т, и все!
   Тут я увидел, что проговорился, и подумал: "Батюшки, что же  я  делаю?  А
вдруг мама завтра же пойдет в школу и скажет учительнице!"
   - Что же, Шишкин уроков не делает? - спросила мама. - Двойки получает?
   Я увидел, что не совсем еще проговорился, и сказал;
   - Не делает. По русскому у него  двойка.  Совсем  не  хочет  по  русскому
учиться. У него с третьего класса запущено.
   - Как же он в четвертый-то класс перешел?
   - Ну, не знаю, - говорю. - Он к нам из другой школы перевелся. В  третьем
классе у нас не учился.
   - Почему же учительница не обратит на него внимания? Его подтянуть надо.
   - Так он, - говорю, - хитрый, как лисица! Что на дом  задано,  спишет,  а
когда в классе диктант или сочинение, не придет вовсе.
   - А ты бы занялся с ним. Ведь думаешь о товарище, огорчаешься из-за него,
а помочь не хочешь.
   - Поможешь, - говорю, - ему, когда он сам не хочет заниматься!
   - Ну, ты растолкуй ему, что учиться надо,  подействуй  на  него.  Ты  вот
сумел взяться за дело  сам,  а  ему  помощь  нужна.  Попадется  ему  хороший
товарищ, и он выправится, и из него настоящий человек выйдет.
   - Разве я ему плохой товарищ? - говорю я.
   - Значит, не плохой, если думаешь о нем.
   Мне стало очень стыдно, что я не  сказал  маме  всей  правды,  поэтому  я
поскорей оделся и пошел к Шишкину, чтоб поговорить с ним как следует.
   Странное дело! Почему-то именно в эти  дни  я  по-настоящему  подружил  с
Шишкиным и по целым дням думал о нем. Шишкин тоже изо всех сил привязался ко
мне. Он скучал по школьным товарищам и говорил, что теперь,  кроме  меня,  у
него никого не осталось.
   Когда я пришел, Костя, его мама и тетя Зина сидели за столом и пили  чай.
Над столом горела электрическая лампочка под большим голубым абажуром, и  от
этого абажура вокруг было как-то сумрачно, как бывает летним вечером,  когда
солнышко  уже  зашло,  но  на  дворе  еще  не  совсем  стемнело.  Все  очень
обрадовались моему приходу. Меня тоже усадили за стол и стали угощать чаем с
баранками. Костина мама и тетя Зина  принялись  расспрашивать  меня  о  моей
маме, о папе, о том, где он работает и что делает. Костя  молча  слушал  наш
разговор. Он опустил в стакан с чаем половину  баранки.  Баранка  постепенно
разбухала в стакане и становилась все толще и толще. Наконец  она  раздулась
почти во весь стакан, а Костя о чем-то задумался и как будто совсем  позабыл
о ней.
   - О чем это ты там задумался? - спросила его мама.
   - Так просто. Я думаю о моем папе. Расскажи о нем что-нибудь.
   - Что же рассказывать? Я тебе уже все рассказала.
   - Ну, ты еще расскажи.
   - Вот любит, чтоб ему об отце рассказывали, а сам ведь и не помнит его, -
сказала тетя Зина.
   - Нет, я помню.
   - Что же ты можешь помнить? Ты  был  грудным  младенцем,  когда  началась
война и твой папа ушел на фронт.
   - Вот помню, - упрямо повторил  Шишкин.  -  Я  помню:  я  лежал  в  своей
кроватке, а папа подошел, взял меня на руки, поднял и поцеловал.
   - Не можешь ты этого помнить, - ответила тетя  Зина.  -  Тебе  тогда  три
недели от роду было.
   - Нет. Папа ведь приходил с войны, когда мне уже год был.
   - Ну, тогда он забежал на минутку домой, когда его часть проходила  через
наш город. Тебе про это мама рассказывала.
