м не уверен. Они будут сбиты прежде, чем успеют что-нибудь
сделать, - вяло проговорил Pоp6ax. - Чтобы привлечь значительные силы
советской обороны, это должны быть пункты прифронтовой полосы, а там нет
промышленных центров. Здесь большевикам нечего защищать. с той энергией,
какой вы от них ждете.

- Здесь нет фабрик и заводов, но зато есть женщины и дети. Мы воюем, а не
заседаем в Лиге наций. Вы прикажете взять на дирижабли "синие" бомбы.

В сотрудничестве с бактериологическими лабораториями германское
артиллерийское ведомство выработало специальные снаряды для забрасывания
бактерий в неприятельское расположение. Эти бактериологические снаряды,
отмеченные яркой синей полосой, и получили название "синих". Но наиболее
эффективные из бактерий - быстрые и смертоносные - были недоступны пушкам.
Они бы очень скоро оказались занесенными в собственную армию Германии.
Единственным надежным средством занесения эпидемий в глубокий тыл
противника являлась авиация. Авиационным ведомством было создано несколько
образцов бактериологических бомб применительно к различным типам бактерий и
случаям их применения. Эти-то бомбы, отмеченные синим кругом, и должны,
были взять дирижабли генерала Бурхарда.

НА РАССВЕТЕ 19/VIII

Катерина Ивановна Старун с трудом заставила себя открыть глаза.
Оказывается, она так и заснула одетая, в кресле. Со вчерашнего вечера она -
старший техник автомобильно-санитарного отряда. Отряд только что
сформировался, работы по горло. Катерина Ивановна приехала поздней ночью
домой, а потом еще долго сидела в ожидании звонка. Но телефон молчал, -
по-видимому, полк мужа еще не вернулся. Странно: все сроки возвращения
давно прошли. Тревожно, очень тревожно на душе... Да так и заснула в
кресле... А бывало, она еще смеялась иногда над Старуном, когда он
невзначай, перед вечерним чаем, засыпал на этом же старом кожаном кресле.
Галочка забиралась на пологую спинку и ручонками закрывала. отцу глаза:

- Угадай, кто это?..

Катерина Ивановна наспех привела себя в порядок и одела полусонную Галочку.
Меньшой сынишка так и не проснулся. Катерина Ивановна торопилась: в четыре
утра к детскому саду за ней подъедет машина. Едва успеют добежать.

Уже с мальчиком на руках потянулась было к телефону. Сняла трубку, то,
услышав гудок автомата, поспешно, даже как будто испуганно, бросила ее на
место. Узнать о муже? Но разве она единственная, кто со щемящим сердцем
ждет возвращения близкого человека? Если все будут звонить...

Решительно хлопнула дверь. Каблуки гулко, как-то особенно настороженно
застучали по лестнице. Катерина Ивановна с непривычным раздражением
смотрела на спускавшуюся дочь. Девочка не спеша, старательно переступала
все одной и той же ножкой со ступеньки на ступеньку.

- На улице было по-осеннему свежо. Рассвет пробивался сквозь тяжелые тучи,
обложившие небо. Тучи изодранным ватным одеялом мчались над притихшим
городом.

Несколько крупных дождевых капель упали на асфальт пустынной улицы.

Милиционер на перекрестке посмотрел вверх и развернул плащ. На черном
просторе проспекта милиционер был непривычно одинок. Изредка проносился
автомобиль. Прохожие, почти одни женщины, не задерживаясь, шли по
тротуарам. Несмотря на ранний час, они деловито хлопали дверьми. Над
подъездами щелкали по ветру белые полотнища. На них непривычные слова:
"Лазарет для газоотравленных", "Штаб ПВО второго района", "Детсад и ясли
для детей женщин-добровольцев".

Широкая стеклянная дверь детского сада открывалась. почти непрерывно. Одна
за другой выходили женщины, сдавшие детей. Галочка с трудом поспевала за
матерью. Она бережно прижимала к себе куклу, подражая в жестах матери,
державшей братишку. Кукла сидела на локте прямо, с деревянно вытянутой
спиной и растопыренными руками.

Девочка озабоченно осведомилась:

- Мама, а куклов в детсад берут?

Мать не успела ответить. К подъезду подъехал санитарный автомобиль.
Женщина-врач сошла с машины. Катерина Ивановна кивнула ей:

- Я задерживаю? Простите. Сейчас сдам свою команду.

