торой он  живет,  и его мышление  вполне  уместно  в
подобной системе.
   Если  мать  передавала  ребенку сообщение,  что он  должен  добровольно
выполнять то,  что она  приказывает,  то  это многоуровневое  парадоксальное
сообщение   считалось  причиной   беспорядочного  мышления  ребенка.  Задача
психотерапии  состояла  в  том, чтобы  изменить  систему  общения с  помощью
просвещения и других  мер, и тогда мышление сумасшедших молодых людей должно
было измениться.
   Наконец,  в 60-е  годы стало  ясно,  что отклонения в общении  бывают у
людей  в  том  случае,  если  они  организованы  в  такую  систему,  которая
предписывает   подобное  общение.   Беспорядочный   процесс  мышления   был,
следовательно,    результатом   беспорядочного    общения    в   неправильно
функционирующей организации. Например, если мать передает ребенку сообщение,
что  он  должен добровольно  выполнять то,  что  она прикажет,  то мать сама
находится  в  организации,  в которой  она  не  имеет  достаточно власти над
ребенком, чтобы потребовать его  послушания. Другой взрослый, находящийся на
том  же  уровне, что и она, например, отец,  объединяется с ребенком  против
нее,  и тогда  у  ребенка больше  власти, чем  у матери. Мать  не  руководит
ребенком, потому что  организация устроена так, что у  ребенка в ней  больше
власти, чем у  матери,  и  если  она потребует  власти, то это отразится  на
организации. Когда организация настолько запутана, задача  психотерапевта  в
том,  чтобы реорганизовать структуру таким образом, чтобы взрослые, то  есть
отец  и  мать,  вместе  взяли  на  себя  руководство  в семье.  Когда  семья
реорганизована,  система   общения   меняется,  и  тогда  меняется  мышление
сумасшедшего ребенка.
   Когда  эти  взгляды  распространились,  стало  очевидно, что  остальные
теории  затрудняли  задачу  психотерапевта  и,  конечно,  не  могли изменить
сумасшедшего молодого человека. Например, если психотерапевт  считал ребенка
жертвой негативного влияния  родителей,  он  старался  спасти  этого  "козла
отпущения". При таком  подходе психотерапевт  объединяется с ребенком против
родителей,  это   усиливает   дисфункциональную   природу   организации   и,
следовательно, еще больше запутывает  иерархию, вместо  того, чтобы изменить
ее структуру.
   С этой точки зрения, предшествующие теории можно изучать в смысле того,
как именно они мешают психотерапевту.

