? - лаконично спросил он.
     Мулен пропустил без  сожаления  мимо  себя  строй  фургонов  нефтяной
компании, потом включил мигающий красный свет и  помчался  по  улицам  так
быстро, как позволяла оживленность движения.
     У   Латура   все   больше   создавалось   впечатление    нереальности
происходящего. Он позволил вести себя и смотрел  на  толпу  на  тротуарах.
Никто не кричал, но все оборачивались,  чтобы  посмотреть  на  полицейскую
машину и следили за ней глазами. В толпе женщины были  так  же  молчаливы,
как и мужчины. Даже ритм улицы изменился. Ударные инструменты  в  оркестре
замолчали и была слышна лишь приглушенная мелодия смычковых.
     Келли нервно ерзал на своем сидении.
     - Мне хочется знать, дадут ли нам повернуть дело, как мы хотим?
     - Этого я не знаю, - ответил шериф. - И я не могу сказать,  что  меня
это очень беспокоит. Если  бы  ты  видел  эту  бедную  девчонку,  избитую,
заплаканную, совершенно голую, лежащую на полу  домика,  ты,  может  быть,
думал по-другому.
     - Как те три тогда, а?
     - Еще хуже, если это возможно. У нее было внутреннее кровотечение.
     Мулен затормозил и  остановил  полицейскую  машину  перед  госпиталем
нефтяной компании. Келли и Пренгл схватили за руки Латура и  вытащили  его
из машины.
     Доктор Уолкер, официальный полицейский врач и  главный  врач  города,
стоял перед дверями одной из комнат.
     - Как она себя чувствует? - спросил Мулен.
     - Она поправится,  -  ответил  врач.  Он  презрительно  посмотрел  на
Латура. - Но как мог мужчина довести до такого состояния женщину? Это  мне
непонятно.
     Латур хотел протестовать против такого обвинения, но у  него  слишком
пересохло в горле, чтобы он мог говорить.
     - Сколько времени сможем мы говорить с ней? - спросил шериф Велич.
     - Две или три минуты, - ответил врач, -  но  не  больше,  она  сильно
страдает.
     - Он неслабо ее поранил, а?
     - Да, немало, - согласился Уолкер.
     Велич сделал знак  головой  обоим  помощникам,  которые  конвоировали
Латура, и они провели его в комнату, перед которой стоял доктор Уолкер.
     Со  старательно  причесанными  и  заплетенными   в   косы   волосами,
казавшаяся еще более юной и маленькой, чем  она  выглядела  на  платформе,
освещенной лампами, молодая вдова убитого  человека  неподвижно  лежала  в
госпитальной кровати. Ее серые глаза были лишь щелками на ее  покрасневшем
опухшем лице. Ей сломали нос. Доктор Уолкер и хирургическая сестра  только
одни были в курсе событий, то есть ее ранений  и  повреждений.  Тело  Риты
было покрыто простыней и Латур был очень доволен этим. Ни за что на  свете
он не хотел бы увидеть его.
     Старый шериф снял шляпу и представился.
     - Я шериф  Велич,  я  знаю,  как  вы  страдаете,  миссис  Лакоста,  и
постараюсь быть как можно более кратким. Но до  этого  времени,  когда  вы
заснете, я бы очень хотел, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
     Безжизненным голосом Рита ответила:
     - Я попробую.
     - Вы знаете помощника шерифа Энди Латура?
     - Да.
     - Это он произвел над вами насилие и убил вашего мужа?
     - Да, это он.
     Велич старался беспристрастным и спокойным голосом спрашивать:
     - Если в домике было так темно в момент агрессии, как это было тогда,
когда мы и приехали, как вы можете быть  уверенной  в  том,  что  это  был
действительно он?
     - Потому что как раз перед этим, как это случилось, он стал стучать в
дверь и требовать, чтобы ему дали возможность войти.
     - Вы сделали это?
     - Нет.
     - И что же произошло потом?
