оким; в те же  годы  в
Харькове действовал упомянутый уже математик Осиповский. который с иронией и
острой критикой относился к немецкому идеализму вообще, в частности, у  Шада
он  высмеивал  "наивное"  его  предположение  о  тожестве  между  мыслью   и
реальностью. С эмпирической точки зрения, которую  защищал  Осиповский,  это
было наивно. Но уже  у  самого  Шада  фихтеянство  переходило  в  Шеллингову
натурфилософию, - а для судеб русской философии как раз является  необычайно
характерным чрезвычайное, можно сказать  жадное  внимание  к  Шеллингу  (как
натурфилософу). В сущности, русское шеллингианство не исчезло  и  доныне,  -
достаточно указать на громадное значение Шеллинга в мировоззрении  Владимира
Соловьева, значение которого живо до сих пор. 7. Первым ярким - .и  при  том
наиболее близким к оригиналу - проявлением русского  шеллингианства  были  у
нас произведения Д. Велланский (1774 - 1847)  (34).  Происходя  из  простого
звания, он 15-ти лет поступил в Киевскую Духовную Академию, но не окончив ее
перешел в Медицинскую Академию в Петербурге. По окончании ее Велланский  был
послан в Германию для завершения  образования,  -  и  здесь  он  чрезвычайно
увлекся изучением философии и, по возвращении в  Петербург.  хотел  получить
кафедру философии. За отсутствием таковой в Медицинской Академии,  он  занял
кафедру  ботаники.  Его  диссертация  была  посвящена  вопросу  "О   реформе
медицинских и физических  теорий".  Оппонентов  не  оказалось  (хотя  трижды
назначалась
    ---------------------------------------(31) О Шаде,  см.  у  Koyre.  Ор.
cit. 52-65, у Шпета. Стр. 110-118, у Боброва. Философия в России. См.  также
статьи Зеленогорского в журн. "Вопросы Философии и Психологии", №№ 27 и  30.
(32) См. об этом Ueberweg. Gesch. d. Philosophie (12te Aufl. 1923. B. IV.  S
35). (33) См. подробности у Шпета. Ор. cit. Стр. 114-118. (34) Литература  о
Велланском: Бобров, "Философия в России". К. Веселовский,  "Русский  философ
Д. М. Велланский". Рус. Старина, 1901, Филиппов, "Судьбы русской философии",
Журн. Русское Богатство, 1894 г., Колюпанов, "Биография А. И. Кошелева",  т.
1, Шпет, Ор. cit. Стр. 124-132, Коуге. Ор. dt. P. 91-99. См. также  Розанов.
"Воспоминания о Велланском", Журн Русский Вестник, 1867 г.
    [127]
    началась публичная защита  диссертации),  и  Велланский  получил  ученую
степень без защиты диссертации. Лектором он был очень хорошим; по  выражению
его ученика Розанова, "личность Велланского вся была огонь и пламень",  -  и
это было связано с его страстным  увлечением  идеями  Шеллинга,  которым  он
остался верен всю жизнь. Один историк (35) отказывается считать  Велланского
подлинным  шеллингианцем,   вследствие   того,   что   он   остановился   на
натурфилософии  Шеллинга  и  не  последовал   за   ним   в   его   последних
произведениях. Соображение более, чем странное, - как будто  принятие  одних
учений Шеллинга должно сопровождаться исповедыванием всех других его учений.
Велланский  был  ученым  натуралистом,  но  горячо  стоял   за   философскую
постановку проблем науки, - и если ныне Коуrе ставит в  "упрек"  Велланскому
то, что он не следовал за Шеллингом во всем объеме  его  построений,  -  то,
например, Академия Наук в Петербурге дважды отказала  Велланскому  в  звании
академика  как  раз  за  "философичность"  в  науке.  Проф.  Павлову   (тоже
шлллингианцу) Велланский писал: "прошло 30 лет, как я  в  Российском  ученом
мире вопию, аки глас в пустыне". Он действительно был одинок, - несмотря  на
то, что натурфилософия очень интересовала русских людей в это время. Отчасти
это было связано с очень тяжелым языком, каким писал Велланский,  отчасти  с
тем, что он стремился не столько популяризировать Шеллинга (что  великолепно
делал Павлов, сыгравший  поэтому  более  важную  роль  в  развитии  русского
шеллингианства), сколько к "реформе"  науки  (в  духе  философии  Шеллинга).
