быть и  речи.  Мы  тайком
позабирали с кладбища свои лопаты и никому  ни  слова  не  сказали  о  нашем
приключении.
   Скоро  начались  дожди,  потом  зима,  и  "Запорожская  Сечь"  на  выгоне
распалась  сама  собой.  Мы  с  Явой  смастерили  из  старого  трехколесного
велосипеда ледовый самокат, и утраченный авторитет вернулся к нам снова.
   Но после той ночи я сказал себе: "Павлуша, ты никогда больше  не  пойдешь
ночью на кладбище. Ты должен стать летчиком, и тебе совсем ни к  чему,  чтоб
ты начал дергаться и заикаться от страха. Пусть враги твои туда ходят. Пусть
они дергаются и заикаются".
   А видите, не прошло и года, как я снова собираюсь ночью на кладбище.
   И хотя, как всегда, только при одном воспоминании о той ночи у  меня  уже
полна пазуха мокрого, скользкого, холодного страха, я  говорю  себе:  "Нужно
идти, Павлуша. Если б это нужно было тебе самому, ты бы ни за что не  пошел.
Но тут дело, ты знаешь, сложное. И ты пойдешь.  Потому  что  должен  вернуть
часы хозяину любой ценой".
   Я слышу, как рядом со мной вздыхает Ява. Я знаю -  он  думает  о  том  же
самом.
   Мы лежим и ждем, пока заснут дядя с тетей. И  хоть  двери  в  их  комнату
закрыты, мы точно знаем, что они еще не спят. Потому что тихо. А  когда  они
заснут, мы сразу услышим. Да и не только мы: в соседнем доме  услышат,  ведь
окна открыты. Вы не думайте, я очень уважаю дядю и тетю. Они хорошие, добрые
и сердечные люди. Дядя передовик производства (на  Доске  почета  висит)  и,
кроме того, мастер спорта. А тетя такие коржики печет  -  умереть  можно  от
удовольствия! Но что поделаешь, если они... Ш-ш! Стойте!
   Начинается! Вот послушайте!
   - Хррр-у-у-у... Аур-ур-уррр...  Хррррау...  Ав-ав-ав...  Сь-сь-сью-у-у...
Хррря-а-а... Хр-хр-хр-пфу-у-у...
   Заснули! Казалось, будто мы попали в пасть к ревущему льву или тигру. Вот
уж храпят дядя с тетей, ну и храпят! Если бы кто устроил соревнования в этом
деле, они наверняка бы стали чемпионами мира!
   Мы встаем и одеваемся. Теперь хоть из пушки пали - они не услышат...
   Глава XIII. НОЧНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ. ВЫСТРЕЛ В ПЕЩЕРЕ.
   Мы выходим на балкон. Достаем из-под ящика еще днем  спрятанную  веревку,
привязываем к перилам. Только не думайте, что это мы для какой-то романтики.
Боже сохрани! Просто мы вынуждены спуститься с балкона  по  веревке,  потому
что в двери выйти невозможно - некому за нами запереть.
   Да и тетка на ночь ключ к себе в комнату забирает.
   Второй этаж - совсем не высоко. А лазим мы, как обезьяны. Еще и узлов  на
веревке понавязали, чтоб легче было.
   Везде темно, лишь на пятом этаже  светятся  два  окна,  как  будто  глаза
самого дома. Там мелькают фигуры и  слышится  музыка  -  наверно,  справляют
новоселье (прошла только неделя, как дядя с тетей переехали в этот новый дом
у Печерского моста). И оттого, что где-то рядом люди не спят,  а  веселятся,
ночное наше путешествие кажется мне уже не таким страшным и необычным.
   Придает мне духу еще и то, что в  кармане  я  крепко  сжимаю  пистолет  -
стартовый пистолет дяди. После долгих раздумий и  колебаний  мы  решили  его
все-таки взять на всякий случай. Но раз уж  мы  твердо  решили  быть  всегда
честными, то написали дяде письмо и положили его вместо пистолета,
   Вот это письмо:
   Дорогой дядя Гриша!