   - Нет, я сам помню, - обиженно сказал Костя. - Я спал, потом проснулся, а
папа взял меня на руки и поцеловал, а шинель у него была  такая  шершавая  и
колючая. Потом он ушел, и я больше ничего не помню.
   - Ребенок не может помнить, что с ним в год было, - сказала тетя Зина.
   - А я помню, - чуть ли не со слезами на глазах сказал  Костя.  -  Правда,
мама, я помню? Вот пусть мама скажет!
   - Помнишь, помнишь! - успокоила его мама. -  Уж  если  ты  запомнил,  что
шинель была колючая, значит, все хорошо помнишь.
   - Конечно, - сказал Шишкин. - Шинель была колючая, и я помню и никогда не
забуду, потому что это был мой папа, который на войне погиб.
   Шишкин весь вечер был какой-то задумчивый. Я так и не поговорил с ним,  о
чем хотел, и скоро ушел домой.
   В эту ночь я долго не мог заснуть, все  думал  о  Шишкине.  Как  было  бы
хорошо, если бы он учился исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот
я, например: я ведь тоже неважно учился, а потом взял себя в руки и  добился
чего хотел. Все-таки мне было, конечно, легче,  чем  Шишкину:  у  меня  есть
отец. Я всегда люблю  брать  с  него  пример.  Я  вижу,  как  он  добивается
чего-нибудь по своей работе, и тоже хочу быть таким, как  он.  А  у  Шишкина
отца нет. Он погиб на войне, когда Костя был  совсем  маленьким.  Мне  очень
хотелось помочь Косте, и я стал думать, что если бы начать с ним как следует
заниматься, то он может выправиться по русскому языку, и тогда учеба у  него
пойдет успешно.
   Я размечтался об этом и решил, что буду заниматься с ним каждый день,  но
тут же вспомнил, что о занятиях нечего и мечтать,  пока  он  не  вернется  в
школу. Я принялся думать, как бы уговорить его, но мне  стало  понятно,  что
уговоры тут не помогут, так как  Костя  слабохарактерный  и  теперь  уже  не
решится признаться матери.
   Мне стало ясно, что с Костей надо действовать  твердо.  Поэтому  я  решил
зайти к нему завтра после школы и поговорить серьезно. Если  он  не  захочет
признаться матери и не вернется в школу по своей воле, то я пригрожу, что не
буду больше врать Ольге Николаевне и не стану его выгораживать,  потому  что
от этого для него получается только вред. Если он не поймет, что это для его
же пользы, то пусть обижается на меня. Ничего! Я перетерплю, а потом он  сам
увидит, что я не мог поступить иначе, и  мы  снова  подружимся  с  ним.  Как
только я это решил, у меня на душе стало легче, и мне сделалось стыдно,  что
я до сих пор ничего не сказал маме. Я тут же хотел встать и  рассказать  обо
всем, но было поздно, и все давно уже спали.
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   На другой день все вышло не так, как я ожидал. Я хотел после уроков зайти
к Шишкину и в последний раз серьезно поговорить с ним. Но  так  как  я  всем
говорил в школе, что Шишкин  болен,  то  все  наше  звено  решило  навестить
больного товарища. Я испугался и сейчас же после уроков помчался к  Шишкину,
чтоб предупредить его. Прибегаю к нему. Он увидел меня и говорит:
   - Знаешь,  я  могу  уже  вверх  ногами  стоять!  Нужно  стать  у  стенки,
перевернуться и держаться ногами за стенку.
   - Некогда, - говорю, -  сейчас  вверх  ногами  стоять.  Ложись  скорее  в
постель.
   - Зачем?
   - Ну, ты ведь болен.
   - Как - болен?
   - Да я ведь всем говорил в школе, что ты болен. Сам ведь просил!
   - Ну, просил!
   - А теперь вот сейчас к тебе ребята придут.
   - Да что ты!
   Тут он моментально нырнул в постель, как был, в  одежде,  в  ботинках,  и
накрылся одеялом.
