ычные трактовки через пределы. Он должен пониматься вообще как необходимость закономерной связи результатов различных по точности действий, как их непротиворечивость, причем результаты более грубых действий более просты, менее богаты и разнообразны, а с точки зрения более общей модели должна быть видна неточность, необходимая для ненаблюдаемости тех или иных явлений. В такой форме принцип соответствия следует из самых общих представлений о реальности и возможностях ее познания и даже, можно сказать, как нормативный постулат является своеобразным выражением этих представлений. Так, ясно, что принцип соответствия как более первичный и глубокий, не следует в качестве вывода из соотношения классической и квантовой механик, хотя, конечно, он анализом этого соотношения подтвердился. Нормальными физиками всегда понималось, что появление квантовой механики не должно было противоречить старой классической механике, и такое положение было использовано в первую очередь Бором для получения некоторых количественных проверок его модели атома. Если установление соответствия между старой и новой теориями затрудняется, от этого становится плохо не принципу соответствия в его общей формулировке, а новой теории и (или) конкретным использованным процедурам установления соответствия, которые, следовательно, должны быть модифицированы. Если же в каком-то подходе оказывается возможным доказать некумулятивность познания или невозможность в принципе согласовывать различные теории, то от этого в силу той же гораздо большей основательности принципа соответствия должно становиться плохо самому этому подходу.
     В статье Вавилова, обратившего внимание на конструктивную роль упрощений, нет только формального выражения достаточности для некоторых целей уже приближенного ответа (результата). К сожалению, идея Вавилова не была доработана и осталась без должных последствий, так что Фабрикант году в 1975-м сходу, чего можно было бы ожидать, не опознал ее в представленных ему первоначальных рассуждениях автора этой книги о неточности в действии при термодинамическом контроле над системой.
     5) О согласовании квантовой механики и классической.
     Обычно говорят, что квантовая механика переходит в классическую в пределе при неограниченном стремлении постоянной Планка к нулю. Но предельная ситуация не совсем удовлетворительна. Рассмотрим переход квантового описания частицы, находящейся в потенциальной яме, в классическое описание.
     В квантовом случае допустимые состояния частицы в яме образуют дискретный набор. Их счетное (возможно, неограниченное) множество, и их можно пронумеровать числами натурального ряда. Классическая частица в яме может занимать любое из теперь уже непрерывного, несчетного множества состояний (континуум разрешенных состояний), пронумеровать которые дискретным индексом невозможно. При уменьшении постоянной Планка дискретный квантовый спектр сгущается, но не становится непрерывным, как того требует классика, что означает, что сама квантовая механика не переходит в классическую.
     Окончательно проблему согласования решает опять-таки учет конечной точности наблюдений. Дискретный спектр, как бы густ он ни был, всегда отличается от непрерывного при абсолютной точности наблюдения: без масштаба сравнения понятия достаточной или недостаточной густоты не возникают. Если же наблюдение совершается с конечной точностью, то при определенной густоте дискретных состояний промежутки между ними перестают замечаться, и распределение состояний начинает выглядеть как непрерывное, так что по наблюдениям становится невозможным сделать выбор между двумя моделями описания явлений.
     Можно сделать общее заключение о значении доказательств существования предела по какому-то параметру теории. Его наличие гарантирует существование ненулевой околопредельной области, в которой при наблюдениях с конечной точностью эффекты общей теории вырождаются в эффекты менее общей теории - опять же при аппроксимации экспериментальных данных в некотором смысле наиболее простыми из возможных в "коридоре ошибок" зависимостями. Очевидно, кроме простейшего закона в этом коридоре можно "провести кривую" и "истинного", более общего закона. Возможность одновременного описания с такой точностью экспериментальных результатов двумя теориями означает их согласование, непротиворечивость и уж по меньшей мере сохранение в более общей теории знания, отраженного старой теорией. При согласованных теориях из нового описания, соответственно его загрубив, всегда можно получить старое описание, так что в новой, более общей теории знание только уточняется без отбрасывания старого. В поисках нового знания перебирать альтернативы, конечно, надо, но отнюдь не с равными весами. По самому смыслу знание означает конец или ограничение возможностей альтернатив определенного рода, что, в частности, выражается принципом соответствия. Необходимо только подчеркнуть, что практическую, а часто и формально-теоретическую работоспособность этого принципа невозможно отделить от конечной точности наблюдений.
     (Можно отметить, что выделение термостатики из механики не проще выделения классической механики из релятивистской или квантовой, так как в первом случае одновременно работают сразу три предела: адиабатический, предел точечных частиц и нерелятивистский, - причем стремление к адиабатичности должно опережать уменьшение размеров частиц.)
