ажает одна деталь.  Индейцы эти одеты гораздо чище, а выражение
их лиц - осмысленнее.
     - То ли мне так кажется, - тихо обращаюсь к Пазио, - но эти индейцы как
будто из другого племени, чем те, с Марекуиньи?
     - Они не  похожи на  тех,  это правда,  хотя из  того же племени...  Не
похожи потому,  что перестали быть лесными кочевниками,  как те... А знаете,
зачем они собрались сюда?  Они советуются,  как и  что сделать,  чтобы у них
лучше росла кукуруза...
     - Выдумываете, Томаш!
     - Пусть мне обезьяна морду искусает, если вру!
     По  нелепой  лесной  традиции оживленный разговор не  может  начинаться
сразу.  Пазио время от времени говорит с  индейцами о каких-то пустяках,  те
скупо  отвечают ему.  Так  проходит с  добрых  четверть часа.  Наконец  меня
охватывает беспокойство и я спрашиваю Пазио:
     - Кто из них капитон Зинио?
     - Его здесь нет. Но он придет с минуты на минуту.
     - Томаш! - торопливо говорю я. - Мне холодно, я промок, разболеюсь, как
бог свят. Почему они не угощают нас шимароном?
     - Потому, что нет хозяина. Они тоже гости, как и мы.
     Меня охватывает отчаяние.  Мне грозит лихорадка и  трехдневная головная
боль.  Тибурцио  не  без  оснований боялся  дождя.  Окидываю взглядом сонную
компанию и заявляю Пазио:
     - Я немедленно снимаю брюки и кальсоны и буду сушить их над очагом!
     Пазио удерживает меня:
     - Ради бога не надо, нельзя!
     - Как так нельзя?
     - Неудобно. Индейцы восприняли бы это как оскорбление.
     Слушаю совет Пазио и брюк не снимаю.  У Пазио есть опыт,  он знает, как
вести себя с короадами, а несколько недель назад я дал ему и себе слово, что
буду поступать лишь по его указаниям.
     - Садитесь хотя  бы  поближе к  огню  и  старайтесь высушить одежду  на
теле... - предлагает он.
     Легко ему  давать столь мудрые советы,  когда они невыполнимы!  Индейцы
тесным кругом сели у очага.  Втиснуться между ними невозможно, каждый из них
хорошо сторожит теплое место.
     - Где же тут сесть? - ворчу я, уже основательно разозлившись.
     Пазио в мгновение ока оценивает положение и,  ничего не говоря, встает,
подходит  к  дверям,  снимает  там  пояс,  торжественно вынимает  из  кобуры
браунинг,  возится с ним,  делая вид, что протирает его, затем кладет оружие
на пенек,  за несколько шагов от очага.  Садясь, он как бы невзначай говорит
присутствующим:
     - Это европейское оружие...
     Индейцы смотрят на  пистолет,  как  зачарованные.  Браунинга они еще не
видели,  так  как  редко  кто  в  Южной  Америке пользуется револьвером этой
системы.  Любопытство побеждает.  Постепенно все встают,  сходятся к пеньку,
Жолико первым берет браунинг в руки и осматривает его со всех сторон.
     Я  пользуюсь  тем,  что  около  очага  становится свободнее,  и  удобно
усаживаюсь  у  огня,  в  душе  похваливая  находчивость Пазио.  Старый  лис,
добившись своего,  бесцеремонно отнимает у индейцев пистолет и садится рядом
со мной.


        "КАПИТОН ЗИНИО ЧИТАЕТ ДОКУМЕНТ"

     Вскоре  на  ранчо  прибывает капитон  Зинио.  Это  мужчина лет  сорока,
невысокого роста,  с широкими плечами,  но довольно худой, чем отличается от
остальных короадов,  имеющих более или  менее округлые формы тела.  Лицо его
испещрено множеством морщин,  но, несмотря на это, он производит впечатление
сравнительно  молодого  человека  благодаря  живой  улыбке,   которая  часто
появляется на его лице. Выражение лица и глаз Зинио говорит о его недюжинном
уме:  с первого же взгляда можно узнать в нем человека мыслящего. Свободное,
совсем не  "индейское" поведение свидетельствует о  его  умении вести себя с
белыми.  Зинио говорит много,  вежливо, но без униженности и у всех сразу же
устанавливается хорошее настроение.
     Они  с  Пазио  похлопывают друг  друга по  плечу и  спине,  как  добрые
знакомые,  меня Зинио приветствует здороваясь за  руку.  Вскоре нас  потчуют
горячим шимароном, и в хижине становится очень уютно.
