ная щепоть
               словно сложена для щипка.
     Здесь кусты упрямы, стволы кривы.
               Обтекая столбы оград,
     На склерозной глине, камнях, крови -
               виноград растет, виноград!
     
     Я глотал твой мед, я вдыхал твой яд,
               я вкушал от твоих щедрот,
     Твой зыбучий песок наполнял мой взгляд,
               виноград освежал мне рот,
     Я бывал в Париже, я жил в Крыму,
               я гулял на твоем пиру -
     И в каком-то смысле тебя пойму,
               если все-таки весь умру.

     
     * * *
     
     Устал постель себе стелить,
     В подушку бедную скулить...
     О времена, о нравы:
     Все перед нами правы.
     
     Устал стирать свои носки,
     Страшиться старческой тоски,
     И немощи недужной,
     И помощи натужной.
     
     Устал от комплекса вины
     За то, что отдал без войны
     И Трою, и Елену,
     Устал искать замену.
     
     Устал от общества пустот,
     В глазах которых я не тот,
     Устал искать критерий
     Республик и империй.
     
     Устал скрываться и таить,
     Устал спиваться и поить,
     Читая даже в тостах
     Похмелье девяностых.
     
     Устал казаться силачом,
     Мостить болото кирпичом
     И песни о болоте
     Кончать на звонкой ноте.

     
     * * *
     
     Понимаю своих врагов.
               Им и вправду со мною плохо.
     Как отчетлива их шагов
               неизменная подоплека!
     Я не вписываюсь в ряды,
               выпадая из парадигмы
     Даже тех страны и среды,
               что на свет меня породили,
     И в руках моих мастерок -
               что в ряду овощном фиалка.
     Полк, в котором такой стрелок,
               неизбежно терпит фиаско.
     Гвозди гнутся под молотком,
               дно кастрюли покрыла копоть,
     Ни по пахоте босиком,
               ни в строю сапогом протопать.
     Одиночество - тяжкий грех.
               Мне чужой ненавистен запах.
     Я люблю себя больше всех
               высших принципов, вместе взятых.
     Это только малая часть.
               Общий перечень был бы долог.
     Хватит названного - подпасть
               под понятье "полный подонок".
     
     Я и сам до всего допер.
               Понимаю сержанта Шмыгу,
     Что смотрел на меня в упор
               и читал меня, будто книгу:
     Пряжка тусклая на ремне,
               на штанах пузыри и пятна -
     Все противно ему во мне!
               Боже, как это мне понятно!
     Понимаю сержантский гнев,
               понимаю сверстников в школе -
     но взываю, осатанев:
               хоть меня бы кто понял, что ли!
     Человек - невеликий чин.
               Положенье мое убого.
     У меня не меньше причин
               быть скотиной, чем у любого.
     
     Кошка, видя собственный хвост,
               полагает, что все хвостаты,
     Но не так-то я, видно, прост,
               как просты мои супостаты.
     Оттого-то моей спине
               нет пощады со дня рожденья,
     И не знать состраданья мне,
               и не выпросить снисхожденья,
     Но и гордости не заткнуть.
               Выше голову! Гей, ромале!
     Я не Шмыга какой-нибудь,
               чтобы все меня понимали.

     
     * * *
     
     Она любила Баха, но не нас.
     С тех пор мы все не можем слушать Баха.
     В невинном "фуга" слышится фугас.
     О память, память, осквернитель праха!
     В любой толпе теперь я узнаю
     нас, потаенно знавших друг о друге:
     Всех, кто любил любимую мою,
     И, упустив, возненавидел фуги.
     Одна и та же горечь на губах.
     Теперь мы тайный орден "Контрабах".
     
     Задуматься: и чем грозит разрыв?
     Несчастный друг, простреленный навылет!
     Отвергнутым любовником прослыв,
     Сколь многих он теперь возненавидит!
     Пейзаж, который видел их вдвоем;
     Полуподвал, подъезд, пролет, проем,
     где поцелуй их обжигал прощальный;
     весенний дождь, осенний окоем -
     Как бы хрустальный, блин.
     Как бы хрустальный! -
     И Тютчев неповинно вставлен в ряд,
     И бедный Блок за ним попал под молот:
     влюбленные стихами говорят
     И в результате слышать их не могут.
     Прощаясь с ней, прощаешься со всем,
     Что лучшего имел и бросил в топку.
     Осталось только худшее. Зачем
     Мне худшее? Я вынесен за скобку,
     А Бах себе звучит. Ему плевать,
     Что в связке с ним цитата и кровать.
     
