й,
          Над бескрайною топью
          Огонь невозможный,
          Распростершийся призрак
          Ветлы придорожной...

          Вот - что ты мне сулила:
                Могила.

           4 ноября 1908

             ОСЕННИЙ ДЕНЬ

          Идем по жнивью, не спеша,
          С тобою, друг мой скромный,
          И изливается душа,
          Как в сельской церкви темной.

          Осенний день высок и тих,
          Лишь слышно - ворон глухо
          Зовет товарищей своих,
          Да кашляет старуха.

          Овин расстелет низкий дым,
          И долго под овином
          Мы взором пристальным следим
          За лётом журавлиным...

          Летят, летят косым углом,
          Вожак звенит и плачет...
          О чем звенит, о чем, о чем?
          Что' плач осенний значит?

          И низких нищих деревень
          Не счесть, не смерить оком,
          И светит в потемневший день
          Костер в лугу далеком...

          О, нищая моя страна,
          Что' ты для сердца значишь?
          О, бедная моя жена,
          О чем ты горько плачешь?

           1 января 1909

                  * * *

                              Не уходи. Побудь со мною,
                              Я так давно тебя люблю.

          Дым от костра струею сизой
          Струится в сумрак, в сумрак дня.
          Лишь бархат алый алой ризой,
          Лишь свет зари - покрыл меня.

          Всё, всё обман, седым туманом
          Ползет печаль угрюмых мест.
          И ель крестом, крестом багряным
          Кладет на даль воздушный крест...

          Подруга, на вечернем пире,
          Помедли здесь, побудь со мной.
          Забудь, забудь о страшном мире,
          Вздохни небесной глубиной.

          Смотри с печальною усладой,
          Как в свет зари вползает дым.
          Я огражу тебя оградой -
          Кольцом из рук, кольцом стальным.

          Я огражу тебя оградой -
          Кольцом живым, кольцом из рук.
          И нам, как дым, струиться надо
          Седым туманом - в алый круг.

           Август 1909

                  * * *

          Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
          Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!
          Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться...
          Вольному сердцу на что твоя тьма?

          Знала ли что? Или в бога ты верила?
          Что' там услышишь из песен твоих?
          Чудь начудила, да Меря намерила
          Гатей, дорог да столбов верстовых...

          Лодки да грады по рекам рубила ты,
          Но до Царьградских святынь не дошла...
          Соколов, лебедей в степь распустила ты -
          Кинулась и'з степи черная мгла...

          За' море Черное, за' море Белое
          В черные ночи и в белые дни
          Дико глядится лицо онемелое,
          Очи татарские мечут огни...

          Тихое, долгое, красное зарево
          Каждую ночь над становьем твоим...
          Что' же маячишь ты, сонное марево?
          Вольным играешься духом моим?

           28 февраля 1910

             НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

                                  Марии Павловне Ивановой

          Под насыпью, во рву некошенном,
          Лежит и смотрит, как живая,
          В цветном платке, на косы брошенном,
          Красивая и молодая.

          Бывало, шла походкой чинною
          На шум и свист за ближним лесом.
          Всю обойдя платформу длинную,
          Ждала, волнуясь, под навесом.

          Три ярких глаза набегающих -
          Нежней румянец, круче локон:
          Быть может, кто из проезжающих
          Посмотрит пристальней из окон...

          Вагоны шли привычной линией,
          Подрагивали и скрипели;
          Молчали желтые и синие;
          В зеленых плакали и пели.

          Вставали сонные за стеклами
          И обводили ровным взглядом
          Платформу, сад с кустами блёклыми,
          Ее, жандарма с нею рядом...

          Лишь раз гусар, рукой небрежною
          Облокотясь на бархат алый,
          Скользнул по ней улыбкой нежною...
          Скользнул - и поезд в даль умчало.

          Так мчалась юность бесполезная,
          В пустых мечтах изнемогая...
          Тоска дорожная, железная
          Свистела, сердце разрывая...

          Да что' - давно уж сердце вынуто!
          Так много отдано поклонов,
          Так много жадных взоров кинуто
          В пустынные глаза вагонов...

          Не подходите к ней с вопросами,
          Вам всё равно, а ей - довольно:
          Любовью, грязью иль колесами
          Она раздавлена - всё больно.