     - Стук разбудил моего мужа, и Джек встал и вышел  из  своей  комнаты,
чтобы узнать, что происходит. - Молодая женщина пыталась говорить  твердо,
но слабость не позволила ей сделать это. -  Тогда  он  выстрелил  в  Джека
через решетку, потом вышиб дверь и накинулся на меня. И каждый раз,  когда
я протестовала или пыталась ускользнуть от него, он бил  меня  кулаками  и
продолжал делать то, что делал. А Джек лежал на полу около меня мертвый!
     - Он вас насиловал не один раз?
     - Я не знаю, сколько раз.
     - Я считаю, что на сегодня этого достаточно, шериф, - вмешался  врач.
- Вы еще раз сможете поговорить с ней утром.
     Шериф Велич надел свою шляпу.
     - Один вопрос, только один вопрос. Латур утверждает, что сразу  после
того, как он постучал в дверь и назвал свое имя, неизвестный  ему  человек
оглушил его дубинкой и он потерял сознание. После того, как Латур постучал
в  вашу  дверь  и  вы  услышали,  как  он  назвал  себя,  вы  не  заметили
какую-нибудь возню около фургона или домика?
     Рита ответила категорическим тоном:
     - Я ничего не слышала.
     Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:
     - Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она  ошибается.  Я
не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было  слишком  темно,  чтобы
она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все,  что  она  могла
нам сказать, были лишь предположения.
     Мулен добавил сухим тоном:
     - И еще то, что у него было много секса!
     Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
     - Это был не ты, а, Энди?
     - Нет, это был не я.
     Врач вынул из кармана  своей  белой  рубашки  какой-то  металлический
предмет и протянул его шерифу.
     - Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь  ее
правой руки, что сиделки и я были вынуждены с  силой  разжать  ее  пальцы,
чтобы вынуть это.
     Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий  на  ладони
шерифа, потом посмотрел на  ладони  шерифа  и  перевел  взгляд  на  правый
карманчик своей рубашки. В  том  месте,  где  он  прикреплял  свой  значок
помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи.
     Горло  Латура  сжалось.  Прежде  чем  он  успел   заговорить,   Шварт
предупредил его:
     - Не отвечай на этот вопрос,  Энди.  Ты  не  должен  говорить  ничего
такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я,  как  твой
защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.
     - Как тебе будет угодно, - согласился Латур.



                                    9

     Жара и тишина царствовали в тюремных помещениях. Сидя на продавленных
пружинах,  опершись  спиной  в  стену,  не  в  состоянии  спать,   страшно
обеспокоенный, докуривая последнюю сигарету из  пакета,  оставленного  ему
Швартом, Латур наблюдал за утренним сверкающим солнцем, высоко  стоящем  в
небе, через слуховое окошко.
     Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди
задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это
было ужасное состояние. Джон  Шварт  сказал  ему:  "Не  расстраивайся,  мы
выберемся отсюда любым способом".
     - Но как это сделать?
     Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением  погасил  ее.  По
его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был
не слишком оптимистический вид.
     Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые  против  него.  Он  не
убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы,  все
мужчины похожи друг на друга. Каким  же  образом  со  всеми  вещественными
доказательствами, не считая категорического  заявления  Риты,  можно  было
надеяться доказать, что он не насиловал  молодую  женщину,  обезумевшую  в
темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не  мог  понять,
на что надеялся Шварт.
     Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная,  и  Латур
надеялся, что Шварт сумеет найти выход  из  этого  положения.  А  пока,  в
ожидании, одна вещь была ясна:  Латур  не  видел  этого  выхода.  В  штате
Луизиана только два преступления карались  особенно  строго:  первым  было
убийство, вторым - насилие.
     Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры,
чтобы попросить у дежурного  помощника  шерифа  пачку  сигарет,  но  потом
решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить  об  одолжении.
Все, что он хотел, это поскорее выйти из тюрьмы.
     Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и
шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое  убежище.  Латуру
даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение.
