на,  как  ты,  захотел
жениться на такой девушке, как я. Я  хотела  стать  тебе  хорошей  женой.  Я
старалась. Целых два года, если не считать пары срывов, я почти  не  пила  и
раздевалась только для тебя. Я,  черт  возьми,  собиралась  стать  настоящей
леди, даже если это убило бы меня! - Она махнула рукой, держащей сигарету, и
дым описал дугу в душном воздухе. - Но тебе это было не нужно. Ты так  долго
воровал, что это превратилось у  тебя  в  болезнь.  Тебе  было  плевать,  со
сколькими я изменяю тебе, лишь бы захапать побольше денег и  не  попасть  за
решетку!  -  Она  пнула  раздувшийся  портфель  носком  туфли.  -  Ладно.  Я
заработала эти деньги. Они - мои. И я собираюсь получить от них удовольствие
с Энрико. Билеты на самолет у тебя? - спросила Бонни у Моралеса.
   - Два до Танжера.
   Харт посмотрел на открытое французское окно, через которое недавно вошел,
и в отчаянии попытался снова привлечь внимание Бонни:
   - Значит, весь этот кутеж с Коттоном, который снял тебя в "Циро",  служил
лишь основой для сцены на яхте?
   - Верно. С приманкой в виде бриллиантов стоимостью в сто тысяч  долларов.
Незастрахованных бриллиантов. Чтобы ни одна страховая компания не  отнеслась
предвзято к расследованию убийства.
   - А кровь в каюте? Кровь, которая помогла обвинить Коттона?
   Бонни затянулась сигаретой до красного огонька.
   - Кровь моей группы. Куплена моим дорогим муженьком в одной Богом забытой
станции переливания крови в Голливуде. Ему это не составило никакого  труда.
Он числится в Совете директоров двух госпиталей. -  Она  начала  смеяться  и
никак не могла остановиться. Это был ненормальный смех,  смех,  от  которого
кровь стыла в жилах. - И если когда-нибудь меня  схватит  полиция,  что  они
смогут со мной поделать? Я не только мертва, я к тому же еще и сумасшедшая!
   Моралес встал и вытащил из кармана перочинный нож.
   - Ладно. Ты рассказала Харту, как  все  было.  У  твоего  спектакля  были
зрители. - Он перерезал одну веревку на запястье Диринга. - А  теперь  давай
сматываться. Чтобы полиция не хватилась нас. Они ищут Харта и его девицу.
   Бонни затушила сигарету и взялась за портфель.
   - Я готова. Но зачем ты его освобождаешь?
   - Я собираюсь, - объяснил ей Моралес, - подстроить все так, словно они  с
Хартом и девушкой дрались. И когда полиция их обнаружит...
   Он заметил вдруг какое-то движение за французским  окном  и  замолк.  Ему
потребовалось довольно много времени, чтобы распрямиться.  Наконец  ему  это
удалось. Он уставился разинув рот на длинный ряд французских окон, выходящих
на лужайку. В каждом, теперь уже открытом, стоял вооруженный полицейский.
   - Продолжайте, Моралес, - сказал инспектор Гарсия. - Вы как раз подошли к
самому интересному. Мне всегда хотелось посмотреть,  как  совершают  тройное
убийство. Или какое-нибудь вообще.  За  двадцать  лет,  что  я  прослужил  в
полиции, мне никогда так не везло.  Обычно  мне  приходится  несколько  дней
копаться в полной неразберихе, искать улики, мотивы и все такое прочее.

5 сентября 1958 г.

1 час 55 мин.

   Бонни вынула сигарету и сунула в рот вместо нее большой палец.
   - Ты нас обманул! - упрекнула она Харта - Ты привел с собой полицию!
   Харт решил быть с ней честным.
   - Нет. Но я с минуты  на  минуту  поджидал  своего  адвоката  и  частного
детектива. - Он оглянулся на инспектора. - И был рад, когда заметил вас  вон
за тем окном несколько минут назад.
