ликнула Лори, схватившись за ручку дверцы.  -
Невыносимо... - в бессилии всхлипнула она.
   - Что вы так расстраиваетесь! Мертвый... да. Но что в  этом  плохого?
Просто необычное состояние, к которому надо привыкнуть.
   - И вы тоже?
   - Да.
   Последние силы  оставили  Лори.  Рука  ее  соскользнула  вниз,  глаза
закрылись. Мертвые. Все мертвые. Всюду они преследуют ее.
   - Возьмите себя в руки, - сказал Нарцисс. - Для меня это сейчас очень
важно" Лори! Ну не молчите. Скажите хоть что-нибудь.
   - Как вы можете так просто и спокойно обо всем этом говорить, шутить?
- наконец проговорила она.
   - А что же мне делать? Плакать? С какой стати? И вам не советую.  Тем
более сейчас, когда мы едем спасать нашего общего друга. Вы готовы?
   Лори ничего не ответила.
   - Будем расценивать ваше молчание как знак согласия, - удовлетворенно
сказал Нарцисс.

Глава 20

   Игерман был в Мидине лишь однажды. Он показывал дорогу туда отряду из
Калгари,  когда  они  преследовали   Буни.   Тогда   же   ему   довелось
познакомиться с Декером. Доктор в тот день чувствовал себя героем.  Ведь
он, рискуя жизнью, вошел в дом, где прятался маньяк и  безумец.  Правда,
спустя  некоторое  время  выяснилось,  что  все   усилия   Декера   были
напрасными. Буни сбежал. Каким образом - Игерман понять не мог.  Никогда
еще он не видел такого количества пуль в человеческом теле. Ладно бы еще
этот человек упал, умер и больше не поднялся. Так ведь  он  -  по  сути,
мертвец - все это время разгуливал, как ни в чем не бывало.
   Какая гадость! Игерман внутренне содрогнулся. И поделиться не с  кем.
Не с этими же двумя - священником и доктором, которые  сидели  сейчас  в
машине за его спиной. Им самим есть, что скрывать.  Про  Эшбери  Игерман
знал все. Этот тип любил переодеваться в женское белье. Компрометирующий
факт стал известен шефу полиции совершенно случайно, но впоследствии  он
не раз использовал его для оказания давления на священника. А вот что за
душой у Декера? Игерман, несмотря на свой опыт, не  мог  сказать  ничего
определенного об этом человеке.
   Игерман взглянул в зеркало на Эшбери и, встретившись с  ним  глазами,
спросил:
   - Вы когда-нибудь изгоняли нечистую силу?
   - Нет, - мрачно ответил Эшбери.
   - Ну хотя бы видели, как это делается?
   - Нет, не видел.
   - Но я надеюсь, вы хотя бы верите?
   - Во что?
   - В чистое и нечистое, господи ты боже мой!
   - Я вас не понимаю.
   - Не понимаете?!
   - Что вы имеете в виду? Чистое, нечистое...
   - Господи! И я еще должен вам это объяснять? Вам, священнику!  Вы  же
должны верить в дьявола! Я прав, Декер?
   Доктор лишь усмехнулся.
   - Все мы когда-нибудь  сталкиваемся  с,  казалось  бы,  необъяснимым.
Особенно врачи. Ведь у вас есть необычные пациенты?
   - Да нет... Ничего сверхъестественного.
   - Значит, все, что  вам  довелось  увидеть  как  врачу,  объяснимо  с
научной точки зрения?
   - Пожалуй...
   - Пожалуй... А Буни? Это тоже можно объяснить?
   - Не знаю...
   - Нет, вы только  подумайте!  -  возбужденно  воскликнул  Игерман.  -
Священник, который не верит в  нечистую  силу,  и  врач,  который  не  в
состоянии  объяснить  поведение   своего   пациента!   Ну   и   компания
подобралась!
   Декер промолчал, а Эшбери не выдержал.