   Простите и не сердитесь, что мы взяли ваш стартовый.  Он  нам  до  зарезу
нужен! Мы идем на серьезную операцию. Может, и не вернемся. Тогда ищите наши
тела в подземельях Лавры. Иначе мы не могли. Дело идет  о  нашей  чести.  Мы
обязательно должны вернуть одному человеку его вещь. Мы не хотим,  чтоб  нас
считали ворами.
   На всякий случай прощайте.
   Павлуша, Ява.
   А костюм мой новый перешлите тогда маме.
   Ява.
   А мой велосипед пусть отдадут двоюродному брату Володе.
   Павлуша.
   Что ни говорите, а ночью в Лавру, к могилам, где всякие мертвецы, страшно
идти. И так не хочется отдаляться от этих  окон  освещенных,  от  музыки  их
веселой. Но нужно спешить!
   Мы сели в какой-то пустой трамвай, который со скоростью, по-моему,  вдвое
большей, чем днем, помчал по улицам, все время тренькая на ходу,  как  будто
со страху. Сошли мы на площади Славы  -  там,  где  вечный  огонь  и  могила
Неизвестного солдата. И  пешком  направились  к  Лавре.  Пересекли  знакомый
Валькин двор, (Знала бы она, что мы сейчас тут!  Храпит  себе,  десятый  сон
видит!)
   Прошли за флигель и тропкой, что  вилась  среди  цепкой  колючей  дерезы,
начали спускаться к церкви Рождества Богородицы. В груди стучало все сильнее
и сильнее. И что это за свойство такое у темноты -  каждый  кустик  населять
ужасными, странными  существами,  которые  шевелятся  там,  готовые  вот-вот
кинуться на вас. Даже места, днем веселые и светлые, кажутся ночью страшными
и зловещими. А что уж говорить о кладбищах,  церквах,  подземельях,  куда  и
днем-то не очень весело заходить.
   Внезапно, словно извещая кого-то о нашем приходе, покатился с неба  звон.
Раз... Другой... Третий... Мы остановились, вглядываясь в зловещую  темноту.
Было такое чувство, что колокол  забивает  нам  в  сердце  какие-то  ледяные
гвозди. Бомм!.. Бомм!.. Бомм!..
   - Ча... часы на Лавре... двенадцать бьют! - прошептал Ява.
   Мы пошли дальше. Мы не сговаривались, но оба старались ступать как  можно
тише, почти беззвучно - будто хотели, чтобы не услышал тот, кто  подстерегал
нас за каждым кустом. По спине и затылку бежали мурашки, словно чьи-то  руки
тянулись к нам из темноты и щекотали  сзади.  Я  старался  не  оглядываться,
чтобы вдруг не увидеть зеленые глаза.
   Когда мы были уже у самых ворот, в кустах что-то  зашуршало,  там  кто-то
метнулся и вскрикнул. Мы присели, затаились, втянули головы в плечи. И я так
стиснул пистолет, что чуть не выстрелил. Хорошо, что  спусковой  механизм  у
этого стартового рассчитан на спортсменов и очень тугой, а  то  я  наверняка
бабахнул бы с перепугу  у  себя  в  кармане.  Пропали  бы  тогда  мои  новые
шевиотовые брюки.
   Прошла минута. Никто  не  нападал.  "Это,  наверно,  кто-то  из  Будкиных
друзей", - решили мы, подняли головы и расправили плечи.
   "Нельзя, чтоб они решили, что мы боимся,  -  подумал  я,  -  нужно  идти,
печатая шаг, и смеяться..." Но мои ноги не слушались, и  на  плоских  камнях
сводчатого подворья "Звонницы на Дальних пещерах" пошли опять  по-кошачьи  -
тихо и беззвучно. А смех так глубоко застрял у меня внутри, что даже  сам  я
его не услышал. Зато я услышал другое. Из-за надгробия  на  могиле  генерала
Кайсарова вдруг донесся приглушенный голос:
   - Да перестань... Раз уж так, заведем - и все... Никто уже  не  придет...
