о Пазио "подковыривает" капитона насмешками и подрывает
его авторитет.
     Чтобы увенчать свою  победу,  Пазио в  присутствии всех индейцев делает
то,  что  несколько  дней  назад  так  восхитило его  самого:  он  разбирает
браунинг.  Передвигает кнопку и  затем одним движением вынимает все  детали,
словно из коробки.  Ошеломленные индейцы стоят вокруг и молча смотрят на это
чудо.
     И  тут  один  из  них  слегка шалеет.  Это  Бастион.  После капитона он
считается  наиболее  значительным жителем  тольдо.  Короады  преимущественно
носят маленькие,  как бы  общипанные усики.  По  какому-то капризу природы у
Бастиона огромные пышные усы.  Когда я впервые увидел его, то решил, что это
чистейшей воды  польский осадник,  однако Пазио уверил меня,  что  Бастион -
самый настоящий индеец.
     И  вот  Бастион поддался чарам.  Он  перестал владеть собой.  Глаза его
лихорадочно блестят,  подбородок дрожит,  с  губ срывается глухой шепот.  Не
отрывая глаз от браунинга, он говорит:
     - Я куплю его!
     - Сколько у тебя денег? - сухо спрашивает Пазио.
     - Нет ничего...
     Пазио благоговейно собирает пистолет и, вручая его Бастиону, говорит:
     - Ладно! Раз у тебя нет денег, совершим меновую сделку. Пусть я потеряю
на этом! Слушай внимательно, что я говорю тебе: дашь мне быка.
     - Ладно!  -  с  облегчением отвечает Бастион,  глядя на  браунинг,  как
зачарованный.
     - И свинью...
     - Ладно.
     Неожиданный успех поощряет Пазио, и он перечисляет дальше:
     - И еще одну свинью!
     - Хорошо, хорошо...
     Видя  такую  расточительность  Бастиона,  Пазио  задумывается:  что  бы
потребовать еще? Он осматривается вокруг и случайно замечает меня. Оторопев,
потому что  я  бросаю на  него возмущенный взгляд,  Пазио быстро заканчивает
торг:
     - Ну, ладно! Больше ничего... Бык и две свиньи.
     - Как видишь,  - говорит он Бастиону, - я отдаю тебе отличнейшее оружие
за бесценок. Поэтому ты должен оказать мне какую-нибудь услугу...
     Волна   нового   беспокойства  охватывает  честного   индейца,   и   он
выжидательно смотрит на Пазио.
     - Что еще, компадре? - с трудом выдавливает Бастион.
     - Я ко всем вам в Росиньо питаю большое доверие,  - продолжает Пазио, -
поэтому я на несколько недель оставляю у вас своих животных...
     - Ладно,  ладно...  - с явным облегчением в голосе соглашается Бастион,
обрадованный тем, что белый кум уже не выдвигает новых требований.
     - Ставлю только одно условие:  вы должны хорошо их подкормить, особенно
свиней.  Когда я вернусь сюда,  чтобы забрать свою скотину,  она должна быть
жирной.
     - Постараемся, Томаис!
     Я  мысленно подсчитываю,  сколько Пазио  зарабатывает на  этой  сделке.
Пройдоха получает сказочную прибыль.  Индейцы в  общем не  так уж безнадежно
наивны и  их  не  легко провести.  Откуда же  эта необычайная уступчивость в
отношении к Пазио?  Попросту Бастион любит веселого ловкача и знает,  что по
существу он  хороший друг,  а,  кроме того,  индеец не  может устоять против
соблазна приобрести прекрасное оружие.
     Когда мы возвращаемся в хижину, я обращаюсь к Пазио:
     - Не предполагал, Томаш, что вы уподобитесь Априсито Ферейро!
     - Как так? - удивленно смотрит он.
     - А вот как:  Ферейро является "опекуном" индейцев и обкрадывает их как
только может,  а  вы,  Томаш,  считаете себя их другом.  Сегодня вы показали
пример этой дружбы, используя наивность Бастиона. Я уже не говорю о том, что
оружие,  которым мы  обменялись,  должно  было  стать  свидетельством нашего
побратимства...
     Пазио некоторое время молчит,  подавленный моим обвинением,  затем, как
будто что-то вспомнив, бросает на меня веселый взгляд и отвечает:
     - Вы   немножко   правы.   Торговля  белых   с   индейцами  традиционно
недобросовестна.  Трудно освободиться от давних и распространенных привычек.