Надо,  впрочем,  отметить,  что  у  Велланского  было  немало  горячих   его
поклонников; Колюпанов (36) свидетельствует, что еще  в  40-ых  годах  книга
"Биологическое исследование природы  в  творимом  и  творящем  ее  качестве"
(вышла в свет в 1812-ом году) "заставляла гимназистов старших классов ломать
над  нею  голову".  Из  учеников  Велланского  особо  достоен  внимания  д-р
Ястребцов, который писал в своей  "Исповеди":  "Велланский  меня  совершенно
покорил натурфилософией". От натурфилософии Ястребцов перешел позже к  общим
философским вопросам (он презрительно отзывался о "фактомании"  в  науке)  и
кончил тем, что стал защищать веру (37). Велланский был {натурфилософом}, но
все же и философом, как таковым. В 1824-ом году писал кн. Одоевскому (см.  о
нем следующую главу): "я первый возвестил Российской  публике  двадцать  лет
назад о новых познаниях естественного мира,
    ---------------------------------------(35) Коуrе. Ор. cit. P. 98.  (36)
Колюпанов. Ор. cit. T. I. Стр. 445. (37) О Ястребцове,  см.  Шпет  Ор.  cit.
Стр. 305-9; к сожалению презрительный тон у Шпета портит,  как  всегда,  его
изложение.
    [128]
    основанных на теософическом понятии, которое хотя началось у Платона, но
образовалось и созрело у Шеллинга" (38).  Действительно  Велланский  брал  у
Шеллинга  не  только  натурфилософию,  но  в  значительной  степени  и   его
трансцендентализм. Однако, не только у Велланского, но  и  в  немецком  и  в
русском шеллингианстве самым влиятельным оказался у Шеллинга его  поворот  к
реализму.  Трансцендентализм  у  шеллингианцев  как  бы  смарщивается;   эта
любопытная деформация основной философской позиции Шеллинга, -  для  которой
сам Шеллинг давал, впрочем,  очень  много  поводов,  -  имела  место  уже  в
Германии. У Велланского, вслед за его реалистическим истолкованием Шеллинга,
на первом плане стоит реалистически же понятая философия природы. Однако, не
следует преуменьшать значения общефилософского материала у Велланского, - он
все же, по существу, трансценденталист (в духе "системы тожества" Шеллинга).
Одно время он думал написать очерк общих идей философии (39), но  не  сделал
этого,-но не по отсутствию настоящего философского образования, как полагает
Шпет (40), что очень трудно предположить в добросовестном ученом (каким  был
Велланский), который собирался занимать кафедру философии.  Все  же  из  его
сочинений  можно  извлечь  довольно  последовательный  очерк  гносеологии  и
метафизики. Велланский защищал синтез умозрения и  опыта:  "умозрительное  и
эмпирическое  знание,  писал  он,  односторонни,  и  каждое  в   отдельности
неполно...  умозрение,  при  всех  своих  преимуществах,  недостаточно   без
эмпирии". Однако, "истинное знание состоит  в  идеях,  а  не  в  чувственных
данных; хотя опыт  и  показывает  многие  скрытые  явления  Природы,  но  не
объяснил ни одного в его существенном значении. Опыт и наблюдение  относятся
к преходящим и ограниченным формам вещей, но  не  касаются  беспредельной  и
вечной их сущности". В другом  месте  Велланский  пишет,  что  задача  науки
состоит не в эмпирическом "объятии отдельных предметов", а в искании  общего
единства в природе. Эти гносеологические построения  явно  определяются  той
метафизической концепцией, какую развил Шеллинг в своей философии природы, и
которая стремилась  познать  природу,  как  живое  единство.  "Природа  есть
произведения  всеобщей  жизни,  писал  Велланский,  действующей  в  качестве
творящего духа. Все живые и бездушные вещества произведены одной  и  той  же
абсолютной
    ---------------------------------------(38) См. у Боброва. Op.  cit.Стр.
221. (Вып. II). (39) Об этом свидетельствует письмо Велланского к Павлову (у
Боброва, вып. II, стр. 225). (40) Шпет. Ibid. Стр. 126.
    [129]
    жизнью" (41). Время, пространство, вещество суть тоже "явления"  вечного
и беспредельного начала; "всеобщая жизнь" не есть поэтому  ни  вещество,  ни
сила, - а идеальное начало обоих, постигаемое нами умозрительно.  Эта  общая
метафизическая  концепция,  взятая  у   Шеллинга,   не   просто   зачаровала
Велланского, а была для него прозрением в сокровенную творческую тайну мира.