   - Что же мне говорить ребятам? - спрашивает.
   - Что ж говорить? Говори, что болен. Больше говорить нечего.
   Скоро пришли ребята. Они разделись в коридоре и вошли в  комнату.  Шишкин
натянул одеяло до самого подбородка и с беспокойством поглядывал на ребят.
   Ребята говорят:
   - Здравствуй, Шишкин!
   - Здравствуйте, ребята! - говорит он. А голос у него такой слабый-слабый!
Ну прямо настоящий больной!
   - Вот зашли тебя навестить, - сказал Юра.
   - Спасибо, ребята, садитесь.
   - Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Ваня,
   - Да так...
   - Лежишь?
   - Лежу вот.
   - Скучно тебе небось лежать все время? - спрашивает Леня,
   - Скучно.
   - Ты один весь день?
   - Один. Мама на работе. Тетя в училище.
   - Мы теперь  будем  к  тебе  приходить  почаще.  Ты  извини,  что  мы  не
приходили: думали - ты скоро выздоровеешь и сам придешь.
   - Ничего, ребята, ко мне Витя каждый день приходит.
   - Мы к тебе тоже будем каждый день приходить, хочешь? - предложил Слава.
   - Хочу, - говорит Шишкин. Не мог же он сказать - не хочу!
   - А что у тебя болит? - спросил Юра.
   - Все болит: и руки и ноги...
   - Что ты? И даже ноги?
   - Да. И голова.
   - И что? Все время болит?
   - Нет, не вс„. То пройдет, пройдет, а потом как заболит, заболит!
   - У нас в квартире у одного мальчика тоже вот  так  все  болело.  У  него
ревматизм был, - сказал Вася Ерохин. - Может быть, и у тебя ревматизм?
   - Может быть, - говорит Шишкин.
   - А доктор что говорит? - спросил Ваня.
   - Ну, что он говорит!.. Что ему говорить? Ну, высунь язык, говорит. Скажи
"а", говорит.
   - А какая болезнь, не говорит?
   - Болезнь эта вот... как ее?.. Апендикокс.
   - Что же это за болезнь такая - апендикокс?
   - Сам не знаю, - пожал Шишкин плечами.
   - А чем тебя лечат?
   - Лекарством.
   - Каким?

   - Не знаю, как называется. Микстура.
   - Горькая или сладкая?
   - Горькая! - сказал Шишкин и скорчил такую  физиономию,  будто  на  самом
деле микстуры попробовал.
   - Когда я был больной, мне тоже микстуру давали.  Ох,  и  горькую!  Я  не
хотел пить, - сказал Дима Балакирев.
   - Я тоже не хочу.
   - Нет, ты лучше пей, скорей поправишься.
   - Я и то пью.
   - Это ничего, что горькая, - сказал Леня. - Ты выпей  микстуры,  а  потом
ложку сахару в рот.
   - Хорошо.
   - А об уроках не беспокойся. Вот  начнешь  поправляться,  мы  тебе  будем
уроки носить и помогать учиться. Ты нагонишь.
   - Ничего, нагоню! - говорит Шишкин.
   Тут я заметил, что из-под одеяла высовывается нога Шишкина в  ботинке.  Я
испугался. Думаю: вдруг кто-нибудь из ребят заметит! Но ребята разговаривали
с ним и не замечали ботинка. Я подошел потихоньку и накрыл одеялом ботинок.
   - Ну, ребята, - говорю, - он пока еще слабый, так  что  вы  не  утомляйте
его. Идите себе домой.
   Ребята стали прощаться:
   - Ну, до свиданья. Выздоравливай, поправляйся. Мы к тебе завтра зайдем.
   Ребята ушли. Шишкин вскочил с постели и запрыгал по комнате.
   - Вот как все хорошо вышло! - закричал он. - Никто не  догадался.  Все  в
порядке!
