о это?",
а род - о том, "что это?" - постольку мы говорим о собственном признаке
рода не в подлинном смысле слова, а по сравнению с отличительным признаком.
То же самое следует иметь в виду и во всех прочих случаях; всякое
[сказуемое], называемое собственным признаком рода, если оно не принадлежит
ничему, кроме рода, а роду принадлежит всегда, будет собственным признаком
как таковым. Но любое сказуемое, общее у рода с чем бы то ни было другим,
будет называться собственным признаком только сравнительно с чем-нибудь. 

Следующее расхождение между родом и отличительным признаком заключается в
том, что род у вида всегда один - во всяком случае, ближайший род, ибо
вышестоящих родов может быть много, как, например, для человека родами
являются и "животное" и "субстанция", однако ближайшим родом для человека
является все-таки только "животное". Что же до отличительных признаков, то
их у одного и того же вида может быть много: например, у человека -
"разумное" и "смертное". Поэтому-то и определение складывается из одного
рода, но нескольких отличительных признаков, как например, "человек есть
животное разумное и смертное". 

Еще в одном отношении не совпадают род и отличительный признак, а именно:
род занимает место как бы подлежащего, в то время как отличительный признак
[играет роль] формы. Таким образом, первый оказывается чем-то вроде
материи, принимающей образ, а второй - формы, которая, накладываясь сверху,
сообщает виду субстанцию и смысл. Все эти многочисленные различия между
родом и отличительным признаком Порфирий счел нужным указать потому, что из
всех [сказуемых] отличительный признак более всего похож на род, так как
после рода он самый универсальный и широкий. И несмотря на то, что можно
было бы найти еще много как общих, так и разных черт между родом и
отличительным признаком, Порфирий объявляет, что достаточно и этих. Ибо для
разделения довольно привести лишь несколько отличий и не обязательно
собирать все, какие только можно отыскать. 

"Общее между родом и видом то, что они сказываются о многом, как мы уже
говорили. При этом следует брать вид только как вид, а не как также и род,
в том случае, если одно и то же является родом и видом. Общее между ними
также и то, что они предшествуют тому, о чем сказываются, и что тот и
другой представляют собой нечто целое". 

Порфирий насчитывает три общих черты у рода и вида. Первая состоит в том,
что они сказываются о многом; однако род, как было отмечено, сказывается о
видах, а вид - только об индивидах. В данном случае речь идет о таком виде,
который является только видом, то есть не является также и родом, - о
последнем виде, как, например, "человек". В самом деле, если бы мы взяли
такой вид, который может быть также и родом, и сказали бы, что у него и у
рода общее - сказываться о многом, это было бы все равно, что сказать,
будто род имеет общую черту с самим собой, так как сказывается о многом.
Таков вид, который является не только видом, но также и родом. 

Другая общая черта - и тот и другой первичнее того, о чем сказывается. В
самом деле, все, что сказывается о многом в прямом смысле (recto ordine),
как мы замечали ранее, предшествует тому, о чем сказывается. Кроме того,
общее у них то, что и род и вид представляют собой целое для тех, которые
заключены и содержатся в их пределах. Ибо род есть целое всех видов, а вид
- целое всех индивидов. Ведь и род и вид равно являются объединяющими для
многих, а то, что объединяет многих, справедливо называется целым по
отношению к тем, кого возводит в единство. 

"Различаются же они тем, что род объемлет виды, а виды объемлются родом, но
не объемлют родов. Ибо род сказывается о большем числе [предметов], чем
вид. Далее, роды должны предшествовать [видам] и лежать в их основании:
будучи оформлены видообразующими отличительными признаками, они создают
виды. Поэтому роды по природе первичнее и, уничтожаясь, влекут за собой
уничтожение видов, но сами при уничтожении вида не уничтожаются; ибо если
существует вид, то существует и род, но если существует род, то вид не
обязательно будет существовать. Кроме того, роды однозначно (univoce)
сказываются о видах, виды же о родах не сказываются. Далее, роды
превосходят виды тем, что содержат их; виды же превосходят роды, так как
обладают собственными отличительными признаками. Далее, ни вид не может
стать когда-либо высшим родом, ни род последним видом".
 