     6) О скрытых параметрах в квантовой механике, или теорема Неймана как доказательство логической несовместимости.
     Уже более полувека дискутируется вопрос о природе и причине квантовомеханических закономерностей и о возможности более глубокого, чем квантовомеханическое, описания и, в частности, такого, которое позволяло бы однозначно предсказывать события в отличие от вероятностного предсказания по квантовой механике. Могут ли существовать такие субквантовые (их называют скрытыми) параметры, контролируя которые можно было бы, скажем, однозначно предсказать место попадания частицы на экран после прохождения ею отверстия в преграде?
     Имеются доказательства типа известной теоремы Неймана невозможности совместить существование скрытых параметров с принципами квантовой механики. Однако в подобных доказательствах (см., например, /54/) всегда или берут квантовые наблюдаемые в виде функций от скрытых параметров, т.е. как бы порождающимися самими скрытыми параметрами, или требуют жесткого соответствия между квантовой и классической логиками - это уж совсем по Фейерабенду. Доказательства не учитывают никакого вклада постороннего "давления" на модельные "первоначала" - скрытые параметры, порождающего определенный, отличный от "абсолютного", зеркального тип наблюдений и, соответственно, отличный от "истинного" тип наблюдаемых явлений, т.е. фактически доказывают опять ту же пресловутую "логическую несовместимость". Но, конечно, сами скрытые параметры не могут порождать квантовых наблюдаемых. Теорема Неймана в действительности доказывает только невозможность чистой редукции квантовой механики к модели со скрытыми параметрами, что, надо сказать, должно быть и без того ясно из общих соображений.
     Не хотелось бы, чтобы это выяснение места теоремы Неймана было воспринято как утверждение о существовании строго детерминистских скрытых параметров.
     6. Касаясь вопроса о связи и преемственности научных теорий, Я.Б.Зельдович в статье "Пути и цели науки" /63/ писал: "Анекдотический персонаж, который говорил <<Если прав Эйнштейн, то значит, Ньютон просто обманщик>>, ровно ничего не понял в специфике современного развития науки. Продвигаясь вперед, создавая все более точные и строгие теории, мы научились сохранять и находить правильное почетное место предыдущим теориям. Более того, мы понимаем и преимущества приближенных теорий в их области применимости, их принципиальную простоту."
     Удивительна непоследовательность Фейерабенда, наукообразно требующего совершенной последовательности в формальном обосновании теории познания и в результате абсолютно останавливающегося в этом "чистом" анализе перед проблемой одновременного понимания двух разных теорий, при том, что он, по-видимому, все-таки признает (без чего все обсуждение вообще не имело бы смысла) некоторую степень понимания одного участника реального диалога другим. Ведь нет абсолютно резкой грани между научно-познавательной деятельностью и, так сказать, обыденно-познавательной, между научным сообщением и обычным сколько-нибудь информативным разговором. Разница - лишь в степени объективности а также систематичности и упорядоченности. Если между разными теориями нельзя установить связь, то как же могут быть наведены мостки взаимопонимания между разными людьми? Разные, отдельные люди - это разные миры, - как говорит расхожая, но имеющая глубокие основания (хотя и не бесспорная) истина. Разница между ними не меньшая, чем между разными физическими теориями. Они имеют разные факты в разных условиях и воспринимают и осваивают их неодинаково. Однако наличия какого-то понимания между людьми, возможности более или менее эффективной, результативной передачи информации от одного к другому невозможно отрицать, и этот факт должен быть взят как бесспорный. Но тогда задачей методолога является не опровержение этого факта, чем по сути формально занимается Фейерабенд, а его осмысление, выяснение его причин и, следовательно, условий и дальнейшее развитие результатов анализа и их применение в разных областях, например, в вопросе о связи теорий.
     Продвижение вперед в познании невозможно без определенной решительности, преодолевающей ограничения, которые всегда может выдвинуть чистый формалист. Новые построения могут содержать и серьезные ошибки. Действительно необходимое условие обнаружения и исправления ошибок - сравнение и согласование комплекса знаний с расширяющимся опытом. Если бы маленькие дети были принуждены учиться говорить - т.е. и общаться с миром - обязательно сразу точно "по правилам", родители, естественно, не услышали бы от них уморительных коверканий нормального языка и смысла, - но они и ничего бы никогда не услышали кроме, разве, бессмысленного лепета и крика. Дети, конечно, предпринимают усилия выразиться поточнее, но в затруднительных случаях у них хватает ума и смелости говорить хотя бы приблизительно. Только это и позволяет им сопоставить отклик с речевым действием и при необходимости скорректировать и действие, и отклик. Ошибочно считать строгий формализм лучшим, единственно претендующим на научность методом познания в целом.