     Пазио  выкладывает  причины  нашего  прибытия  в  лагерь  Росиньо.   Он
разъясняет Зинио,  кто  я  такой,  что делаю;  объяснения на  сей раз весьма
похожи на правду. Довольно вразумительно Пазио рассказывает, что я прибыл из
далекой Польши в  Бразилию,  чтобы  познакомиться со  страной и  ее  людьми,
лесами и всякими живущими в них зверями.  Коллекционирую шкуры всяких птиц и
разных  "бишей"  (дословно:  червяков),  а  также  собираю всякие  предметы,
которыми пользуются люди - как кабокле, так и индейцы. Мы потому и явились в
Росиньо,  когда  из  разных источников узнали,  что  Зинио является наиболее
прогрессивным короадом и  в  его тольдо можно закупить много стрел,  луков и
корзинок.
     Зинио  внимательно  слушает  и  проявляет  полное  понимание.  Он  вмиг
схватывает,  в  чем дело.  Он считает за честь для себя,  что мы выбрали его
лагерь, и просит объяснить, для чего я собираю столько птиц и "бишей"?
     Пазио ломает голову,  как бы это вразумительнее объяснить, чтобы индеец
понял все, но его выручает сам Зинио:
     - Может быть он собирает их... для музеев!
     Пазио поражен.
     - Вот именно для музеев!.. Но скажи мне, Зинио, откуда ты это знаешь?
     - Видел такой музей в Куритибе,  -  спокойно отвечает индеец, усмехаясь
при виде смущенного лица Пазио.
     - А-а-а...
     Во  время этого разговора двое молодых индейцев устанавливают среди нас
стол -  настоящий стол на  четырех ножках.  Ставят на него большое фаянсовое
блюдо с  дымящимся рисом и  каждому мужчине -  а  нас  тут  собралось восемь
человек - подают тарелку и ложку. Это уже не зажиточность, это роскошь!
     Итак,  в  молчании начинается пиршество.  Мне  и  Пазио рис  приходится
особенно по  вкусу,  так  как у  нас его не  было ни  на  Марекуинье,  ни  у
Франсиско Гонзалеса.
     Однако после  обеда  настроение индейцев почему-то  начинает портиться.
Они шепчутся между собой по  углам и  бросают на  меня все более беспокойные
взгляды.  В  конце концов сам Зинио объясняет причину их  озабоченности.  Он
заявляет Пазио,  что у  меня вид землемера и  спрашивает:  не прибыл ли я  в
Росиньо, чтобы обследовать и замерить индейские территории?
     - Тебя мы знаем,  компадре Томаис!  - говорит Зинио. - Но этого сеньора
мы не знаем.
     - Замечание правильное!  - хвалит его Пазио. - Только пойми, Зинио, что
для замера земли нужны приборы, инструменты, а их, как ты видишь, у нас нет.
Впрочем, осторожность никогда не помешает!
     Сказав это, Пазио обращается ко мне по-польски:
     - Ядовитые щупальцы Ферейро дотянулись и сюда...  У вас, кажется, среди
бумаг имеется удостоверение бразильского посла в Варшаве?
     - Да, имеется.
     - Тогда давайте его мне.
     Вынимаю из бумажника документ, и Пазио вручает его Зинио со словами:
     - Знаю, что ты грамотный. Прочти этот документ!
     Зинио  озабоченно посматривает на  бумагу -  скорей всего он  не  умеет
читать.  Грозит  большая компрометация.  Но  капитон выходит из  затруднения
весьма ловким способом, достойным настоящего дипломата. Он говорит Пазио:
     - Иди сюда и садись возле меня! Будем читать документ вместе. Ты будешь
читать документ громко, а я про себя.
     Так и поступают.  Пазио читает громким, отчетливым голосом, проникнутый
важностью  момента.   Документ,  выданный  послом  и  полномочным  министром
Соединенных Штатов Бразилии в  Варшаве господином Пецанья,  свидетельствует,
что  я  являюсь натуралистом и  направляюсь в  штат  Парана  с  целью  сбора
образцов  фауны  для  польских  научных  учреждений.  Он  составлен в  очень
торжественных выражениях.  Когда Пазио доходит до того места,  где почтенный
министр просит все бразильские власти оказывать мне самую широкую помощь, он
еще больше повышает голос.
     Пазио читает как проповедник. От документа веет величием, и возбуждение
передается всем  собравшимся.  Даже женщины и  дети смолкают в  углу,  а  я,
слушая давно известные мне слова,  с удивлением открываю,  что являюсь столь
важной и так высоко котирующейся особой.