Просто не смогли выйти из дому. Точно... Голос был знакомый, но не Будкин.
   - Ошибаетесь! Мы пришли! - неожиданно громко сказал Ява.
   Я даже вздрогнул.
   - Га! - будто испуганно  гакнули  за  надгробием.  И  на  фоне  неба  над
каменной глыбой появились три головы.
   - А... это вы, - послышался голос  Будки,  в  котором  звучало,  как  мне
показалось, не то разочарование, не то недовольство - будто он ждал  кого-то
другого.
   Они вышли из-за памятника. Будка, за ним небольшой хлопчик,  которого  мы
заметили еще во время драки, и высокий, худощавый малый  в  черной  маске  -
должно быть, "чувак".
   Я невольно вздрогнул: что ни говорите, а черная маска  ночью,  да  еще  в
таком месте, производит нехорошее впечатление. "Да,  приходится  вздрагивать
чуть не каждую  минуту.  Если  дальше  так  пойдет,  то  я  буду  непрерывно
дергаться и дрожать как в лихорадке. Нужно взять себя в руки", - подумал  я.
Но брать себя в руки было не так-то просто - не давался я себе в руки!
   - Фонарики у вас есть? - спросил Будка.
   - Нету.
   - Это плохо.
   Конечно, плохо, мы и сами знали.  Но  что  поделаешь?..  Как  назло,  тот
"динамический", что я когда-то подарил Яве, сломался,  а  "батареечного"  мы
как-то по глупости не достали и у дяди дома не было (вот если б знать, что у
нас будут такие ночные приключения!). На  всякий  случай  взяли  мы  коробку
спичек. Да разве сравнишь спички с фонариком!
   - Ну ничего, у нас есть, как-нибудь обойдемся. Мне показалось, что  Будка
был даже рад тому, что у нас нет фонариков.
   - Идем! - не давая нам опомниться, сказал Будка.
   Мы вышли со двора Лавры за крепостную стену.  От  самого  подножия  стены
сбегала вниз деревянная узенькая лесенка с перильцами.
   Над лесенкой нависли ветви деревьев, темно  было,  хоть  глаз  выколи,  и
казалось, что мы спускаемся в самую преисподнюю.
   Откровенно признаться, мне было страшно  и  очень  хотелось  как-то  дать
понять этим крокодилам, что у меня есть пистолет, и если они что-нибудь,  то
я... Но как это сделать, я не знал.
   Будка и "чувак" освещали дорогу карманными фонариками, но  от  этих  двух
дрожащих пятен  света,  что  прыгали  по  ступенькам,  было,  по-моему,  еще
страшнее. Спустившись вниз, мы почему-то снова начали подниматься  вверх  (и
опять-таки вдоль стены Лавры). Поднявшись немного, свернули направо и  пошли
по асфальтированной дорожке, которая извивалась  между  ветвистых  деревьев.
Шли молча. Наконец я отважился и шепотом спросил у Будки, который шел  рядом
со мной:
   - А почему этот... в маске?
   - Для конспирации, - таинственно прошептал Будка. - Я же  вам  говорил  -
его милиция ищет...
   "Тю, - подумал я, - по-моему, в  наши  дни  черная  маска  не  только  не
маскирует, а наоборот. Если ты идешь,  как  все,  то  еще  можно  как-нибудь
проскользнуть, чтобы тебя милиционер не заметил, а если ты в  черной  маске,
милиционер тебя тут же - цап! - и в отделение".
   И вдруг меня стукнуло, что теперь-то самое время сказать.
   - Ничего, - говорю, - милиция нам до лампочки! У нас  кое-что  есть!  Вот
посвети.
   Будка направил свет фонарика  на  мой  карман,  и  я  наполовину  высунул
стартовый пистолет.
   - Что?!