     Мера определенности заключений в вопросах познания не выводится из формальной логики. Подобная вещь - просто несостоятельное пожелание, не учитывающее реальности и разбивающееся о практику. Теория познания по характеру не очень-то отличается от обычных наук о природе - разве что она выше их по уровню, - и в этом отношении вовсе не походит на формализованную математику. Предметом и целью теории познания является не доказательство успешности (или неуспешности) познания или, шире, не построение "верной" системы познания, исходящие из некоторой системы формальных требований, а исследование реального процесса познания (что сближает познание познания с естествознанием вообще), открытие его (например, диалектических) черт, выявление возможностей и источников успешности, разработка критериев истинности и их усовершенствование на основе всего, что мы знаем и понимаем. Направленность в данном случае познания на себя напоминает саморазвитие гегелевской абсолютной идеи, в силу чего становится несомненным диалектический характер познания. В своем развитии теория познания должна стремиться ко все более точному отражению реального процесса познания, в котором формальной логике, очевидно, отведена подчиненная, служебная роль, но не роль единственного и исчерпывающего метода. Изучая и осваивая частные методологии естественных наук, что было бы совершенно излишним в формалистической схеме теории познания, гносеология в свою очередь должна вырабатывать рекомендации для них - т.е. и она сама неисчерпаема. И в ней, как и в физике, должен работать принцип соответствия: при развитии теории предшествовавшие взгляды должны пониматься, как и их источники. Так, с позиций диалектического материализма позиция Фейерабенда, ее мотивы, логика и результаты достаточно понятны. С этой точки зрения теория Фейерабенда есть додиалектический пережиток в материализме. Ее появление уже в наше время объясняется в основном весьма недостаточной разработанностью конкретных приложений диалектического метода в естественнонаучных областях.
     Таким образом, несомненно, что разные теории, не исключая в чем-то и неверных, могут быть поняты одновременно и на единой базе (что необходимо как для исправления ошибок, так и для развития знания), хотя и не полностью и не исчерпывающим образом. В понимании всех этих отношений без диалектического метода не обойтись. В возникновении любой теории, концепции, представления участвуют как объективные, так и субъективные основания. Невозможно абсолютно строго разделить в знании объективное и субъективное. Конкретные замкнутые теории, формально выступающие как исчерпывающие реальность, являются все же ограниченными и приближенными реконструкциями мира, но тем не менее что-то говорят и о бесконечном и абсолютном. По этим причинам и в естественных науках для работы в широком плане недостаточно одних только материалистических представлений, необходимы также хотя бы основные элементы диалектики. 

ГЛАВА 4
О ДЕЯТЕЛЬНОСТНОМ МЕХАНИЗМЕ ВЫДЕЛЕНИЯ ФОРМЫ ОБЪЕКТОВ
     Больше двухсот лет назад Лессинг как будто специально написал вступление к этой главе. "В природе все тесно связано одно с другим, все перекрещивается, чередуется, преобразуется одно в другое. Но в силу такого беспредельного разнообразия она представляет собою только зрелище для беспредельного духа. Чтобы существа ограниченные (это мы с вами, читатель. - В.Г.) могли наслаждаться ею, они должны обладать способностью предписывать ей известные границы, которых у нее нет, способностью абстрагировать и направлять свое внимание по собственному усмотрению. Этою способностью мы пользуемся во все моменты нашей жизни; без нее наша жизнь была бы немыслима; из-за бесконечного разнообразия ощущений мы бы ничего не ощущали. Мы непрестанно были бы жертвою минутных впечатлений, мы бы грезили, не зная, о чем грезим." /64/ В этих соображениях, следующих из проницательного анализа реального состояния дел и восходящих, очевидно, к Спинозе, и неизбежно, в свою очередь, приводящих к диалектике, указывается на наличие специфического механизма, позволяющего существам с конечными способностями все же ориентироваться в бесконечно сложной реальности с помощью отбора лишь чего-то важного для данного момента и пренебрежения остальным. И сейчас мы можем, опираясь на возросший опыт, конкретизировать работу этого механизма и уточнить некоторые его следствия.
