мнением властная Наталья
не  считалась  совершенно. Более  того,  давно уже  существует  обоснованная
версия, что  именно "медведиха"  втайне  поощряла  пьянство Петра, гульбу  в
Немецкой слободе, сексуальные забавы то ли с Анной Монс, то ли с Меншиковым,
то ли с обоими  вместе. Лишь бы держался подальше от  трона... Только  после
смерти Натальи Кирилловны 25 января 1694 г. Петр начинает всерьез заниматься
тем, что можно назвать государственной деятельностью...
     *  "Черной сотней" назывались  низшие  купеческие гильдии, а  иногда  и
ремесленные люди.
     **  В этой  связи  стоит вернуться  к загадочной смерти  молодого  царя
Федора -- а впоследствии и Ивана. Федор был болезненным, но,  по заключениям
иноземных врачей, смертельными  недугами  не страдал. Среди  стрельцов прямо
говорили о его отравлении... Доказать ничего нельзя, но хорошо известно, что
"медведиха" в средствах никогда не стеснялась.
     Эта  версия  косвенно  подтверждается простым  анализом всех  введенных
"медведихой"  изменений:  они  как  раз  были направлены  не  на  "внедрение
прогрессивных новшеств", а на восстановление тех самых "застойных" порядков.
Был  казнен  один  из виднейших  "западников"  Сильвестр Медведев, сменивший
Иоакима патриарх Андриан  разразился посланием против тех, кто бреет бороду,
называя их  "котами" и стращая адским пламенем. При дворе вновь стали носить
"старое" платье...
     Кстати,  подлинные  причины  нелюбви Петра  к  старым знатным  фамилиям
раскрывает его верный сподвижник князь Куракин в своей "Истории о Царе Петре
Алексеевиче":  "Начало падения первых  фамилий надо  видеть  еще  в  детстве
Петра, когда  царством  управляли  царица  Наталья Кирилловна и ее  брат Лев
Нарышкин. В  том  правлении  имя  князей  было  смертельно  возненавидено  и
уничтожено  как   от   его  царского   величества,  так  и  от   персон  тех
правительствующих,  кон  кругом  его были,  оттого,  что  все оные  господа,
Нарышкины,  Стрешневы,  Головкин,  были из  домов самого  низкого  и убогого
шляхетства и  всегда ему (т.е. Петру -- А.Б.)  внушали с молодых лет  против
великих фамилий".
     Даже верный  сподвижник  Петра Б.Н. Куракин  охарактеризовал  правление
Натальи  Кирилловны  как  "весьма  непорядочное,  и  недовольное  народу,  и
обидимое.  И  в  то время началось неправое правление от судей, и мздоимство
великое, и  кража государственная, которое доныне продолжается с умножением,
и вывесть сию язву трудно".

        ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

     То,  что Петр  I был человеком нездоровым в психическом плане, в общем,
никогда не  подвергалось  сомнению. Не  будучи медиком, я не стану выдвигать
свои собственные гипотезы, а предоставлю слово американскому историку  Мэсси
(никак  не  числящемуся  среди противников Петра, наоборот,  подобно  многим
отечественным интеллигентам, прямо-таки "влюбленного в царя-реформатора"):
     "...  молодой  царь  начал страдать досадным,  нередко заставлявшим его
испытывать  мучительные  унижения,  недугом.  Когда  Петр   возбуждался  или
напряжение  его  бурной  жизни  становилось  чрезмерным, лицо  его  начинало
непроизвольно   дергаться.  Степень   тяжести   этого  расстройства,  обычно
затрагивавшего  левую  половину  лица,  могла  колебаться:  иногда  это  был
небольшой  лицевой  тик,  длившийся секунды две-три,  а иногда  -- настоящие
судороги, которые начинались с сокращения мышц левой стороны шеи, после чего
спазм  захватывал  всю  левую половину лица, а  глаза закатывались  так, что
виднелись одни белки. При наиболее тяжелых, яростных припадках затрагивалась
и  левая  рука  --  она  переставала слушаться  и  непроизвольно  дергалась;
кончался такой приступ лишь тогда, когда Петр терял сознание.
     Располагая только профессиональными описаниями симптомов,  мы не сможем
наверняка  установить ни  саму болезнь,  ни ее  причины.  Скорее всего, Петр
страдал   малыми   эпилептическими   припадками   --   сравнительно   легким
нервно-психическим  расстройством,  которому  в тяжелой  форме соответствует
истинная  эпилепсия, проявляющаяся  в  так  называемом  "большом  припадке".