     Она любила море, ананас,
     Жасмин, сирень, челесту, контрабас,
     Халву, весну, зеленые чернила...
     Да что там Бах! Не снисходя до вас,
     Меня она действительно любила.
     Не только крыши, улицы, дворы -
     Я сам о ней свидетельствую, воя,
     Я сам себе противен с той поры,
     Как кровь и ржавь проигранного боя,
     Как белый свет, в котором, на беду,
     Я всякую секунду на виду.

     
     СЕМЕЙНОЕ СЧАСТИЕ
     
     Печорин женился на Вере,
     Устав от бесплодных страстей,
     Грушницкий женился на Мэри,
     Они нарожали детей.
     Семейное счастие кротко,
     Фортуна к влюбленным щедра:
     У Веры проходит чахотка,
     У Мэри проходит хандра.
     
     Как жаль, что такого исхода
     Безвременье нам не сулит!
     Судьба тяжела, как свобода,
     Беспомощна, как инвалид.
     Любовь переходной эпохи
     Бежит от кольца и венца:
     Финалы, как правило, плохи,
     И сын презирает отца.
     
     Должно быть, есть нечто такое
     И в воздухе нашем самом,
     Что радость тепла и покоя
     Не ладит с угрюмым умом.
     Терпите и Бога молите,
     Смиряя гордыню свою,
     Чтоб Левин женился на Кити
     И время вошло в колею!
     
     Когда бы меж листьев чинары
     Укрылся дубовый листок!
     Когда б мы разбились на пары,
     Забыв про бурлящий Восток,
     Дразнящий воинственным кликом!
     О Боже, мы все бы снесли,
     Когда бы на Севере диком
     Прекрасные пальмы росли!
     
     Но в Персию едет Печорин,
     И зря воровал Азамат,
     И воздух простуженный черен,
     И автор навек неженат.
     Грустить о своих половинах,
     Томиться привычной тоской, -
     Покамест на наших руинах
     Не вырастет новый Толстой.

     
     * * *

          "Только ненавистью можно избавиться от любви,
           только огнем и мечом."
                                        (Дафна Дюморье)
     
     Кое-что и теперь вспоминать не спешу -
     В основном, как легко догадаться, начало.
     Но со временем, верно, пройдет. Заглушу
     Это лучшее, как бы оно ни кричало:
     Отойди. Приближаться опасно ко мне.
     Это ненависть воет, обиды считая,
     Это ненависть, ненависть, ненависть, не
     Что иное: тупая, глухая, слепая.
     
     Только ненависть может - права Дюморье -
     Разобраться с любовью по полной программе:
     Лишь небритая злоба в нечистом белье,
     В пустоте, моногамнее всех моногамий,
     Всех друзей неподкупней, любимых верней,
     Вся зациклена, собрана в точке прицела,
     Неотрывно, всецело прикована к ней.
     Получай, моя радость. Того ли хотела?
     
     Дай мне все это выжечь, отправить на слом,
     Отыскать червоточины, вызнать изъяны,
     Обнаружить предвестия задним числом,
     Вспомнить мелочи, что объявлялись незваны
     и грозили подпортить блаженные дни.
     
     Дай блаженные дни заслонить мелочами,
     Чтоб забыть о блаженстве и помнить одни
     Бесконечные пытки с чужими ключами,
     Ожиданьем, разлукой, отменами встреч,
     Запашком неизменных гостиничных комнат...
     Я готов и гостиницу эту поджечь,
     Потому что гостиница лишнее помнит.
     
     Дай мне выжить. Не смей приближаться, пока
     Не подернется пеплом последняя балка,
     Не уляжется дым. Ни денька, ни звонка,
     Ни тебя, ни себя - ничего мне не жалко.
     Через год приходи повидаться со мной.
     Так глядит на убийцу пустая глазница
     Или в вымерший, выжженный город чумной
     Входит путник, уже не боясь заразиться.