   - Да ведь мой дядя... (Тут я чуть было не сделал промашку, чуть  было  не
сказал "в милиции работает", но  вовремя  спохватился  -  только  ведь  было
"милиция до лампочки".) Ведь мой дядя пограничник, - говорю. - Так вот мы  и
прихватили у него на время "Макарова"... Как раз на случай милиции...
   - А... а это... это здорово... это хорошо... - промямлил Будка. Такого он
никак не ожидал.
   Ява пристально посмотрел на меня - он стоял совсем близко,  и  при  свете
фонарика я хорошо видел его взгляд. Он означал: "А как же наш уговор  насчет
вранья и щелчков?" Я в ответ кивнул: "Не бойся,  мол,  все  правильно;  если
врагу говорят неправду, то это никакая не брехня, а тактика..."
   "Чувак" и другой малый шли впереди,  нашего  разговора  не  расслышали  и
ничего не поняли. И когда  мы  двинулись  дальше,  Будка  как  бы  ненароком
оторвался от нас и приблизился к "чуваку".
   - Что там такое? - тихо спросил "чувак".
   - У них пушка, - совсем тихо сказал Будка, думая, что мы не услышим.
   Но у меня такой слух...
   - Настоящая? - встревоженно прошептал "чувак".
   - Системы Макарова... У него батька пограничник.
   - Да?.. Она, наверно, без патронов.
   Больше перешептываться они не смогли, так как мы их нагнали.  Мы  сделали
вид, что ничего не слышали. То, что они пришли в замешательство, было  ясно.
И это хорошо! Пусть знают,  что  с  нами  шутки  плохи.  Если  они  задумают
что-нибудь, мы им...
   Мы свернули с асфальтированной дорожки и пошли по склону вниз, продираясь
сквозь заросли. Потом остановились... При тусклом свете карманных  фонариков
мы увидели выложенный старым замшелым кирпичом  вход  в  какой-то  подземный
коридор. Выбегая оттуда, журчал у нас под ногами ручеек.
   - Вот она... пещера Лихтвейтеса, - торжественно сказал Будка.
   - Лейхтвейса, - не без ехидства поправил Ява. (Конан-Дойля  мы  знали  не
хуже их!)
   Из пещеры "Лихтвейтеса" пахнуло сыростью и холодом. И мне показалось, что
оттуда тянет могилой. Бррр!..
   - Так, может, мы тут подождем, а он вынесет? - кивнул я на "чувака".
   - Ну, если вы боитесь, пожалуйста... - насмешливо сказал Будка.
   Вот гад! Ну ладно!
   - Идем! - скрипнув зубами, сказал я.
   Что бы там ни было, я должен достать часы!..
   - Идем! - сказал Будка.
   Первым в пещеру, пригнувшись, вошел "чувак", вторым Будка,  потом  я,  за
мной Ява, последним должен был идти маленький. (По как потом выяснилось,  он
в пещеру даже не заходил, а сразу пустился домой.)
   Подземный коридор был невысокий и узкий, идти можно было только  гуськом,
пригнувшись. Мы шлепали босыми ногами по мокроте, ноги сводило от холода.  Я
вдруг остро почувствовал, что я под землей, - вокруг меня сырость, потемки и
страх. И земля будто давит  на  меня,  душит  сверху,  со  всех  сторон.  Ну
точнехонько как в могиле.
   "Чувак" и Будка, которые шли друг за другом впереди меня,  освещали  себе
дорогу фонариками и сливались в один двуголовый, четверорукий и четвероногий
силуэт. Мы повернули один раз, второй - вправо, влево... Мне  уже  казалось,
что вот-вот (как это всегда бывает в приключенческих романах)  мы  выйдем  в
высокую, освещенную залу пещеры,  где  в  большом  сундуке  с  награбленными
сокровищами лежат "наши" часы... И вдруг...
   Вдруг мне словно накинули на голову одеяло.  Двойной  силуэт  "чувака"  и
Будки  исчез.  Сплошная  непроницаемая  тьма  окутала   меня.   Я   невольно
остановился. И сразу почувствовал, как Ява наткнулся на меня сзади.
   - Что? - приглушенно спросил он.
