штопора и потянул
кольцо. От рынка раскрывшегося парашюта лямки сдавили грудь и потянули
подмышками.

В стороне и выше себя Гроза увидел пылающий дирижабль. Он парашютировал,
оставляя за собой струю густого черного дыма. Больше ничего Грозе не было
нужно, он мог теперь спокойно рассматривать простирающуюся под ним
местность, приглядывая место для приземления. Хорошо было бы миновать вон
ту деревню и сесть на десной полянке, но это, вероятно, не выйдет. Придется
сесть на сжатое поле за деревней.

Приземляясь, Гроза попал в борозду и упал. Парашют тащил его по полю. Гроза
попытался подняться, но свалился от острой боли в ноге. С трудом
освободился от парашютных лямок и скафандра.

От деревни полем бежали двое польских крестьян. Гроза сделал нечеловеческое
усилие, чтобы встать. Это ему так и не удалось. Он на четвереньках пополз в
сторону леса, но через минуту понял, что не уйти. Крестьяне быстро его
нагоняли.

Гроза сел. Преследователи приблизились. Один из них - тощий в изодранной
свитке - снял шапку и заговорил на ломаном русском языке.

- Пану летчику не тшеба[31] бояться. Пан с тамтей[32] команды, цо упадла з
рана[33]?

- Какая команда? - удивленно спросил Гроза. Крестьяне переглянулись.

- Пан червоны[34]?

Гроза не колеблясь ответил:

- Да.

- И пан не зна червоней команды, цо сядла на парасолях[35] в тых
мейсцах[36]?

- Когда?

- На зожи[37].

Гроза понял, что речь идет о десанте, но прежде чем он решил, как себя
держать, со стороны деревни показался еще один крестьянин. Он на ходу делал
знаки и что-то кричал.

Поляки засуетились. Оказалось, к деревне подходит германская часть. Летчика
нужно сейчас же унести в ближний лес. Там его спрячут, чтобы при первой
возможности перебросить к Березно, куда села на "парасолях" советская
команда...

Над деревней сверкнули клубки шрапнели. Громыхнули разрывы. В ответ
застрекотал пулемет, другой, третий. Граната взметнула черный столб среди
поля.

- Тикаем, бо то ваши бьют по герману, - крикнул крестьянин и подхватил
Грозу под руки.

Крестьяне, пригибаясь, потащили его к лесу. От боли Гроза потерял
сознание...

02 ч. - 05 ч. 19/VIII

I

С того момента как вторично раненный Дорохов передал командование Волкову,
его собственная машина пошла за машиной нового флагмана.

Командир эскадры лежал в рубке, лишенный сил, впадая время от времени в
забытье. Он заставил надеть себе на голову, поверх белой чалмы бинтов,
наушники радио. Не вмешиваясь в распоряжения Волкова, он старался не
пропустить в них ни слова.

Закончив составление сводки, капитан Косых мог снова следить за перекличкой
флагманского самолета с колоннами и с землей.

Разведывательный отдел штаба фронта сообщил, что им уловлена шифрованная
передача немцев: по-видимому, противник знает о намеченном маршруте
обратного движения эскадры. Он готовится отрезать ей путь.

Приняв .под свою команду всю эскадру, Волков сделался еще осторожней. Он
знал, что люди находятся на пределе утомления. Почти восьмичасовой полет с
рядом напряженных боев не дался даром. Потери в людях и материальной части
ослабили состав эскадры. Повреждения многих машин, большой расход
огнеприпасов - все это понижало боеспособность.

Взвесив все обстоятельства, Волков решил совершить обходное движение. Взяв
к югу, он рассчитывал пройти под хвостом у брошенных ему наперерез сил
противника. Но проверка содержимого баков СБД показала, что тогда не хватит
горючего, чтобы дотянуть до собственной границы. Запасы топлива оставляли
возможность возвращения домой лишь по кратчайшей линии - прямой.

Естественной была в таких условиях попытка обойти заслон сверху. Ведя
облегченные от бомб, огнеприпасов и топлива машины, Волков вполне мог
рассчитывать на некоторое превышение над массой самолетов противника. Если
отдельные типы истребителей и достанут его, то справиться с ними будет не
трудно. Но флаг-инженер доложил, что и этот путь закрыт: расход горючего на
набор нужной высоты превысит возможности эскадры.