   -  По-моему,  вы  и  сами  не  знаете,  во  что  верить,  поэтому   и
нервничаете.
   - Не забывайтесь, дорогой, - ответил ему Игерман. -  Лучше  достаньте
свою книжицу и почитайте, как избавиться от всякой нечисти.
   - Сейчас другие времена, Игерман. Мы же не инквизиция.
   Игерман обратился к Декеру:
   - А что вы думаете, доктор?
   - Я думаю, что в  данном  случае  нам  следует  кое-что  перенять  от
инквизиторов, - ответил Декер. - А вообще, какое вам дело, во что я верю
или не верю. Ваше дело - бороться со злом любыми способами.
   - Верно, - ответил Игерман и захохотал.
   - И еще я думаю, Эшбери прав. Вы сильно напуганы.
   Игерман перестал смеяться и, стараясь казаться спокойным, ответил:
   - Это мы еще посмотрим...
   Весь остальной путь они ехали молча. Игерман следил за дорогой, Декер
с опаской поглядывал на небо, а Эшбери углубился в свой молитвенник.
   Петтин ждал их недалеко от главных  ворот  кладбища.  Лицо  его  было
черным от дыма. Машины догорали.
   - Доложите обстановку, - сказал Игерман.
   Петтин оглянулся на кладбище.
   - С того случая все спокойно.  Только  все  время  слышится  какой-то
звук.
   - Что за звук?
   - Такое впечатление, будто мы сидим на термитнике, - сказал Петтин. -
Под землей явно происходит  какое-то  движение.  Убедитесь  сами,  когда
послушаете.
   Подошел Декер и, прервав разговор, нетерпеливо обратился к Игерману:
   - До захода солнца осталось час двадцать.
   - Знаю, - отозвался Игерман.
   - Может быть, начнем?
   - Я сам знаю когда.
   - Декер прав, -  сказал  Петтин.  -  Единственное,  чего  боятся  эти
ублюдки, - солнце. Когда стемнеет, здесь оставаться опасно. Их тут очень
много.
   - Мы останемся здесь до тех пор, пока  не  сделаем  дело,  -  ответил
Игерман. - Сколько здесь выходов?
   - Два - главные ворота и калитка на северо-востоке.
   - Хорошо. Значит, удержать их в  пределах  кладбища  будет  нетрудно.
Поставьте  один  из  грузовиков  перед  главными   воротами.   И   нужно
рассредоточить людей вдоль стены. Мы окружим их и приступим к захвату.
   - Вы, я вижу, подстраховались, - заметил Петтин, глядя на Эшбери.
   Игерман повернулся к священнику.
   - Вы можете освятить воду?
   - Да.
   - Займитесь этим. Всю  воду,  какую  найдете  здесь.  Надо  обрызгать
людей. Будем надеяться, что это поможет.  А  вам,  Декер,  лучше  отойти
подальше. Теперь дело за нами.
   Отдав распоряжения, Игерман пошел к воротам кладбища.  Оказавшись  за
стеной, он сразу понял, почему это место Петтин сравнивал с термитником.
Из-под земли действительно доносился гул и даже как  будто  голоса,  что
сразу напомнило Игерману один неприятный случай из его практики. Однажды
ему пришлось выкапывать из могилы женщину, потому что  многим  казалось,
что она кричит под землей. Когда они вскрыли гроб, то обнаружили рядом с
мертвым телом живого ребенка. Женщина  родила  его  в  гробу  и  умерла.
Ребенок, наверное, попал в приют, а может быть,  обитает  где-то  здесь,
вместе со своим папашей.
   Ну ничего, он им покажет. Пусть только появятся. Пули живо вернут  их
туда, где им положено быть.
   Декер некоторое  время  наблюдал  за  тем,  как  тщательно  готовятся
полицейские, и ему даже  стало  не  по  себе.  Он  отошел  в  сторону  и
вспомнил, что вообще не любил смотреть на работу других людей.  Это  его
почему-то раздражало. Он чувствовал свое  бессилие,  свою  ущемленность.