     Довольный  собою   и   произведенным  впечатлением,   Пазио   умолкает.
Воцаряется торжественное молчание. Пазио передает документ Зинио и говорит:
     - Как видишь,  министр обращается и к тебе за помощью для сеньора,  ибо
ты -  как признанный правительством капитон лагеря в Росиньо - являешься тут
бразильской властью.
     Индейцы передают друг другу документ и смотрят на него с уважением.  Но
вдруг что-то поражает их. Доносятся приглушенные изумленные восклицания. Все
впиваются взглядом в  одно место на документе,  а  именно -  в левый верхний
угол. Они сделали там какое-то открытие, и меня охватывает беспокойство.
     Еще в Польше,  когда я получал удостоверение,  мне стало ясно,  что это
документ,  отличный от тех,  какие часто выдают различные учреждения.  Штамп
посольства на  бланке  не  напечатан,  как  это  обычно  бывает,  а  красиво
оттиснут.  Поэтому издали его не видно и только после внимательного осмотра,
особенно когда  свет  падает на  бланк  сбоку,  можно заметить выдавленный в
левом верхнем углу герб Бразилии и надпись:

             "Э С Т А Д О С   У Н И Д О С   Д О   Б Р А З И Л Ь"*.
     ______________
     * Соединенные Штаты Бразилии (португ.).

     Зная,  что во время путешествия мне придется показывать документ разным
людям,  часто  не  опытным  в  чтении,  я  опасался,  что  отсутствие  четко
напечатанного штампа  посольства может  возбудить недоверие.  Вот  и  сейчас
индейцы открыли выдавленный герб,  и  он привел их в возбужденное состояние.
Зинио показывает Пазио герб на удостоверении и спрашивает:
     - Что это значит?
     - Это?  Не знаешь?!  Это знак бразильского министра,  по нему ты можешь
удостовериться, что документ выдан именно им.
     Короады еще  раз  осматривают документ,  а  выдавленный штамп  вызывает
восхищение,  чего я меньше всего ожидал.  Он так им нравится,  что последний
лед  ломается,  и  индейцы начинают относиться к  нам очень доброжелательно.
Зинио дружески хлопает меня по плечу и говорит:
     - Верим тебе! И вам будет хорошо у нас.


        "ЧУДЕСНЫ ПОЛЯ В РОСИНЬО!"

     Вскоре небо проясняется,  дождь перестает.  Даже солнышко выглянуло,  и
мы, наконец, можем выйти из дому.
     Росиньо состоит из  тридцати с  чем-то  семей  и  такого же  количества
хижин,  разбросанных вокруг ранчо  Зинио  на  расстоянии нескольких десятков
метров друг от  друга.  Хижины эти не  могут сравниться по размерам с  домом
капитона.  Построены они  тоже из  бамбука-такуары,  но  своим видом выгодно
отличаются от ранее встречавшихся нам индейских хижин. Поселок, окруженный с
трех сторон лесом, а с четвертой рекой Иваи, образует в вырубленных зарослях
подобие оазиса шириной и  длиной 1,  5  км.  На  этой  вырубке разыгрываются
изумительные события.  В жизни здешних индейцев произошли такие значительные
перемены,  что я  с возрастающим изумлением смотрю на Зинио,  на тольдо и на
возделанное поле.
     Капитон Зинио влюблен в  это  поле,  а  все  жители тольдо гордятся им.
Поэтому они прежде всего ведут нас показывать посевы.  Сразу же  за хижинами
начинаются пахотные земли,  преимущественно засаженные овощами  и  засеянные
кукурузой.  Они  мало  чем  отличаются от  полей  индейцев  на  Марекуинье и
паранских кабокле.  Это  небольшие полоски,  обработанные лучше или хуже,  в
зависимости от  способностей владельца  участка.  На  краю  тольдо  замечаем
загон,  а в нем несколько лошадей.  Значит,  и лошади есть!  Кое-где индейцы
лошадей не имеют.
     Но  подлинный сюрприз ожидает нас за хижинами -  между ними и  довольно
отдаленным краем леса.  Тут расстилается огромное поле площадью,  видимо,  в
семьдесят-восемьдесят гектаров,  на котором,  кроме кукурузы,  растут черная
фасоль,  рис,  маниоки, бататы, сахарный тростник и даже кофе. Таких богатых
участков с  таким разнообразием возделываемых культур мы  не  видели даже на
землях колонистов в  Кандидо де Абреу.  Они-то и составляют предмет гордости
Зинио и  всего тольдо.  Поле хорошо обработано:  видно,  что о нем заботятся
умелые  руки.  Только  там,  где  участки подходят к  самому лесу,  замечаем
сорняки.  Это месть джунглей за  то,  что люди вырвали у  них такой огромный
кусок земли.
