опаздывал  на  работу.  Ему  нужно  было
появиться в конторе в десять, но  ночью  он  не  спал  до  пол-третьего,
заканчивая статью для журнала одной из авиалиний. Он мог бы  и  отложить
ее на день или на вечер; будь это какой-нибудь киношный или  театральный
обзор, или интервью со знаменитостью, по 750 долларов за 1000  или  1500
слов, - он бы так и сделал. Но  тема  этой  статьи  заинтересовала  его:
неподалеку от Багамских островов, под водой, были найдены камни, по виду
напоминающие лестницу и мостовую, предположительно  доколумбовой  эпохи.
Его выводы, после того, как он проанализировал все  свидетельства,  были
весьма неудовлетворительными - никто не мог точно сказать,  что  это  за
камни. Вероятней всего, такой вид придала им природа, но  могло  быть  и
иначе. И исследовать прошлое, попытаться понять,  кто  мог  сделать  эту
лестницу, было весьма увлекательным занятием.
   Но даже если Мейнард и не работал,  он  всегда  находил  какой-нибудь
предлог, удерживавший его вдали от дома или - от постели. С тех пор, как
жена и  сын  уехали,  забрав  с  собой  большую  часть  мебели,  картин,
занавесок и ковров, он редко  бывал  дома.  Когда  квартира  обставлена,
когда ее прибирают, она - пусть даже невыразительный набор квадратов,  -
но в ней все же  можно  жить.  Теперь  же,  пустая  и  неухоженная,  она
походила на пустую  клетку,  составленную,  как  казалось  Мейнарду,  из
картонных коробок от рубашек и вертелов.
   В первые два месяца после того, как ушла жена, он неделями не ночевал
дома. Он ходил в салоны, знакомился  с  длинноногими  девицами,  которые
слушали  его  жалобные  повествования  о  квартире,  полной  невыносимых
воспоминаний. После нескольких порций виски  и  выдуманных  рассказов  о
своей карьере журналиста, он обычно получал долгожданное приглашение.
   Но к настоящему времени возникшее после разлуки  с  женой  стремление
переспать со всеми существами женского пола в Манхэттене сходило на нет.
Какое-то время его приятно возбуждала мысль о том, что  он  ведет  жизнь
повесы. Ему нравилось просыпаться в незнакомых  кроватях,  с  женщинами,
имен которых он не помнил и аппетиты  которых  давали  полную  волю  его
фантазиям. Но все приедается, и на смену возбуждению  постепенно  пришла
скука. Если бы он стремился поддерживать отношения с одной или двумя  из
них,  у  него  еще  могло  бы  возникнуть  что-нибудь  более  или  менее
постоянное. Но  он  не  чувствовал  в  себе  готовности  брать  на  себя
какие-либо обязательства по отношению  к  кому-то  -  или,  возможно,  к
чему-то. Так что жизнь его была весьма беспорядочной, в том  числе  и  в
отношении секса: он просто сталкивался  с  другим  плывущим  по  течению
судном, какое-то время они плыли рядом, а затем  расплывались  в  разные
стороны.
   Переходя Мэдисон-авеню в  месте  ее  пересечения  с  Пятьдесят  пятой
улицей, он взглянув в сторону  центра,  увидел,  как  стрелка  часов  на
здании "Ньюсуик" передвинулась с 10:59  на  11:00.  Он  вошел  в  здание
издательства "Тудей", обменялся приветствиями с охранником, заведовавшим
лифтами, и поднялся на восемнадцатый этаж. Он вышел из  лифта,  чуть  не
налетев на женщину, продававшую закуски с тележки фирмы "Шрафт", как раз
когда она собиралась войти в служебный лифт.
   Контора Мейнарда располагалась  в  одном  из  бесчисленных  маленьких
помещений, выходящих  на  Мэдисон-авеню.  Двенадцать  квадратных  футов,
стены окрашены в аквамариновый цвет, - здесь было два  стола  (один  для
него, другой для его помощницы), две книжных полки, две пишущие машинки,
два телефона и шкаф с папками. Единственное  украшение  стен  составляли
обложки журналов "Тудей", где были напечатаны двенадцать его  рассказов,
написанных за десять лет работы в журнале.
   Все эти десять лет он занимал один и  тот  же  кабинет,  но,  тем  не
менее, фамилия его на дверях  отсутствовала.  Когда  он  был  редактором
развлекательной рубрики,  табличка  на  дверях  гласила:  "Развлечения".