Волков передумал рад комбинаций, - все они упирались в одно и то же:
топливо, топливо, топливо. Бригкомиссар продолжал упрямо изыскивать способ,
который позволил бы достичь своего расположения с минимальными
возможностями встретить врага. Сохранить жизнь вверенных ему людей,
сохранить каждый лишний СБД для будущей работы - вот задача Волкова.
Теперь, когда они не несут бомб и единственной их задачей является
достижение своих аэродромов, было бы преступно не уклониться от
столкновения в воздухе.

Но, по-видимому, средств к тому, чтобы избежать встречи, все же не было,
если не считать плана, противоречащего всем установившимся представлениям о
.нормах воздушной войны и вождения больших авиасоединений.

Обдумывая этот последний план, Волков предвидел, что командиры отнесутся к
нему отрицательно. Трудность его выполнения усугублялась незнакомством с
лежащей внизу территорией. Штурманы были бы поставлены в совершенно
необычные условия работы.

И все же он решился - флагманская рация передала по колоннам приказ: всем
машинам перейти на снижающийся полет.

Плавно теряя высоту, при крейсерских оборотах турбин, СБД приобретут
скорость порядка 580 - 600 километров. При снижении, примерно, в 1/50
нынешняя семитысячная высота позволит с указанной скоростью пройти около
350 километров. Это будет как раз та полоса, где противник намерен
встретить эскадру. Но так как противник рассчитывает на скорость СБД
максимум 510 - 520 километров в час, то Волков пройдет зону намеченной
встречи раньше, чем ожидают немцы. Если же этот расчет не оправдается и
немцы будут уже на месте, остается еще шанс не быть замеченным
патрулирующими на большой высоте истребителями. И, наконец, если, несмотря
на благоприятные условия, немцы его все-таки заметят, - им придется
вступить в бой с сбд, идущими на высоте не более двухсот метров. Иными
словами, истребительные силы немцев будут лишены всякой возможности
маневрировать по вертикали. Волкову останется защищать только верхнюю
полусферу. Прифронтовую полосу зенитной артиллерии он пройдет без малого на
бреющем полете. Во-первых, это даст ему шанс неожиданности, во-вторых,
зенитные пушки будут почти бессильны ему повредить.

Оставалось преодолеть одно большое препятствие - суметь провести эскадру
"впритирку" к поверхности незнакомой гористой территории.

В первой части расчеты Волкова не оправдались. Появиться в намеченной зоне
раньше противника ему не удалось. Германские авиачасти были уже стянуты к
району столкновения. Но, предполагая встретить СБД на обычной для них
высоте - семь тысяч, немцы старались держаться как можно выше и прозевали
передовые части Волкова. Только сигналы наземного наблюдения обратили
наконец внимание истребителей на идущие внизу СБД.

Германские летчики бросились на обнаруженного врага.

Они должны были во что бы то ни стало навязать большевикам бой, прежде чем
те уйдут в свое расположение или под прикрытие высланных им навстречу
истребителей. У немцев уже не было времени для выхода в бой на параллельных
курсах. Нужно было использовать самую невыгодную атаку - из пике. Наблюдая
сверху, да еще при боковом утреннем солнце, очень трудно было определить
высоту полета СБД. Немцы стремительно пикировали на много численные отряды
бомбардировщиков. Скорость их снижения доходила до 800 километров в час.
Инерция, приобретенная аппаратами, была огромна. Слишком поздно офицеры
увидели свою ошибку: большевики неслись впритирку к земле. Атакуя с
огромными скоростями, немцы не имели возможности пройти мимо большевиков, -
они неизбежно врезались бы в землю. Нужно было выйти из пике, не доходя до
противника. Такой маневр делал невозможным сколько-нибудь действительный
огонь. Между тем СБД имели возможность с наибольшими удобствами
пользоваться своим вооружением.