     Короады являются лесным кочевым племенем,  существующим охотой,  сбором
лесных плодов и  лишь  случайной,  эпизодической обработкой земли.  То,  что
здесь возникло такое прекрасное поле -  настоящий образцовый фольварк в этой
лесной пустыне,  и  то,  что  люди  эти  проявили столько предприимчивости и
решились  на  такой  огромный  напряженный труд,  кажется  неправдоподобным.
Трудно поверить, что все это происходит здесь, в прииваинских лесах.
     - Наше тольдо,  -  рассказывает Зинио,  - благодаря этим полям получило
экономическую независимость. Нам теперь нет надобности идти в лес и, подобно
диким  индейцам,  питаться корешками.  Мы  не  умрем  теперь  с  голоду,  мы
оторвались от джунглей!
     - Кому принадлежит эта земля?
     - Всем нам вместе.
     - И вы сообща работаете на поле?
     - Сообща.
     - А урожай?
     - Делим поровну.
     Мы восхищены тем,  что видим.  Я говорю Зинио,  что он очень энергичный
человек и  что окрестные колонисты,  а тем более кабокле не имеют так хорошо
обработанных полей и  что обо всем этом я  буду писать по приезде в  Польшу.
Поскольку упоминание о Польше не производит на индейца должного впечатления,
Пазио повторяет:
     - Вся Польша и половина Европы узнает о тебе, компадре Зинио!
     - А... - совершенно равнодушно бросает капитон.
     - А  знаешь ты,  что такое Польша?  Польша имеет столько же  населения,
сколько и Бразилия, а леса ее еще богаче...
     Зинио,   насмешливо,   но   снисходительно  улыбаясь,   дает  нам  урок
реалистического мышления:
     - Знаю,  компадре Томаис,  что ты  немного преувеличиваешь.  Но  это не
беда.  Очень хорошо,  что  сеньор напишет обо  мне в  Польше.  Очень хорошо.
Однако лучше будет,  если он  напишет не  в  Польше,  а  в  Куритибе:  тогда
бразильские власти скорее вспомнят о нас и,  может быть, помогут нам. До сих
пор они еще ничего не сделали для короадов...
     После некоторого молчания Зинио добавляет:
     - Впрочем,  что  там Куритиба!  Далекие власти хвастаются циркулярами о
справедливости и  отеческой заботе о индейцах,  но по пути к нашим лесам эти
прекрасные законы теряются, как зерна кукурузы из дырявого мешка. Какова эта
справедливость,  мы  узнали на собственной шкуре пять лет назад...  Помнишь,
компадре Томаис?
     - Ты имеешь в виду авантюру в Питанге и позднейшую резню?  - спрашивает
Пазио.
     - А  как  же!  Тогда убивали даже наших малых детей,  и  это делалось с
согласия  представителей  властей  -   тех   самых  властей  с   прекрасными
циркулярами об отеческой заботе и опеке...
     Мы стоим вблизи поля созревшей кукурузы.  Высота ее стеблей такова, что
человек может достать початок лишь поднятой рукой.  С  той стороны доносится
скрип  колес.  На  дороге,  пересекающей  все  поле,  появляется  одноконная
повозка.  Она невелика и,  кажется,  уже видала виды,  но  ее все же доверху
нагрузили кукурузными початками.  Рядом  с  лошадью идет  возчик,  а  позади
несколько молодых индейцев.
     - Откуда вы раздобыли эту повозку? - удивляется Пазио.
     - Купили у твоего земляка в Апукаране.
     - Но  как вы  доставили ее  сюда?  Ведь из  Апукараны сюда ведут только
лесные тропинки... Наверно разобрали ее по частям и несли на плечах?
     - Нет.  Погрузили ее  на  две лодки и  везли по  Иваи.  А  на быстринах
выносили на берег...
     Сопровождающие повозку  индейцы уже  знают  о  прибытии в  тольдо  двух
белых:  видимо, их известили еще на поле. Они дружески протягивают нам руки.
Приближается вечер, все возвращаются с поля домой.
     Зинио на минутку останавливает повозку.  Берет первый с  краю початок и
протягивает его Пазио со словами:
     - Посмотри на него, компадре! Тяжелый, а?
     Действительно,  это  большой початок,  зерна в  нем  крупные и  полные.