   Органическая теория

   Биологическая  или  генетическая  теория  шизофрении затрудняет  работу
психотерапевта не только потому,  что не существует никаких доказательств  в
ее поддержку, но и  потому, что проблемы сумасшедших молодых людей считаются
скорее медицинскими,  чем семейными, и поэтому у терапевта нет рычага, чтобы
перестроить  семейную  иерархию.  Он может  только  сочувствовать родителям,
потому что их ребенок неизлечимо болен. Проблемы стали настолько серьезными,
что  я в  основном  отказался  от термина "шизофрения". Этот  термин  делает
психотерапевта беспомощным, и он теряет надежду,  работая с такими случаями,
особенно если он  по  образованию психиатр. Мне не хотелось  отказываться от
этого термина,  но оказалось  просто невозможным сосредоточить  внимание  на
психотерапии, когда использовался термин  "шизофрения".  От  диагностических
вопросов, от бесконечных  дискуссий о том,  какие препараты применять, никто
так  никогда   и  не  переходил  к  психотерапевтическим  приемам.  Если  бы
Управление пищевых  продуктов  и  лекарств  (Food  and Drug  Administration)
запретило психиатрические препараты,  потому что  они дают  опасные побочные
эффекты  и  приводят  к необратимому неврологическому ущербу,  это поколение
психиатров скорее всего молчало бы на консилиумах.
   Термин  "шизофрения"  служил помехой при обучении психотерапии,  это  и
была основная причина, по которой  я  его  отбросил. Я обнаружил,  что почти
невозможно убедить  психиатров  или социальных  работников  (потому что  они
следуют примеру  психиатров),  что  "шизофреник" может стать нормальным. Они
проявляли  нерешительность,  когда  им   нужно  было  побуждать  человека  к
нормальному поведению, и семья  тоже колебалась,  потому что  так  вел  себя
специалист.  Вскоре все уже обращались с "пациентом" как с неполноценным,  и
психотерапия терпела неудачу.
   Я  никогда  не мог понять, почему  одни психотерапевты  освободились от
биологических   теорий,  а  другие   не   смогли   этого  сделать.  На   мою
психотерапевтическую  работу с  такими семьями  сильное  влияние оказал  Дон
Джексон.  Он был  убежден, что  у  людей с диагнозом шизофрении нет  никаких
органических  нарушений.  Когда  я  смотрел,  как  он   работает  с  семьями
сумасшедших  молодых людей,  которые были  экспертами в  неудачах, меня  это
воодушевляло.  Мне вспоминается один из таких случаев:  эта девушка молчала.
Она сидела и дергала себя за волосы, как идиотка. Несмотря  на  это, Джексон
обращался с ней так, как будто она была вполне способна вести себя нормально
при том условии, что изменится ее семейная ситуация и способы лечения. Семье
пришлось согласиться с тем, что она нормальная, отчасти  потому, что Джексон
был в этом уверен.
   Когда я преподавал психотерапию, я пробовал разные способы решения этой
проблемы.  Я обнаружил, что  для  некоторых учащихся срабатывало,  когда  я,
несмотря  на  галлюцинации  и  бред,  говорил,  что диагноз  шизофрении  был
поставлен  человеку ошибочно. Тогда психотерапевт  мог общаться  с пациентом
как  с  человеческим  существом,  потому  что  тот  на  самом  деле  не  был
шизофреником.
   В  отчаянии, я также  выдумал  новую  диагностическую  категорию, чтобы
разрешить  эту  проблему. Я говорил, что  у человека "псевдошизофрения"; это
означало, что  у него есть все симптомы  шизофрении, но он на самом деле  не
шизофреник.  Эта  попытка  тоже  провалилась,  и  наконец  я просто отбросил
категорию  "шизофрения". Я старался  избежать  этого диагноза и искал другие
термины: "сумасшедшие", "свихнувшиеся", "эксцентричные" и "трудные".
   Некоторые психиатры  избегают этой  проблемы,  оставаясь в  медицинских
рамках и используя новинки современной  медицины. Идея о том, что шизофрения
-  это  генетическое  или   биологически  необратимое  явление  относится  к
медицинской идеологии 19  столетия. В наше время медицина стала более гибкой
в  диагностике,  врачей больше  волнует стадия  заболевания,  у  них  больше
сомнений  относительно  неизлечимости той или  иной болезни, они  пользуются
более современными методиками, применяя лекарства лишь периодически.