Насколько известно, Петр не был подвержен этому крайнему проявлению болезни:
никто из оставивших письменные свидетельства не видел, чтобы он падал на пол
и   изо  рта  у  него  шла  пена  или  утрачивался  контроль  над  телесными
отправлениями.  В   его  случае  раздражение   возникало   в  отделе  мозга,
управляющего мышцами левой  стороны лица и шеи. Если источник раздражения не
исчезал или  хотя бы не ослабевал, соседние отделы  мозга тоже  приходили  в
возбуждение, что и вызывало непроизвольные, судорожные движения левого плеча
и руки.
     Еще труднее, не зная наверняка характера заболевания, точно указать его
причину.  Современники  Петра и  авторы  более поздних  исторических  трудов
предлагают целый  спектр мнений. Одни приписывали эти судороги травмирующему
воздействию того  ужаса, который он испытал  в 1682 г., десяти  лет от роду,
когда стоял рядом с матерью и  на глазах у него озверевшие  стрельцы убивали
Матвеевых  и  Нарышкина.  Другие  находили  истоки  болезни   в  потрясении,
перенесенном  им  семь  лет  спустя,  когда  Петра  разбудили  среди ночи  в
Преображенском  вестью о том, что стрельцы идут убивать  его  самого. Третьи
грешили на безудержное пьянство, к которому царь пристрастился с легкой руки
Лефорта --  чего стоит один Всепьянейший собор! Был даже слух, просочившийся
на Запад в письмах  из  Немецкой слободы, будто недуг царя был  вызван ядом,
который подослала ему Софья, пытаясь расчистить себе путь к престолу. Однако
самой  правдоподобной причиной эпилепсии, особенно  если больной никогда  не
получал  сильного  удара по голове*,  отчего на ткани  мозга может появиться
рубец, считается  перенесенное им  длительное и тяжелое воспаление. В ноябре
1693 --  январе 1694 года  у Петра на протяжении  нескольких недель держался
сильный  жар  --  тогда  многие  даже  опасались  за  его   жизнь.  Подобное
воспаление,  скажем,   энцефалит,  способно  вызвать  образование  на  мозге
локального   рубца,   впоследствии  раздражение  поврежденного  участка  под
действием особых психологических возбудителей  дает толчок припадкам  такого
свойства, какими страдал Петр. Болезнь глубоко повлияла на  личность  Петра,
ею  в  значительной  степени  об®ясняется  его   необычайная  скованность  в
присутствии незнакомых ему людей, неосведомленных о его конвульсиях и потому
не подготовленных к этому зрелищу" [132].
     *  Есть  точные  сведения,  что во  время одной из  "воинских  потех" в
опасной  близости  от  Петра  разорвалась  граната,  и  он  получил  сильную
контузию.
     Добавлю  вслед  за Мэсси; не  только  скованность, но  и многочисленные
припадки  дикой,  неконтролируемой   ярости,  а  также   подробно  описанные
современниками   патологические  привычки.   Например,   Петр   с   каким-то
ненормальным   упрямством  стремился  не  только   поить  людей   "в  лежку"
посредством  знаменитого Кубка Большого  Орла  --  вспоминают,  что сам  он,
обожавший уксус и оливковое  масло, приходил в бешенство, когда кто-то этими
"яствами"  пренебрегал. И самолично, случалось, вливал в рот тому или  иному
бедняге бутылку  уксуса или  масла.  Поведением  нормального человека, пусть
даже самодура, это никак не назовешь.
     Любопытные воспоминания оставил епископ Солсбери Джилберт Вернет, много
общавшийся  с  Петром во  время  его поездки  в Англию:  "Он  человек  очень
горячего  и  вспыльчивого  нрава,   наделенный   крайне  грубыми  страстями.
Природную свою горячность он усугублял тем, что  в больших дозах пил бренди,
который собственноручно и  с  усердием очищал.  Он  подвержен конвульсиям во
всем  теле, и,  похоже,  что они  сказываются и на  его  голове.  Недостаток
рассудительности   и   непостоянство  характера  слишком  часто  и   заметно
проявляются у него".**
     **  Из трех детей  Петра  от Евдокии  Лопухиной в младенчестве и раннем
детстве умерли двое. Из  двенадцати детей  от Екатерины --  десять (десятая,
дочь Анна,  скончалась двадцатилетней).  Роковые случайности или  патология,
препятствовавшая производству на свет жизнеспособного потомства?