Затем там было написано "Спорт", потом - в течение недолгого  времени  -
"Наука", и, наконец, - совсем недолго - "Оформление".  А  последние  три
года  надпись  на   табличке   гласила:   "Тенденции:   информация   для
размышления". Когда дверь была закрыта - это случалось,  когда  Мейнард,
например, договаривался по телефону о левой работе,  на  стороне,  -  то
проходивший мимо наивный человек мог предположить, что  внутри  трудится
новый Маршалл Маклюэн с Мэдисон-авеню, или будущий  Том  Вулф,  или,  по
крайней мере,  динамо-машина,  держащая  "палец"  на  пульсе  популярной
социологии. Это  наивный  человек  вряд  ли  смог  бы  представить  себе
редактора журнального раздела "Тенденции"  таким,  каким  он  и  был,  -
долговязым тридцатипятилетним типом, который курил "Лаки Страйк",  читал
книги по истории и считал Фрэнка Синатру величайшим  песенным  стилистом
за последние четверть столетия.  Он  продал  коллекцию  оружия,  которую
унаследовал от отца, лишь только  потому,  что  ему  пригрозили  за  нее
тюрьмой. Он не имел ни  малейшего  представления  -  да  это  его  и  не
интересовало, - в чем разница между "Манки Хасл" и "Пет Рок".
   Правда, одно социальное явление Мейнарда все же  интересовало  -  это
была его помощница. Звали ее Дэна Гейнс. Ей было лет двадцать  пять,  и,
по современным стандартам,  она  была  сногсшибательна:  высокие  скулы,
острый, выдающийся  нос,  светлая  кожа  и  черные  волосы,  которые  на
несколько дюймов не доставали до  талии.  Она  всегда  была  подчеркнуто
чистоплотна. Все в ней - кожа, руки, одежда, волосы,  запах  -  было  до
невозможности чистым.  Она  была  мягкой,  скромной,  с  тихим  голосом,
интеллигентной и деловой. Ей также очень нравился Мейнард, но отнюдь  не
в сексуальном плане - просто она питала к нему сестринскую привязанность
и заботилась о нем.
   Но  все  эти   качества   не   имели   никакого   отношения   к   его
заинтересованности в Дэне. Что его в ней захватывало, так  это  то,  что
она - единственная женщина (единственный человек) из всех,  кого  вообще
знал Мейнард, - была признанной, практикующей и проповедующей свою  веру
(хотя и застенчиво) мазохисткой. Она работала у него всего  две  недели,
когда впервые сообщила ему - спокойно, но искренне, - что она  сторонник
культа боли, и с тех пор она периодически  старалась  убедить  его,  что
страдание - это истинный путь к чувственному осознанию  и  самопознанию.
Он ни разу с ней не согласился, но  был  не  в  состоянии  утолить  свое
любопытство к отдельным сторонам ее жизни. Свои  непристойные  мечты  он
оправдывал  тем,  что  это  в  некотором  роде  его  работа:  он  должен
исследовать всевозможные особенности американских нравов.
   Когда он вошел в контору, Дэна занималась его рассказом, - он написал
его для следующего выпуска, - проверяя каждый  факт  и  подчеркивая  это
место красным карандашом, когда ее удовлетворял  источник,  откуда  этот
факт был взят.
   - Доброе утро, - сказал он,  проходя  к  своему  столу.  Она  подняла
глаза:
   - С вами все в порядке?
   - Само собой. А почему бы д нет?
   - Я просто беспокоюсь, когда вы так запаздываете. Я всегда думаю, что
с вами могло что-нибудь случится.
   - Не беспокойтесь. Самое скверное, что со мной иногда происходит, это
когда мне снится кошмар, и я падаю с кровати. - Она улыбнулась.  Мейнард
отпил глоток  кофе  и  заметил,  что  на  Дэне  было  платье  с  высоким
воротником и, поверх воротника, еще и шарф.
   - А что под шарфом?
   Дэна покраснела.
   - Ничего.
   - Слушайте, вы уже столько раз убивали меня своими речами, что  одним
разом больше, одним меньше - это, ей-богу, неважно.
   Дэна поколебалась, затек сказала:
   - Укусы.
   - Вы имеете  в  виду  дружеские  покусывания?  -  Мейнард  постарался
показаться разочарованным. - Время от времени все так делают.
   Приняв вызов, Дэна повернула к нему голову и стянула шарф.
   - Укусы.
   Мейнард увидел четкие проколы от зубов. Он отшатнулся.
   - Господи помилуй! Это, должно быть, чертовски больно.
   - Еще бы, - Дэна улыбнулась, натянула  шарф  обратно  и  вернулась  к
работе.