Германские командиры поняли это, но было уже поздно. Остановить
низвергающиеся истребители не было возможности. Командиры отдельных отрядов
попытались вовремя вывести свои части из безрассудной атаки. Резким
маневром они вырывали машины в горку. Положение не оставляло места для
элементарной осторожности. Следуя за командирами, летчики также резко
выходили из пике. У некоторых машин от такой перегрузки, превысившей все
разумные запасы прочности, разрушались крылья. При мгновенном переходе от
скорости снижения в 800 километров к стремительному подъему тела людей
оказывались прижатыми машинам с такой силой, что выдавливался металл
сидений. У летчиков ломались позвоночные столбы. Покровы тела лопались от
чрезмерного давления крови. Кровь хлестала из ушей. Внутренние органы в
силу инерции смещались вниз с такой силой, что у многих легкие были смяты.
Люди теряли сознание.

Бешеный огонь ощетинившихся в верхнюю полусферу СБД завершал то, что начал
неудачный маневр противника. Но немцы вовсе не считали, что первая
неудачная атака решает дело и советскую эскадру можно оставить в покое. На
их стороне было то преимущество, что летчики Волкова не могли переходить в
преследование и вообще заниматься широким маневрированием. Они вынуждены
были держаться принятого курса. Поэтому у немцев была возможность
перестроиться и повести бой на параллельных курсах. При ограниченности
остатков боеприпасов у Волкова это ставило советских летчиков в очень
трудное положение; они должны были экономить заряды. Подчас немцам
удавалось из-за этой экономии подходить на дистанции, которые прежде были
бы для них безусловно смертельными. Но и это не давало им надежды одержать
верх на СБД. Немцы скоро убедились в том, что им не удастся осуществить
свой план уничтожения советской эскадры. К тому же истребители были крайне
нужны германскому командованию на другом участке. К району расположения
штаба и резервов южной ударной группы генерала Шверера приближались
соединения советских десантных самолетов. Точная цель полета ТД[38] не была
еще ясна немцам, но они стремились прервать их движение. Можно было
предполагать серьезные задачи, возложенные на ТД: фронтовые силы красных
ВВС приложили большие усилия для проведения ТД сквозь зоны местного
воздушного сопротивления немцев. Все это заставило германское командование
оторвать истребители от преследования Волкова.

К этому времени обстановка на земле складывалась следующим образом: группа
прорыва командарма второго ранга Михальчука, о которой ночью говорил
Главком, атаковала фронт Шверера, в свою очередь готовившегося к прорыву.
Шверер не успел осуществить свой план из-за того, что его танковый корпус и
мотоциклетные пулеметчики были заперты красной авиацией в дефиле, служившем
им накануне укрытием. Они не могли вырваться в поле и развернуться для боя.
Шверер остался с одной моторизованной пехотой и с легкой "артиллерией
прорыва". Теперь, когда Михальчук бросился на группу Шверера, сминая ее
своими бронетанковыми фалангами, генералу оказалось нечем защищаться.
Красная авиация продолжала держать его мехчасти взаперти.

В штаб Шверера пришли тревожные вести. Передовые части группы смяты ударом
Михальчука. Лишенная помощи бронесил, пехота начала отход. Пока еще он
носит спокойный, планомерный характер, но если пехоте не будет немедленно
оказана решительная поддержка...

Шверер сжимал радиотелефонную трубку так, что склеротические вены на его
руке набухли. Он доказывал требовал, просил. У командования не было средств
дать генералу резервы в срок, который он считал решающим для всей своей
операции, - два-три часа.

Шверер прервал разговор на полуслове и, не глядя, швырнул трубку. Осколки
эбонита разлетелись по столу.

Это было выходом для старческого раздражения, но не для его ударной группы.
Судьба ста двадцати тысяч отступающих солдат требовала немедленных решений,
и Шверер решил: мехчасти должны быть освобождены любою ценой и брошены в
бой. Шверер приказал во что бы то ни стало отогнать советскую авиацию,
держащую взаперти германские бронечасти, и не давать ей возможности в
дальнейшем приблизиться к злополучному дефиле, пока из него не выберутся
танки.

Генералу доложили, что к аэродромам 173 и 174 приблизились десантные
самолеты большевиков. Шверер распорядился перенести штаб в фольварк к
востоку от Березно.