     Глухой шум от работающих насосов  на  нефтяных  промыслах,  завывание
сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали  быть  слышны.  Это
время, между начинающейся зарей и полным днем  было,  как  говорят,  часом
наживы. С этого момента до  открытия  трибунала  простой  полиции,  ночные
дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых
бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле
для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый
раз, когда судья Блекли назначал штраф  в  десять  долларов  какому-нибудь
пьянице или уличной девке,  часть  этого  штрафа  оказывалась  в  карманах
шерифа Велича.
     Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел  об  этом.  Теперь  Ольга
была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы  сказать:
"Я подумал,  что  вам  будет  приятно  быть  в  курсе  дела.  Вашего  мужа
арестовали по обвинению в убийстве и насилии."
     Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно
было закурить, но не нашел такого. В настоящее  время  Ольга  должна  быть
уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.
     Он стал рассматривать этот вопрос.
     Физически это было невозможно.  Мужчина  в  расцвете  сил  мог  сразу
перейти от одной женщины к другой. Рита  в  начале  вечера  разбудила  его
чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел  ее  обнаженной.
Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами,
он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже  если
бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.
     Вместе с  тем,  это  не  было  аргументом,  который  мужчина  мог  бы
использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать  это  Джону  Шварту.
Мужчина, один из Латуров, никогда не стал  бы  говорить  о  своих  половых
отношениях со своей женой.
     По цементному  коридору  тюрьмы  послышались  шаги,  и  Питер  Даркос
привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее  в
женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура.
     Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.
     - Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я  выпила  и
разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня  зацапать!  Если
бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы  здесь,  и
ты это отлично знаешь!
     Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.
     - Что она сделала, Питер?
     Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним  разговор.  Он  пожал
плечами, но все-таки ответил:
     - О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе "Хейк Хо". Я
пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У
девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь,  она  говорит,  что  нужно
закрыть все кабаки...
     - Двадцать долларов и еще добавок, а?
     - Похоже на то.
     Латур пытался найти в себе  мужество  и  попросить  у  Даркоса  пачку
сигарет, но он не смог заставить себя. Он сможет обойтись и без курева.
     - А что происходит в городе? - спросил он.
     Даркос еще раз пожал плечами.
     - Еще не слишком шумно. Город, на мой  взгляд,  слишком  уж  спокоен.
Знаешь, мужчины собираются маленькими группами, чтобы поговорить.
     Отчаяние снова охватило Латура. Он понимал, что  хотел  сказать  этот
Даркос. Френч Байу мог быть местом, где проделывались махинации,  где  все
продавалось и покупалось, но, тем не менее, это было место в самом  сердце
Юга, где женщина пользуется особым уважением, на которое она имеет право.
     - Ты знаешь, что это не я сделал, Питер, - спокойно проговорил Латур.
- Ты ходил вместе со мной в  школу.  Ты  знаешь,  что  я  не  способен  на
подобную вещь.
     Даркос не хотел компрометировать себя.
     - Конечно. Я слышал, как ты говорил это Старику.
     Он пошел по коридору, чтобы вернуться в кабинет шерифа. В камере,  по
другую сторону прохода, девушка,  которую  только  что  привели,  схватила
обеими руками подол своей юбки и стащила  с  себя  ее  через  голову.  Под
платьем у нее ничего не было.
     - Проклятый бордель, сволочи и  прохвосты,  -  ворчала  она.  -  Будь
проклят этот бордель для всех  шлюх!  Могли  бы  они  хоть  немного  здесь
проветрить!
     Продолжая все время ворчать  про  себя,  девушка  использовала  кадку
камеры. Латур был смущен. Между тем, он работал помощником шерифа уже  два
года, но никогда не замечал ни что  тюрьма  такая  ветхая,  ни  того,  что
отделение для женщин находится так близко от  места,  где  он  сейчас  был
заключен. По правде говоря, эта изолированная камера использовалась редко.