Никто не  мог  видеть  его  работу.  Только  остекленевшие  глаза  жертв
смотрели на него... Но и эти  глаза  ему  приходилось  выкалывать  из-за
вечного страха быть разоблаченным.
   Декер отвернулся и, глядя  вдаль,  с  наслаждением  стал  планировать
будущие дела. Вот покончит с Буни, и тогда для его маски снова  найдется
работа. Можно попытать счастья в Манитобе или Саскачеване, а можно  и  в
окрестностях Ванкувера. На душе у  него  полегчало,  губы  расплылись  в
довольной улыбке. И вдруг ему показалось, что из  портфеля,  который  он
держал в руках, послышался хриплый голос.
   "Тихо!" - прошипела маска.
   - Что? - громко сказал Декер и обернулся. За его спиной стоял Петтин.
   - Вы что-то сказали? - спросил полицейский. - Я не расслышал.
   - Да так, - ответил Декер. - Это я сам с собой.
   Петтин пожал плечами.
   - Шеф сказал, что скоро начинаем. Вы будете принимать участие?
   "Я готова", - сказала маска.
   - Нет, не буду, - ответил Декер.
   - Я понимаю вас. Вы ведь психиатр?
   - Да, а что?
   - Вероятно, потребуется врачебная помощь. Они, судя по всему, так  не
сдадутся.
   - Ничем не могу помочь. Не выношу даже вида крови.
   В портфеле громко рассмеялись, настолько громко, что Декер  испугался
- не услышит ли Петтин. Однако тот спокойно сказал:
   - Тогда вам лучше отойти подальше.
   Когда Петтин ушел,  Декер  крепко  прижал  к  груди  портфель.  Маска
продолжала что-то невнятно бормотать и хихикать.
   "Заткнись!" - прошипел Декер.
   "Умоляю, выпусти меня. Сегодня неповторимый день, Если ты не выносишь
вида крови, разреши мне посмотреть вместо тебя".
   "Не могу".
   "Не забывай - ты мой должник. Помнишь, тогда,  в  Мидине,  ты  предал
меня?"
   "У меня не было другого выхода".
   "Зато теперь есть.  Пожалуйста,  выпусти  меня.  Ведь  ты  сам  этого
хочешь".
   "Меня засекут".
   "Ну тогда обещай, что наденешь меня очень скоро".
   Декер молчал.
   "Обещай, что скоро!" - взвизгнула маска.
   "Тихо, ты".
   "Обещай".
   "Ну послушай..."
   "Нет".
   "Хорошо, обещаю".

Глава 21

   Охранять Буни остались два человека, которые были тщательным  образом
проинструктированы самим Игерманом.  Главное  -  ни  в  коем  случае  не
открывать дверь камеры, какие  бы  звуки  оттуда  ни  доносились,  и  не
подпускать никого из посторонних, будь то сам  Господь  Бог.  В  крайнем
случае Кормак и Костенбаум могли воспользоваться всем арсеналом оружия.
   Ничего удивительного во всем этом не  было.  Вряд  ли  Шернек  узнает
когда-либо еще одного преступника, отличившегося такой жестокостью,  как
Буни. Если ему  удастся  улизнуть  из-под  ареста,  имя  Игермана  будет
запятнано навсегда.
   Однако оба полицейских, которым было поручено это ответственное дело,
понимали, что все гораздо сложнее. Хотя шеф и не вдавался в  подробности
относительно необычности состояния задержанного, слухи уже  поползли  по
городу. Говорили, что маньяк  обладает  какой-то  необъяснимой  силой  и
представляет собой исключительную опасность, даже находясь под замком.
   Кормак был несказанно рад, что ему поручили охранять вход в  участок.
Костенбаум тем временем находился у двери камеры.  Впрочем,  полицейский
участок был  укреплен  достаточно  хорошо,  поэтому  нужно  было  просто
усилить бдительность и ждать возвращения отряда из Мидина.