   - Ну, нечего радоваться! -  сказал  я.  -  Мне  с  тобой  нужно  серьезно
поговорить.
   - О чем?
   - О том, что тебе надо в школу вернуться.
   - Я и сам знаю, что надо, а как я теперь могу? Ты же сам видишь,  что  не
могу.
   - Ничего я не вижу! Я решил сегодня с тобой в последний  раз  поговорить:
если ты завтра же не придешь в школу, то я сам скажу Ольге  Николаевне,  что
ты не больной вовсе.
   - Зачем? - удивился Костя.
   - Затем, что тебе надо учиться, а не гулять. Все равно из  тебя  никакого
акробата не выйдет.
   - Почему - не выйдет? Посмотри, как я уже научился вверх ногами стоять!
   Он подошел к стенке и стал вверх ногами. Тут отворилась  дверь,  и  вошел
Леня.
   - Послушай, - говорит,  -  я  тут  свои  перчатки  забыл...  А  это  что?
Послушай, ты чего вверх ногами стоишь? Шишкин вскочил на ноги  и  растерянно
остановился.
   - Так вот ты какой больной! - воскликнул Леня.
   - Честное слово, больной! - сказал Шишкин и покраснел как вареный рак.
   Он заохал и заковылял к постели.
   - Брось притворяться! Говорил, руки-ноги болят, а сам  тут  вверх  ногами
ходишь!
   - Честное слово, болят!
   - Ну, не ври, не ври! И когда ты успел  одеться?  Ты,  значит,  одетый  в
постели лежал?
   - Ну ладно, я тебе открою секрет, только  ты  поклянись,  что  никому  не
скажешь.
   - Зачем я буду клясться?
   - Ну, тогда я ничего не скажу.
   В это время в коридоре послышались чьи-то  шаги.  Дверь  приоткрылась,  в
комнату заглянул Ваня и сказал:
   - Ты скоро, Леня? Мы тут тебя все ждем.
   - Ну-ка, иди сюда, Ваня! Он, оказывается, вовсе не болен!
   - Не болен? - удивился Ваня и вошел в комнату.
   - Кто не болен? - послышался из коридора голос  Юры.  Юра  тоже  вошел  в
комнату, а за ним остальные ребята.
   - Да кто же еще! Вот он, Шишкин, не болен, - ответил Леня.
   - Как так?
   - Да вот так: вхожу, а он тут вверх ногами стоит!
   - Что же это такое? - заговорили ребята. - Зачем ты нас обманывал?
   - Это я так просто, ребята... - стал оправдываться  Шишкин.  -  Я  просто
пошутил.
   - Что это еще за шутки такие?
   - Вот такие вот шутки! - развел Костя руками.
   - Мы о нем беспокоились, - говорит Ваня, - всем звеном пришли  навестить,
а он тут, оказывается, шутки шутит: больным притворяться вздумал!
   - Я больше не буду, ребята, вот увидите... - пролепетал Шишкин.
   - А почему ты в школу не ходишь?  -  спросил  Юра.  -  Ты  нарочно  решил
притворяться больным, чтоб не ходить в школу!
   - Я вам все расскажу, ребята, только вы не сердитесь. Я не хотел обмануть
вас. Просто я решил циркачом стать.
   - Как это - циркачом? - удивились все.
   - Ну, поступлю в цирк и буду цирковым акробатом.
   - Ты что, рехнулся?
   - И ничуть не рехнулся.
   - Кто же тебя возьмет в цирк? - спросил Ваня.
   - А откуда, ты думаешь, цирковые артисты берутся?
   - А почему же ты все-таки в школу не ходишь?
   - Не хочу больше учиться. Я и так уже все знаю.
   - Как - вс„?
   - Ну, все, что нужно цирковому артисту.
   - Что же ты думаешь, цирковой артист может неучем быть?
   - Почему - неучем? Кое-чему я уже выучился.