   - Еще бы! -  устало  сказал  инспектор  Гарсия.  -  Потому  что  Келли  и
Мастерсон не могут этого сделать. Они находятся  в  полицейской  машине  под
арестом за сокрытие информации, необходимой для раскрытия преступления.
   Инспектор сделал несколько шагов в глубь комнаты.  Его  голос  был  почти
таким же жалостливым, как у Бонни.
   - Не понимаю, почему считается, что в полиции работают одни  дураки.  Мои
люди ничуть не уступают сотрудникам частных детективных агентств. У них была
причина проверить счета Диринга, и они  обнаружили,  что  они  закрыты.  Они
нашли станцию переливания крови, которая продала ему кровь. И это должно вас
заинтересовать, Харт. Именно они заставили старую даму, живущую через  улицу
от дома жены Коттона, ту самую, которая клялась, что, кроме вас с Пегги,  не
видела больше никого выходящего из дома, вспомнить, что  она  несколько  раз
ходила в ванную комнату. А потом еще этот пожар на яхте, - продолжал Гарсия,
- чтобы не нашли лаз. - Он посмотрел на Моралеса. - Полагаю, это мы  повесим
на вас, капитан. Нам известно, что Харт не мог устроить пожар, потому что  в
это самое время его видели в Сан-Диего, а это в пятидесяти милях южнее.
   - Понятно, - сказал Харт. - Вы все это время следили за мной.
   - По большей части.
   - Вы использовали меня, чтобы моими руками тащить каштаны из огня.
   - Вы все расставили по своим  местам.  При  сотрудничестве  газетчиков  и
мексиканской полиции. Но что действительно принесло свои  плоды,  -  добавил
инспектор Гарсия, -  так  это  прослушивание  ваших  телефонных  разговоров.
Видите ли, каждый телефон в вашей аптеке, включая и тот, что в будке  вашего
кабинета, некоторое время  прослушивался.  И  все  ваши  разговоры  с  Келли
зарегистрированы. Из них мы не только убедились в том, что уже и так  начали
подозревать, но и узнали, что вы направляетесь сюда. Поэтому мы  и  приехали
сюда первыми и все слышали.
   - Вы не имеете права! - возмутилась Бонни.  -  Так  нельзя!  Подслушивать
телефонные разговоры противозаконно!
   - Верно, миссис Диринг, - согласился с ней инспектор Гарсия. Он снял одну
из подушек  на  софе  и  вытащил  спрятанный  там  микрофон.  -  Много  чего
противозаконно. Например, установка в этом доме  подслушивающей  аппаратуры.
Или убийство. Подушкой. Вы ведь именно так сказали?
   Тут в первый раз с тех пор, как  он  велел  Бонни  заткнуться,  заговорил
Диринг. Это была констатация факта, а не вопрос.
   - Вы слышали все, что говорилось в этой комнате.
   - Все на магнитофонной пленке, - заверил его инспектор  Гарсия.  А  потом
сказал в микрофон:
   - Выключайте  и  перемотайте  пленку,  ребята.  Магнитофонная  запись  не
признается судом, но я сомневаюсь, что в ней  будет  необходимость.  У  меня
такое подозрение, что одна из наших птичек вот-вот запоет.
   Дыхание воскресшей было прерывистым, когда она посмотрела на Моралеса.
   - Что ты стоишь! Защищай же меня! Застрели его и уведи меня отсюда!
   Моралес перевел взгляд с Бонни на безразличные лица полицейских,  стоящих
у открытых окон, и бросил револьвер на софу.
   - Только не я. На меня и так достаточно навешали  собак.  Бонни  обозвала
его непристойным словом. Потом, прижав портфель к глубокому  вырезу  платья,
сделала несколько быстрых шагов в коридор и остановилась.
   - Похоже, - сказала она ломким голосом, - тут полно полицейских. Но  меня
ведь не посадят в тюрьму? Я не буду сидеть за решеткой? Не буду,  с  меня  и
так хватило девяти месяцев!