           14 июня 1910

                  ПОСЕЩЕНИЕ

           Г о л о с

          То не ели, не тонкие ели
          На закате подъемлют кресты,
          То в дали снеговой заалели
          Мои нежные, милый, персты.
          Унесенная белой метелью
          В глубину, в бездыханность мою, -
          Вот я вновь над твоею постелью
          Наклонилась, дышу, узнаю...
          Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи,
          Я сквозь темные ночи - в венце.
          Вот они - еще синие очи
          На моем постаревшем лице!
          В твоем голосе - возгласы моря,
          На лице твоем - жала огня,
          Но читаю в испуганном взоре,
          Что ты помнишь и любишь меня.

           В т о р о й   г о л о с

          Старый дом мой пронизан метелью,
          И остыл одинокий очаг.
          Я привык, чтоб над этой постелью
          Наклонялся лишь пристальный враг.
          И душа для видений ослепла,
          Если вспомню, - лишь ветр налетит,
          Лишь рубин раскаленный из пепла
          Мой обугленный лик опалит!
          Я не смею взглянуть в твои очи,
          Всё, что было, - далёко оно.
          Долгих лет нескончаемой ночи
          Страшной памятью сердце полно.

           Сентябрь 1910
           С. Шахматово

                  * * *

          Там неба осветленный край
              Средь дымных пятен.
          Там разговор гусиных стай
              Так внятен.

          Свободен, весел и силён,
              В дали любимой
          Я слышу непомерный звон
              Неуследимый.

          Там осень сумрачным пером
              Широко реет,
          Там старый лес под топором
              Редеет.

           Сентябрь 1910

                  * * *

          Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
                 Молодеет душа.
          И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
                 Не дыша.

          Снится - снова я мальчик, и снова любовник,
                 И овраг, и бурьян,
          И в бурьяне - колючий шиповник,
                 И вечерний туман.

          Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
                 Старый дом глянет в сердце мое,
          Глянет небо опять, розовея от краю до краю,
                 И окошко твое.

          Этот голос - он твой, и его непонятному звуку
                 Жизнь и горе отдам,
          Хоть во сне твою прежнюю милую руку
                 Прижимая к губам.

           2 мая 1912

             СНЫ

          И пора уснуть, да жалко,
          Не хочу уснуть!
          Конь качается качалка,
          На коня б скакнуть!

          Луч лампадки, как в тумане,
          Раз-два, раз-два, раз!..
          Идет конница... а няня
          Тянет свой рассказ...

          Внемлю сказке древней, древней
          О богатырях,
          О заморской, о царевне,
          О царевне... ах...

          Раз-два, раз-два! Конник в латах
          Трогает коня
          И мани'т и мчит куда-то
          За собой меня...

          За моря, за океаны
          Он мани'т и мчит,
          В дымно-синие туманы,
          Где царевна спит...

          Спит в хрустальной, спит в кроватке
          Долгих сто ночей,
          И зеленый свет лампадки
          Светит в очи ей...

          Под парчами, под лучами
          Слышно ей сквозь сны,
          Как звенят и бьют мечами
          О хрусталь стены...

          С кем там бьется конник гневный,
          Бьется семь ночей?
          На седьмую - над царевной
          Светлый круг лучей...

          И сквозь дремные покровы
          Стелятся лучи,
          О тюремные засовы
          Звякают ключи...

          Сладко дремлется в кроватке.
          Дремлешь? - Внемлю... сплю.
          Луч зеленый, луч лампадки,
          Я тебя люблю!

           Октябрь 1912

                  НОВАЯ АМЕРИКА

          Праздник радостный, праздник великий,
          Да звезда из-за туч не видена...
          Ты стоишь под метелицей дикой,
          Роковая, родная страна.

          За снегами, лесами, степями
          Твоего мне не видно лица.
          Только ль страшный простор пред очами,
          Непонятная ширь без конца?

          Утопая в глубоком сугробе,
          Я на утлые санки сажусь.
          Не в богатом покоишься гробе
          Ты, убогая финская Русь!

          Там прикинешься ты богомольной,
          Там старушкой прикинешься ты,
          Глас молитвенный, звон колокольный,
          За крестами - кресты, да кресты...

          Только ладан твой синий и росный
          Просквозит мне порою иным...
          Нет, не старческий лик и не постный
          Под московским платочком цветным!

          Сквозь земные поклоны, да свечи,
          Ектеньи, ектеньи, ектеньи -
          Шепотливые, тихие речи,
          Запылавшие щеки твои...

          Дальше, дальше... И ветер рванулся,
          Черноземным летя пустырем...
          Куст дорожный по ветру метнулся,
          Словно дьякон взмахнул орарем...

          А уж там, за рекой полноводной,
          Где пригнулись к земле ковыли,
          Тянет гарью горючей, свободной,
          Слышны гуды в далекой дали...