   Мейнард взял с  полки  номера  "Дейли  Ньюс",  "Уолл-Стрит  Джорнэл",
"Кристиэн Сайенс Монитор" и разложил их на столе.  "Таймс"  он  прочитал
дома,  и  теперь  просматривал  заголовки  остальных  газет,   выискивая
возможный материал для использования в  разделе  "Тенденции".  Редактора
всегда легче убедить, что стоит написать о чем-то статью, если  об  этом
уже  писали  где-то  в  другом  месте,  хотя  бы  даже  в  скобках.   На
оригинальные идеи смотрели с подозрением  -  ситуация,  которую  Мейнард
называл Парадоксом Подтверждения: ему платили 40000 долларов  в  год  за
то, чтобы он выискивал оригинальные идеи для раздела "Тенденции", но  (в
этом-то и состоял парадокс), если статья и занимала почетное место в  их
еженедельнике, то об  этом,  несомненно,  уже  говорилось  по  одной  из
процветающих, с прекрасным штатом сотрудников, радиостанций или писалось
в ежедневных газетах.
   Год назад, путешествуя по Флориде, Мейнард открыл,  что  организация,
которая  занималась  туристическими  поездками,  включающими   подводное
плаванье, нарушает все правила подводного спорта,  обслуживая  клиентов,
не имеющих специальной подготовки. Он предложил редактору эту  тему,  но
тот отмел ее, несмотря на то, что  двое  людей  утонули  из-за  неумения
обращаться с аквалангом. Стремясь к тому,  чтобы  это  дело  все  же  не
прошло незамеченным, Мейнард передал все свои материалы другу, в  газету
"Тайме". Когда же эта история появилась, наконец,  в  "Тайме",  редактор
упросил Мейнарда написать статью и для "Тудей", используя,  естественно,
в качестве источника материал статьи в "Тайме".
   Мейнард бросил  "Ньюс"  в  корзину  для  бумаг  и  перевернул  первую
страницу "Джорнэл".
   Как источник вдохновения для статей  раздела  "Тенденции",  "Джорнэл"
был бесполезен. Длинные характерные статьи в первой, четвертой и  шестой
колонках первой  страницы  обычно  несли  материал,  касающийся  раздела
"Тенденции", но они были такими всеобъемлющими,  такими  исчерпывающими,
что еженедельник вряд ли что мог к ним добавить. Мейнарда восхищали  эти
статьи, и он завидовал репортерам, которые  их  писали,  потому  что  их
иногда отпускали почти  на  целый  месяц  для  написания  одной  статьи.
"Ридерз Дайджест" мог сжать и напечатать статью из "Джорнэл", но "Тудей"
не занимался плагиатом.
   Он уже собирался взяться  за  "Монитор",  когда  на  первой  странице
увидел маленькую заметку в самом низу колонки "Новости".
   "Пропавшие без вести" - гласил заголовок, и дальше несколько строчек:
"Получено сообщение, что роскошный спортивно-рыболовный  катер,  который
должен был прибыть на остров Навидад в Карибском море,  отсутствует  уже
несколько  дней.  "Марита",  зарегистрированная  на  Больших   Багамских
островах, должна была прийти за капитаном и группой туристов во вторник.
   Согласно статистике Береговой Охраны, за последние три года в  районе
Карибского моря, Багамских островов и побережья залива исчезло 610 судов
длиной от 20 футов и больше,  так  что  в  общей  сложности  пропало  по
меньшей мере 2000 человек".
   Мейнард дважды  прочитал  эту  заметку,  сосредоточившись  на  втором
абзаце. Как могли 610 судов просто исчезнуть?
   Взяв "Джорнэл", Мейнард прошел через холл к угловому кабинету.  Дверь
была открыта - Леонард Хиллер, старший редактор, отвечающий за несколько
разделов еженедельника, включая и "Тенденции", препирался  с  кем-то  по
телефону. Мейнард остановился  было  в  нерешительности,  но  секретарша
Хиллера сказала:
   - Входите. У него просто очередной припадок из-за того, что  отвергли
обложку с Вуди Алленом.
   - Почему?
   - Какая-нибудь гражданская война, наверно. Когда  Мейнард  ссутулился
на стуле  напротив  стола  Хиллера,  тот  поднял  брови  и  надул  щеки,
изображая разочарование от того,  что  его  планы  расстраиваются  из-за
людей, которых он называл "филистимлянами с семнадцатого этажа", они  же
- издатели этого еженедельника.