   Вероятно, ждать придется недолго.  Они  быстренько  очистят  Мидин  и
вернутся назад, а потом  прибудет  отряд  из  Калгари  и  заберет  этого
странного  пленника.  Все  станет  на  свои  места.  Тогда  можно  будет
расслабиться и съездить куда-нибудь отдохнуть... Кормак  с  наслаждением
предавался мечтам.
   И вдруг на улице кто-то сказал:
   - Помогите...
   Кормак сразу понял - говорит женщина.
   - Помогите, пожалуйста, -  снова  послышалось  из-за  закрытой  двери
участка.
   Просьба  звучала  настолько  жалобно,  что  Кормак  не  мог  остаться
равнодушным. Прихватив оружие, он направился к двери. Смотрового  окошка
не было, поэтому он остановился у самого порога и прислушался. За дверью
кто-то всхлипнул и слабо постучал.
   - Вам придется обратиться в другое место, - сказал он. -  Я  не  могу
помочь вам сейчас.
   - Я ранена, - едва слышно пробормотала женщина.
   Кормак прижал ухо к двери.
   - Я не могу помочь вам, - повторил он.  -  Обратитесь  в  аптеку.  Вы
слышите меня?
   Однако до него донеслось лишь слабое дыхание.  Кормак  любил  женщин.
Любил покрасоваться перед ними,  показать  свою  отвагу  и  великодушие,
особенно если это не требовало от него больших усилий. Тем более  сейчас
он не мог не откликнуться на просьбу женщины, судя по голосу, молодой  и
очень несчастной...  Он  не  выдержал  и,  проверив,  не  видит  ли  его
Костенбаум, шепнул:
   - Подождите...
   А потом приоткрыл дверь... В ту же секунду метнулась  чья-то  рука  и
полоснула его по лицу острым, как бритва, ногтем, чудом не  задев  глаз.
Кровь залила половину лица. Дверь распахнулась, ударив его в  грудь,  но
он устоял на ногах и даже успел выстрелить - сначала в женщину, а  потом
в ее спутника, который быстро пригнулся, чтобы  спастись  от  пуль.  Оба
выстрела оказались неудачными. Кроме того, он  каким-то  образом  сильно
поранил ногу и теперь стоял ботинком в лужи крови.
   Оружие все-таки выпало из  его  рук.  Понимая,  что  поднять  его  не
удастся, Кормак хотел броситься к своему столу, где лежал его  пистолет.
Но, повернувшись, увидел, что человек, ворвавшийся в участок,  находится
уже там и быстро глотает пули одну за другой.
   Чувствуя, как подкашиваются  ноги,  лишившись  всех  средств  защиты,
Кормак громко закричал.
   Костенбаум находился на своем  посту  -  у  двери  камеры.  Ему  было
приказано никого не подпускать и самому никуда не отлучаться, что бы  ни
произошло. Поэтому,  услышав  крики  Кормака,  он  постарался  сохранить
спокойствие и, загасив сигарету, прильнул к  смотровому  окошку  камеры.
Заключенный сидел, забившись в угол, старательно пряча  лицо  от  слабых
солнечных лучей, пробивавшихся сквозь маленькое окошко  почти  у  самого
потолка, и выглядел таким беззащитным и  беспомощным,  что  никому  и  в
голову не могло прийти, какую опасность он представляет.
   Но поведение преступников после ареста  часто  обманчиво.  Костенбаум
слишком долго проработал в полиции, чтобы  заблуждаться  на  этот  счет.
Однако Буни не проявил никакой активности, даже когда послышались  крики
Кормака, и по-прежнему сидел на полу, еще сильнее вжав голову в колени.
   Костенбаум закрыл смотровое окошко, и тут же сзади послышался  шорох.