          Иль опять это - стан половецкий
          И татарская буйная крепь?
          Не пожаром ли фески турецкой
          Забуянила дикая степь?

          Нет, не видно там княжьего стяга,
          Не шеломами черпают Дон,
          И прекрасная внучка варяга
          Не клянет половецкий полон...

          Нет, не вьются там по' ветру чубы,
          Не пестреют в степях бунчуки...
          Там чернеют фабричные трубы,
          Там заводские стонут гудки.

          Путь степной - без конца, без исхода,
          Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг
          Многоярусный корпус завода,
          Города из рабочих лачуг...

          На пустынном просторе, на диком
          Ты всё та, что была, и не та,
          Новым ты обернулась мне ликом,
          И другая волнует мечта...

          Черный уголь - подземный мессия,
          Черный уголь - здесь царь и жених,
          Но не страшен, невеста, Россия,
          Голос каменных песен твоих!

          Уголь стонет, и соль забелелась,
          И железная воет руда...
          То над степью пустой загорелась
          Мне Америки новой звезда!

           12 декабря 1913

                  * * *
                                  Моей матери

          Ветер стих, и слава заревая
              Облекла вон те пруды.
          Вон и схимник. Книгу закрывая,
              Он смиренно ждет звезды.

          Но бежит шоссейная дорога,
              Убегает вбок...
          Дай вздохнуть, помедли, ради бога,
              Не хрусти, песок!

          Славой золотеет заревою
              Монастырский крест издалека.
          Не свернуть ли к вечному покою?
              Да и что за жизнь без клобука?..

          И опять влечет неудержимо
              Вдаль из тихих мест
          Путь шоссейный, пробегая мимо,
              Мимо инока, прудов и звезд...

           Август 1914

             ПОСЛЕДНЕЕ НАПУТСТВИЕ

          Боль проходит понемногу,
          Не навек она дана.
          Есть конец мятежным стонам.
          Злую муку и тревогу
          Побеждает тишина.

          Ты смежил больные вежды,
          Ты не ждешь - она вошла.
          Вот она - с хрустальным звоном
          Преисполнила надежды,
          Светлым кругом обвела.

          Слышишь ты сквозь боль мучений,
          Точно друг твой, старый друг,
          Тронул сердце нежной скрипкой?
          Точно легких сновидений
          Быстрый рой домчался вдруг?

          Это - легкий образ рая,
          Это - милая твоя.
          Ляг на смертный одр с улыбкой,
          Тихо грезить, замыкая
          Круг постылый бытия.

          Протянуться без желаний,
          Улыбнуться навсегда,
          Чтоб в последний раз проплыли
          Мимо, сонно, как в тумане,
          Люди, зданья, города...

          Чтобы звуки, чуть тревожа
          Легкой музыкой земли,
          Прозвучали, потомили
          Над последним миром ложа
          И в иное увлекли...

          Лесть, коварство, слава, злато -
          Мимо, мимо, навсегда...
          Человеческая тупость -
          Всё, что мучило когда-то,
          Забавляло иногда...

          И опять - коварство, слава,
          Злато, лесть, всему венец -
          Человеческая глупость,
          Безысходна, величава,
          Бесконечна... Что ж, конец?

          Нет... еще леса, поляны,
          И проселки, и шоссе,
          Наша русская дорога,
          Наши русские туманы,
          Наши шелесты в овсе...

          А когда пройдет всё мимо,
          Чем тревожила земля,
          Та, кого любил ты много,
          Поведет рукой любимой
          В Елисейские поля.

           14 мая 1914

                  * * *

          Грешить бесстыдно, непробудно,
          Счет потерять ночам и дням,
          И, с головой от хмеля трудной,
          Пройти сторонкой в божий храм.

          Три раза преклониться долу,
          Семь - осенить себя крестом,
          Тайком к заплеванному полу
          Горячим прикоснуться лбом.

          Кладя в тарелку грошик медный,
          Три, да еще семь раз подряд
          Поцеловать столетний, бедный
          И зацелованный оклад.

          А воротясь домой, обмерить
          На тот же грош кого-нибудь,
          И пса голодного от двери,
          Икнув, ногою отпихнуть.

          И под лампадой у иконы
          Пить чай, отщелкивая счет,
          Потом переслюнить купоны,
          Пузатый отворив комод,

          И на перины пуховые
          В тяжелом завалиться сне...
          Да, и такой, моя Россия,
          Ты всех краев дороже мне.

           26 августа 1914

                  * * *

          Петроградское небо мутилось дождем,
              На войну уходил эшелон.
          Без конца - взвод за взводом и штык за штыком
              Наполнял за вагоном вагон.