Изложив общие черты рода и вида, Порфирий переходит к их различиям.
Различаются они тем, говорит он, что род содержит виды как "животное"
содержит "человека"; вид же не содержит родов, ибо "человек" не сказывается
о "животном". Таким образом, вид содержится в роде, но родов не содержит.
Ибо всякое более широкое сказуемое содержит меньшее. А раз род - более
широкое сказуемое, чем вид, необходимо, чтобы вид содержался в роде, сам же
он никоим образом не может включить род в пределы своего оказывания. Вот
почему всякий раз, как род воспринимает отличительный признак, он создает
вид: род - широчайшее из сказуемых - стискивается [рамками] отличительных
признаков и, сужаясь, создает вид. Ибо отличительный признак, соединяясь с
родом, всегда производит вид, заставляя универсальное и широчайшее
сказуемое сжаться в тесных границах вида. Так, "животное", сказуемое,
распространяющееся само по себе чрезвычайно широко, уменьшается до
одного-единственного вида - "человека" - как только к нему присоединятся
отличительные признаки "разумное" и "смертное". Следовательно, вид всегда
меньше рода и поэтому содержится в нем, но его не содержит; и если погибнет
род, то исчезнет и вид: ведь после гибели целого не уцелеет часть. А если
исчезнет вид, то род останется. Например, если упразднишь "животное", не
будет и "человека"; если же уничтожишь "человека", "животное" останется. 

В этом заключается также и причина того, что род однозначно сказывается о
виде, то есть вид принимает определение и имя рода, но не наоборот: ясно,
что род не принимает определения вида, ибо низшие сказуемые принимают
субстанцию высших. 

Если, определяя "животное", ты скажешь, что это одушевленная и способная к
ощущению субстанция, ты будешь прав, так же как если назовешь человека
животным. И даже если ты приложишь к человеку определение животного, назвав
его одушевленной и способной к ощущению субстанцией, в твоем утверждении не
будет ничего ложного. Но понятие (ratio) человека - то есть животное
разумное и смертное - не подойдет животному [вообще]. Ведь не [всякое]
животное может быть названо разумным и смертным животным. 

Итак, вид принимает как имя, так и определение рода; род же ни имени вида
не принимает, ни определением его не обозначается. Но если имя и
определение одной вещи сказываются о другой вещи, [то эти вещи] называются
однозначными. А раз имя и определение рода сказываются о виде, значит, род
однозначно сказывается о виде. Но так как ни имя вида, ни определение его
не сказывается о роде, это однозначное оказывание необратимо. 

Роды отличаются от видов еще и тем, что превосходят каждый из своих видов,
так как помимо него содержат и другие виды. Виды же превосходят роды, так
как обладают множеством отличительных признаков. В самом деле, "животное",
то есть род, превосходит "человека", то есть вид, так как содержит в себе
не только человека, но и быка, и лошадь, и другие виды, на которые
распространяется его оказывание. Вид же, например, "человека", превосходит
род, например, "животное", благодаря множеству отличительных признаков. Ибо
в действительности род не обладает ни "разумностью", ни "смертностью" -
ведь в действительности род не содержит ни одного отличительного признака,
от вида же они неотделимы, так как составляют самую его субстанцию. Ибо
человек и разумен и смертей - а это вовсе не его род; животное же само по
себе не разумно и не смертно. Таким образом, если род содержит больше
одного вида, то вид образуется большим числом отличительных признаков,
нежели род. Так что род, со своей стороны, превосходит вид в том, что
касается охвата видов, а вид, в свою очередь, перегоняет род по количеству
отличительных признаков. 

Есть между ними еще и такое различие: род, первое среди всех [сказуемых],
никогда не может опуститься настолько, чтобы стать последним; вид же,
стоящий ниже всех, никогда не может подняться так высоко, чтобы стать
первым. Следовательно, ни вид никогда не может стать высшим родом, ни род -
последним видом. 

Однако среди указанных различий одни разделяют только род и вид и
свойственны только этому отношению; другие же отделяют род не только от
вида, но и от всех прочих [сказуемых]. Характер различия следует тщательно
рассматривать во всех случаях, если мы стремимся усвоить истинные правила
разделения. 

"У рода и собственного признака общее то, что они следуют [непосредственно]
за видами: ибо если есть "человек", то есть и "животное"; и если есть
"человек", то есть и "способное смеяться". Общим [между ними является]
также и то, что род одинаковым образом сказывается о видах, а собственный
признак - о причастных ему индивидах. Ибо и чело век и бык одновременно
являются животными, а Цицерон и Катон одинаково способны смеяться. Общее
для них, наконец, и то, что они сказываются однозначно: род - о своих
видах, собственный признак - о тех, кому он свойствен".
 
Три общих черты рода и собственного признака называет Порфирий и первая
среди них - что род так же следует за видом, как и собственный признак.
Если мы возьмем какой-нибудь вид, тотчас же нам необходимо будет помыслить
его род и собственный признак, ибо и тот и другой следуют по пятам за
своими видами: если есть человек, есть и "животное" и "способное смеяться".
Таким образом, и род и собственный признак не отстают от того вида, который
им подчинен или причастен.
 