     
     * * *
     
     Как-то спокойно я вышел из ада,
     Ужас распада легко перенес.
     Только теперь заболело, как надо.
     Так я и думал. Отходит наркоз.
     
     Выдержал, вынес - теперь настигает:
     Крутит суставы, ломает костяк...
     Можно кричать - говорят, помогает.
     Господи, Господи, больно-то как!
     
     Господи, разве бы муку разрыва
     Снес я, когда бы не впал в забытье,
     Если бы милость твоя не размыла,
     Не притупила сознанье мое!
     
     Гол, как сокол. Перекатною голью
     Гордость последняя в голос скулит.
     Сердце чужою, фантомною болью,
     Болью оборванной жизни болит.
     
     Господи Боже, не этой ли мукой
     Будет по смерти томиться душа,
     Вечной тревогой, последней разлукой,
     Всей мировою печалью дыша,
     Низко летя над речною излукой,
     Мокрой травой, полосой камыша?
     
     Мелкие дрязги, постылая проза,
     Быт - ненадежнейшая из защит, -
     Все, что служило подобьем наркоза,
     Дымкой пустой от нее отлетит.
     
     Разом остатки надежды теряя,
     Взмоет она на вселенский сквозняк
     И полетит над землей, повторяя:
     "Господи, Господи, больно-то как!"

     
     ИЗ ЦИКЛА "ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ"
     

     1.
     
     Что хлеб дорожает - я знаю давно,
     Мне страшно, что жизнь дешевеет,
     И воздух безвременья веет в окно,
     И время мне больше не верит.
     
     Теперь уже поздно кричать: "Погоди!",
     И бить себя в грудь неуместно.
     Теперь уже ясно, что все позади,
     А что впереди - неизвестно.

     
     2.
     
     Темнота - это друг молодежи,
     Темнота - это время кота.
     Молодежи не надо одежи,
     Темнота ей покров и фата.
     
     Воздух марта заходится дрожью,
     По подъездам дерутся коты.
     Был когда-то и я молодежью,
     А теперь я боюсь темноты.

     
     3.
     
     Закапал дождичек. Светало.
     С балкона пахло сентябрем.
     Проснулась ты и прошептала:
     "Не странно ли, что мы умрем?".
     
     За час до нового рассвета,
     В истоме полубытия,
     Теперь я думаю: не это,
     Не это странно, жизнь моя.

     
     ЭЛЕГИЯ
     
     Раньше здесь было кафе "Сосиски".
     Эта столовка - полуподвал -
     Чуть ли первой значится в списке
     Мест, где с тобою я пировал.
     
     Помню поныне лик продавщицы,
     Грязную стойку... входишь - бери
     Черного хлеба, желтой горчицы,
     Красных сосисок (в порции - три).
     
     Рядом, у стойки, старец покорный,
     Кротко кивавший нам, как родне,
     Пил неизменный кофе цикорный -
     С привкусом тряпки, с гущей на дне.
     
     Рядом был скверик - тополь, качели, -
     Летом пустевший после шести.
     Там мы в обнимку долго сидели:
     Некуда больше было пойти.
     
     Нынче тут лавка импортной снеди:
     Детское пиво, манговый сок...
     Чахнет за стойкой первая леди -
     Пудреный лобик, бритый висок.
     
     Все изменилось - только остался
     Скверик напротив в пестрой тени.
     Ни продавщицы больше, ни старца.
     Где они нынче? Бог их храни!
     
     Помнишь ли горечь давней надсады?
     Пылко влюбленных мир не щадит.
     Больше нигде нам не были рады,
     Здесь мы имели вечный кредит.
     
     ...Как остается нищенски мало
     Утлых прибежищ нашей любви -
     Чтобы ничто не напоминало,
     Ибо иначе хоть не живи!
     
     Помнить не время, думать не стоит,
     Память, усохнув, скрутится в жгут...
     Дом перестроят, скверик разроют,
     Тополь распилят, бревна сожгут.
     
     В этом причина краха империй:
     Им предрекает скорый конец
     Не потонувший в блуде Тиберий,
     А оскорбленный девкой юнец.
     
     Если ворвутся, выставив пики,
     В город солдаты новой орды, -
     Это Создатель прячет улики,
     Он заметает наши следы.
     