Гордость Зинио  вполне  обоснована.  Мы  не  скупимся на  слова  изумления и
похвалы.
     Неподалеку стоит хижина на  сваях,  более капитальная,  чем все другие.
Она сложена целиком из бревен.  Из глубины ее до нас долетают веселые голоса
женщин.
     - Это  наш  общий амбар!  -  показывает Зинио на  хижину.  -  Пойдемте,
посмотрите его внутри.
     На  полу  амбара  возвышается большая куча  очищенного зерна  кукурузы.
Наступил месяц сбора урожая.  В амбаре работает несколько женщин.  Они лущат
зерна,  а  пустые  початки  выбрасывают во  двор.  Кончается  первая  партия
початков. Повозка подъезжает к амбару, и женщины проворно берутся за лущение
новой партии.
     - Когда мы соберем с поля всю кукурузу,  -  говорит Зинию,  - то в этом
амбаре останется очень мало свободного места.
     - И этого зерна вам хватит на весь год? - недоверчиво спрашивает Пазио.
     - Хватит, компадре, хватит!
     На  обратном пути  к  дому Зинио мы  минуем группу деревьев.  На  одном
невысоком дереве  сидит  красивой темно-голубой окраски птица  из  семейства
вороньих,  именуемая здесь гралья азуль.  Пазио вынимает из кобуры браунинг,
показывает его  Зинио и  хвастает,  как  в  первые часы  нашего пребывания в
тольдо:
     - Это  прекрасное европейское оружие.  Бьет отлично,  такого ты  еще не
видел.
     У Зинио блестят глаза.
     - А попадешь из него в гралья? - недоверчиво спрашивает он у Пазио.
     - Наверняка! - опять хвастается Пазио.
     - Так попробуй!
     Пазио не нужно повторять дважды.  Он начинает подкрадываться к  дереву.
Однако попасть из браунинга в  гралья азуль,  птицу размером не больше нашей
вороны,  не  такое -  легкое дело.  По  мере  того как  Пазио приближается к
дереву,  он теряет уверенность в  себе.  Я  замечаю,  что Пазио пренебрегает
мерами предосторожности и старается незаметно для нас спугнуть птицу.  Зинио
тоже видит это и многозначительно толкает меня в бок,  явно подсмеиваясь над
уловками моего товарища.
     Но,  как на зло, гралья улетать не хочет. Глупая птица спокойно взирает
сверху на  подкрадывающегося к  ней человека.  Наконец Пазио останавливается
под деревом,  поднимает руку и начинает целиться в птицу.  Долго целится, но
потом опускает руку,  прячет браунинг в  кобуру и  кричит нам,  что не хочет
стрелять.
     - Почему? - спрашивает индеец.
     - По  разным причинам!  -  отвечает Пазио.  -  Во-первых,  жалко  пули,
во-вторых,  гралья не стоит хлопот, в-третьих, она оказала мне слишком много
доверия...
     - А в-четвертых? - поддразнивает его Зинио.
     - А  до четвертой причины додумайтесь сами!  -  говорит Пазио в  порыве
откровения и весело глядит нам в глаза.
     - Боялся промазать?
     - Не иначе, компадре...
     Развеселившись,  мы  шутливо  подсмеиваемся  друг  над  другом.  И  мне
кажется, что нам действительно будет хорошо в тольдо Росиньо.


        "ДИПЛОМАТИЯ ТОМАША ПАЗИО"

     Вблизи усадьбы Зинио,  между его  домом и  высоким берегом реки,  стоит
опрятная хижина, в которой живет какая-то индианка. Зинио отсылает женщину в
другую хижину, а эту предоставляет под жилье нам.
     Пазио  немедленно разводит огонь.  Наконец-то!  Наконец  я  могу  снять
брюки, не вызывая возмущения индейцев, и как следует согреться. Мокрое белье
и  брюки  вешаю  над  огнем  -  пусть сушатся.  Затем приготовляю из  спирта
"лекарство",  в которое Пазио добавляет свежие красные,  как вишня,  стручки
перца.  После  принятия половины кружки  этой  адской  микстуры мой  желудок
совершает безумное  сальто-мортале,  причем,  как  уверяет  Пазио,  здоровье
возвращается к  нам.  Да,  мы  выздоравливаем,  но  одновременно "лекарство"
здорово ударяет нам и в голову.
     В хижину входит Зинио и садится у очага.  Он тоже принимает "лекарство"
- с тем же, что и у нас, результатом.
     Зинио посматривает на развешанное белье и  спрашивает,  есть ли у  меня
другая, запасная, пара.
     - Нету.