   Психодинамическая теория

   Психодинамическая теория  основывается на предположении,  что  проблема
находится в душе  человека,  она не связана с  той  ситуацией, в  которой он
живет.  И  поэтому  так  трудно,  а  может  быть  -  невозможно,  эффективно
использовать   эту   теорию,  чтобы   изменить  организацию.  Психотерапевт,
придерживающийся  психодинамической  теории,  сосредоточен  на  неправильном
восприятии организации,  которое  есть у  пациента.  В  сущности, эта теория
ориентирует терапевта на  то, чтобы побуждать сумасшедшего молодого человека
к   самовыражению,    и   призывает   людей,   обладающих    властью,   быть
снисходительными и  позволить ему  это.  При таком отношении  для  терапевта
почти  невозможно  потребовать, чтобы родители  взяли на себя исполнительную
власть  и  ожидали  от  ребенка,  чтобы  он  их  уважал.  Чтобы  перестроить
организацию, терапевту необходимо руководить разговором  и  направлять  его,
вместо   того,  чтобы  позволять   ему  течь   свободно  и  быть   средством
самовыражения.   Снисходительный,  пассивный   психотерапевт  и  исправление
иерархии - это вещи несовместимые.
   Часто  клиницисты,  придерживающиеся  психодинамической  точки  зрения,
критикуют более активные методы психотерапии  и возражают против какого-либо
принуждения. Но  это  лицемерие, потому что  эти  клиницисты часто  избегают
лечить сумасшедших, то есть  они  критикуют, но не предлагают ничего взамен.
И,  что  еще важнее, для принуждения они стремятся нанять других  людей. Мне
вспоминаются такие снисходительные и доброжелательные терапевты, проводившие
психодинамическую  терапию в  психиатрических больницах, в основном частных.
Они  утверждали,  что  психотерапевт  должен  быть  добрым  и   побуждать  к
самовыражению.  Эти  клиницисты  возражали   против   того,  чтобы  терапевт
советовал родителям  применять  физические методы  усмирения,  если  ребенок
начинал буйствовать. В  то же время  те же самые  терапевты работали в таких
учреждениях,  где  наемные  работники справлялись  с буйным поведением, пока
терапевты  притворялись, что  они этого  не  делают.  Мускулистые санитары с
помощью силы и принуждения учили пациентов  как вести себя в палате, а в это
время  терапевт с  психодинамическими взглядами  болтал с  пациентом в своем
кабинете и в  случае  неприятностей  вызывал  санитаров.  В этих учреждениях
также  использовались  шоковая  терапия, медикаменты,  ванны, обертывания  и
изоляторы,  чтобы терапевт с психодинамическими взглядами получил послушного
пациента,  с  которым  он может  быть  добрым и  снисходительным.  Игнорируя
социальную  ситуацию  и  сосредотачиваясь  на  душе,  психотерапевт  избегал
размышлений о социальной системе, частью которой был пациент.
   И последний важный момент психодинамической теории - это предположение,
что все действия  людей основаны на агрессии, враждебности и самозащите. Эта
точка зрения  противоположна взглядам,  изложенным  в  данной  работе. Самое
лучшее для психотерапевта - это предположить, что все действия людей, какими
бы разрушительными  они  не казались, являются  оберегающими. В  этом случае
человеческая  доброта создает  проблему.  Если  у жены  возникают  внезапные
приступы тревоги,  и  в  этой ситуации  к ее мужу  предъявляются  повышенные
требования,  лучше всего предположить, что она оберегает  его с помощью этих
приступов. Что бы это  ни было - тревога  или гнев, нужно предположить,  что
одним из супругов движет искренняя забота о другом. Точно так же, в случае с
сумасшедшим молодым человеком, лучше всего предположить,  что он не защищает
сам себя  и  не демонстрирует  враждебность по  отношению  к своей  семье  с
помощью  беспорядочного и  буйного  поведения. Вопрос  состоит  в  том,  что
произошло  бы с семьей, если бы он не вел себя так. В терапевтических  целях
следует предположить, что сумасшедшие молодые люди приносят  себя  в жертву,
чтобы стабилизировать семью.  Стабильность  системы  - это  та сила, которая
движет  членами  семьи.  При  таком подходе  терапевт  будет  склонен  лучше
обращаться со всеми, с кем случилось подобное несчастье.
   Если психотерапевт хочет эффективно работать с сумасшедшими людьми, ему
лучше всего просто отказаться от психодинамической теории.  Но самое трудное
положение у терапевта, который  старается быть  человеком широких взглядов и
поэтому  делает  попытки  соединить психодинамическую  теорию  с  изменением
структуры семьи.

   Теория систем

   С  теорией систем дело  обстоит сложнее,  потому что  у нее  есть  свои
достоинства  и недостатки.  Я  обнаружил, что необходимо  придавать  меньшее
значение  вопросам  гомеостаза и  стабильности и больше сосредотачиваться на
изменении. Руководствуясь теорией систем, терапевт может спланировать работу
таким  образом,  чтобы  вызвать  кризис   в  семье,  и  семье   нужно  будет
перестроиться, чтобы справиться с этим  кризисом. Или терапевт  может внести
небольшое изменение и постоянно  его усиливать  до тех  пор, пока система не
перестроится, чтобы адаптироваться к этому изменению.5
   Основное   достоинство   теории   систем  в  том,  что   она  позволяет
психотерапевту  замечать  повторяющиеся последовательности  и таким  образом
делать прогнозы.  Тогда он  может спланировать  терапию,  зная  заранее, что
должно    произойти.    Нерешенным   остается    вопрос,    как    упростить
последовательности до такой степени, чтобы  они были узнаваемы и  полезны, и
как  использовать  концепции  иерархии  и  последовательности  в системе.  В
прошлом существовала тенденция уравнивать все элементы  системы между собой,
в  результате  чего всем  членам семьи  приписывалось одинаковое  влияние, и
поэтому было трудно осмыслить идею разных статусов и авторитета в иерархии.