   - "Выучился"! А пишешь с ошибками! Надо сначала окончить школу,  а  потом
идти в цирковое училище. Цирковой артист тоже должен быть  образованным.  Ты
бы сначала посоветовался с Ольгой Николаевной, - сказал Юра.
   - Будто я не знаю, что Ольга Николаевна скажет! - ответил Шишкин.
   - По-моему, ребята, он не дело затеял, - сказал Игорь. - Пусть перестанет
выдумывать и является завтра в школу.
   - А если завтра же не явится, мы скажем Ольге Николаевне, - заявил Юра.
   - Ну, и будете ябеды! - ответил Шишкин.
   - Не будем, - сказал Юра. - Раз мы предупредили тебя, значит не ябеды.
   - Вот попробуй не приди завтра в школу, тогда узнаешь! - сказал Игорь.  -
Нечего тебе гулять. Надо учиться,
   Тут снова послышались шаги в коридоре, и кто-то постучал в дверь. Шишкин,
вместо того чтобы отворить, юркнул, как мышь, в постель и накрылся  одеялом.
Я отворил дверь и увидел Ольгу Николаевну.
   - О, да тут все звено! - сказала Ольга Николаевна,  входя  в  комнату.  -
Решили навестить больного товарища? Все ребята молчали, никто не  знал,  что
сказать. Костя смотрел на Ольгу Николаевну во  все  глаза  и  изо  всех  сил
натягивал на себя одеяло, будто решил закутаться в  него  с  головой.  Ольга
Николаевна подошла к нему:
   - Что ж это ты, Костя, расхворался у нас? Что у тебя болит?
   - Ничего у него не болит! - сказал Юра. - Он вовсе не болен.
   - Как - не болен?
   - Ну, не болен, и все!
   Шишкин увидел, что теперь уже все равно  все  пропало.  Он  вылез  из-под
одеяла, уселся на кровати и, свесив голову вниз, стал смотреть на пол. Ольга
Николаевна обвела взглядом ребят, увидела меня и сказала:
   - Почему же ты, Витя, говорил мне, что Костя болен? От стыда  я  не  знал
куда деваться.
   - Почему же ты молчишь? Ты мне неправду сказал?
   - Это не я сказал. Это он сказал, чтоб я сказал. Я и сказал.
   - Значит, Костя просил тебя обмануть меня?
   - Да, - пролепетал я.
   - И ты обманул?
   - Обманул.
   - И ты думаешь, хорошо сделал?
   - Но он ведь просил меня!
   - Ты думаешь, что оказал ему хорошую услугу, обманывая меня?
   - Нет.
   - Почему же ты это сделал?
   - Ну, я думал, что нельзя же товарища выдавать!
   - Как - выдавать? Это врагу нельзя выдавать, а я разве ваш враг?
   Я не знал, что сказать, и молча смотрел на пол.
   - Не думала я, что мои ученики  считают  меня  врагом!  -  сказала  Ольга
Николаевна.
   - Мы не считаем, Ольга Николаевна, - сказал Ваня. - Разве мы считаем?
   - Почему же никто не сказал мне?
   - Да ведь  никто  и  не  знал.  Мы  только  сегодня  пришли,  и  вот  все
выяснилось.
   - Ну хорошо, об этом поговорим после... Почему же ты, Костя, не  ходил  в
школу?
   - Я боялся, - пробормотал Костя.
   - Чего ты боялся?
   - Что вы записку от мамы спросите.
   - Какую записку?
   - Ну, записку, что я пропустил, когда был диктант.
   - Почему же ты пропустил, когда диктант был?
   - Боялся.
   - Чего?
   - Двойку получить боялся.
   - Значит,  ты  нарочно  пропустил,  когда  писали  диктант,  а  потом  не
приходил, потому что у тебя не было записки от матери?
   - Да.
   - Что же ты думал делать, когда решил не ходить в школу? - спросила Ольга
Николаевна.
   - Не знаю.
   - Но ведь какие-то планы у тебя были?
