Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
ному
рождающемуся индивиду.
"Особенность отличительного признака состоит в том, что он часто
сказывается о нескольких видах, например, "разумное" - о человеке и о Боге;
собственный же признак сказывается только о том единственном виде, которому
он свойствен. Далее, отличительные признаки всегда сказываются о своих
подлежащих, но не наоборот; напротив, собственные признаки обратимы: они
всегда сказываются о своих подлежащих и наоборот".
Отличительный признак не похож на собственный признак тем, что охватывает
несколько видов и обо всех них сказывается; собственный же признак
сочетается только с одним видом и приравнивается ему. Так, "разумное"
сказывается и о человеке, и о Боге; "четвероногое" - и о лошади, и обо всех
прочих четвероногих. А "способное смеяться" относится к
одному-единственному виду, то есть к человеку. Из сказанного вытекает, что
отличительный признак всегда следует за видом, вид же за отличительным
признаком отнюдь не следует. Напротив, собственный признак и вид одинаково
следуют друг за другом как взаимнообратимые сказуемые; о том же, что некая
вещь следует за другой, мы говорим в том случае, когда, назвав одну вещь,
мы необходимо должны назвать вслед за ней и другую. Так, если я скажу,
например, что всякий человек разумен, я помещу вначале вид, а вслед за ним
отличительный признак; следовательно, отличительный признак следует за
видом. Но если я поменяю их местами и скажу, что все разумное есть человек,
я буду неправ; значит, вид отнюдь не следует за отличительным признаком. А
собственный признак и вид могут меняться местами, так что следуют друг за
другом одинаково: всякий человек способен смеяться, и все, что способно
смеяться, - человек.
"Общее у отличительного и привходящего признаков - то, что и тот и другой
сказываются о многих [предметах]: кроме того, отличительные признаки, так
же как и неотделимые привходящие, сказываются всегда и обо всех [причастных
им предметах]: ведь всегда и всем воронам свойственно быть двуногими, равно
как и черными".
Порфирий предлагает два общих [свойства] отличительного и привходящего
признаков, из которых первое - общее у отличительного признака как с
неотделимыми, так и с отделимыми привходящими признаками; второе же
исключает отделимые и относится только к неотделимым. Таким образом, общее
у отличительного признака со всеми привходящими - сказываться о многих
[предметах]: ведь как отделимые, так и неотделимые акциденции, равно как и
отличительный признак, сказываются о многих видах и индивидах. Например,
"двуногими" называются и ворон, и лебедь, а также все те индивиды, что
подчинены ворону и лебедю [как видам]; кроме того, о тех же самых вороне и
лебеде сказывается "белое" и "черное", то есть неотделимые привходящие
признаки; наконец, о них же мы говорим, что они ходят или стоят, спят или
бодрствуют, - а это отделимые привходящие признаки.
Но вторая общность включает только такие привходящие признаки, которые не
отделяются: очевидно, что неотделимые привходящие признаки никогда не
покидают свое подлежащее, так же как отличительные признаки всегда
присутствуют в подчиненных им видах. В самом деле, "двуногое" -
отличительный признак - никогда не расстается с видом воронов, так же как и
"черное" - неотделимый привходящий признак. Первый не расстается с
подлежащим потому, что образует и составляет его субстанцию, второй не
может быть отделен от подлежащего, в противном случае он не мог бы
называться неотделимым привходящим признаком.
А различаются [отличительный и привходящий признаки] тем, что отличительный
признак охватывает [свои подлежащие], сам же [ими] не охватывается; так,
разумность охватывает человека и Бога. Привходящий же признак в известном
смысле также охватывает [предметы], поскольку он может находиться во многих
[предметах], а в известном смысле охватывается [предметом], поскольку
предметы [подлежащие] могут воспринимать не один, но множество привходящих
признаков. Кроме того, отличительный признак не может быть усилен или
ослаблен, привходящие же признаки принимают "больше" и "меньше".
Таковы общие и особенные [свойства] отличительного признака по отношению к
прочим [четырем сказуемым]. Что же касается вида, то чем он отличается от
рода и отличительного признака, было сказано там, где говорилось об отличии
рода и отличительного признака от остальных [предикатов]; осталось сказать,
чем отличается вид от собственного и привходящего признаков".
Изложив общие свойства отличительного и привходящего признаков, Порфирий
переходит к их различиям, и первым делом предлагает следующее: всякий
отличительный признак, говорит он, охватывает вид. В самом деле,
"разумность" охватывает "человека", ибо как сказуемое "разумность" шире
вида, то есть "человека": ведь она выходит за пределы субстанции человека,
распространяясь также и на Бога. Привходящие же признаки иногда охватывают,
а иногда охватываются предметом. Охватывают постольку, поскольку один и тот
же привходящий признак присутствует обычно во многих видах, как, например,
"белое" - в лебеде и я камне; "черное" - в эфиопе и в эбеновом дереве.