Другая общая черта: все, что причастно роду и собственному признаку,
причастно им в равной мере. Ибо виды любого рода равно причастны этому
роду, и точно так же собственный признак равно присущ всем индивидам.
Совершенно очевидно, что в этом отношении род и собственный признак [ведут
себя] одинаково: так, человек не является животным в большей степени, чем
лошадь или бык: поскольку все они - животные, постольку они равно носят имя
животного, то есть рода. Точно так же Катон и Цицерон в равной мере
способны смеяться, даже если [в настоящий момент] оба они одинаково не
смеются; ибо способными смеяться они могут быть названы потому, что
приспособлены к смеху, а не потому, что всегда смеются. Итак, как
подчиненные роду [виды] равным образом принимают род, так и подчиненные
собственному признаку [индивиды равно принимают] собственный признак. 

В-третьих, подобно тому как род однозначно сказывается о своих собственных
видах, так же и собственный признак однозначно сказывается о своем виде. В
самом деле, род, содержа субстанцию вида, высказывает не только имя вида,
но и его определение. А собственный признак, который никогда не покидает
вид, переходя к другому, и всегда равен виду, не подчиняясь ему, тоже
передает виду свое определение: не может быть сомнений, что имя его
подобает тому единственному виду, которому он всегда равен, и что
определение его также подходит этому виду. Таким образом, и род о видах, и
собственный признак о своем единственном виде сказываются однозначно. 

"Различаются же они тем, что род [существует] прежде, а собственный признак
- позже: ибо животное должно существовать прежде, чем оно будет разделено
отличительными и собственными признаками. Далее, род сказывается о многих
видах, для которых он - род; собственный же признак - только об одном виде,
для которого он - собственный признак. Далее, собственный признак -
обратимое сказуемое, а род - необратимое: если есть животное, еще не
значит, что есть человек; и если есть животное, не значит, что есть
способное смеяться. Но если есть способное смеяться, то есть и человек, и
наоборот. Далее, собственный признак, свойственный какому-либо виду, присущ
ему целиком, только ему одному и всегда; род же является родом для всего
вида, родом которого является, и всегда, но не для одного только этого
вида. Далее, собственные признаки, исчезнув, не влекут за собой
исчезновения родов; а уничтожение рода уничтожает виды, родом которых он
является. Но с уничтожением видов уничтожаются также и их собственные
признаки". 

Вновь Порфирий отмечает такое собственное свойство, которое может быть
названо свойством [не само по себе], а только по сравнению с чем-нибудь
другим: свойством рода он называет то, что род предшествует собственному
признаку. В самом деле, род должен существовать прежде, ведь он служит
неким подлежащим и материей для отличительных признаков, и, соединившись с
отличительными признаками, создает вид, вместе с которым рождаются и
собственные признаки. Таким образом, род существует прежде, чем
отличительные признаки, которые, в свою очередь, прежде видов, за которыми
следуют собственные признаки; следовательно, род вне всякого сомнения
первее собственного признака, и, как было сказано, собственное свойство
рода - быть первее собственного признака. Это свойство - общее у рода с
отличительными признаками. В самом деле, видообразующие отличительные
признаки считаются первее собственных признаков: ведь они первее самих
видов, поскольку заключенные в них понятия определяют виды. Но как мы уже
сказали, данное свойство является свойством рода только в отличие от
собственного признака, а не потому, что оно является собственным свойством
рода как таковым. 

Далее, род отличается от собственного признака тем, что сказывается о
многих видах, в то время как собственный признак сказывается только об
одном. Ибо то, что не разделяется на несколько видов, не есть род, а то,
что может быть свойственно еще какому-нибудь виду, не будет собственным
признаком. Следовательно, род всегда имеет под собой несколько видов, как,
например, животное - человека и лошадь, а собственный признак - только один
вид, например, "способному смеяться" подчинен только "человек". Из этого
различия вытекает еще одно: род сказывается о видах, но сам не подлежит
никакому оказыванию; а собственный признак и вид сказываются друг о друге
взаимно. Дело в том, что сказываться могут либо большие [сказуемые] о
меньших, либо равные о равных. Поэтому род, который больше всех видов,
сказывается о них, виды же, будучи меньше рода, о нем не сказываются:
например, животное сказывается о человеке, а человек о животном - отнюдь
нет. Напротив, собственный признак, который равен виду, равным образом и
сказывается о нем и сам подлежит ему: "способный смеяться" сказывается о
человеке, поскольку всякий человек способен смеяться; и точно так же
говорится наоборот - ведь всякое [существо], способное смеяться, - человек. 

Кроме того, собственный признак отличается от рода тем, что принадлежит
одному виду целиком и всегда. В двух отношениях с родом дело обстоит так
же, а в третьем - иначе. Род принадлежит своим видам всегда и целиком, но
не одному только виду. Ибо только собственным признакам свойственно
содержать по одному-единственному виду, род же всегда содержит несколько.
Следовательно, собственные признаки охватывают по одному виду, а роды - не
по одному. Поэтому собственный признак принадлежит одному виду целиком и
всегда, а род - и целиком, и всегда, но не одному: способность смеяться
свойственна одному лишь человеку, а животное - это не только человек, но и
все неразумные [существа]. 

