишине и вновь ложился у двери. Очень сильно болел рубец от хворостины, но
это было ничто в сравнении с большим горем и неизвестностью. Ждать. Ждать.
Стиснуть зубы и ждать.



7. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

     В это утро Бим чуть не плакал. Солнце уже выше окна, а никто не идет.
Он прислушивался к шагам жильцов подъезда, проходивших мимо  его  двери  с
верхних этажей или поднимавшихся снизу. Все шаги знакомые, а е_г_о  нет  и
нет. Наконец точно услышал туфельки Даши. Она! Бим голосом  подал  о  себе
знать. Его крик в переводе на человеческий язык означал:  "Я  тебя  слышу,
Даша!"
     - Сейчас, сейчас, - откликнулась та и позвонила Степановне.
     Обе они вошли к Биму. С каждой  он  поздоровался,  затем  бросился  к
двери, стал  там,  повернув  голову  к  женщинам,  и  потребовал,  просяще
повиливая хвостом: "Открывайте. Надо искать".
     Даша надела на него ошейник, на котором  теперь  во  всю  ширину  был
прочно закреплен  латунный  жетон-пластинка  с  выгравированной  надписью:
"Зовут его Бим. Он ждет хозяина. Хорошо знает свой дом. Живет в  квартире.
Не обижайте его, люди". Даша прочитала надпись Степановне.
     - Какая же ты добрая душа! - всплеснула руками Степановна. -  Любишь,
значит, собак?
     Даша погладила Бима и ответила необычно:
     - Муж бросил. Мальчик умер... А мне тридцать лет. Жила  на  квартире.
Уезжаю.
     - Одинокая. Ой ты, моя желанная! - запричитала Степановна. - Да  ведь
это же...
     Но Даша отрубила:
     - Пойду. - А у двери добавила: - Пока не выпускайте Бима - не  убежал
бы за мной.
     Бим попробовал протиснуться в дверь вместе с Дашей, но она  оттеснила
его и вышла со Степановной.
     Не более как через час Бим заскулил, потом и завыл с тоски  в  голос,
так завыл, как про это говорят люди: "Хочется завыть собакой".
     Степановна выпустила его (Даша теперь далеко):
     - Ну, иди, иди. Вечером кулеша наготовлю.
     Бим даже и не обратил внимания ни на ее слова,  ни  на  ее  глаза,  а
шемером скатился вниз и - во двор. Челноком просновал по двору,  вышел  на
улицу, чуть постоял, будто подумал, а затем стал читать запахи, строку  за
строкой, не обращая внимания  даже  на  те  деревья,  где  стояли  росписи
собратьев и читать которые обязана каждая уважающая себя собака.
     За весь день Бим не обнаружил  никаких  признаков  Ивана  Иваныча.  А
перед вечером, как бы на  всякий  случай,  забрел  в  молодой  парк  вновь
отстроенного района города. Там четверо мальчишек гоняли мяч.  Он  посидел
малость, проверил окружающее, насколько хватал нос, и хотел было  уходить,
но мальчик лет двенадцати отделился от играющих, приблизился к  Биму  и  с
любопытством смотрел на него.
     - Ты чей? - спросил он, будто Бим смог бы ответить на вопрос.
     Бим, во первых,  поздоровался:  повилял  хвостом,  но  с  грустинкой,
склонив голову сначала на одну сторону, потом на другую. Это, кроме  того,
означало и вопрос: "А ты - что за человек?"
     Мальчик понял, что собака ему пока не  доверяет  полностью,  и  смело
подошел, протянул руку:
     - Здравствуй, Черное Ухо.
     Когда Бим подал лапу, мальчик крикнул:
     - Ребята! Сюда, сюда!
     Те подбежали, но остановились все же на отшибе.
     - Смотрите, какие умные глаза! - восхищался первый мальчик.
     - А может, он ученый? - спросил резонно пухленький карапуз.  -  Толя,
Толька, ты скажи ему чего нибудь - поймет иль не поймет?
     Третий, более взрослый, чем остальные, авторитетно заявил:
     - Ученая. Видишь, табличка не шее.
     - И вовсе не ученая, - возразил худенький мальчишка. - Она не была бы
такая тощая и унылая.
     Бим и в самом деле страшно похудел без Ивана Иваныча  и  потерял  уже
былой вид:  живот  подтянуло,  нечесаная  шерсть  свалялась  на  штанах  и
помутнела на спине.
     Толик прикоснулся ко лбу Бима, а он осмотрел всех  и  выразил  теперь
полное доверие. После этого все поочередно гладили Бима, и он не возражал.
Отношения сразу же сложились добрые, а в атмосфере полного взаимопонимания
всегда недалеко и до сердечной дружбы. Толик вслух прочитал написанное  на
латунной табличке:
     - Он - Бим! Один живет в квартире! Ребята, он есть  хочет.  А  ну  по
домам и - сюда: тащите кто что может.
     Бим остался с Толиком, а ребятишки разбежались. Теперь мальчик сел на
скамейку, а Бим лег у его ног и глубоко вздохнул.
     - Плохо тебе,  наверно,  Бим?  -  спросил  Толик,  поглаживая  голову
собаки. - Где же твой хозяин?
     Бим уткнулся носом в ботинок и так лежал. Вскоре  появились  один  за
другим те ребятишки. Пухленький принеси пирожок, взрослый - кусок колбасы,
худенький - два блинчика. Все это они положили перед Бимом, но он  даже  и
не понюхал.
     - Он больной, - сказал худенький. -  Может,  даже  и  заразный,  -  и
попятился от Бима.
     Пухленький зачем-то вытер руки о штанишки  и  тоже  отошел.  Взрослый
потер колбасой нос Бима и закричал уверенно:
     - Не будет. Не хочет.
     - Мама говорила - все собаки заразные, - все опасался пухленький, - а
эта и вовсе больная.
     - Ну и уходи, - сердито буркнул Толик. - Чтоб я тебя тут не  видел...
"Заразная"... Заразных ловят собачатники, а эта - вон с какой табличкой.
     Рассудительное доказательство подействовало: ребятишки вновь окружили
Бима. Толик потянул за ошейник вверх.  Бим  сел.  Толик  завернул  у  него
мягкую губу и увидел щелку в глубине челюсти, где кончаются  зубы  отломил
кусочек колбасы и засунул в эту щелку - Бим проглотил. Еще ку