- Ничего, ничего, - благодушно сказала женщина-врач и присела перед
Галочкой: - А ты тоже дочку принесла?

- Да. А нарочных детей берут или не берут? Старун выпустила ее ручонку и
потянулась к двери. Взрыв потряс улицу. Подброшенная воздухом, девочка
ударилась в дверь. Она выбила тельцем стекло и упала внутрь дома. Обливаясь
кровью, лежала на кафельном полу. Одна ручка была беспомощно вытянута,
другой она прижимала к себе куклу. Мать лежала на тротуаре, часто и неловко
перебирая руками. Извиваясь всем телом, она пыталась освободить
придавленные перевернутой машиной ноги. Расширенные глаза были устремлены
на отброшенного на середину улицы мальчика.

Заваливая черный асфальт, сыпались камни, обломки бревен. В воздухе повисло
белое облако пыли.

Неподалеку грянул новый взрыв. Капитель дома против яслей поклонилась улице
и обрушилась вместе с подкошенной колоннадой...

В дежурке истребительной группы резерва юго-западного фронта заалел сигнал
коммутатора, и дробная трель звонка резанула тишину.

- Есть! - коротко бросил в трубку дежурный и рванул рубильник. Одновременно
он включил на коммутаторе гнездо командира.

В общежитиях, столовых, в мастерских, в ангарах, на летном поле визгливо
стонали сирены.

Командир принимал сообщение штаба:

"Город подвергся воздушной бомбардировке германского дирижабля. Из-за
низкой облачности наземные посты нашей ПВО ничего не видят. Фоническое
наблюдение тоже ничего не заметило. Из штаба ПВО тыла сообщают, что были
сделаны попытки бомбардировать Бердичев, Киев, Гомель и Минск. Там
дирижабли вовремя обнаружены. Бесшумно дрейфуя над облаками, они пытались
при помощи подвесных люлек вести корректирование огня. Дирижабли
уничтожены, прежде чем успели причинить какой-либо вред".

Уже сидя в машине, Гроза принял приказ и сообщение об обстановке.
Истребители-перехватчики, вися на винтах, лезли вверх почти вертикально.
Навстречу им все обильней лилась вода, капли перешли в струи. Они стегали
по колпакам, как стальные бичи.

Оторвавшись от аэродрома, Гроза стал продумывать задание. Если всей
эскадрильей заняться поисками затерянной под облаками маленькой
наблюдательской люльки, то дирижабль успеет сбросить еще много бомб, прежде
чем удастся уничтожить его наблюдателя...

Гроза разделил эскадрилью: два патруля будут искать гондолу наблюдателя под
облаками, сам он с третьим патрулем пробьет облака и атакует воздушный
корабль.

Через пятьдесят секунд Гроза сошел в густое молоко дождевых облаков, и
скоро над его головой засияло густой голубизной осеннее небо. Плыли редкие
перышки разорванных циррусов. Клубящееся море дождевых облаков осталось
внизу.

Облака были пройдены. Альтиметр показывал две с лишним тысячи, но ни
вокруг, ни над головой по-прежнему не было видно никакого дирижабля. Гроза
сделал полный круг над городом и, только замыкая его, заметил в луче
восходящего солнца едва уловимый блеск чего-то постороннего среди нежных
мазков перистых облаков. Пятнышко сверкнуло и тотчас исчезло. Гроза
настойчиво, методически, румб за румбом, стал осматривать небо. Наконец он
нашел то, что искал, - полоска сверкнула снова. На этот раз он не дал ей
исчезнуть и старательно навел оптический прицел. Сквозь линзы он ясно
увидел сигару дирижабля.

Гроза на глаз определил его превышение над собой тысячи в две метров.
Дирижабль на такой высоте? Гроза готов был бы протереть глаза, если бы они
не были закрыты стеклами скафандра.

Высота уже около четырех тысяч, до дирижабля еще две - итого шесть. "Дела
всего на две минуты", - подумал Гроза и двинул сектор. Стрелка тахометра
дрогнула и пошла вправо. Гроза уверенно лез в высоту.

В наушниках радиотелефона послышался вызов командира одного из оставленных
под облаками звеньев:

- Люльку нашел.

Гроза поднял глаза к дирижаблю, чтобы смерить расстояние, и едва не крикнул
от изумления: сигара, до которой оставалось уже не больше тысячи метров,
быстро пошла вверх.