     Принципиально важно, что контроль над системами, о котором говорилось выше, может существовать только тогда, когда существует система ценностей, выстраивающая иерархию воздействий и результатов по степени их важности, так что некоторые возможные воздействия и результаты или вообще не замечаются или могут быть отброшены и не приниматься во внимание, что приводит к незеркальности отражения мира в теориях. Хотя для получения изложенных выше физических и методологических выводов оказалось достаточным привлечения довольно простого и, видимо, общеприемлемого "наблюдателя", интересно и полезно на будущее было бы более широко посмотреть, чем существенно отличается сей субъект от тех объектов, с которыми он работает, каковы его общие особенности и во что они могут выливаться в его деятельности. Очевидно, первой и наиболее существенной чертой реального "наблюдателя" является то, что он живой. И теперь мы попытаемся выяснить, что же это такое.
     
§ 1. О критерии живого
     
     Мнений по вопросу о том, чем отличается живое от неживого, по каким свойствам проводить классификацию, у естественников существует довольно много. Обыденные критерии интуитивны и расплывчаты. Для различных целей предпринимались попытки их формализовать. Задачей является выработка такой классификации, которая отражала бы существенные черты того, что интуитивно понимается как жизнь, но которая не опровергалась бы достаточно очевидными контрпримерами, скажем, примером растущего, но явно неживого кристалла, или чтобы старая собака, уже не способная к продолжению рода, не могла быть признана неживой. Понятно, что более или менее строгая классификация должна быть достаточно узкой и поэтому не обязана точно совпадать с привычной житейской и уж тем более с безграничной поэтической, согласно которой и камни могут быть живыми. Кроме того, нам достаточно определения указанного феномена, так сказать, в статике, без истории, без становления и развития, что характерно для естественных наук и, в частности, для физики, которой мы занимаемся и которую удовлетворит простое уточнение понятия "наблюдатель", проясняющее в основном происхождение неточностей и их роль в познании. Всему свое место, о чем следует помнить во избежание недоразумений.
     Как во всяких неформальных, не сводящихся к чистой логике исследованиях, к каковым относятся, например, физические, и каким является задача определения критерия живого, ни индукция, ни дедукция не могут полностью и строго ни получить, ни доказать искомый результат. В такой ситуации "эпистемологический анархист" мог бы удовлетвориться высказыванием сразу конечного ответа. Нельзя сказать, чтобы это был совсем уж неправильный прием. Как известно, уклонения от верной методологии всегда основаны на излишней абсолютизации отдельных особенностей познания, так что основания для приведения решения без сопровождения его пояснениями и доказательствами всегда имеются, и, действительно, так можно поступать в достаточно простых случаях. Но здесь полезно предварительно критически рассмотреть основные из уже предпринимавшихся попыток определить критерий живого, чтобы хотя бы увидеть, чего не должен включать этот критерий. Из одних отрицаний, конечно, не построить положительной конструкции, но они могут навести на верный вывод и помочь легче его принять.
     В достаточной мере понято, что нельзя различать живое и неживое по физическим признакам - по числу составляющих атомов, по элементному составу и т.д. Не видна разница и на уровне слежения за координатами и скоростями элементарных составляющих живого и неживого объектов, о чем говорилось ранее. Так как не существует "энтропии вообще", то нельзя отделить, как часто полагают, живые объекты от неживых по тем или иным значениям их энтропии. Фактическая несостоятельность классификации живого и неживого по значениям традиционно определяемой энтропии показана в /17/: такая энтропия явно живого организма практически не отличается от энтропии такого же объема обычной воды.
     Отмечая относительную слабость собственных физических сил человека по сравнению с силами природы, которыми он в состоянии манипулировать, иногда говорят, что это и выделяет его из неживой природы. Близко к этому мнение о проведении границы между живыми и неживыми объектами по степени важности для них небольших изменений в их структуре на том, например, основании, что известные медикам небольшие по масштабам всего организма первоначальные дефекты в очень маленьких клетках могут приводить к весьма неприятным последствиям. На все это можно возразить, указав в качестве контрпримера на широко распространенные критические явления в довольно простых и бесспорно неживых реальных физических системах.
     Существует мнение (см., например, /65/), что живые объекты - это те, которые воспроизводятся на основе молекулярного кода, выработанного эволюцией, происходившей в результате естественного отбора. Очевидный недостаток этого критерия - его излишняя ограничительность. Трудно было бы назвать неживым объект, внешне и по поведению в основном похожий, скажем, на человека, субъективно осознающий себя, но созданный искусственно, вне процесса развития его как вида путем естественного отбора, пусть даже