Этим прозрением он вдохновляется в  своих  научных  трудах.  Велланский  был
более, чем "убежден" в ценности указанной  концепции,  -  он  был  пленен  и
восхищен ею. Велланский  входит  таким  образом  в  состав  школы  Шеллинга,
разрабатывает в духе его учений  проблемы  науки  и  Природы.  Он  принимает
учение  о  мировой  душе,  о  принципе  полярности  в  природе,  о  всеобщей
одушевленности и органическом строении мира.  То  "всесущественное"  начало,
которое есть Абсолют, есть источник неистощимой жизненности мира; в Абсолюте
непосредственно  укоренено  все  эмпирическое  бытие.  Из  этого   основного
восприятия мира и его жизни вытекает и гносеологическая позиция Велланского,
ибо для него наш разум "есть только отражение Абсолютного Ума, составляющего
сущность всеобщей жизни". У Шеллинга порядок идей был обратный, -он  исходил
из трансцендентального идеализма, а  не  приходил  к  нему,  -  но  не  один
Велланский, но все шеллингианцы по существу вдохновлялись его метафизикой  и
ради  нее  принимали  и  трансцендентализм.  Но  принимал  трансцендентализм
Велланский всерьез и без колебаний, - и хорошо понимал его логический примат
(42).  Если  взять  недавно  изданный  сборник  под  названием   Romantische
Naturphilosophie (43), в котором так сильно выступает  влияние  Шеллинга  на
разработку натур философских идей в романтике, - то надо  признать,  что  по
строения Велланского законно могли бы занять  здесь  очень  вид  ное  место.
Значение Велланского в развитии философских идей в  Рос  сии  очень  велико.
Если непосредственное
    ---------------------------------------(41)   Из   рукописи    "Животный
магнетизм". См. у Боброва, вып. III. (42)  Шпет  очень  грубо  говорит,  что
Велланский начал с "натурфилософскаго хвоста, а не с философских  принципов,
не с головы" (Ibid Стр. 125). Но Велланский здесь нисколько не  ниже  других
известных шеллингианцев - Окена, Каруса и др. Все они, исходя  из  принципов
трансцендентализма,   были   заняты   применением   принципов   Шеллинга   к
натурфилософии, антропологии и т. д. Шпет в другом месте (Ibid.  Стр.  132),
говорит о Велланском, что он был "нечутким, а потому и  беспечным  к.  чисто
философскому значению основных принципов". "Он не мог  раскрыть  философских
основ науки и  знания...  ибо  он  не  был  философом".  Суждение  это  явно
несправедливо.  (43)  Romantische  Naturphilosophie.  Ausgewahlt   von   Ch.
Bernoulli u. I. Kern. Jena, 1926.
    [130]
    влияние его не было значительно (44), то когда -  уже  в  20-ые  годы  -
образовались кружки "любомудров" (см. об этом дальше) в Москве, а потом и  в
Петербурге, то они все признавали Велланского главой русских  шеллингианцев.
Павлов,  глава  московского  шеллингианства,  относился  к   Велланскому   с
исключительным вниманием. Правда, еще через десятилетие  Велланский  казался
молодежи представителем  "отсталого"  уже  течения  мысли  (45).  Во  всяком
случае, в русском шеллингианстве, которое было чрезвычайно плодотворным  для
русской философской мысли, Велланскому принадлежит по праву первое  место  -
не только в хронологическом смысле, но и в силу его серьезной и  настойчивой
работы в натурфилософии. 8. Другим русским шеллингианцем начала XIX-го  века
в России часто считают проф.  Педагогического  института  и  Университета  в
Петербурге, А. И.  Галича  (1783  -  1848).  Это  неверно  -  Галич  не  был
шеллингианцем, как вообще не примыкал ни к какой  системе,  -  по  ядовитому
замечанию Коуre, он был просто "профессором философии". Тем  не  менее,  его
значение в развитии философской культуры в России таково, что о  нем  нельзя
не упомянуть. Галич окончил Духовную Семинарию  (в  г.  Севске),  был  потом
учеником проф. Петербургского Университета, П. Д. Лодия  (46),  которым  был
отправлен в заграничную командировку. По возвращении в  Россию,  Галич  стал
профессором в Педагогическом  Институте,  а  потом  и  в  Университете.  Его
наиболее популярные работы - "История философских  систем,  составленная  по
иностранным руководствам" (1819), "Опыт  науки  изящного"  (1825),  "Картина
человека"  (очерк  философской  антропологии)  (1834).  Судьба  Галича  была
печальна: когда началась  борьба  против  философии  (против  последователей
немецкого идеализма), Галич был одним из первых пострадавших (ему вменили  в
вину  то,  что  он  "ограничивался   изложением   философских   систем   без
опровержения их"). Будучи уволен  из  Университета  и  в  скорости  лишенный
содержания, Галич бедствовал очень; в довершение его горькой судьбы, у  него
сгорела рукопись приготовленного им к печати сочинения. "История философских
систем" Галича, хотя она и не  является  самостоятельным  трудом,  сослужила
хорошую службу русской молодежи, когда  (в  20-ых  годах)  стал  развиваться
интерес
    ---------------------------------------(44) Впрочем надо  отметить,  что
лекции Велланского воодушевляли некоторых слушателей до  "самозабвения",  до
"экстаза". (См. у Боброва. Ор. cit. Вып. II. Стр. 67). но влияние  его  было
очень ограничено тем, что преподавал он в  Медицинской  Академии.  (45)  См.