Охватываются же постольку, поскольку в одном и том же виде присутствуют
несколько привходящих признаков и очевидно, что вид охватывает множество
акциденций: тому же самому эфиопу случается быть черным, и быть
плосконосым, и быть курчавым - все это привходящие признаки эфиопа. Таким
образом, вид - в данном случае человек - заключает в себе, как это ясно
видно, много привходящих признаков.
На это можно возразить: ведь отличительные признаки также не только
охватывают, но и охватываются известным образом; например, "разумность"
охватывает "человека", поскольку сказывается более, чем только о человеке;
но она также охватывается "человеком", поскольку "человек" включает не
только этот отличительный признак, а еще и "смертное". Ответим на это так:
[сказуемые], которые сказываются о многих [предметах] субстанциальным
образом, не могут охватываться теми [предметами], о которых сказываются.
Следовательно, и отличительный признак не охватывается видом, даже если
этот вид образован многими отличительными признаками. А привходящие
признаки охватываются видом, так как, сказываясь о виде, они не создают тем
самым его субстанцию. Ведь привходящие признаки, сказываясь о многих видах,
сказываются не как собственные свойства и универсалии; отличительные же
признаки - именно как собственные свойства и универсалии. В самом деле,
[сказуемые], являющиеся чьими-нибудь универсалиями, должны содержать
субстанцию тех [предметов], чьими универсалиями они являются. Поэтому
отличительные признаки, поскольку они указывают субстанцию, не способны к
усилению или ослаблению: ведь всякая субстанция одна, она не может ни
усилиться, ни ослабиться. Напротив, привходящие признаки, поскольку не
участвуют в создании субстанции (nullam constitutionem substantiae
profitentur), могут увеличиваться, усиливаясь, и ослабевать, уменьшаясь.
Еще и в том есть между ними разница, что противоположные отличительные
признаки не могут смешаться так, чтобы из них получилось что-нибудь, а
привходящие признаки могут, причем две противоположности соединяются в
нечто среднее. Так, из соединения разумного и неразумного не может
получиться что-либо одно, а из смешения белого и черного получается средний
цвет.
Итак, разобрав особенности отличительного признака по сравнению со всеми
прочими [сказуемыми], мы должны теперь заняться видом; его отличия от рода
мы установили уже раньше, когда говорили об отличиях рода от него; а
разницу между видом и отличительным признаком мы обозначили уже тогда,
когда показывали разницу между отличительным признаком и видом.
"У вида и собственного признака общее то, что они взаимно сказываются друг
о друге; если это - человек, то это - [существо], способное смеяться, и
наоборот: если это - [существо], способное смеяться, то это - человек. О
том, что "способное смеяться" нужно понимать в смысле прирожденной
способности, мы уже не раз говорили. Общее у них также и то, что они
сообщаются [всем предметам] равным образом: равным образом присутствуют
виды в [индивидах], которые им причастны, а собственные признаки - в
[видах], собственными признаками которых они являются".
Общее, говорит Порфирий, у собственного признака и вида то, что они
обратимо сказываются друг о друге. Ибо как вид сказывается о собственном
признаке, так и собственный признак сказывается о виде: как человек - это
способное смеяться [существо], так и [существо], способное смеяться, - это
человек, что, как замечает Порфирий, уже говорилось выше. Затем он приводит
обоснование этой общности, говоря, что вид в равной степени сообщается
индивидам, так же как собственный признак - тем [предметам], для которых он
собственный признак. Однако [при ближайшем рассмотрении] это обоснование
представляется новым общим свойством, никак не связанным с обратимостью
оказывания, а именно: как виду равно причастны индивиды, так и собственному
признаку [- те подлежащие, для которых он собственный признак]; так Сократ
и Платон равно люди, и при этом равно способны смеяться. Поэтому мы должны
понимать как второе общее свойство то, что Порфирий прибавляет в конце: что
видам равно причастны те [предметы], для которых они виды, и собственным
признакам [равно причастны те предметы], для которых они собственные
признаки.
Это было бы легче понять, если бы [Порфирий] выразился примерно так. Виды и
собственные признаки равны: ибо виды являются видами для тех [предметов],
которые причастны этим видам, а собственные признаки - для тех, которые
причастны этим собственным признакам; и виды и собственные признаки
присутствуют в тех и других [предметах] равным образом, то есть ни виды, ни
собственные признаки не превосходят [объемом] те [предметы], которые им
причастны. А поскольку собственные признаки являются собственными
признаками именно видов, постольку виды и собственные признаки должны быть
равны и сказываться друг о друге взаимно.