С крыльца штаба он смотрел, как от самолетов отделяются черные точки
парашютистов. Во мгле утра, видны были сотни точек. Они стремительно
падали. Ни одного раскрытого парашюта. Точно люди решили разбиться о
поверхность земли. Но вот над точками раскрылись парашюты. Стремительное
падение перешло в плавный полет. Противник спускался уверенно, выбирая
направление.

Шверер приказал бросить к местам приземления парашютистов кавполк
собственной охраны и эскадрон связи, - все, что было под рукой.

За спиной генерала началась суета. Никто не мог определить расстояние до
места высадки. Указывались самые различные рубежи. Дистанции колебались
между километром и пятью.

Шверер пренебрежительно пожал плечами: офицер без глазомера - не офицер.

Он взял карту из рук адъютанта. Выпуклый старческий ноготь выдавил на ней
три четких креста - места предполагаемой им высадки трех головных десантных
отрядов Богульного.

Подали броневик, и Шверер уехал в сопровождении адъютанта.

Шоссе сменилось проселком. Кончился проселок, перешли на луга. Потом пошла
пахота. Лавируя между деревьями, броневик шел лесными прогалинами. Генерал
приказал ехать к новому расположению своего штаба кратчайшим путем.

- Мы. рискуем попасть в руки десанта, - сказал адъютант нерешительно.

Шверер упрямо приказал ехать. Броневик продирался сквозь кусты, переезжал
ручьи. Вдруг вся машина загудела от неожиданного грохота. Водитель поспешно
опустил заслонку перед глазами. Стрелок захлопнул верхний люк. По броне
резанула вторая пулеметная очередь.

Броневик остановился. Командир машины, безусый офицер, внимательно
присмотрелся и показал генералу на опушку леса: кустарник шевелился.
Кустики двигались навстречу броневику. По броне снова стучали пули. Машина
задрожала от выстрелов своих пулеметов. Оглушенный Шверер схватился за
голову: грохот был нестерпим.

Стараясь перекричать шум, Шверер приказал двигаться вдоль стреляющей цепи
десанта.

- Если у них есть бронебойные пули, вы рискуете, ваше превосходительство! -
крикнул командир.

Шверер настойчиво показал водителю: вдоль цепи.

Броневик двинулся. Командир коснулся плеча генерала и придвинул перископ к
его глазам: перископ медленно повернулся. Спереди и сзади броневика
ползущие кусты поворачивали. Еще через секунду кусты поднялись. Бойцы
обегали машину. Командир, не справляясь больше с желаниями генерала,
направил броневик в еще не сомкнувшийся интервал окружения. Наперерез бежал
человек в синем комбинезоне. Броневик шел прямо на него. Человек не
останавливался. Командир броневика на ходу дал по нему очередь. Человек
упал на колени. Он поднял над головою руку и швырнул навстречу машине
связку гранат. Водитель панически завертел баранку руля. Пламя разрыва
метнулось сбоку. Осколки загремели по броне. Генерал невольно втянул голову
в плечи. Командир в башне продолжал стрелять из пулемета.

Броневик мчался перелеском. Он выскочил в интервал охвата и полетел полем.
Путь был как будто чист. Водитель прибавил газа, намереваясь выехать на
идущий вблизи тракт, когда командир пронзительно крикнул:

- Стоп!

От резкого торможения Шверер ударился лицом о переднюю стенку.

Из придорожной канавы торчали шлемы. Когда броневик остановился, люди из
канавы выскочили, - на них были синие комбинезоны. Мелькнули гранаты. Около
самого броневика грянули разрывы. Острый запах толуоловых газов ворвался в
смотровую щель. Стрелок закрыл лицо руками и молча осел.

Броневик задним ходом отходил к лужайке. Там он развернулся и помчался в
промежуток между прежней цепью парашютистов и этим новым отрядом. Но ему
удалось проехать не больше километра, - путь преградили пулеметы. Пули
стучали по броне, как пневматические молотки. Командир больше не хотел
встречаться с гранатами. Он сразу повернул и поехал в новом направлении.
Из-за куста вслед машине метнулась граната, за нею вторая. Машина
накренилась, и Шверер почувствовал, как усилилась тряска. Он вопросительно,
посмотрел на командира; Тот крикнул:

- Вероятно, сорвало гусматик[39]. Едем на ободе.