этюд Тарасевича о развитии  естествознания  в  России.  (Ист.  России.  Изд.
Граната, т. VI). (46) П. Д. Лодий был автором "Логических Наставлений".  См.
о нем у Шпета. Ibid. Стр. 137-8.
    [131]
    к философии. Еще большее значение имела его книга по вопросам  эстетики.
Мы уже отмечали при ознакомлении с  XVIII-ым  веком  то  значение,  какое  у
русских мыслящих  людей  имела  эстетика.  Тот  "эстетический  гуманизм",  о
котором мы дальше говорим, пускал свои корни все глубже и  шире.  Начиная  с
первых же годов XIX-го века, начинают умножаться у нас  переводы  руководств
по эстетике; вопросы  эстетики  не  только  стоят  на  первом  месте,  но  и
окрашивают собой иные философские  интересы.  Отчасти  это  было  отражением
того,  что  происходило  на  Западе   (преимущественно   в   Германии),   но
своеобразный "примат" эстетических проблем имел собственные корни в  русской
душе. Сентиментализм, позже - романтизм несли с собой не только "усладу", но
клали свою печать на вcе  мировоззрение.  Русское  шеллингианство  в  первое
время лишь в одном Велланском  занималось  проблемами  натурфилософии,  -  и
только к 30-ым годам  эта  сторона  шеллингианства  стала  снова  привлекать
внимание более широких  кругов.  Но  романтическая  эстетика,  в  частности,
"эстетический идеализм" Шеллинга, его возвышение  искусства,  его  учение  о
художественном творчестве зачаровывали русские  души  уже  с  начала  XIX-го
века. Еще недостаточно обследовано развитие журнальной и книжной литературы,
появившейся  в  первые  десятилетия  XIX-го  века  и  посвященной   вопросам
эстетики. Во всяком случае, эти вопросы привлекали к себе всеобщее  внимание
-  особенно  в  связи  с  литературными  спорами   между   так   называемыми
классическим и романтическим направлениями. Книга  по  эстетике  Галича,  не
блиставшая  оригинальностью,  иногда  туманная,  все  же  подымала   вопросы
эстетики до философской высоты; она несомненно оставила свой след в  истории
эстетических исканий 20-ых и 30-ых годов (47). Упомянем  кстати,  что  книга
Галича "Картина человека" - первый  опыт  философской  антропологии  -  тоже
неоригинальна (хотя в ней было много  ценного  материала  -  особенно  важно
учение о "страстях", разработанное  по  Спинозе)  (48).  Из  других  русских
шеллингианцев упомянем прежде всего о М. Г. ПАВЛОВЕ (1793 -  1840),  который
прошел  Духовную  Семинарию  в  Воронеже,   потом   учился   в   Харьковском
Университете (у Шада), откуда перешел в Московский Университет. По окончании
его,  был  послан  в  научную  командировку  в  Германию,  откуда,  вернулся
восторженным поклонником Шеллинга и  Окена.  Заняв  кафедру  агрикультуры  и
физики, Павлов стал читать лекции по своей кафедре, но очень скоро  приобрел
чрезвычайную
    ---------------------------------------(47)  См.,   наприм.,   Замотина,
"Романтизм двадцатых годов". Т. I-II (1911), О Галиче, см. у Замотина, т. I.