   - Эй! Где вы? - сдавленно крикнул я. И замер, напрягая слух.
   В ответ ни слова. Только черная, холодная подземная тишина. Лишь где-то в
глубине этой тишины слышался шум воды - как будто из водосточной трубы.
   - У-у, гады! - в отчаянии крикнул я. - Стой! Стрелять буду! - и, выхватив
из кармана пистолет, что есть силы нажал на спуск.
   Ба-бах! - полыхнув молнией, прогремел выстрел.
   - Атас! - испуганно закричал кто-то совсем близко. И что-то захлюпало  по
мокроте, будто  десятки  жаб  бросились  врассыпную.  Потом  вдалеке  что-то
шлепнулось, кто-то вскрикнул - и звук потонул в бездонной тишине.
   Ява зашуршал спичками, вынимая коробок из кармана. И вдруг - ой! - что-то
упало в грязь.
   - Упустил, - растерянно прошептал Ява. Я слышал, как он шлепал  рукой  по
слякоти, разыскивая. Но напрасно - спички наши уже никуда не годились. И тут
я почувствовал весь ужас и безвыходность нашего положения.
   Мы были без огня, одни в  запутанном  подземном  лабиринте,  в  полнейшей
темноте. Выбраться отсюда можно было только наугад. Но можно было  и  совсем
заблудиться. А если учесть, что в таких пещерах часто живут  ядовитые  змеи,
летучие мыши, гигантские крысы и другая погань, то...
   - А ну бахни еще раз, я найду... - жалобно сказал снизу Ява.
   Я судорожно нажал на спуск. Ба-бах!..  На  какой-то  миг  при  вспышке  я
увидел виновато опущенные плечи моего друга. "Как он  теперь,  должно  быть,
переживает,  что  уронил  спички",  -  подумал  я  (в  минуту  беды   всегда
сочувствуешь другу).
   Внезапно где-то рядом раздался дрожащий Валькин голос:
   - М-мальчики, не стреляйте! Что вы делаете?! Валька! Откуда она здесь?!
   - Э-эй! Где ты? - радостно крикнул я.
   - Т-тут... - И в нескольких шагах от нас, за  Явиной  спиной,  неожиданно
вспыхнул фонарик.
   - Да ты с фонарем!  Вот  здорово!  А  то  мы  спички  потеряли,  -  бодро
заговорил Ява, приосаниваясь. И он - в который уж  раз  -  гордо  глянул  на
меня: снова его Валька нам пригодилась. Да еще в такую минуту! Это уж  прямо
как и кино...
   - А ты-то как здесь очутилась? - спросил я.
   - Да потом... Идемте  отсюда...  Тут  так  страшно...  Да  и  то  правда,
поговорить мы еще успеем. И мы торопливо зашлепали к выходу.
   У-ух!.. Как же хорошо из подземного, промозглого холода попасть в  теплые
объятия звездного летнего неба! И какими  симпатичными  кажутся  эти  хмурые
темные деревья! Насколько лучше все-таки на земле, чем под землей!..
   - А что это вообще за пещера? - спросил я, озираясь на  черную  разинутую
пасть подземелья.
   - Да это же дренажная  система.  Для  отвода  подземных  вод,  -  сказала
Валька.
   И от этих будничных слов "дренажная система"  подземелье  сразу  потеряло
свою страшную таинственность и  стало  понятным,  чем-то  вроде  канализации
(хотя я и в канализацию ночью б не полез).
   - Так что ж, они вас завели и бросили? Да? - спросила Валька.
   - Да кто их знает, - пожал я плечами. - Они попрятались и молчат. А когда
я стрельнул, они: "Атас!" - и побежали. Кто-то  из  них  даже  шлепнулся  по
дороге! Аж загудело!.. Если бы у нас был фонарик...
   - Ой, мальчики! - схватилась Валька руками за щеки (даже  фонариком  себе
по виску стукнула). - Там же колодцы! Может, он убился!..
   - Что? Какие колодцы?