Она  предназначалась  для  тех,  преступления  которых   не   могли   быть
рассмотрены  шерифом  Величем,  а  рассматривались  трибуналом.  Никто  из
мужчин, крепко спящих в своих  камерах,  достаточно  удаленных,  не  могли
видеть того, что происходило в камере, в которую Даркос посадил девушку.
     Она подняла глаза и  увидела,  что  он  смотрит  на  нее.  -  Вы  уже
достаточно насмотрелись на меня, гнусная вы личность!
     Латур сел на койку.
     - Простите меня.
     Девушка забыла  или  сделала  вид,  что  забыла,  что  она  голая,  и
уцепилась за решетку своей камеры. Несмотря на  свое  опьянение,  она  еще
старалась  сохранить  привлекательность  женщины,   способной   соблазнить
мужчину при помощи средств, отпущенных ей природой.
     - Держу пари, что вы предпочли бы находится здесь, вместе со мной.
     - Не совсем так, - осторожно заметил Латур.
     Его безразличие подстегнуло девушку, она принялась издеваться.
     - Ты неспособен или что?
     Латур криво улыбнулся.
     - Нет, совсем наоборот.
     - У тебя кто-то есть?
     - Нет.
     Девица с трудом облизала свои губы.
     - Тогда я скажу тебе, что мы сделаем.  Ты  штраф  заплатишь  за  меня
сегодня утром, а вечером я с тобой буду очень мила.
     - Нет, спасибо, - ответил Латур.
     Девушка продолжала рассматривать его через решетку камеры.
     - Нет ничего удивительного, - проговорила она  наконец.  -  Я  теперь
знаю, кто ты. Ты тот прохвост, помощник шерифа,  который  спустил  старого
мошенника и изнасиловал его жену.
     - Я не трогал никого, - сказал Латур.
     - Я тебе не верю, знаешь! Да, это ты говоришь, а знаешь, что  говорят
в городе?
     - Что же?
     - Что это ты также изнасиловал и тех трех девочек. И я  в  это  верю.
Они имели тогда страшный вид после работы этого типа.  -  Девица  казалась
заинтересованной. - Но что с  тобой  делается,  что  у  тебя  не  так  как
следует? Ты один из тех, которые любят все запрещенное?
     Латур не счел нужным ответить. Девушка перестала интересоваться им  и
растянулась на тощем матрасике своей койки.
     - А потом, черт возьми,  уж  ничего  и  не  поделаешь!  Мой  дорогой,
папаша, ты дошел до конца своего пути!
     Латур спросил:
     - Что вы хотите сказать?
     Девушка приняла таинственный вид.
     - Подожди до вечера и увидишь. В  городе  есть  негодяи,  но  есть  и
настоящие мужчины.
     - Что вы хотите этим сказать? - снова спросил Латур.
     Вместо ответа девушка, сломленная усталостью после  ночной  работы  и
парами виски, стала зевать и вертеться на своем ложе, потом закрыла  глаза
и уснула.
     Наступление рабочего утра пришлось ждать долго. Оно началось со стука
кастрюль и другой посуды на кухне тюрьмы. Там готовился тощий завтрак  для
обитателей тюрьмы, задержанных ночью. При одной только мысли о  еде  Латур
почувствовал спазмы в  желудке,  но  горячий  ароматный  кофе  с  цикорием
приятно пахнул. Он  с  нетерпением  ждал  того  момента,  когда  служитель
появится с чашкой кофе.
     Слышался стук металлических ложек и тарелок  по  всему  коридору,  но
никто не дошел до камеры, в которой сидел Латур. Тогда он вспомнил, почему
так было. Так как все прислужники были черными,  осужденными  на  короткие
сроки, и  так  как  они  были  неграми,  то  не  смели  преступать  черты,
отделяющих заключенных черных от камер с белыми женщинами. Латуру придется
подождать прихода цветных помощников шерифа, чтобы получить свой кофе.  Он
подумал, что  независимо  от  того,  какое  обвинение  тяготело  над  ним,
расположение его камеры было совершенно отделено от прочих камер.