"Отличается же вид от собственного признака тем, что может быть для других
видов родом, а собственный признак никак не может быть собственным
признаком других видов. Кроме того, вид существует прежде собственного
признака, а собственный признак появляется позже в виде: ведь нужно, чтобы
прежде был человек, для того чтобы было [существо], способное смеяться.
Далее, вид всегда присутствует в подлежащем в действительности; собственный
же признак - иногда в действительности, но в возможности - всегда.
Человеком Сократ всегда является в действительности, но смеется он не
всегда, хотя по природе всегда способен смеяться. Далее, [предметы],
определяемые по-разному, и сами различны; определение вида: быть под родом
и сказываться о многих различных по числу [вещах в ответ на вопрос] "что
это?" и т.п.; определение же собственного признака: присутствовать в одном
[виде] всегда и во всем [его объеме]".
Первое различие между собственным признаком и видом состоит, по словам
Порфирия, в том, что вид может иногда разделяться на несколько видов, то
есть может быть родом: так, например, животное, будучи видом
"одушевленного", может быть родом [для] "человека" (здесь, однако, имеются
в виду не виды в собственном смысле слова, так что Порфирий, по-видимому,
допустил путаницу: ведь он сам предложил говорить [как о видах] именно о
последних видах, теперь же называет видами промежуточные, часто выступающие
в качестве родов). Напротив, собственный признак ни в коем случае не может
быть родом, поскольку он сочетается только с последними видами. А так как
эти последние не могут быть родами, то не может быть и собственных
признаков, равных родам.
Кроме того, вид существует всегда прежде, чем собственный признак, ибо если
бы не было человека, то не могло бы быть и "способного смеяться"; и хотя
оба [даны] одновременно, все же мысль (cogitatio) о субстанции предшествует
понятию (ratio) собственного признака. Дело в том, что всякий собственный
признак относится к роду акциденций; от акциденции [в собственном смысле]
он отличается тем, что относится как собственное сказуемое к какому-либо
одному виду во всем его [объеме]; привходящий же признак может
распространяться на многие виды. А так как субстанции предшествуют
акциденциям, и так как вид - это субстанция, а собственный признак -
акциденция, то вид, безусловно, предшествует собственному признаку.
Различаются вид и собственный признак также по отношению к действительности
и возможности, ибо вид всегда присутствует в индивидах в действительности,
а собственный признак - в действительности только иногда, в возможности же
- всегда. В самом деле, Сократ и Платон всегда в действительности люди, но
не всегда в действительности смеются; называются, однако, способными
смеяться, так как, хотя и не смеются, смеяться всегда могут. Таким образом,
по природе и вид и собственный признак всегда присутствуют в подлежащем, но
вид - в действительности, а собственный признак не всегда в
действительности, как мы уже говорили.
И наконец, поскольку определение показывает субстанцию [вещи], постольку
все, что имеет разные определения, должно иметь и разные субстанции. Но у
вида и у собственного признака разные определения, следовательно, у них и
разные субстанции. Вид, согласно своему определению, подчинен роду и
сказывается о многих различных по числу [вещах в ответ на вопрос] о том,
что это; все это мы достаточно часто излагали выше, так что теперь нет
надобности повторять. А собственный признак определяется так: то, что
присуще одному-единственному виду, всегда и во всем [его объеме]. Но если
определения разные, значит и по природе своей вид и собственный признак
непременно должны различаться.
"Общее у вида и у привходящего признака то, что они сказываются о многом;
других же общих черт у них мало, потому что привходящий признак и то, к
чему он привходит, крайне далеко отстоят друг от друга".
Общим свойством вида и привходящего признака Порфирий называет [их
способность] сказываться о многих [предметах]. В самом деле, как вид, так и
привходящий признак сказываются о многих. Что же до других общих свойств,
то Порфирий говорит, что их очень мало, так как то, что привходит, и то, к
чему привходит, крайне далеко отстоят друг от друга. То, к чему привходит,
- это подлежащее и основа (suppositum); а то, что привходит, -
накладывается на основу (superpositum est) и по природе своей случайно
(adveniens). Кроме того, что лежит в основе -субстанция, а то, что
сказывается как акциденция, привходит извне. Все это вместе составляет
значительную разницу между подлежащим и акциденцией; однако у вида и
неотделимого привходящего признака можно найти также и еще нескольких общих
свойств, например, и тот и другой всегда присутствуют в подлежащем; ибо как
"человек" всегда присутствует в отдельных людях, точно так же и неотделимые
акциденции всегда находятся в индивидах. Или, например, вид сказывается
одинаково о каждом из множества охватываемых им индивидов, и так же
привходящий признак: ибо "человек" сказывается о Сократе и Платоне, а
"белое" и "черное" - о множестве лебедей и воронов, для которых это
-привходящие признаки.