   - Какие у меня планы!
   - Он решил сделаться цирковым акробатом, - сказал Юра.
   - В цирковую школу без семилетнего образования не берут. Да еще там  надо
лет пять учиться. Не мог же ты сразу  стать  цирковым  артистом!  -  сказала
Ольга Николаевна.
   - Не мог, - согласился Шишкин.
   - Вот видишь. Не обдумав ничего, так сразу и решил  не  ходить  в  школу.
Разве так можно? Шишкин молчал.
   - Что же ты теперь думаешь делать?
   - Не знаю.
   - А ты подумай.
   Шишкин помолчал, потом взглянул на Ольгу Николаевну исподлобья и сказал:
   - Я хочу вернуться в школу!
   - Что ж, это самое лучшее, что  ты  мог  придумать.  Только  условие:  ты
должен дать обещание, что исправишься и будешь хорошо учиться.
   - Я теперь буду хорошо, - сказал Шишкин.
   - Ну смотри. Завтра с утра приходи в школу, а я попрошу  директора,  чтоб
он разрешил тебе продолжать учиться.
   - Я приду.
   Ольга Николаевна сказала нам всем, чтобы мы шли домой делать уроки.
   Костя увидел, что она не собирается уходить, и сказал:
   - Ольга Николаевна, я хочу вас попросить: не говорите маме!
   - Почему? - спросила Ольга Николаевна.
   - Я теперь буду хорошо учиться, только не говорите!
   - Значит, ты хочешь продолжать обманывать маму? И  еще  хочешь,  чтобы  я
тебе помогала в этом?
   - Я не буду больше обманывать маму. Мне так не хочется огорчать ее!
   - А если мама узнает, что мы с тобой вместе обманывали ее? Ведь она будет
огорчена еще больше. Правда?
   - Правда.
   - Вот видишь, надо маме сказать. Но так как ты обещаешь взяться за  учебу
как следует, то я попрошу маму, чтобы она не очень сердилась на тебя.
   - Я обещаю.
   - Вот и договорились, - сказала Ольга Николаевна. - А сейчас бери  книги,
и будем заниматься.
   Я ушел домой вместе с ребятами и не знаю, что было дальше.
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
   И вот на другой день Шишкин явился в  класс.  Он  растерянно  улыбался  и
смущенно поглядывал на  ребят,  но,  видя,  что  его  никто  не  стыдит,  он
успокоился и сел рядом со мной. Пустое место за нашей партой заполнилось,  и
я почувствовал облегчение, будто у меня в груди тоже  что-то  заполнилось  и
стало па свое место.
   Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим
порядком. На перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про
этот случай. Я думал, что Володя станет стыдить  Шишкина,  а  Володя  вместо
этого стал стыдить меня.
   - Ты ведь знал, что твой товарищ поступает неправильно, и  не  помог  ему
исправить ошибку, - сказал Володя. - Надо было поговорить с ним серьезно,  а
если бы он тебя не послушался, надо было сказать учительнице, или  мне,  или
ребятам. А ты от всех скрывал.

   - Будто я с ним не говорил! Я сколько раз ему твердил об этом! Что я  мог
сделать? Он ведь сам решил не ходить в школу.
   - А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться  лучше?
Ты ведь знал, что он плохо учится?
   - Знал, - говорю. - Это все у него из-за русского языка. Он всегда у меня
русский списывал.
   - Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился  о  своем  друге,  то  не
давал бы ему списывать. Настоящий друг должен быть требовательным. Какой  же
ты товарищ, если миришься с тем, что твой  друг  поступает  нехорошо?  Такая
дружба ненастоящая - это ложная дружба.
   Все ребята начали говорить, что я ложный друг, а Володя сказал:
   - Давайте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем.
   Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга
Николаевна подозвала меня и Шишкина и сказала:
   - Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с вами.
   - А о чем? - испугался я.
   - Вот он вам и расскажет о ч