   - Я знаю, что это не смешно! - вопил Хиллер в  трубку.  -  Оно  и  не
должно быть смешно! Этот человек снимает серьезный фильм.  Он  серьезный
артист, вероятно, единственный  серьезный  артист  во  всей  сегодняшней
Америке. - Он сделал паузу, слушая. - А что еще может быть нового? Южная
Африка собирается взорваться в течение последних двадцати лет.  Кому  до
этого дело?
   Мейнард перестал вслушиваться. Это были обычные разговоры, он  слышал
их  постоянно.  Менялись  предметы  разговоров,  но  жалобы   оставались
одинаковыми - материал для задней обложки, над которым неделями работали
редактор, журналист, несколько оперативных работников и, вероятно,  двое
или трое из ведущих, становился  жертвой  непредвиденного  местного  или
международного кризиса. Редактор задней обложки считал, что  кризис  был
непомерно раздут; редактор по  делам  национальных  (или  международных)
проблем считал, что текст на задней обложке ни к чему не имеет  никакого
отношения. Всегда побеждали сторонники суровой и  правдивой  информации,
так  как  последним,  неоспоримым  аргументом  всегда   было:   "Мы   же
еженедельник новостей!"
   Хотя Мейнард и недолюбливал Хиллера, он весьма сочувствовал ему.  Ему
было всего 33 года, и его повысили до редактора - тупиковая ситуация для
писателя - через головы людей, на которых  он  раньше  работал.  Мейнард
дважды отказывался от этого предложения, предпочитая заниматься своей  -
менее напряженной - работой, и не только в журнале, но и на стороне.
   У старших редакторов было много ответственности и мало авторитета, их
много ругали и мало хвалили, им нужно было нянчиться с  дюжиной  хрупких
"эго", которые писали для них, и в то же время умиротворять троицу "эго"
олимпийских размеров, у которых они находились в подчинении.
   После  очередной  перестановки   кадров,   когда   Мейнард   оказался
подотчетным Хиллеру, он постарался  установить  с  ним  взаимоотношения,
которые не унижали бы достоинство ни одного из них. Но с первого же  дня
своего пребывания в угловом кабинете  Хиллер  стал  играть  роль  босса,
сочтя себя огромным специалистом во всех разделах новостей,  за  которые
он отвечал. Для Мейнарда Хиллер стал гвоздем в стуле.
   - Хорошо, хорошо, - сказал Хиллер в трубку. Он проиграл, но Мейнард и
не сомневался, что он проиграет. - Какой тогда объем  вам  нужен?  -  Он
пробежался карандашом по листку бумаги на столе. - Думаю,  что  так,  но
тогда придется выбросить две колонки из раздела "Книги" и... я  не  могу
сокращать  "Спорт".  Секунду.  -  Он  поднял  глаза  на  Мейнарда.  -  У
"Тенденций" есть что-нибудь такое, что не может подождать  до  следующей
недели?
   Мейнард покачал головой.
   - Разве такое когда-нибудь бывает?
   - И придется убрать "Тенденции". Тогда у меня  будет  восемь  колонок
для Вуди Аллена. Да...  хорошо.  -  Он  повесил  трубку  и  обратился  к
Мейнарду. - Извини.
   Мейнард пожал плечами.
   - Что происходит в Южной Америке?
   - Еще один бунт в Соуэто. Господи, они  там  поднимают  мятежи  почти
каждый вторник. Эта обложка будет  очередным  предсказанием  о  грядущем
Армагеддоне, которое никого не загонит в норы.
   - Ты видел это? - Мейнард подтолкнул "Джорнэл" по  столу.  Заметку  о
сотнях пропавших кораблей он обвел красным карандашом.
   Хиллер просмотрел заметку.
   - Ну и что?
   -  Ну  и  что?  Шестьсот  десять  судов!  Исчезли?  Куда  они   могли
провалиться?
   - Это опечатка.
   - Сомневаюсь.
   - Значит, они утонули, - сказал Хиллер. - Мир полон идиотов,  которые
покупают яхты и, не умея их водить, плывут  в  такие  места,  о  которых
ничего не знают. У моего брата есть большой "Бертрам", который он  купил
только для того, чтобы выводить из себя моряков. Я не согласился бы даже
проехаться вместе с ним на мопеде.
   - Две тысячи людей пропали без вести.
   - Пятьдесят тысяч гибнет ежегодно на  дорогах.  Не  понимаю,  что  ты
имеешь в виду.
   - Я имею в виду, что поездки по воде стали  популярным  спортом,  или
времяпровождением, или индустрией развлечений, назовите  как  угодно,  -
сказал Мейнард.