     О пьянстве -- фактически  алкоголизме -- Петра написано немало. В самом
деле, "чего  стоит  один  Всепьянейший собор!"  Под  этим  названием  широко
известен "Сумасброднейший,  всешутейший и всепьянейший собор" -- долголетняя
забава  Петра,  злейшая  пародия  на церковную  иерархию,  по  тем  временам
считавшаяся необыкновенным святотатством. "Князем-папой" был назначен Зотов,
сам Петр удостоился  лишь с  присущей ему скромностью  звания "протодьякона"
собора.  О деятельности  этого "клуба" можно сказать тремя словами  -- пили,
как лошади. Пародируя при  этом  все существовавшие тогда  церковные обряды.
Именно тогда и стали шептаться, что на престол  взошел антихрист  -- попойки
отнюдь  не  проходили  за закрытыми дверями,  время  от времени устраивались
маскарадные  шествия,   как  две  капли  воды  напоминавшие  более   поздние
"антирелигиозные  праздники",  вошедшие  в  моду  в  первые  годы  советской
власти...  В   этой   части   своего  повествования   А.  Толстой  полностью
придерживается исторической  правды  --  "и голым  его  гузном  били яйца  в
лохани... князю, забив  свечу в  задний  проход,  пели вокруг  него  ермосы,
отчего он отдал Богу душу..."
     Брауншвейгскнй  посланник  Вебер  оставил  описание одной самой обычной
ассамблеи во времена уже зрелого Петра.
     Некий гражданский чиновник Бассевич за недосугом опоздал к началу. Петр
заставил  его  выпить четыре  стакана  венгерского (при  том, что  тогдашние
стаканы  были побольше наших граненых -- А. Б.), а потом велел сесть за стол
и пить дальше, с прилежанием.
     Затем Петр усмотрел,  что на левой стороне стола,  где сидели министры,
больше  пригубливают,  чем  пьют.  Заставил  каждого  выпить по  "огромному"
стакану и ушел наверх, к императрице, предварительно поставив у всех выходов
часовых, которые должны были следить, чтобы никто не покидал застолья.
     "Великий адмирал  (вероятно, Апраксин  -- А.Б.), напировавшись, плакал,
как ребенок, что обыкновенно с ним бывает в подобных случаях. Князь Меншиков
упал замертво, и его люди принуждены были послать за  княгинею и ее сестрою,
которые с помощью разных  спиртов привели его  в чувство и попросили  у царя
позволения  ехать  с  ним домой.  Князь  валашский  (Кантемир)  схватился  с
обер-полицмейстером;  то начиналась какая-нибудь ссора, то слышалось чоканье
бокалов на братство и вечную дружбу".
     Не менее знаменательные воспоминания оставил другой немец -- Верхгольц.
     Взявшись  распоряжаться  танцами,  Петр  поставил  в первые пары  самых
дряхлых  стариков,  дав  им  в партнерши  самых молодых дам.  Сам  возглавил
пляску, приказав всем выделывать ногами то же, что и он.  "Старики путались,
задыхались,  кряхтели,  у  некоторых  кружились  головы,  другими овладевали
припадки  одышки, некоторые  и  не выдерживали  и  повалились на пол, другие
присели на корточки. Петр рассердился, приказал прекратить музыку и заставил
каждого из неудачных танцоров выпить  по большому  штрафному бокалу крепкого
венгерского".
     Впрочем,  нужно  заметить:  Петр, сам пьяневший  очень медленно,  любил
напаивать допьяна других еще и для того, чтобы  у  них развязывались  языки.
Сталин впоследствии  перенял эту  привычку, ставшую  серьезным подспорьем  в
государственных делах и ему...
     По свидетельству современников, лишь в самые  последние годы жизни Петр
отвык  от привычки забираться на  стол, где  бы  ни  происходил праздник,  и
плясать вприсядку среди посуды...