   Все еще прижимая к себе портфель,  она  развернулась  и  легкой  походкой
танцовщицы взлетела по лестнице, ведущей на второй этаж.
   - Пусть себе, - сказал инспектор. - Она никуда от нас не денется.
   Все стояли и наблюдали за девушкой. Герта не сводила глаз с Диринга.
   - Остановите его! - закричала она.
   Но было уже слишком поздно.
   Никто не успел даже шевельнуться, как Диринг высвободил руку,  перегнулся
всем телом и схватил револьвер, который Харт положил на стол. Его лицо пошло
пятнами от стыда и гнева.
   - Это тебе за все содеянное, дорогая! - крикнул он  и  разрядил  в  Бонни
пистолет.
   Пули попали девушке в  спину,  подтолкнули  ее  вперед  и  припечатали  к
перилам на верхней лестничной площадке. Перила скрипнули  под  ее  тяжестью,
раздутый до отказа портфель открылся.
   Бонни еще какое-то мгновение стояла, держась за перила обеими руками.  Но
они не выдержали, и она рухнула вниз вместе с ними,  на  какое-то  мгновение
повиснув в воздухе, поскольку  подол  ее  платья  зацепился  за  отломленную
балясину. Потом ткань разорвалась под тяжестью тела, и она стала падать вниз
в дожде зеленых купюр,  каждая  из  которых,  мимолетно  прикасаясь  к  ней,
ласкала обнаженную плоть, следом за которой опускалась на пол.
   "Все под Богом ходим", - подумалось Харту в это страшное мгновение.
   За ударом падения  тела  последовало  продолжительное  молчание.  Даже  у
инспектора Гарсии был такой вид,  словно  его  вот-вот  вырвет.  Потом  Харт
почувствовал, как пальцы Герты вцепились ему в плечо.
   - Пожалуйста, - сказала она едва слышным голосом, - нельзя  ли  нам  уйти
отсюда?
   Харт посмотрел на Гарсию.
   Тот отдавал пистолет, отобранный у Диринга, одному из своих полицейских.
   - Не вижу причин для отказа, - сказал он.  -  Конечно,  еще  нужно  будет
выяснить некоторые  мелкие  подробности.  Вам  обоим  придется  ответить  на
несколько  вопросов  и  дать  некоторые  показания  под   присягой   нам   и
мексиканским властям. Ордер на ваш арест будет аннулирован. Но.., вы конечно
же можете отсюда уйти. А что касается обвинений, вы, Харт,  можете  спокойно
вернуться к себе в аптеку и продолжать делать свои маленькие розовые пилюли.
   - Спасибо, - прочувствованно сказал Харт. - Большое спасибо!
   Когда молодые люди подошли к французскому окну, Гарсия окликнул Харта:
   - Док!
   - Да? - обернулся Харт.
   - На вашем месте я бы постарался заниматься только пилюлями и впредь.
   - Именно это я и намерен делать, - заверил его аптекарь, выходя.
   На лужайке перед домом было просто  замечательно.  Ночь  прохладна.  Луна
зашла, небо густо усеяно звездами. Пока Харт стоял, сжимая в объятиях Герту,
все еще не унявшую дрожь под впечатлением  жуткой  смерти  стриптизерши,  он
поднял глаза к небу и увидел падающую звезду.  Она  блеснула  на  небосводе,
оставив после себя длинный светящийся след.
   Вот как получилось... Из плохого, выходит, иногда можно извлечь и  что-то
ценное: Харт нашел свое счастье, нашел  Герту.  И  сколько  бы  им  ни  было
отмерено судьбой, они с Гертой будут вместе.
   В его объятиях девушка была податливой и теплой.
   - Как ты думаешь, скоро нас окончательно отпустят домой? - спросила она и
потерлась щекой о его грудь.
   - Надеюсь, что скоро, - тихо ответил Харт.