     Только и спросишь, воя в финале
     Между развалин: Боже, прости,
     что мы тебе-то напоминали,
     Что приказал ты нас развести?
     
     Замысел прежний, главный из главных?
     Неутоленный творческий пыл?
     Тех ли прекрасных, тех богоравных,
     Что ты задумал, да не слепил?

     
     КЛЮЧИ
     
     В этой связке ключей половина
     Мне уже не нужна.
     Это ключ от квартиры жены, а моя половина
     Мне уже не жена.
     
     Это ключ от моей комнатенки
               в закрытом изданьи,
     Потонувшем под бременем неплатежей.
     Это ключ от дверей мастерской,
               что ютилась в разрушенном зданьи
     И служила прибежищем многим мужей.
     
     О, как ты улыбался, на сутки друзей запуская
     В провонявшую краской ее полутьму!
     Мне теперь ни к чему мастерская,
     А тебе, эмигранту, совсем ни к чему.
     
     Провисанье связующих нитей, сужение круга.
     Проржавевший замок не под силу ключу.
     Дальше следует ключ от квартиры
               предавшего друга:
     И пора бы вернуть, да звонить не хочу.
     
     Эта связка пять лет тяжелела, карман прорывая
     И призывно звеня,
     А сегодня лежит на столе, даровым-даровая,
     Словно знак убывания в мире меня.
     
     В этой связке теперь - оправданье бесцветью,
               безверью,
     Оскуденью души, - но ее ли вина,
     Что по капле себя оставляла за каждою дверью
     И поэтому больше себе не равна?
     
     Помнишь лестниц пролеты,
               глазков дружелюбных зеницы
     На втором, на шестом, на седьмом этаже?
     О, ключей бы хватило -
               все двери открыть, все границы,
     Да не нужно уже.
     
     Нас ровняют с асфальтом, с травой,
               забивают, как сваю,
     В опустевшую летом, чужую Москву,
     Где чем больше дверей открываю,
               тем больше я знаю,
     И чем больше я знаю, тем меньше живу.
     
     Я остался при праве своем безусловном -
     Наклоняться, шепча,
     Над строфою с рисунком неровным,
     Как бородка ключа.
     
     Остается квартира,
     Где настой одиноких июньских ночей
     Да ненужная связка, как образ познания мира,
     Где все меньше дверей и все больше ключей.

     
     ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
     
     Ты был влюблен. Твоя подруга
     В тебе нуждалась иногда
     Для проведения досуга
     И облегчения труда.
     Она училась на психфаке,
     На коем юные жлобы
     Постичь рассчитывают знаки
     Своей зачаточной судьбы.
     Не выше шпилек и заколок
     Твою привязанность ценя,
     Сей доморощенный психолог
     Давно нервировал меня.
     Но страсть готова на уступки:
     Порою лестно для нее,
     Когда над нею сушат юбки
     Или постельное белье.
     
     Извечный узел завязался:
     Направо царь, налево тварь.
     Но тут ей нужен оказался
     Психологический словарь.
     При этом сессия. Не шутки.
     Пришлось искать на стороне.
     Когда пошли вторые сутки,
     Ты с ревом бросился ко мне.
     Когда-то врач полузнакомый,
     А ныне муж моей жены
     Нам притащил талмуд искомый,
     Терзаясь комплексом вины.
     Ты рысью прыгнул к телефону -
     И отшатнулся, потрясен.
     По твоему глухому стону
     Я догадался обо всем:
     Ты опоздал. В игре неравной
     Тебя побили наконец.
     Другой нашелся благонравный
     Низкопоклонник и делец.
     Благодари за это Бога:
     Красотка, правду говоря,
     Искала первого предлога,
     И ей хватило словаря.
     
     Пока в предутренней печали
     Не встала пасмурная хмарь,
     Ночь напролет мы изучали
     Психологический словарь.
     Без всяких скрежетов зубовных,
     Взамен заламыванья рук,
     Один - отставленный любовник,
     Другой - оставленный супруг,
     Потратив чуть не пачку чая,
     Припомнив давнее родство,
     Мы хохотали, изучая
     Причины краха своего.
     Беда не требует презумпций:
     Презумпций требует вина.
     Мы были полные безумцы.
     Симптомов было до хрена.
     Больные, поротые дети
     Больной, распоротой страны,
     Мы мутном мартовском рассвете
     Мы разошлись, исцелены.
     Ты поспешил домой, хромая,
     Бубня под нос, как пономарь, -
     Я рухнул в койку, обнимая
     Психологический словарь.
     