   - Так же, как и скейтбординг.
   - Да,  но  две  тысячи  человек  не  исчезают  во  время  катаний  на
скейтбордах. Там что-то происходит, и я думаю, из этого может получиться
отличная статья для обложки по разделу "Тенденции". Как получилось,  что
корабли стали исчезать? Куда  они  деваются?  Насколько  опасно  плавать
среди этих островов? Что может сделать...
   Хиллер перебил его:
   - Кстати, об обложке. Ты нашел бабу, чтобы поместить ее  на  обложку,
посвященную осенним модам?
   - Вы имеете в виду знаменитость?
   - У нас есть основания полагать, что  "Ньюсуик"  поместит  Диану  фон
Фюрстенберг.
   - И?
   - И она смотрится весьма неплохо. Я хочу, чтобы ты  нашел  что-нибудь
не хуже этого. Когда человек подходит к газетному киоску, я не хотел бы,
чтобы  ему  пришлось  делать  выбор  между  Дианой  фон  Фюрстенберг   и
какой-нибудь уродиной. Весь наш тираж провалится в тартарары.
   -  Ну  так  раздобудьте  Фаррах  Фоссет-Мейджерс  и  упакуйте  ее   в
полиэтилен.
   - Это несерьезно, Блэр.
   - Леонард, я пытаюсь продать тебе  историю,  которая,  как  я  думаю,
очень важна. Ты же все время требуешь, чтобы я приносил тебе  гениальные
идеи.
   - Да, но еще  и  развлекательные.  Проблем  и  так  много  на  первых
страницах журнала.
   - Эта  статья  дойдет  до  людей.  Это  заинтересует  огромное  число
читателей. Здесь есть  романтика,  ведь  все  происходит  на  территории
Испанского Мэйна, как раньше называли эти места.  Здесь  есть  серьезные
факты - они кажутся таковыми, и в то же время эта история -  именно  для
"Тенденций".
   - Корабли не пользуются спросом.
   - Потому что у них нет сисек?
   - Забудь об этом. Послушай, эта статья заберет слишком много  времени
и денег, и всему этому может найтись очень простое объяснение.
   - Например?
   - Например... не знаю. Это твоя область. "Таймс"  когда-нибудь  писал
об этом?
   - Я проверю, - Мейнард напирал, чувствуя, что Хиллер слабеет. -  Если
там об этом что-нибудь есть, я могу писать статью?
   - Запроси бюро в Атланте.
   - Ведомство Береговой Охраны находится в Вашингтоне.
   - Береговой Охраны? Хорошо, тогда Вашингтон. - Хиллер  уже  устал  от
споров.
   - Не думаю, что они с радостью пойдут навстречу. Для них это  слишком
мелко. Ну, да ты это знаешь. Половина из них думает, что они  Вудворд  и
Бернстайн, а другая половина - что они все Уолтеры Липпманы.  -  Мейнард
встал. - Я посмотрю вырезки.
   - Не забудь об обложке мод. Мне нужна по-настоящему динамитная шлюха.
Как Джеки Биссет в мокрой футболке, но только сногсшибательного фасона.
   - Как насчет Дэны Гейнс? - спросил в дверях Мейнард.  -  Обернутой  в
хлысты.
   На обратном пути Мейнард остановился у библиотеки "Тудей"  и  выписал
подшивки по темам:  "Лодки",  "Катание  на  яхтах"  и,  после  некоторых
размышлений, "Пропавшие без вести" и "Исчезновения, таинственные".
   Дэна уже ушла на свои дневные занятия айкидо. Мейнард взял с  пишущей
машинки записку, бросил  библиотечные  папки  на  стол  и  набрал  номер
рабочего телефона жены.
   - Контора Девон Смит.
   - Привет, Нэнси. Это Блэр Мейнард.
   - Мистер Мейнард! Приятно слышать! Как вы поживаете?
   Этот вопрос секретарша Девон задавала ему каждый раз, когда бы он  ни
звонил, и каждый раз с одинаковым участием в голосе. Он чувствовал,  что
на самом деле она хочет сказать следующее: как вы еще  ухитряетесь  жить
без этой чудесной женщины? Вы еще держитесь? Ну не стыд ли, что она  вас
обскакала? Оставила вас позади?
   Мейнарду все время приходилось бороться с соблазном все ей объяснить.
Девон его на самом деле не покинула, разве что  только  технически,  или
географически. Они без всяких слез и сравнительно дружелюбно согласились
расстаться (это расставание  через  д