- Держите к аэродрому - крикнул Шверер, - это ближе всего!

Машина вышла в поле. Вдали показался столб с "мухоловкой": аэродром у точки
172.

Машину трясло и бросало так, что генерал несколько раз больно ударился
головой. Он даже обрадовался, когда Командир снова закричал:

- Стоп!

По краю аэродрома цепочкой бежали люди в синих комбинезонах. Вокруг них
земля вскидывалась пылью винтовочных и пулеметных попаданий. Они все еще
бежали, когда над одним из полевых ангаров взметнулся столб пламени и
повалил густой черный дым.

Командир броневика приоткрыл смотровую щель.

- По-видимому, и там противник.

- По-видимому, - невозмутимо ответил Шверер.

- Куда прикажете ехать?

Шверер молчал. Он вынул сигару. Она была сломана. Он пошарил по карманам,
другой не оказалось. Он отбросил сломанный конец и полез за спичками...

- Попрошу не курить, - нервно огрызнулся лейтенант и жестом показал
водителю направление. Накренившись, броневик побежал просекой.

II

Олеся возилась с устройством своего маленького врачебного хозяйства в
бывшем околотке штаба Шверера, когда ее спешно вызвали на аэродром к отцу.

Перед Богульным стоял польский крестьянин между двумя красноармейцами.

- Этот малый, - сказал Богульный Олесе, - несет какую-то ересь, очень
похожую на правду. Будто бы около их деревни сел наш парашютист и сломал
ногу.

Олеся подозрительно посмотрела на крестьянина.

- Этого не может быть. У нас не было переломов.

- Но пострадавший совершенно точно сказал ему, что если в составе нашего
десанта есть врач Богульная, то про него нужно сказать именно ей.

- Странно... кто бы это мог быть?

- Кто бы ни был, - нужно его взять. Прокатись-ка на трофейной генеральской
машине. Бери двух бойцов и айда.

- Зачем мне бойцы?

- Мало ли что тут может быть... Олеся махнула рукой:

- Мне нужна скорей медсестра, а не бойцы.

- Ладно, на худой конец - с тобой шофер с помощником.

Олеся повернулась к крестьянину:

- У парашютиста перелом ноги?

- Еще тваж трошке[40] погорела.

Олеся переглянулась с отцом.

- Погорела?

- Так, так, погорела. Як он падал с горящего аэроплана. Богульный
рассердился:

- Эх ты... голова! Чего же ты раньше не говорил, что у него сгорел самолет?

- Тату! - испуганно вскрикнула Олеся. - Тогда это может быть только Сафар...

- Ну-ну... Кто бы ни был - доставишь его сюда. На ходу отдавая
распоряжения, Олеся бежала к машине.

Мысли вихрем неслись в голове: упал с горящего самолета и назвал ее?! Она
боялась гадать.

Крестьянина посадили к шоферу, чтобы показывал дорогу. Машина помчалась. По
словам поляка, упавший летчик спрятан в лесу, близ опушки, до него не
больше пяти километров.

Нарядный генеральский Мерседес въехал в лесок и стал пробираться между
редкими деревьями. Крестьянин уверенно показывал направление.

Олеся не замечала пути. Она путалась в догадках. "Кто? кто же наконец?.."

Вдруг шофер резко затормозил и повернул в кусты. Ветки захлестали по лицам
сидящих: впереди узкой просекой навстречу Мерседесу медленно шел броневик.
Он часто останавливался, точно прислушиваясь.

Прежде чем кто-нибудь мог ему помешать, крестьянин мешком вывалился из
машины и нырнул в кусты.

"Ловушка", - мелькнула мысль у Олеси.

Шофер искал глазами местечко, где можно было бы развернуть машину. Олеся
вцепилась ему в плечо.

- А раненый?..

Она выскочила из машины. Тогда шофер коротко бросил помощнику:

- Пулемет.

Помощник вытащил ручной пулемет и поставил на сошку. Лежа в кустах, шофер
перекинул со спины гранатную сумку. Олеся потянула руку:

- Дай.

Тот укоризненно покачал головой:

- Не дам. Вы медработник. - Повернулся к помощнику: - Приготовь связку в
три г