   Двойная связка

   Я  в основном  отказался от  термина  "двойная  связка"  и  вернулся  к
первоначальному  термину Грегори Бейтсона - "парадокс". Я обнаружил, что уже
больше  не  понимаю,  что  такое  "двойная  связка", потому что многие  люди
использовали этот термин в  самых  разных случаях. "Парадокс" понятнее, и он
точнее описывает противоречия между уровнями общения. Термин "парадоксальное
вмешательство" тоже звучит лучше, чем "двойное обвязывание" клиента.
   Идеи из Бейтсоновского проекта, касающиеся общения, чрезвычайно полезны
для описания взаимоотношений между человеческими существами. Идею о том, что
сообщение  на  одном  уровне  может  парадоксальным   образом  противоречить
сообщению на  другом уровне, можно перенести и  на описание  организации.  В
конечном   счете,   организация   -   это   просто   система   повторяющихся
последовательностей  в   общении.   Когда  люди   общаются   друг  с  другом
систематическим  образом,  это общение  становится организацией. Когда  один
человек  говорит  другому,  что делать, а  тот слушается,  в  этом  процессе
определяется  иерархия. Когда  один человек говорит  другому:  "Не  слушайся
меня,"  -  это общение является парадоксальным, и организация, скорее всего,
будет функционировать неправильно.
   Напряженная  работа с  трудными молодыми  людьми и  их  семьями  подала
терапевтам  некоторые идеи.  Теория систем  и  коммуникации оказались  здесь
отчасти  полезными,  и  в  то  же  время  появились  новые представления  об
авторитете  в организации. После успехов  и неудач появилось  представление,
что  сумасшествие  у  молодых  людей  лучше  всего  понимать  как  результат
определенной стадии семейного развития, на которой происходит реорганизация,
и поведение молодых  людей является адаптивным в таком социальном контексте.
Ненормальное  поведение  может  быть уместным  только  в  том  случае,  если
социальный  контекст  изменился. Задача  семейного психотерапевта состоит  в
том,  чтобы  изменить социальную  организацию, к которой принадлежат молодые
люди,  и  теории,  ведущие  к  этим  изменениям, необходимы для  эффективной
терапии.









