нибудь будет высокий и белый, неужели же субстанция его
составится из этих признаков? - Отнюдь нет. Почему же? - А потому, что это
не того рода отличия, которые могут составлять и формировать субстанцию.
Таким образом, неразумность и бессмертие, даже если они и не могут иметь
какую-либо субстанцию своим подлежащим, все же в состоянии создать такую
субстанцию, если бы им только удалось как-нибудь объединиться. Кроме того,
тот же отличительный признак неразумности создает в соединении со
смертностью субстанцию скота. Следовательно, отличие неразумности -
составляющее (constitutiva). Точно так же и бессмертие в соединении с
разумностью создает Бога. Значит, бессмертие - это то, что образует вид. А
из-за того, что они не могут соединиться друг с другом, они вовсе не
лишаются того, что [заложено] в их природе. 

"Но те же самые отличительные признаки, которые являются разделительными по
отношению к родам, становятся составляющими и завершающими по отношению к
видам. Ведь животное разделяется с помощью отличительного признака
разумного и неразумного, а также - смертного и бессмертного; между тем
отличия разумности и бессмертия - для Бога; отличия же неразумности и
смертности - для неразумных животных. Точно так же обстоит дело и с высшей
субстанцией: ее делят отличительные признаки одушевленного -
неодушевленного, и ощущающего - неощущающего; в то же время одушевленность
и способность к ощущению, присоединяясь к субстанции, создают животное, а
одушевленность и неспособность к ощущению - растение". 

Порфирий показывает, что назначение отличительных признаков двойственно: с
одной стороны, они делят роды, с другой - образуют виды; ибо отличия служат
не только членению рода, но, разделяя род, они создают те самые виды, на
которые род распадается. Таким образом, разделители рода становятся
основателями видов, что ясно на примере, предложенном самим Порфирием. Для
животного разделительными являются отличительные признаки разумного и
неразумного, смертного и бессмертного: ведь именно по этим [признакам]
делится сказуемое "животное". В самом деле, всякое животное бывает или
разумное, или неразумное, или смертное, или бессмертное. Но те же отличия,
что разделяют род животного, составляют субстанцию и форму вида. Ибо
человек, будучи животным, создается отличительными признаками разумного и
смертного, которые прежде служили разделению животного. Бог же -если речь
идет, например, о Солнце, - будучи животным, создается отличительными
признаками разумного и бессмертного, которые были недавно показаны при
разделении рода; как мы уже говорили, под Богом в данном примере следует
понимать телесное [божество], как солнце, небо и тому подобное. Платон
утверждает, что они одушевлены и разумны, и почитанием древних они были
причислены к сонму божественных имен. 

Порфирий показывает, что отличительные признаки идут уже от самого первого
рода, то есть от субстанции: ее разделяют отличия одушевленного и
неодушевленного, способного к ощущению и неощущающего. В соединении
отличительные признаки одушевленности и способности к ощущению создают
одушевленную и способную к ощущению субстанцию, которая есть не что иное,
как животное. Так что совершенно справедливо было сказано, что одни и те же
отличительные признаки служат разделению родов и установлению видов.
 
"Так как, следовательно, одни и те же отличия, взятые с одной точки зрения,
устанавливают вид, а с другой точки зрения, - разделяют род, все они
называются видообразующими [отличиями]. Именно они требуются главным
образом для разделения родов и определения видов, а не акци-дентальные
неотделимые отличия, и тем более не отделимые". 

Каждый знает, что все отличительные признаки, идущие от рода, разделяют тот
самый род, от которого исходят. Те же разделяющие род отличия, будучи
приложены к последующим видам, образуют субстанции этих видов и тем самым
завершают их создание. Следовательно, те самые отличия, что составляют
виды, разделяют роды, однако по-разному и будучи рассмотрены с разных точек
зрения. Так, соотнесенные с родом, они устремляются в разные стороны к
разделению, и оказываются, таким образом, разделителями рода; но если они,
напротив, соединяются, то создадут нечто, и будут составителями вида. А раз
так, то разделяющие род отличия справедливейшим образом называются
разделителями, а составляющие виды - видообразующими; но ведь вид
составляют те же самые отличия, которые делят род; составляющие же вид
отличия называются видообразующими; а значит, и разделяющие род, и
составляющие вид отличия справедливо названы видообразующими. 

Отсюда с очевидностью следует, что они необходимы для разделения рода и
определения вида. Поскольку они разделяющие, с их помощью следует делить
род; поскольку же они составляющие, через них следует определить вид, ибо
всякая вещь определяется тем, из чего она составлена. А вид составляется
именно разделительными отличиями рода - они и называются видообразующими.
Следовательно, по праву одни только видообразующие отличия берутся для
разделения рода и для определения вида, и только о видообразующих здесь
идет речь. 