Он едва успел обернуться, как раздался выстрел. Пуля  разнесла  в  щепки
половину двери. Полетели осколки, помещение  наполнилось  дымом.  Увидев
метнувшуюся  к  нему  тень,  Костенбаум  выстрелил  наугад  и,   видимо,
промахнулся.  Сквозь  пелену  дыма  он  различил  стоявшего  перед   ним
человека, который бросил на пол оружие и угрожающе  поднял  вверх  руки.
Костенбаум выстрелил снова. На этот раз пуля попала в цель,  но  человек
даже не пошатнулся.  Через  секунду  полицейский  был  прижат  к  стене.
Обезображенное, красное лицо приблизилось вплотную. Одна рука с загнутым
ногтем  зависла  над  его  левым   глазом.   Прикосновение   другой   он
почувствовал в области паха.
   - Чего ты предпочитаешь лишиться? - спросил человек.
   - Не надо, - послышался женский голос.
   - Прошу вас, позвольте мне... - сказал Нарцисс.
   - Скажите, чтобы  он  не  делал  этого,  -  взмолился  Костенбаум.  -
Пожалуйста!
   Женщина приблизилась к ним. Выглядела она обычным человеком,  но  кем
была на самом деле - об этом Костенбаум мог  только  догадываться.  Ясно
только одно - он попал в лапы оборотней.
   - Где Буни? - спросила она.
   Отпираться было бессмысленно. Они все равно  найдут  арестованного  и
без его помощи. Поэтому Костенбаум показал глазами  на  дверь  камеры  и
сказал:
   - Там...
   - Ключ?
   - У меня на поясе.
   Женщина наклонилась и отстегнула от его ремня связку ключей.
   - Какой? - спросила она.
   - С голубой биркой.
   - Спасибо.
   Женщина направилась к камере.
   - Подождите, - обратился к ней Костенбаум.
   - Что?
   - Скажите, чтобы он отпустил меня.
   - Нарцисс, - строго сказала Лори.
   Нарцисс опустил одну руку, другая продолжала упираться Костенбауму  в
пах.
   - Нам надо торопиться, - проговорил Нарцисс.
   - Знаю, - тихо донеслось в ответ.
   Костенбаум услышал скрип открываемой двери. Он оглянулся, но тут  же,
получив сильный удар в лицо, упал на пол со сломанной челюстью.
   Подобный удар испытал на себе и Кормак, но,  благодаря  тому,  что  в
этот момент он уже оседал на пол, удар получился не очень сильным и лишь
на мгновение лишил его сознания. Он быстро  пришел  в  себя,  подполз  к
двери и, ухватившись за косяк, с трудом поднялся на ноги, а потом  вышел
на улицу. В этот час машин было уже мало, но изредка автомобили все-таки
проезжали. И, конечно, раненый полицейский, ковыляющий по проезжей части
и  слабо  размахивающий  руками,  сразу   привлек   внимание.   Движение
остановилось. Водители и пассажиры выскакивали из машин. Вокруг  Кормака
уже собралась небольшая толпа, когда он  вдруг  почувствовал,  что  силы
оставляют его.  Сознание  помутилось.  До  него  долетали  лишь  обрывки
каких-то фраз, смысл  которых  он  никак  не  мог  уловить.  Он  пытался
рассказать им о том, что случилось, но пересохший язык  лишь  беспомощно
ворочался во рту.
   Перед глазами у него поплыло.  И  только  в  самый  последний  момент
пришла мысль: кровавый  след  его  раненой  ноги  приведет  их  к  месту
преступления... Успокоенный, он потерял сознание.

***

   - Буни! - позвала Лори.
   Он сидел в углу, голый по пояс, покрытый  многочисленными  ранами  и,
услышав свое имя, лишь вздрогнул, даже не подняв головы.
   - Забирай его быстрее,  -  послышался  голос  Нарцисса,  стоявшего  у
двери.
   - Заберу. Только не надо кричать, - сказала  Лори.  -  Оставьте  нас,
пожалуйста, одних ненадолго.