"Люлька сбита", - пронеслась мысль, и Гроза гневно двинул сектор еще
дальше. Мотор взревел, как осатаневший. Стрелки приборов пришли в движение.
Увеличивались обороты. Температура масла повышалась. Винт требовал все
большего и большего угла.

Стрелка альтиметра перешла уже за шесть тысяч, на которых только что шел
дирижабль, а до него теперь было больше, чем прежде. Гроза с трудом держал
его в поле зрения. Дирижабль снова превратился в маленькую серебряную
черточку на ярко-голубом фоне неба.

Гроза набирал высоту. До дирижабля опять было не больше двух тысяч.
Альтиметр подошел к "12". Оставалась одна тысяча до красного деления "13" -
потолка истребителя. Гроза мог безошибочно сказать, что дирижабль находится
за пределами этой красной черточки.

На высоте двенадцати с половиной тысяч метров один из спутников Грозы донес
по радио, что его мотор задыхается.

Стрелка подошла как раз к "13", когда и второй летчик сообщил, что его
самолет проваливается.

Что мог сделать командир? Его собственная машина с каждым метром высоты
теряла устойчивость. Гроза хорошо знал симптомы потолка.

Гроза сверился с картой: дирижабль летит к границе. Город остался на
востоке. Рубеж уже недалеко.

Дело ясно: или Гроза теперь же доберется до дирижабля, или тот успеет уйти
к себе. Гроза от души пожалел, что в руках его, не отпиленная ручка
ободранного тренировочного самолета. Здесь все на месте. Мало того: тут еще
четыре пулемета в крыльях, пушка в развале мотора.

До дирижабля больше тысячи метров. Нужно преодолеть метров двести, чтобы
иметь возможность открыть огонь из пушки. Двести метров на такой высоте -
не шутка. Нужно значительно облегчить машину. Но за счет чего?

Пришло в голову, что бензин нужен только на дорогу туда, - если удастся
добраться до дирижабля, то вниз Гроза спланирует и с сухим баком.

Потянув рычажок опорожнителя бензиновых баков, он настороженно следил за
стрелкой бензиномера. Она была уже близка к нулю, когда Гроза отпустил
рычажок. Бак был почти пуст... Машина легко преодолела пятьдесят метров.
Следующие пятьдесят она взяла через силу. Дальше идти отказалась. При
малейшем движении ручки на себя самолет проваливался. Стоило труда удержать
его на прежней высоте.

Бензин дал сто метров. Мало. На самолете много лишнего масла, но масляный
бак не опоражнивается в полете. Гроза огляделся - перед глазами панель
радио. До нее легко дотянуться. Ее ничего не стоит сорвать, но самая
аппаратура - под сиденьем, ее не вытащишь. Кабина так тесна, что невозможно
даже повернуть плечи. Что есть еще лишнего? Пулеметы? Они далеко. Ага! При
них есть тысяча бесполезных патронов...

Сквозь гул мотора отчетливо прерывалось дробное та-такание пулеметов. Гроза
не снимал пальца со спуска до тех пор, пока счетчик не показал, что у
пулеметов не осталось ни одного заряда.

Стрелка альтиметра лениво отмеряла десятиметровые деления. Два деления -
двадцать метров... Мало! Мало!

Оставалось одно - снаряды. Их сто. Вес снаряда - семьсот граммов. В сумме -
это еще полсотни метров. Если оставить себе десять снарядов, можно подойти
на дистанцию прямого выстрела.

Гроза решительно потянул спуск пушки. Четкий белый след каждого третьего
снаряда чертил кривую траектории в сторону дирижабля и, не дойдя до него,
уходил в пространство[29].

Фейнрих, стоявший на рулях в гондоле дирижабля, с усмешкой смотрел на эти
красивые белые линии. Он бросил командиру корабля:

- Господин капитан, посмотрите. Этот дурак стреляет в небо.

Капитан, сухой офицер с седыми усиками, хмуро огрызнулся:

- Вы бы думали, прежде чем говорить. Облегчить самолет - значит
приблизиться к нам.

Он осторожно постучал толстым пальцем перчатки по покрытому испариной
стеклу альтиметра. Не оборачиваясь, Крикнул:

- Механик! Как с балластом?

- Чисто, господин капитан.

Капитан нагнулся к борту. Сквозь заиндевевшее стекло гондолы он смотрел на
медленно приближающийся истребитель.