Что же до тех отличий, которые содержат отделимые или неотделимые
акциденции, то ни одно из них не может быть взято ни для разделения рода,
ни для определения вида: ведь разделительные отличия должны разделять
субстанцию рода, а составляющие - составлять субстанцию вида. Но
акциденции, даже неотделимые, не могут образовать субстанцию ни одного
вида; а отделимые акциденции еще в меньшей степени способны к разделению
родов или определению видов: ведь они уже совсем не похожи на
субстанциальные отличия. Ибо неотделимые акциденции имеют по крайней мере
одно общее с видообразующими, т.е. субстанциальными отличиями: ни те, ни
другие не оставляют свое подлежащее. Отделимые же акциденции даже и на это
не способны: они могут быть отделены [от своего подлежащего] не только в
уме и мысленно, но и в действительности, и, то появляясь, то исчезая,
постоянно изменяются. 

"Определяя эти [т.е. видообразующие] отличительные признаки, говорят, что
отличие - это то, благодаря чему вид богаче [содержанием], чем род. Ведь по
сравнению с животным человек обладает еще вдобавок разумностью и
смертностью: ибо у животного как такового нет этих [признаков] - иначе
откуда тогда взялись бы у видов отличия [от рода]? Но [животное] не имеет
также и всех противоположных [признаков] (oppositas) - ибо в противном
случае одно и то же [т.е. род] будет обладать одновременно противоположными
[признаками]. Отвечают же [на этот вопрос] таким, примерно, образом: в
возможности (potestate) род имеет в своем подчинении все отличительные
признаки, а в действительности (actu) - ни одного. В таком случае [удается
избежать] и того, чтобы нечто происходило из ничего, и того, чтобы в одном
и том же были одновременно противоположные [признаки]." 

Порфирий дает определение видообразующим отличиям и говорит о том, что
субстанциальные отличия могут быть определены по сравнению со всеми прочими
так: видообразующее отличие есть то, благодаря чему вид богаче рода. Пусть
будет родом животное, видом-человек; человек имеет в себе отличительные
признаки разумности и смертности, которые самого его составляют, ибо всякий
вид содержит в себе отличия, составляющие его форму, и не может
существовать помимо них, так как создается благодаря их соединению. Но если
род - только животное, а человек - животное разумное и смертное, то человек
имеет больше по сравнению с животным - еще и разумность и смертность в
придачу. Следовательно, то, чем вид богаче рода, то, чем он превосходит род
и за счет чего он имеет больше, чем род, и есть видообразующее отличие? 

Но в отношении такого определения может возникнуть вопрос, вытекающий из
двух положений, которые очевидны сами по себе: во-первых. в одном и том же
не могут быть две противные друг другу [вещи] (contraria), и во-вторых, из
ничего ничего не происходит. В самом деле, противные [свойства] (contraria)
не могут выносить друг друга, находясь од повременно в одном и том же, а из
ничего не может получиться нечто. ведь все, что возникает, должно иметь
нечто, из чего оно создается и чем формируется. Эти-то два положения и
заставляют задать такой вопрос: сказано, что отличие есть то, благодаря
чему вид имеет больше, чем род, что же из этого следует? Придется ли тогда
признать, что род не имеет тех отличий, которые имеет вид: но в таком
случае откуда же вид получит отличия, которых нет у рода? Ведь если этим
отличиям неоткуда по явиться, они не смогут появиться в виде; а если род
этих отличий не имеет, но вид имеет, значит, они, по-видимому, появились из
ничего, то есть нечто произошло из ничего, чего быть не может, как
показывает приведенное выше положение. А если род содержит все отличия, то,
поскольку отличия разделяются на противные друг другу, получится, что
животное одновременно разумно и неразумно, смертно и бессмертно, то есть и
одном и том же роде окажутся пары противоположностей (bina contraria), чего
быть не может. Дело в том, что с родом не может быть так же, как с телом, у
которого одна часть бывает белая, а другая - черная, поскольку род,
рассматриваемый сам по себе, не имеет частей; части он имеет только будучи
соотнесен с видами. Поэтому все, что род имеет он содержит не в отдельных
своих частях, но весь целиком. Разумеется, в своих частях род имеет
противоположные [свойства], как животное в человеке имеет разумность, а в
быке - нечто ей противное (contrarium). Однако сейчас речь идет не о видах
- о них сказано уже достаточно - и нас интересует вопрос, может ли сам по
себе род обладать теми отличиями, которыми обладают виды, и вместить их в
свою субстанцию (intra suae sub-stantiae ambitum)?
 