          В этом поезде тысячью жизней цвели
              Боль разлуки, тревоги любви,
          Сила, юность, надежда... В закатной дали
              Были дымные тучи в крови.

          И, садясь, запевали Варяга одни,
              А другие - не в лад - Ермака,
          И кричали ура, и шутили они,
              И тихонько крестилась рука.

          Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
              Раскачнувшись, фонарь замигал,
          И под черною тучей веселый горнист
              Заиграл к отправленью сигнал.

          И военною славой заплакал рожок,
              Наполняя тревогой сердца.
          Громыханье колес и охрипший свисток
              Заглушило ура без конца.

          Уж последние скрылись во мгле буфера,
              И сошла тишина до утра,
          А с дождливых полей всё неслось к нам ура,
              В грозном клике звучало: пора!

          Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
              Несмотря на дождливую даль.
          Это - ясная, твердая, верная сталь,
              И нужна ли ей наша печаль?

          Эта жалость - ее заглушает пожар,
              Гром орудий и топот коней.
          Грусть - ее застилает отравленный пар
              С галицийских кровавых полей...

           1 сентября 1914

                  * * *

          Я не предал белое знамя,
          Оглушенный криком врагов,
          Ты прошла ночными путями,
          Мы с тобой - одни у валов.

          Да, ночные пути, роковые,
          Развели нас и вновь свели,
          И опять мы к тебе, Россия,
          Добрели из чужой земли.

          Крест и насыпь могилы братской,
          Вот где ты теперь, тишина!
          Лишь щемящей песни солдатской
          Издали' несется волна.

          А вблизи - всё пусто и немо,
          В смертном сне - враги и друзья.
          И горит звезда Вифлеема
          Так светло, как любовь моя.

           3 декабря 1914

                  * * *
                                  З.Н.Гиппиус

          Рожденные в года глухие
          Пути не помнят своего.
          Мы - дети страшных лет России -
          Забыть не в силах ничего.

          Испепеляющие годы!
          Безумья ль в вас, надежды ль весть?
          От дней войны, от дней свободы -
          Кровавый отсвет в лицах есть.

          Есть немота - то гул набата
          Заставил заградить уста.
          В сердцах, восторженных когда-то,
          Есть роковая пустота.

          И пусть над нашим смертным ложем
          Взовьется с криком воронье, -
          Те, кто достойней, боже, боже,
          Да узрят царствие твое!

           8 сентября 1914

                  * * *

              Дикий ветер
              Стекла гнет,
              Ставни с петель
              Буйно рвет.

          Час заутрени пасхальной,
          Звон далекий, звон печальный,
          Глухота и чернота.
          Только ветер, гость нахальный,
          Потрясает ворота.

          За окном черно и пусто,
          Ночь полна шагов и хруста,
          Там река ломает лед,
          Там меня невеста ждет...

          Как мне скинуть злую дрёму,
          Как мне гостя отогнать?
          Как мне милую - чужому,
          Проклято'му не отдать?

          Как не бросить всё на свете,
          Не отчаяться во всем,
          Если в гости ходит ветер,
          Только дикий черный ветер,
          Сотрясающий мой дом?

              Что ж ты, ветер,
              Стекла гнешь?
              Ставни с петель
              Дико рвешь?

           22 марта 1916

             КОРШУН

          Чертя за кругом плавный круг,
          Над сонным лугом коршун кружит
          И смотрит на пустынный луг. -
          В избушке мать над сыном тужит:
          "На' хлеба, на', на' грудь, соси,
          Расти, покорствуй, крест неси".

          Идут века, шумит война,
          Встает мятеж, горят деревни,
          А ты всё та ж, моя страна,
          В красе заплаканной и древней. -
          Доколе матери тужить?
          Доколе коршуну кружить?

           22 марта 1916

                              О ЧЕМ ПОЕТ ВЕТЕР

                                   (1913)

                  * * *

          Мы забыты, одни на земле.
          Посидим же тихонько в тепле.

          В этом комнатном, теплом углу
          Поглядим на октябрьскую мглу.

          За окном, как тогда, огоньки.
          Милый друг, мы с тобой старики.

          Всё, что было и бурь и невзгод,
          Позади. Что ж ты смотришь вперед?

          Смотришь, точно ты хочешь прочесть
          Там какую-то новую весть?

          Точно ангела бурного ждешь?
          Всё прошло. Ничего не вернешь.

          Только стены, да книги, да дни.
          Милый друг мой, привычны они.

          Ничего я не жду, не ропщу,
          Ни о чем, что прош