- Молодец! - сказал он, ни к кому не обращаясь. - С такими можно делать
дело. - Проследил глазами новую кривую траектории трассирующего снаряда: -
Если у него есть еще с десяток снарядов, он до нашей шкуры доберется...
Прикажите обстрелять его. Если это ему и не повредит, то, может быть,
попугает.

Фейнрих поднес к губам микрофон:

- Пулеметный огонь по истребителю противника!

У Грозы не было десяти снарядов. В глазах счетчика ясно чернела цифра "б".
Облегчать самолет было больше нечем. Гроза просительно глядел на альтиметр.
Стрелка нерешительно вздрагивала около одного и того же деления: 13 200.
Самолет не хотел идти ни на один метр выше. Гроза подумал и выпустил еще
четыре снаряда. Они прошли под самой гондолой корабля. Осталось два
выстрела.

Стрелка бензиномера у самого нуля.

Гроза в последний раз смерил расстояние. Он двинул сектор до конца. Стрелка
тахометра прыгнула за красную черточку. Но Гроза уже не смотрел на нее. Его
не интересовал больше и альтиметр, стрелка которого медленно двинулась
вправо. Не беспокоила даже тревожная вибрация всего самолета. Внимание было
сосредоточено на прицеле. Гроза нажал гашетку...

Стрелки трех счетчиков газа перед механиком дирижабля с катастрофической
поспешностью побежали влево.

- Господин капитан, утечка газа в трех баллонах! - крикнул механик и стал
натягивать на лицо резиновую маску.

Командир скосил глаза на приборы и оттолкнул фейнриха от штурвала:

- Помогите ему там!

Объяснений не требовалось. Фейнрих видел: альтиметр падал. Рули не могли
удержать высоту. Дирижабль терял газ...

Гроза видел, как, задирая корму, дирижабль стал терять высоту.

Фейнрих протиснулся в люк и поспешно сорвал маску. Лицо его было растерянно:

- Господин капитан...

Командир не обернулся. Он, как завороженный, смотрел на ускоряющую бег
стрелку альтиметра: каждая секунда стоила дирижаблю нескольких десятков
метров высоты. К потере подъемной силы прибавлялось динамическое ускорение
огромной массы дирижабля.

- Господин капитан, - повторил фейнрих, - третий и четвертый баллоны
вспороты снарядом. Они выбыли из строя. Пятый баллон имеет небольшую
пробоину. Механик ее чинит.

Командир продолжал смотреть на стрелку. Он крикнул:

- Балласт!..

Офицер машинально бросился было к рычагу, но вспомнил:

- Стравлен весь.

Он подозрительно посмотрел на командира, удивленный его непривычной
забывчивостью. Его привел в себя окрик:

- Какого черта вы мною любуетесь? Балласт! Офицер нерешительно взялся за
рычаг балластной цистерны.

- Дурак! - хлеснул командир и, бросив штурвал, подскочил к главному люку.

Он стал срывать со стен снаряжение. Рванул столик с картами так, что
отлетели петли и вогнулась переборка гондолы. В старике обнаружилась вдруг
железная сила. Он хватал все, что попало, и швырял в люк.

Фейнрих едва успевал действовать крышками[30]. Мимо него летела запасная
одежда, бутыли с кислородом, грохнул алюминиевый ларец с провиантом.

Пролетая, задел его по голове мягкий большой предмет. Уже захлопывая крышку
люка, офицер осознал, что это был парашют.

Следующий парашютный мешок упал на нераскрытую крышку.

- Люк! - крикнул командир, держа над головой третий мешок.

Фейнрих не шевельнулся. С его побелевшего лица на командира глядели
расширенные страхом глаза.

- Вы оглохли? - крикнул старик. Губы фейнриха дрогнули; срывающимся
мальчишеским голосом он выдавил:

- Парашюты по уставу...

- К черту устав! - рявкнул старик, и люк поглотил зеленый мешок парашюта.
Последний парашют командир бросил к ногам фейнриха.

- За борт! - лаконически приказал командир и повернулся к штурвалам. Как
сомнамбула, фейнрих нагнулся и столкнул мешок...