Этот вопрос мы разрешим таким рассуждением. Любая вещь может не быть тем,
что она есть, точнее - в одном отношении быть, а в другом - не быть; так,
например, когда Сократ стоит, он и сидит, и не сидит: он сидит в
возможности, а не сидит - в действительности. Поскольку он стоит, очевидно,
что он не садится, но стоит неподвижно; но, с другой стороны, стоя, он
сидит, не потому, что уже сел, но потому, что может сесть. Другими словами,
он не сидит в действительности, но сидит в возможности. Точно так же и яйцо
- животное и не животное: оно не является в действительности животным, до
тех пор пока оно яйцо и не находится в процессе оживления и становления
животным; точнее, оно является животным только в возможности: оно может
сделаться животным, когда оживет и примет его вид и форму. 

Точно так же род и обладает этими отличиями, и не обладает: не обладает в
действительности, обладает - в возможности. Ибо если мы рассмотрим само по
себе животное, [мы увидим, что] оно не имеет отличий. Но если мы сведем его
к видам, оно может иметь отличия, но только распределенные [по видам],
причем в каждом из его видов по отдельности нет противоположностей. Таким
образом, сам по себе род лишен отличительных признаков; но если
рассматривать его в соотнесении с видами, окажется, что он содержит в себе
противные друг другу [отличия], распределенные по отдельным видам, как по
частям рода. Выходит, что отличительные признаки, с одной стороны, вовсе не
возникают из ничего, так как род содержит их в возможности, а с другой
стороны, пары противных [признаков] не находятся в одном, поскольку род как
таковой не содержит противных отличительных признаков в действительности.
Дело в том, что второе из приведенных нами положений, гласящее, что
противные [признаки] не могут находиться в одном [предмете], указывает на
невозможность быть двум противным [признакам] в одном и том же в
действительности. Но ничто не мешает им находиться в одном и том же в
возможности, а не в действительности.
 
То, что мы назвали "противными" [признаками] (contraria), Порфирий
обозначил как "противоположные" (opposita). "Противоположное" есть род для
"противных": либо все противные [вещи], рассмотренные в отношении друг к
другу (si sibi metipsis considerentur), противоположены. 

"Еще дают такое определение: отличительный признак есть то, что сказывается
о многих различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "каково это?". В
самом деле, "разумное" и "смертное" сказывается о человеке в [ответ на
вопрос] "каково это?", а не "что это?"; ведь если нас спросят, что такое
человек, следует ответить: животное. Но на вопрос: "какое животное?" - мы
укажем, как и подобает: "разумное и смертное". 

Есть три вопроса, в ответ на которые указываются род, вид, отличительный,
собственный или привходящий признаки: что это? каково это? в каком
состоянии находится? Ибо на вопрос: "что такое Сократ?" - следует ответить,
указав его род и вид: "животное" или "человек". Если же кто спросит, в
каком состоянии находится Сократ, правильно будет ответить, указав
привходящий признак: "Сократ сидит" или "читает" и т.п. А если спросят,
каков Сократ, в ответе будет указан отличительный, или собственный, или
привходящий признак, то есть: "разумный" или "способный смеяться", или
"лысый". 

Однако нужно заметить по поводу собственного признака, что он может
сказаться только об одном виде; и по поводу привходящего признака - что он
указывает такое качество, которое не обозначает субстанцию. Отличительный
же признак указывает субстанцию. Следовательно, отвечая на вопрос: "какова
та или иная вещь?" - мы скажем ее отличительный признак, если хотим
показать качество ее субстанции. Такой отличительный признак никогда не
сказывается об одном только виде, но всегда - о многих, как, например,
разумное или смертное. 

Следовательно, то, что сказывается о многих отличных друг от друга видах в
ответ на вопрос: "каково то, о чем спрашивается?", - это и есть
отличительный признак, который Порфирий и определил таким образом:
отличительный признак есть то, что сказывается о многих различных по виду
[вещах] в [ответ на вопрос:] "каково это?". Возвращаясь к этому
определению, он обосновывает его и разъясняет его смысл так: 

"Так как все вещи либо состоят из материи и формы, либо составлены из
чего-либо подобного и соответствующего материи и форме то. подобно тому,
как статуя состоит из материи - меди - и формы - внешнего облика (figura),
так и человек - общий и видовой человек - состою из рода, который
соответствует материи, и из отличительного признака который соответствует
форме: их целое - это разумное и смертное жи вотное, то есть человек, точно
так же как [там целое материи и формы была] статуя".
 
Выше Порфирий назвал отличительными признаками то, что сказывается о
качестве вида; теперь он занят поисками причины, по которой качество вида -
это именно отличительный признак. Все вещи, говорит он, или состоят из
материи и формы, или наделены субстанцией, подобной материи и форме. А
именно, из материи и формы состоит все телесное. Ибо если бы не было
подлежащего тела, которое воспринимает форму, то не могло бы быть вообще
ничего. Не будь камней - не было бы ни укреплений, ни стен; не будь дерева
- и в помине не могло бы быть стола, которому дерево служит материей.
Следовательно, только при условии, что уже существует подлежащее - материя,
когда на эту материю накладывается определенный облик, возникает та или
иная телесная вещь, состоящая из материи и формы: так, статуя Ахилла
создана из меди и из облика самого Ахилла. 