   Жизненный цикл семьи
   Джей Хейли

   Хотя  человеческие  страсти  разыгрываются  на сцене  обычной  семейной
жизни, в  этом  контексте  их  стали  наблюдать  и принимать всерьез  лишь в
последнее  время. Становится все более  очевидным,  что семьи развиваются во
времени,  и что расстройства этого процесса как  раз и приводят  к  ощущению
несчастности и психиатрическим симптомам. Но профессиональным специалистам в
области клинической медицины или  социологии трудно было принять всерьез эти
истории из повседневной жизни. И  в психиатрии,  и  в  психологии  считалось
более глубоким  подходом сосредоточивать  внимание  на вопросах  самооценки,
образования  иллюзий,  динамики  подсознания или на  законах  восприятия, но
вовсе не  на  тех  проблемах, которые  возникают,  когда мужчины  и  женщины
вступают  в брак  и  воспитывают  детей. Теперь, когда  мы  начали  понимать
огромное  влияние интимного социального контекста на  природу  индивида,  мы
столкнулись с  тем фактом,  что социальные  контакты меняются со временем, и
что об этом процессе у нас есть лишь очень ограниченная информация.
   Когда говорят,  что в терапии  нужен стратегический подход, то сразу же
возникает  вопрос,  с какой  целью планируется такая стратегия. За последние
двадцать лет все более расширялись наши представления о функции симптомов  и
о  других  человеческих проблемах.  В  прошлом симптомы  рассматривались как
выражение  индивида,  не  зависящее от его  социального  положения.  Приступ
беспокойства  или  депрессия считались выражением состояния личности.  Затем
явилось представление, что симптомы выражают отношения между людьми и служат
некоторой тактической  цели,  связывая  близких  людей.  Вопрос  о  приступе
беспокойства сводился  к той функции,  которую  он  выполняет  в браке или в
семье, на работе, или в отношениях  с  терапевтом. Теперь же у нас есть  еще
более широкое представление, неявно заключенное в  терапии Милтона Эриксона.
Симптомы возникают в  тех  случаях, когда происходит  смещение или  разрыв в
развитии  жизненного цикла  семьи или другой  естественной группы. Симптом -
это сигнал о том, что семья  испытывает трудность  в преодолении пройденного
этапа своего жизненного цикла. Например, приступ беспокойства у матери после
рождения ребенка выражает трудность, испытываемую данной семьей при переходе
к  стадии  воспитания  детей.  И  хотя  терапевтическая  стратегия  Эриксона
отчетливо сосредоточивается на симптомах, она ставит себе более широкую цель
- разрешить  проблемы семьи и  вновь  привести в движение ее жизненный цикл.
Восхищаясь  его технической виртуозностью, можно  упустить из виду  основные
предположения о семейной жизни, руководящие его стратегией.
   Кто  признает  важность процесса  временного развития  семьи,  сразу же
обнаруживает, как  мало у нас информации о ее  жизненном  цикле. Отсутствуют
исследования, основанные  на  длительных  наблюдениях  семей.  Имеются  лишь
обзоры,  основанные на расспросах  самих членов  семьи об  их жизни, которые
оказались  крайне  ненадежными. Вся  остальная  наличная информация касается
семей, приступающих  к терапии в  периоды расстройства,  так что наблюдались
различные стадии  семейного цикла  без  знания  того,  что было прежде и что
естественно  последовало  затем.  Клиницист,  желающий  понять  естественное
развитие семьи,  чтобы выработать направление своей стратегии, оказывается в
значительной мере несведущим в этом и  работает,  нагруженный мифами о  том,
какова должна быть семья, вместо того, какова она есть.
   Добавочная  проблема  состоит в  том,  что  имеющиеся у  нас  знания  о
развитии  семьи  могут  быстро устаревать в ходе  изменения  культуры, когда
возникают  новые  формы  семейной  жизни.   Относительно   новое  явление  -
редуцированная семья из  родителей и детей,  живущих в отдельных  помещениях
без  других  своих родственников. По мере  того  как  мы  начинаем  понимать
редуцированную семью, мы сталкиваемся с  новыми социальными формами семей, и
может случиться,  что терапевт, работая с молодыми людьми, обнаружит, что он
мыслит в терминах устаревшей понятийной модели. Клиницист должен быть терпим
к  различным  укладам жизни, и в то  же время достаточно  точно представлять
себе процессы развития семей, чтобы распознавать кризисные состояния.
   Дальше приводится краткий очерк  о кризисных  состояниях в американских
семьях  среднего класса,  который  может  послужить  основой  для  понимания
стратегического  подхода Эриксона; этот очерк, конечно, далеко не полон, и в
нем  не   учитываются  различия,  связанные  с  общественным   положением  и
культурой. Поскольку строение семьи крайне сложно в каждый отдельный момент,
и  тем  более в течение всей  ее жизни, мы не  можем  здесь  рассчитывать на
большее.   Мы   предлагаем  лишь  некоторую  простейшую  конструкцию,  чтобы
опираться на нее в  следующих главах, при изложении  предложенных  Эриксоном
подходов к решению проблем, возникающих на разных этапах семейной жизни.
   Но прежде чем описывать семейный цикл, следует, может быть, ответить на
возможные возражения против нашего взгляда на терапию. Когда говорится,  что
цель терапии - помочь людям вступить после кризиса в следующий этап семейной
жизни,  то  некоторые клиницисты могут счесть это  способом "приспособления"
людей к их семьям, или к  обществу,  формирующему семью.  Та