   - Да дренажные! Вы слышали, вода шумит? Там идет коридор, а потом -  раз!
- колодец, а потом снова коридор.
   Там, где вы были, один ход на склоны выводит, а другой  -  к  колодцу.  А
колодец глубокий, метра два, а то и больше. Ой, мальчики!
   Мы с Явой переглянулись.
   - Идем? - сказал Ява. Я кивнул.
   Это было все равно  что  утопленнику,  которого  только-только  вытащили,
снова лезть в воду.
   - Дай фонарик, - сказал я Вальке.
   Держа в одной руке фонарик, в другой пистолет, я сделал резкий выдох (как
па старте) и первым нырнул в подземелье. Как-то уж так  получилось,  что  во
всей этой истории мне приходилось быть впереди. Из-за  меня  заварилась  вся
эта каша с часами, мне ее первому и расхлебывать!
   Я шел и чувствовал себя  разведчиком,  что  идет  на  смертельно  опасное
задание. Мне не было страшно ни капельки. Сзади сопел Ява,  за  ним  шмыгала
носом Валька. И вообще... мы же идем по  самой  обычной  дренажной  системе.
Подумаешь!  Только  чего  это  так  тенькает  под  ложечкой?  Вот  еще   эта
"подложечка"!.. Тенькает, когда ее не просят... Ничего ведь страшного!..  Мы
же идем вытаскивать Будку, который, может быть, убился, упав в колодец.  Ой!
Чтоб тебе!.. Прямо из-под ног у меня скакнула в сторону здоровенная  жабища.
Тьфу!
   А вот и то место, до которого мы было дошли. Конечно! Вон  еще  и  спички
наши размокшие лежат. О, тут коридор заворачивает  и  разветвляется!  Теперь
ясно: они погасили фонарики и бросились за угол. А потом, когда я стрельнул,
кинулись наутек. Один побежал этим коридором.  А  может,  они  оба  побежали
сюда? Тогда никто ни в какой колодец не падал и не убивался, и мы только зря
идем. Ну и прекрасно! Что ж,  разве  я  хочу,  чтоб  кто-то  убивался?  Боже
сохрани! Но все-таки нужно пойти туда, к колодцу. А  что,  как...  Шум  воды
сильнее и сильнее. Какая там  водосточная  труба,  это  уж  самый  настоящий
водопад!  Луч  фонарика  упирается  в  кирпичную  стенку  колодца,  который,
пересекая коридор, тянется сверху вниз. Я  осторожно  подхожу.  И  почему-то
сначала смотрю вверх. Метра на три надо мной светлеет круг  звездного  неба,
перекрещенный толстыми железными прутьями решетки.
   Я направляю фонарик  вниз.  Сперва  я  вижу  светлое,  выбитое  водопадом
кирпичное дно колодца - там никого. И я уже решаю, что все  в  порядке.  Как
вдруг... Тут я чуть сам не упал в колодец от страшной  неожиданности.  Прямо
под ногами у себя я увидел  мокрое  лицо  Будки.  Вцепившись  растопыренными
пальцами в пазы между кирпичами, он едва держался на отвесной стене  колодца
сантиметров за двадцать от края, где я стоял. Он промок до нитки  -  водопад
задевает его по левому плечу. Я еще не понимаю, что он делает, но мне  ясно:
еще миг - и он сорвется вниз. И я рывком ложусь прямо  в  воду,  не  успевая
сказать ни слова, только сунув назад Яве фонарь и  пистолет.  Обеими  руками
хватаю Будку за плечи. И только тогда хриплю:
   - Ява, передай фонарик Вальке и помоги!
   Еще мгновение, и Ява шлепается на живот рядом со мной. И  уже  вдвоем  мы
держим Будку за плечи. Теперь он не упадет, не сорвется... Но  вытащить  его
вверх вот так, лежа, мы не можем: он слишком тяжелый, а мы не геркулесы.  Мы
лежим и держим. Вода затекает нам в штанины, льется по всему  телу  и  через
ворот рубашки