Что все телесное состоит из материи и формы, очевидно. Что же касается
бестелесных вещей, то у них, наподобие материи и формы, имеется высшая,
первичная и предшествующая природа (superpositae priores antiquioresque
naturae), на которую накладываются отличительные признаки, в результате
чего образуется нечто, состоящее, примерно так же как и тело, из чего-то
вроде материи и фигуры; именно так обстоит дело с родом и видом: если к
роду прибавить отличительные признаки, получится вид. [Здесь происходит то
же самое], что и со статуей Ахилла: медь - ее материя, а форма - качество
Алхилла, его внешний облик [фигура]; из них создается статуя Ахилла,
которая воспринимается нашими чувствами. То же - и с видом, например, с
человеком: его материя - род, в данном случае - животное; на него
накладывается качество разумности и создает разумное животное, то есть вид.
Таким образом, род является для вида чем-то вроде материи, а качественное
отличие - как бы форма. Следовательно, то, что в статуе медь, в виде - род;
то, что в статуе оформляющая фигура [облик], в виде - отличительный
признак; а то, что в статуе сама статуя, образованная из меди и фигуры, то
в виде - сам вид, представляющий собой соединение рода с отличительным
признаком. Но если род служит виду некоей материей, а отличительный признак
- формой, то поскольку всякая форма есть качество, всякое отличие по
справедливости называется качеством. А раз так, значит оно действительно
должно указываться в ответ на вопрос, "каково это?" 

"Подобные отличительные признаки описывают еще и таким образом: отличие -
это то, чему от природы свойственно разделять [вещи], находящиеся под одним
родом: ибо разумность и неразумность разделяют [виды] человека и лошади,
находящиеся под одним и тем же родом -животного". 

Это определение уже раньше было наглядно объяснено и использовано; тем не
менее Порфирий еще раз разъясняет его на примере. Дело в том, что все
отличительные признаки называются так потому, что заставляют отличаться
друг от друга виды, охватываемые одним родом: так человек и лошадь отделены
друг от друга присущими каждому из них отличиями. В самом деле, поскольку
человек - животное, и лошадь - животное, постольку они никак не различаются
по роду. Но, никоим образом не различаясь по роду, они разделены
отличительными признаками. Ибо к человеку прибавлена разумность, а к лошади
- неразумность, так что лошадь и человек, принадлежащие к одному и тому же
роду, оказываются разделенными и разными благодаря прибавлению
отличительных признаков. 

"Некоторые указывают значение [отличительных признаков] еще и так:
отличительный признак есть то, чем отличаются друг от друга единичные
[вещи]. Ибо человек и лошадь не различаются по роду; и мы, и неразумные
[твари] равно животные, однако прибавление разумности отделило нас от них.
Также и разумными являемся равным образом мы и боги, но присущая нам
смертность разделила нас с богами". 

Те, кто прибегает к этому определению, объясняют то, что хотят объяснить, с
помощью порочных доводов, далеких от здравого смысла. В этом определении
отличительным признаком названо то, что составляет разницу между двумя
вещами - это все равно что сказать: отличительный признак есть то, что есть
отличительный признак. В самом деле, в этом определении отличие
использовано во имя отличия: отличие-де есть то, чем отличаются друг от
друга единичные вещи. Но ведь если до сих пор неизвестно, что такое
отличие, - это мы должны уяснить именно из определения, - откуда же мы
можем знать, что значит "отличаться друг от друга"? Так что тот, кто
использует имя определяемого в самом определении, не прибавляет нам
никакого знания. 

Это определение - общее и неточное, оно включает не только субстанциальные
отличия, но и всевозможные акцидентальные, если "отличительный признак есть
то, чем отличаются друг от друга единичные [вещи]". Ведь отличительные
признаки разделяют [вещи] одного рода: так, человек и лошадь - одно и то же
с точки зрения рода, поскольку оба - животные но благодаря отличительному
признаку разумности они различаются. С другой стороны, и боги и люди равным
образом подчинены разумности, а различает их смертность. Следовательно,
разумность есть отличительный признак человека по отношению к лошади, а
смертность - по отношению к Божеству; все такого рода отличительные
признаки будут субстанциальными. Но если, например, Сократ сидит, а Платон
прогуливается, то отличительный признак - сидение или хождение взад и
вперед - не будет субстанциальным. Такого рода отличия тоже, по всей
очевидности, подходят под