"Каждый из них имеет свои особенности: ведь вид сказывается о том, для чего
он - вид, [при ответе на вопрос] "что это?", а привходящий признак - [при
ответе на вопрос] о том, каково это, или в каком состоянии находится.
Далее, каждая субстанция причастна только одному виду, но многим
акциденциям, как отделимым, так и неотделимым. Кроме того, виды могут
мыслиться прежде, чем привходящие признаки, даже если они неотделимые: ведь
вначале должно быть подлежащее, чтобы что-нибудь могло к нему привходить;
привходящие же признаки по своему роду вторичны и по природе случайны.
Наконец, степень причастности к виду равна для всех [индивидов], а к
привходящему признаку - даже если он неотделимый - не равна: какой-нибудь
один эфиоп может быть более или менее черного цвета, чем другой эфиоп.
Остается сказать о собственном и привходящем признаках; ибо чем отличается
собственный признак от вида, отличительного признака и рода, уже сказано".
Когда Порфирии обещает рассмотреть особенности (proprium) вида и
привходящего признака, он подразумевает под особенностью то, что, как мы
уже замечали раньше, [выявляется] из сопоставления различных вещей.
Действительно, вид сказывается о том, что это, а привходящий признак - о
том, каково это, но вид отличается этим не только от привходящих, но также
и от отличительных, и от собственных признаков; и не только вид отличается
от них всех этим самым отличием, но также и род. В самом деле, вид
сказывается о том, что это, а привходящий признак - о том, в каком
состоянии оно находится; это - общее у вида с родом, поскольку род тоже
отличается от привходящего признака, как [ответ на вопрос] "что это?" от
[ответа на вопрос] "в каком состоянии находится?".
Кроме того, всякую субстанцию охватывает, очевидно, только один вид,
например, Сократа - человек, так что у Сократа, таким образом, оказывается
одна непосредственная связь - с видом человека; точно так же и
индивидуальной лошади ближе всего вид лошади, и всем прочим так же. И над
всякой субстанцией стоит один вид, но не один привходящий признак
соединяется с каждой субстанцией: на каждую субстанцию налагается всегда
множество привходящих признаков; так, Сократ, например, и лыс, и курнос, и
голубоглаз, и живот у него отвислый; точно так же и во всех остальных
субстанциях приходится говорить о множестве акциденций.
Далее, виды мыслятся всегда прежде акциденций. В самом деле, если бы не
было человека, к которому привходит что-нибудь, то не могло бы быть и
привходящего признака; и если бы не было [вообще] какой-либо субстанции, к
которой привходящий признак мог бы присоединиться, то не было бы
привходящего признака. Но всякая субстанция охватывается своим видом,
следовательно, по справедливости виды мыслятся прежде, а привходящие
признаки - позже, ибо они, как говорит Порфирий, по роду своему вторичны и
по природе случайны. И совершенно правильно называется случайным по природе
и вторичным по роду то, что не образует субстанцию. Ведь они [просто]
присоединяются к субстанциям, которые были образованы прежде отличительными
признаками.
Далее, поскольку вид показывает субстанцию, а субстанция - как уже было
сказано - не знает усиления или ослабления, то и причастность к виду не
бывает ни более сильной, ни более слабой. Привходящий же признак - даже
неотделимый - может, возрастая, становиться то сильнее, то слабее. Именно
так обстоит дело с неотделимым привходящим признаком, присущим эфиопам -
чернотой. Некоторые эфиопы могут быть черны, как ночь, а некоторые
посветлее.
Теперь нам остается исследовать общие свойства и различия собственного и
привходящего признаков. Что касается привходящего признака, то его
соотношения с родом, видом и отличительным признаком мы уже изучили выше,
когда рассматривали, чем отличаются род, вид и отличительный признак от
собственного признака. Остается только установить сходства и различия,
соединяющие или отделяющие друг от друга собственный и привходящий
признаки.
"Общее у собственного и неотделимого привходящего признака то, что без них
никогда не обходятся те [вещи], в которых они усматриваются. Ибо как не
бывает человека без способности смеяться, так не бывает и эфиопа без
черноты. И как собственный признак присущ всегда и всему [объему своего
вида], точно так же и неотделимый привходящий признак".
Поскольку собственный признак всегда присущ видам и никогда не оставляет их
и поскольку неотделимый привходящий признак не может быть отделен от
подлежащего, очевидно, что их общее свойство состоит в том, что [предметы],
в которых они находятся, не могут существовать без собственных или
неотделимых привходящих признаков.
А именно неотделимые привходящие признаки Порфирий сопо