Гроза смотрел: от дирижабля отделялись один за другим какие-то предметы и
летели вниз. Он внимательно следил за тем, как это отзовется на снижающемся
движении дирижабля, но оно не только не прекращалось, а, наоборот,
ускорялось с каждой секундой. Дирижабль сблизился с планирующим самолетом
Грозы и обогнал его в движении к земле. Теперь Гроза смотрел сверху на его
широкую серебряную спину. Расстояние до этой спины увеличивалось. Гроза дал
ручку от себя. Он не хотел отставать от дирижабля, хотя и должен был
оставаться пассивным свидетелем его падения: ни одного снаряда, ни единой
пули...

Командир дирижабля смотрел на альтиметр. По мере выбрасывания вещей стрелка
замедляла движение, но оно все же оставалось нисходящим. Нужно было во что
бы то ни стало преодолеть инерцию корабля и уравновесить его хотя бы на
этой высоте. Иначе он войдет в зону зенитного огня и при своих размерах
сделается жертвой первой попавшейся батареи советской ПВО.

В гондолу влез механик. Он едва держался на ногах и, прислонившись к
переборке, долго стаскивал маску. Устало обернулся к командиру:

- Пятый баллон починен, господин капитан.

- Третий и четвертый?

- Безнадежны.

- Мне нужна высота.

Механик безнадежно махнул рукой.

- Уравновесьтесь хоть тут.

- Все, что можно было стравить, - за бортом, - вставил фейнрих.

- Нужны еще хотя бы сто кило, - сказал механик.

- У нас нет ни грамма... - начал было опять фейнрих. Но командир сердито
перебил его, повернувшись к механику:

- На люк!

- Есть на люк, - машинально ответил тот и двинул рычаг. Крышки опустились.

Держась левой рукой за штурвал, командир повернулся в гондолу:

- Живо! - бросил он фейнриху. Тот непонимающе оглянулся.

- Прыгайте!

Фейнрих в испуге попятился. Кровь отлила у него от лица:

- Господин капитан... Мы же выкинули парашюты...

- Прыгайте!

Фейнрих в ужасе жался к стене гондолы. Как бы защищаясь, он выставил было
руку, но вдруг быстро сунул ее в карман комбинезона и выхватил револьвер...

Под пристальным взглядом старческих глаз фейнрих опустил руку. Его взор
упал на спину механика, молча склонившегося над люком. Тощая фигура
механика выражала беспредельную усталость. Казалось, он даже не замечает
происходящего вокруг. Комбинезон оттопыривался горбом над выдающимися
худыми лопатками.

Фейнрих нацелился и выстрелил в эту сутулую спину. Механик упал головой в
люк. Фейнрих потянул рычаг.

Замедляя нисходящее движение, дирижабль уравновесился.

Гроза поглядел вниз. Земля была хорошо видна. Черные массы облаков тяжелыми
валами откатывались на юго-восток. Залитый ярким солнцем пейзаж был
вырисован в деталях, как хорошая карта. Гроза пригляделся - местность
незнакома. Он сравнил ее с картой. Не хотелось верить глазам: выходит, что
он миновал над облаками советскую. границу. К сожалению, ошибки быть не
может: вот этот узелок тонких паутинок на западе не что иное, как Ровно.
Гроза прикинул: если начать сейчас пологое планирование, то есть слабая
надежда дотянуть до своих. Но еще небольшая потеря высоты, и посадка в
расположении противника станет неизбежной.

Гроза повернулся к дирижаблю. Расстояние между самолетом и дирижаблем опять
сокращалось. Гроза не мог сохранить его. Для устойчивости самолет требовал
большей скорости снижения. Еще десять секунд, и Гроза пройдет мимо
уравновесившегося дирижабля. Сквозь свист планирования он ясно различил
гудение моторов дирижабля.

Еще пять секунд, и дирижабль уйдет от него навсегда. Гроза уже видел, как
шевельнулись огромные поверхности его рулей. Описывая плавную кривую,
корабль ложился на северо-западный курс.

Гроза дал от себя штурвал. Пение крыльев усилилось, перешло в резкий свист.
Гроза шевельнул педали. На большой скорости истребитель обрел привычную
управляемость. Легкое движение рулей, и нос самолета направился прямо. на
широкую спину гиганта. Гроза поспешно выпустил колеса шасси и включил
контакт.

Прежде чем майор Павел Романович Гроза представил себе, как произойдет то,
что он задумал, широкая спина дирижабля превратилась в необозримую
серебряную плоскость...

Гроза пришел в себя от свиста и боли в ушах. Он с трудом осознал, что
произошло. Вращение падающего тела вызвало непривычное головокружение.
Сделав несколько резких движений ногами, Гроза вышел из