Стр. 105-117. (48) См. беглые замечания о ней у  Шпета.  Ibid.  Стр.  133-5.
Также у Б. Г. Ананьева, (Очерки истории русской психологии XVIII и XIX  в.),
Москва. 1947. Стр. 74-79.
    [132]
    популярность не только среди студентов разных факультетов,  но  и  среди
широких кругов русского общества. В своих лекциях Павлов,  обладавший  даром
ясного и вместе с тем увлекательного изложения, неизменно касался как теории
познания, так и общих принципов натурфилософии. Эти лекции Павлова сослужили
большую службу для развития философских интересов среди талантливой молодежи
(о философских кружках 20-ых годов см.  следующую  главу).  В  1828-ом  году
Павлов начал издавать  научно-литературный  журнал  "Атеней",  где  поместил
несколько статей по философии. ("О взаимном отношении сведений умозрительных
и опытных", "О различии между изящными  искусствами  и  науками")  (49).  Он
выпустил несколько книг по своей специальности, из которых следует  особенно
выделить  "Основания  физики".  Павлов  и  в  гносеологии   и   особенно   в
натурфилософии был верным последователем Шеллинга (50), но он не шел  дальше
общих принципов трансцендентализма в гносеологии и лишь в натурфилософии был
более смелым. В диалектике философских течений того  времени  имела  большое
значение его статья "О различии между изящными  искусствами  и  науками",  в
которой Павлов трактовал эстетическую проблему в духе Шеллинга. Но  все  эти
статьи Павлова, свидетельствующие о том, насколько глубоко он был  проникнут
философией Шеллинга, не имели того значения,  какое  бесспорно  принадлежало
его лекциям. К шеллингианцам причисляют (впрочем, всегда с оговорками) проф.
ДАВЫДОВА (1794 - 1863), который был учеником упомянутого  выше  проф.  Буле.
Его докторская диссертация была посвящена Бекону, из чего -  без  дальнейших
оснований - заключают  о  его  склонности  к  эмпиризму  (51).  Когда  среди
молодежи, увлекавшейся философией (см.  в  следующей  главе  о  "философских
кружках"), стало ярко проявляться поклонение Шеллингу, Давыдов стал отдавать
"предпочтение"  Шеллингу,  давал   читать   воспитанникам   университетского
пансиона произведения
    ---------------------------------------(49) Еще раньше Павлов поместил в
журнале кн. Одоевского "Мнемозина" статью "О способах исследования природы".
О Павлове, см. у Боброва "Философия в России". Вып. I и II, Шпета Ibid. Стр.
286-299, Koyre. Ор. cit. р. 126-136, Герцен, "Былое и Думы". Т. I,  Сакулин,
Кн. Одоевский. Т. I Стр. 115-127. (50) Шпет  считает  Павлова  шеллингианцем
лишь "приблизительным" (Ibid. Стр. 127). Сакулин (Ор. cit. стр. 127), пишет:
"мы можем считать Павлова шеллингианцем  или  точнее  -  окенианцем  лишь  с
весьма существенными оговорками". (51) Впервые это  мнение  высказал  М.  М.
Филиппов ("Судьбы рус. философии" в журнале "Русское Богатство", 1894 г.,  №
8). За Филипповым то же мнение высказал П. Н.  Милюков  ("Главные  течения".
Стр.  296).  Впрочем  Милюков  причисляет  его  больше  к   "оппортунистам".
Филиппову следует и Сакулин. Шпет справедливо  подчеркивает  недостаточность
оснований для такого суждения о Давыдове.
    [133]
    Шеллинга. Работая рядом с упомянутым выше Павловым, горячим и  искренним
шеллингианцем,  Давыдов,  эклектик  по  существу,  уделял   много   внимания
Шеллингу, и в  этом  смысле  ему  принадлежит  немалая  заслуга  в  развитии
шеллингианства  в  Москве  -  достаточно,  например,  вспомнить,   с   каким
увлечением отдавался шеллингианству будущий историк М.  Погодин,  с  которым
нам еще придется встретиться позже. Но Милюков прав в своем резком  суждении
о  Давыдове,  когда  пишет:  "в  философии   Давыдов   оказался   таким   же
оппортунистом, каким был он в житейских отношениях, - и уже из одного