     ...Очнулся я. У изголовья
     Подобьем хищного орла
     Кошмар душевного здоровья
     Раскинул белые крыла
     Пейзаж гляделся Хиросимой:
     Руины, пепел, все в дыму, -
     И мир, в безумье выносимый,
     Был страшен трезвому уму.
     Одна любовь - пускай несчастна,
     Пускай растоптана стократ -
     Приостанавливала властно
     Его стремительный распад.
     В ее бредовом пересказе
     Все обретало цепь причин
     И вновь завязывало связи.
     Я понял, что неизлечим.
     
     Любовь моя! Не ради славы,
     Не ради жизни на земле
     Я пью напиток твой кровавый
     В твоем колючем хрустале.
     Мне чужды высшие идеи.
     Я не люблю, когда скоты
     Или тем более злодеи
     Спасают мир от пустоты.
     Восторг телячий или щений
     С годами падает в цене, -
     Но страшен мир без обольщений,
     И нечем в нем прельститься мне,
     Помимо вас, моя хвороба.
     Я буду вас любить до гроба,
     Хоть и заглядывал я встарь
     В психологический словарь.

     
     ПЬЕСА
     
     - Ты не учел лишь одного! -
     Воскликнула она. -
     Я не забыла ничего
     И вот отомщена.
     Припомни взгляды свысока
     И каждый твой уход,
     Припомни, как ждала звонка
     Я ночи напролет,
     Припомни мой собачий взгляд -
     Всегда тебе вослед, -
     И то, как я узнала ад
     За эти десять лет.
     Лишь одного ты не учел,
     Не веря до сих пор,
     что жертва станет палачом,
     Перехватив топор.
     Пока утехи ты искал
     В разнузданной гульбе,
     Твой лучший друг со мною спал
     И врал в глаза тебе.
     Он ведал, мне благодаря,
     Про каждый твой порок
     И, притворяясь и хитря,
     Вредил тебе, где мог.
     Четыре года сводит он
     На нет твои труды.
     Ты опозорен, разорен,
     Но это полбеды.
     За унижение свое
     Я пятый год подряд
     Тебе по капельке в питье
     Подмешиваю яд.
     Мы все устроили хитро,
     Следов отравы нет,
     И будет гнить твое нутро
     Еще десяток лет.
     Ты здесь останешься, чумной,
     От ужаса слепой.
     Сейчас он явится за мной
     И заберет с собой.
     
     Ревела буря, дождь хлестал
     И, вторя шуму вод,
     Гремел и молнией блистал
     Полночный небосвод.
     
     - Ты не учла лишь одного, -
     Промолвив он в ответ, -
     Ведь для мужчины ничего
     Святее дружбы нет.
     Но это женскому уму
     Вместить не хватит сил.
     Он спал с тобою потому,
     что я его просил.
     О, мы натешились вполне,
     Тебе готовя ад:
     Он дал противоядье мне,
     Про твой проведав яд.
     Но это трюк недорогой,
     Важнее есть дела:
     Он для тебя достал другой,
     И ты его пила.
     Так, состраданье истребя,
     Я отомстил жене.
     Он ждет за дверью не тебя -
     Явился он ко мне.
     Итак, готовься. Близок час.
     Развязка впереди.
     Теперь он, верно, слышит нас -
     Входи, мой друг, входи!
     
     Ревела буря, дождь шумел
     И ветер выл, как зверь,
     И оба, белые как мел,
     Уставились на дверь.
     
     - Ты не учел лишь одного, -
     Промолвив друг, входя
     (Лицо угрюмое его
     Блестело от дождя).
     Я вашу наблюдал войну,
     Оставшись в стороне.
     Я не люблю твою жену,
     Но ты противен мне.
     Греховно блудное житье,
     Вам нет пути назад:
     Противоядие мое
     Усиливало яд.
     За то, что я переносил
     Нешуточный урон,
     Я завещанье попросил
     У каждой из сторон.
     Условность жалкая, пустяк -
     И как не удружить:
     Ведь ты, удачливы