Далее, если мы упраздним род, уничтожатся и виды, ибо если не будет
животного, то не будет и человека. Если же мы упраздним вид, род не
уничтожится, ибо если даже не будет человека, животное не исчезнет. Но вид
и собственный признак, будучи равны, взаимно уничтожают друг друга: если не
будет [существа], способного смеяться, не будет и человека; и если не будет
человека, не останется ничего, способного смеяться. Таким образом, роды
упраздняют подчиненные им виды, но сами не упраздняются с исчезновением
вида; вид же и собственный признак упраздняют друг друга и уничтожаются
взаимно. 

"У рода и привходящего признака общее - то, что они, как было указано,
сказываются о многом, будь то отделимый привходящий признак или
неотделимый. Ведь и "двигаться" говорится о многих вещах, и "черное"
сказывается о воронах, и об эфиопах и о других, неодушевленных предметах". 

Среди всех пяти [сказуемых] нет ни одного, которое было бы так далеко от
рода, как привходящий признак. Ибо в то время как род указывает субстанцию
всякой вещи, привходящий признак очень далек от субстанции - ведь он
привходит чисто внешним образом. Поэтому общего с родом он может иметь
только то, что сказывается о многом. Род сказывается о многих видах, а
привходящий признак - не только о многих видах, но и о разных родах,
например, об одушевленном и о неодушевленном: "черным" называется и
разумный человек, и неразумный ворон, и неодушевленное эбеновое дерево. Так
же и "белое" говорится и о лебеде, и о мраморе, "двигаться" - о человеке, о
лошади, о звездах и о приведенных в движение [неодушевленных предметах],
для которых это - отделимый привходящий признак. 

"Различаются род и привходящий признак тем, что род предшествует видам, а
привходящий признак [идет] после видов. Даже если мы возьмем неотделимый
привходящий признак, все же та природа, к которой что-то присоединяется,
первее той, которая присоединяется. Кроме того, все, что причастно роду,
причастно ему одинаковым образом, а привходящему признаку [причастно] не
одинаково. Ибо причастность привходящему признаку, может быть сильнее и
слабее, роду же - нет. Кроме того, привходящие признаки существуют главным
образом в индивидах; а роды и виды по природе первее, чем индивидуальные
субстанции. И роды сказываются о том, что [стоит] под ними в [ответ на
вопрос] "что это?", а акциденции - [на вопрос] "каково это?" или "в каком
положении находится?". Так, на вопрос, каков эфиоп, ты ответишь: "Черный",
а на вопрос, в каком положении находится Сократ, скажешь, что он сидит или
гуляет".
 
Из различий между родом и привходящим признаком первым указывает Порфирий
то, что род предшествует видам, так как играет по отношению к ним роль
материи и, будучи оформлен отличительными признаками, рождает виды;
напротив, привходящий признак стоит после видов. Ибо вначале должно
существовать то, к чему что-то привходит, а потом уже то, что привходит.
Ведь пока нет подлежащего, которое приняло бы привходящий признак, он не
может существовать. Поскольку род служит подлежащим для видов, постольку не
\зджет быть видов, пока под ними не лежит род - своего рода материя. Так же
не может быть и привходящих признаков, пока нет вида - их подлежащего.
Таким образом, очевидно, что роды - первее видов, а виды - первее
привходящих признаков. 

Второе различие: род не допускает усиления или ослабления, и поэтому все,
что причастно роду, в равной мере получают его имя и определение. В самом
деле, все люди равно являются животными, и точно так же все лошади; и
человек не более животное, чем лошадь и любое другое животное. А вот к
привходящему признаку вещь может быть причастна в большей или меньшей
степени. Ведь ты всегда можешь найти кого-нибудь более черного или дольше
гулявшего; и если ты присмотришься к эфиопам, то обнаружишь, что даже они
не одинаково окрашены в черный цвет. 

Еще одно различие: всякий привходящий признак существует (subsis-tit) в
первую очередь в индивидах; род же предшествует и индивидам, и видам. В
самом деле, если бы отдельные вороны не были черными, вид ворона никогда бы
не назвали черным; из этого видно, что привходящие признаки [стоят] после
индивидов. К тому же, если то, к чему привходит [какой-либо признак],
всегда первее того, что привходит, индивиды вне всякого сомнения будут
первее привходящих признаков. Роды же и виды выше индивидов: ведь,
сказываясь об индивидуальных вещах, они создают их субстанцию. С другой
стороны, однако