     Одним   словом,  пресловутое   дирижирование  оркестром   и   публичное
исполнение  "калинки"  --  не  нововведения  нашего  времени,  а всего  лишь
продолжение добрых старых  традиций Петра I, который во  время официальных и
неофициальных визитов в зарубежные страны и там развлекался так, что об этом
потом долго вспоминала вся Европа.  Когда в голландском анатомическом театре
спутникам  Петра  стало  дурно  от  непривычного  зрелища,  царь   велел  им
наклониться к рассеченному трупу и зубами рвать мускулы. Когда два дворянина
из "Великого посольства"  весьма неодобрительно отозвались о поведении царя,
по их мнению,  выставлявшему  себя на посмешище, Петр,  ничуть  не озаботясь
тем, что находится в чужой стране, приказал заковать их в кандалы и как ни в
чем  не бывало  попросил  голландцев  обеспечить  ему  плаху  с  палачом  --
поскольку он намерен казнить двух своих приближенных. Голландцы отговаривали
его  как  могли.  С превеликими  трудами отговорили. Однако Петр потребовал,
чтобы "оскорбителей" по крайней мере отправили в ссылку. Голландцы уступили,
и два русских бедолаги очутились в ссылке в отдаленнейших колониях Голландии
-- один на Яве, другой в Суринаме...
     В Англии Петр опять-таки вел  себя весело и  непосредственно. Посещения
кабаков  и  забавы с  одной из  известных  лондонских  актрис были, в общем,
цветочками.  Английский   король   поселил  русского   монарха  в   поместье
знаменитого писателя Джона  Эвлина -- на  беду последнего. После того, как в
ухоженном  поместье  три  месяца пьянствовал Петр  с  приближенными, хозяева
"...обнаружили,  что полы и  ковры в доме  до  того  перемазаны чернилами  и
засалены, что надо их менять. Из голландских печей вынуты изразцы, из дверей
выломаны  медные  замки,  краска  на  дверях попорчена  или  загажена.  Окна
перебиты, а более пятидесяти стульев -- то есть все, сколько было в  доме --
просто исчезли, возможно, в печках. Перины, простыни  и пологи над кроватями
изодраны так,  будто  их терзали  дикие  звери. Двадцать картин  и портретов
продырявлены; они, судя  по  всему, служили мишенями для стрельбы.  От  сада
ничего  не  осталось.  Лужайку  так вытоптали  и разворотили,  будто  по ней
маршировал  целый  полк  в железных сапогах. Восхитительную  живую  изгородь
длиной в четыреста футов, высотой девять и  шириной  пять сровняли с землей.
Лужайка, посыпанные  гравием дорожки, кусты, деревья  -- все погибло. Соседи
рассказали, что русские нашли три тачки  (приспособление, тогда еще в России
неизвестное) и придумали игру: одного человека, иногда самого царя, сажали в
тачку, а другой, разогнавшись, катил его прямо на изгородь".
     Так что принятие Петром причастия по  англиканскому  обряду,  сделанное
как-то наспех,  на фоне всего этого  смотрелось  вовсе  уж безобидно -- хотя
православных спутников Петра ужаснуло...
     О  гомосексуализме  Петра многие говорили открыто,  связывая это  то  с
Францем Лефортом, то с Меншиковым.
     Сохранилось  "розыскное дело" сержанта Преображенского полка -- он,  не
особо-то и принимая меры предосторожности, в  кругу сослуживцев говорил, что
"государь-де  с  Меншиковым живет  бляжьим образом". Самое любопытное тут --
даже не эти высказывания (наверняка основанные если не на точной информации,
то  на стойких слухах, имевших хождение в гвардии), а приговор  болтуну. Его
всего лишь сослали в Оренбург, в армейскую  часть. По меркам того времени --
гуманизм  невероятнейший.  Чтобы  в  полной  мере  можно  было  оценить   до
странности загадочную мягкость подобного  приговора, приведу  три примера --
практически стандартные завершения пустяковых, в общем, дел...
     27 нюня 1721 г. В Петербурге празднуют двенадцатую годовщину победы под
Полтавой.   Зело    поддавший   мужичок    Максим    Антонов    в    экстазе
верноподданнических чувств  прорывается  сквозь цепь солдат и  начинает бить
Петру поясные поклоны, а когда охрана пытается его оттащить, заезжает одному
из гвардейцев  в  ухо. Бедолагу  арестовали,  пытали до ноября (на дыбе  и с
раздроблением костей в тисках),  после чего последовал утвержденный  сенатом
приговор: "Крестьянина  Максима  Антонова  за  то,  что к  высокой особе Его
Царского  Величества подходил необычно,  послать в Сибирь и быть ему там при
работах государевых до его смерти неотлучно".