   - Сейчас не время заниматься амурами.
   - Выйди... пожалуйста...
   - Хорошо, ухожу, - покорно сказал Нарцисс и закрыл за собой дверь.
   Они остались вдвоем - Буни и она. Мертвый и живая.
   - Вставай, - сказала Лори.
   Он снова лишь едва заметно вздрогнул.
   - Вставай, пожалуйста. У нас мало времени.
   - Оставь меня, - проговорил он.
   Ей неважен был смысл его слов, главное - его голос.
   - Скажи мне еще что-нибудь, - попросила она.
   - Не стоило тебе приходить сюда. Ты рискуешь - и напрасно.
   Лори никак не ожидала этого. Он мог быть сердит на нее за то, что она
бросила его в гостинице. Мог, в конце концов, с подозрением отнестись  к
ее появлению - не пришла ли она с кем-нибудь  из  Мидина.  Но  он  сидел
такой отрешенный и беззащитный... как боксер,  только  что  пришедший  в
себя после нокаута. Куда  девался  тот  полузверь-получеловек,  существо
необыкновенной силы с жадным блеском в глазах? Сейчас он, похоже,  не  в
состоянии даже поднять головы, не то что рвать зубами человеческое мясо.
   Буни словно понял ее мысли.
   - Я и сейчас могу это сделать, - тихо сказал он.
   Голос его звучал так виновато, что у Лори сжалось сердце.
   - Ты просто был не в себе тогда.
   - Зато теперь я в норме, - глухо  ответил  он,  сжав  голову  руками,
будто удерживая себя от какого-то безрассудного шага. - Поэтому я никуда
не пойду. Я буду ждать здесь... когда они придут и вздернут меня.
   - Тебе ведь это не поможет, - осторожно сказала она.
   - Господи... - всхлипнул Буни. - Ты все знаешь?
   - Да. Нарцисс рассказал мне. Ты мертв, поэтому они не смогут... убить
тебя.
   - Они найдут способ, - сказал Буни. - Отрубят голову и разможжат ее.
   - Не говори так!
   - Они должны прикончить меня, Лори. И я наконец  избавлюсь  от  своих
страдании.
   - Я не хочу этого, - ответила она.
   - А я хочу! - решительно сказал он, впервые подняв на нее глаза.
   Глядя на  его  лицо,  Лори  сразу  вспомнила,  сколько  ему  пришлось
пережить.
   - Я хочу уйти. Уйти от всего, от этой жизни.
   - Нет, ты нужен Мидину. Его уже уничтожают, Буни.
   - Ну и пусть.  Мидин  -  это  просто  яма  в  земле,  кишащая  разной
нечистью, которой давно  пора  отправиться  на  тот  свет.  И  они  сами
понимают это. Просто не могут смириться с этой правдой жизни.
   - Правды нет, - неожиданно для себя сказала  Лори.  -  Правда  -  это
только то, что ты сам чувствуешь и знаешь.
   Буни совсем сник.
   - Я чувствую себя мертвым, - сказал он. - И ничего не знаю.
   - Не правда! - воскликнула Лори и шагнула к нему.
   Буни съежился, будто ожидая удара.
   - Ты знаешь меня, - продолжала она. - И ты должен чувствовать меня.
   Она взяла его руку и приложила ладонью к своей груди.
   - Думаешь, ты мне отвратителен? Думаешь, я боюсь тебя? Нет, Буни!  Ты
нужен мне, как прежде. В Мидине тоже ждут тебя. Но мне ты нужен  больше,
такой, какой есть... Даже если мертвый и холодный. Я  не  оставлю  тебя.
Пусть лучше они меня пристрелят.
   - Нет, - сказал он.
   Лори стояла молча, держа его руку, и он не пытался отнять ее.  И  она
вдруг поймала себя на мысли, что готова стоять  вот  так  вечно,  ощущая
присутствие любимого человека и прикосновение к своему телу его пальцев.
   - Они скоро при