     Было уже больше восьми вечера, когда Том Мулен, сопровождаемый  Гарри
Рафигнасом, появился, держа в руках две чашки кофе и две  тарелки,  полные
маисового ризотто.
     Рафигнас бросил взгляд на уснувшую девушку по другую сторону  прохода
и восхищенно свистнул.
     - Похоже, она достаточно в теле  для  своих  двадцати  двух  лет,  но
манера, с которой  она  храпит,  дает  понять,  что  ее  теперь  ничем  не
разбудишь.
     Мулен сделал знак помощнику продолжать свой путь.
     - Оставь ее, пусть спит до того времени, когда ее пригласят к  судье,
и дай ей завтрак Хенни.
     - А я? - спросил Латур. - Я не имею права на кофе?
     - Напротив, - возразил первый помощник  с  кривой  усмешкой.  -  Твой
ожидает тебя в дежурной комнате. - Мулен отодвинул запор.  -  Я  бы  очень
хотел бы знать, как мне держаться с тобой, Энди?
     - О чем ты говоришь?
     - Понимай, как хочешь. Я очень давно тебя знаю и всегда  считал  тебя
честным  парнем.  А  теперь  вдруг  ты  делаешь  некоторые  вещи,  которые
порядочный парень не делает.
     - Насилие, например?
     - Точно, - согласился Мулен. - Насилие. А  потом,  как  сказал  вчера
Старик, мне кажется необъяснимым, как парень, женатый  на  такой  куколке,
как твоя, может пойти развлекаться  к  такой  мышке,  как  та,  которая  в
госпитале.
     - Том, я уверяю тебя, что я не делал этого, - протестовал Латур.
     Сделав ему знак, чтобы он  шел  впереди  него,  Том  Мулен,  наконец,
сказал первые ободряющие слова после ареста.
     - Мы стараемся доказать это.
     Латур открыл дверь в комнату дежурных. С бледным лицом, но спокойная,
с тщательно причесанными светлыми волосами, с большой корзиной в  руке,  в
сопровождении  Георга,  Ольга  стояла  у  одного  из  столов,  на  котором
помощники шерифа играли в минуту отдыха в карты.
     Мулен посмотрел на часы.
     - Время двадцать минут, - сказал он, закрывая дверь.
     Ледяным и презрительным тоном Георг воскликнул:
     - Итак, вот он человек, за которого моя  сестра  вышла  замуж!  И  ты
могла сделать подобную вещь! Если бы в  этой  стране  это  разрешалось,  я
избил бы тебя, как бешеную собаку до смерти.
     На это, безусловно, нечего было ответить. Латур ничего не сказал.  Но
Ольга повысила голос и проговорила  без  всякого  акцента,  как  настоящая
американка:
     - Замолчи и уйди отсюда! - сказала она. - Тебе здесь  нечего  делать.
Это не ты замужем за Энди, а я!
     Высокий белокурый парень хотел протестовать, но Ольга бросила на него
лишь один-единственный взгляд.
     - Я тебе сказала, чтобы ты оставил нас одних.
     Георг пожал плечами.
     - Как тебе угодно. Я увижу тебя перед судом.
     Дверь тяжело закрылась за ним. Латур никогда не думал,  что  молчание
может быть настолько тяжелым. Он страдал от того, что на нем  была  надета
грязная рубашка и что он был небрит. И это как раз тогда, когда  он  хотел
так много сказать, произвести хорошее впечатление на Ольгу.
     Она поставила корзину на стол и подняла крышку.
     - Ты, безусловно, должен быть голоден, - просто  проговорила  она.  -
Вот я и принесла тебе поесть. И сигареты.
     - Почему?
     - Но ведь ты мой муж, - так же просто ответила она.
     Она расстелила на столе салфетку и достала  термос  с  горячим  кофе.