     Второй пример.  В городе  Конотопе, в  кабаке,  некий солдат  предложил
некоему украинцу  выпить за здоровье "государя императора". Украинец понятия
не имел,  что  это  за  император такой  (до окраин еще не  дошло известие о
принятии  Петром императорского титула) и ответил чтото вроде: "Черт его там
знает, что за император такой, я, кроме государя и знать никого не хочу".
     Заковали,  повезли  в  Тайную  канцелярию, в Петербург,  пытали,  "били
батогами нещадно", потом выпустили...
     Третий пример.  Деревенский поп из Козловского уезда приехал  впервые в
жизни в Москву и видел там, как Петр, от®езжая со двора Меншикова, забрал  в
карету свою  собачку, посадил на колени и поцеловал. Вернувшись домой, попик
сдуру  стал об  этом  подробно рассказывать землякам --  и оказался в Москве
вновь, уже под конвоем, на допросе у самого  Ромодановского. Его, правда, из
уважения  к  сану,  не  пытали --  но  за "ущербные чести царевой" разговоры
нещадно выпороли плетьми и погнали домой по этапу...
     Согласитесь,  после   таких   примеров   простая  высылка  в   Оренбург
разболтавшегося о царской педерастии гвардейца выглядит предельно странно...
     Я уже не говорю о том, что именно при Петре жутким цветком распустилось
пресловутое  "слово  и  дело"  --  венец  петровского  политического  сыска,
позволявший  кому  угодно   принародно  выкрикнуть  обвинение   против  кого
угодно...
     Самый  последний  заключенный  мог,  прокричавши  эти  страшные  слова,
автоматически подвести под пытки практически любого человека. Чтобы читатель
составил  некоторое представление о повседневной  практике созданной  Петром
Тайной канцелярии, приведу  в  переводе  на  современный  литературный  язык
официальный документ: "Обряд, как обвиняемый пытается".
     "Для   пытки  обвиняемых   в  преступлениях   отводится  особое  место,
называемое застенком.  Оно огорожено палисадником  и накрыто крышей,  потому
что при пытках бывают судьи и секретарь для записи показаний пытаемых.
     В  застенке  для  пытки  устроена дыба, состоящая  из  трех столбов, из
которых два врыты  в  землю, а третий  положен  наверху поперек. Ко времени,
назначенному для пытки, кат, или  палач должен явиться  в застенок  со всеми
инструментами,  а  именно:  шерстяным  хомутом, к которому  пришита  длинная
веревка, кнутами и ремнем для связывания пытаемым ног.
     Палач перекидывает  длинную веревку через  поперечный столб дыбы, потом
закручивает  пытаемому  руки на  спину,  заправляет  их в хомут и  вместе со
своими  помощниками  тянет веревку  до  тех пор, пока человек  не повиснет в
воздухе.  После этого палач связывает ноги пытаемого упомянутым выше ремнем,
а другой конец последнего прикручивает к столбу.
     Бели человек не винится и на дыбе, пытают иначе:
     1. В тисках, сделанных из трех толстых  железных полос с винтами. Между
полосами кладут большие пальцы пытаемого,  от рук -- на среднюю полосу, а от
ног -- на нижнюю. После  этого палач начинает медленно поворачивать винты  и
вертит их до тех пор, пока пытаемый не повинится или пока винты вертеться не
перестанут. Тиски надо применять с разбором и умением, потому что после  них
редко кто выживает.
     2. Голову  обвиняемого  обвертывают  веревкой,  делают  узел  с петлей,
продевают в  нее палку  и крутят  веревку, пока пытаемый не станет без  слов
(т.е. потеряет сознание -- А.Б.).
     3. На  голове  выстригают  на темени волосы  до голого тела,  и на  это
место, с некоторой высоты, льют холодную воду по  каплям. Прекращают,  когда
пытаемый начнет кричать истошным голосом, и глаза у него выкатываются.
     После  этой пытки многие  сходят  с ума, почему  и ее надо  применять с
осторожностью.
     4. Если человек на простой дыбе не винится, класть между ног на ремень,
которыми они связаны, бревно. На бревно становится палач или его помощник, и
тогда боли бывают сильнее.
     Таких  упорных