Но будьте спокойны -  я не обижу Бастиона... А что касается оружия, то вы не
правы,  -  смеется он.  - Где обычно носят дружбу? В заднем кармане брюк, за
поясом или же здесь - в сердце? Я нашу дружбу ношу в сердце и не изменю ей.
     - Ладно! Но оружие должно было быть символом нашей дружбы.
     - С этого часа символом нашей дружбы будет бык! - напыщенно отвечает он
и хохочет.
     Потом,  словно он  ни  в  чем не виноват,  Пазио добавляет с  упреком и
сожалением:
     - Ну,  почему этот бык так нахально лез к нам?  Какого черта он пожирал
наши бататы?


        "РЕЗЕРВАЦИЯ КОРОАДОВ"

     Всходит солнце,  диск его поднимается над верхушками деревьев и золотит
все  тольдо.  Мы  наблюдаем на  небе  красочный перелет  многочисленных стай
попугаев над Росиньо. Все они тянутся в одном направлении - на восток, прямо
к солнцу, к богатым и только им известным местам кормежки в лесах. Летят они
преимущественно парами,  рядом друг  с  другом,  а  пары  образуют стайки по
восьми-десяти птиц.  В  небе появляются все новые и  новые отряды.  В  лучах
солнца блестит их яркое оперение -  желтое,  зеленое,  голубое и красное.  В
течение  получаса только  одни  попугаи властвуют над  Росиньо.  Их  резкие,
звонкие  крики  заглушают все  остальные звуки.  Это  крик  лесной  радости,
приветствующий день и солнце.
     Пазио пытается перекричать попугаев.  Удобно лежа около очага,  мы пьем
чудесный шимарон,  курим индейские сигарки,  крепкие и  злые,  как тигр,  но
необычайно ароматные,  и  смотрим на  птичьи состязания.  Попугаев пролетает
несколько сотен.
     Только после их пролета я  начинаю внимательно прислушиваться к  словам
Пазио,  рассказывающего мне  историю племени короадо.  Он  не  знает  точно,
сколько их  всего,  во  всяком  случае  немного.  В  малоисследованных лесах
западной части штатов Парана и Сан Паулу кочует не больше тысячи семей диких
короадов,  которые,  вероятно, еще не видели белых людей. Если же говорить о
полуцивилизованных короадах,  живущих в полосе между местностью,  населенной
белыми  и  первобытным  лесом,  так  называемых  пансионированных,  то  есть
облагодетельствованных,  то эти бедняги быстро вымирают. Десять лет назад их
было  в  два  раза  больше,  чем  теперь.  Тольдо Росиньо представляет собой
похвальное исключение,  но другие поселения похожи на то,  в котором мы были
на Марекуинье, а есть еще и похуже.
     Некогда короады болели сравнительно редко,  но,  столкнувшись с  белыми
людьми, они утратили свою физическую крепость. Их косят теперь эпидемические
болезни,  которых они  не  знали раньше.  Наиболее распространены инфлюэнца,
коклюш,  корь и  малярия,  появляющаяся вместе с тифом.  Особенно губительно
сказывался на  здоровье  индейцев неочищенный спирт,  который  они  пили  до
потери сознания. Теперь продавать им алкоголь запрещено, но кто в этих лесах
обращает внимание на инструкции!
     Для  защиты  индейцев в  Паране создан ряд  резерваций,  называемых тут
"Постос  дос  Индиос",  организованных по  образцу  индейских  резерваций  в
Соединенных Штатах Северной Америки.  К  ним же  относится и  резервация,  в
которой мы находимся сейчас на реке Иваи, между Марекуиньей и Сальто Уба. По
соседству есть еще резервация Фачиналь,  расположенная между колониями белых
поселенцев Апукарана и  Кандидо де  Абреу,  индейцы которой по  этой причине
наиболее подвержены опасности уничтожения.  На  севере имеются резервации на
Рио Каскадо и  на Сан Иеронимо,  притоке реки Тибаги,  где для короадов были
построены дома с  деревянными полами.  Однако индейцы не  стали жить в  этих
домах  и  вскоре  сожгли  их.  Дальше  тянутся  индейские территории на  Рио
Марекуас,  на  Пикуире,  на Ксагу,  а  также в  окрестностях города Пальмас,
вблизи реки Икуасси.
     С  некоторого  времени  бразильское  правительство поставило  во  главе
резерваций так  называемых "директоров индейцев" -  белых  правительственных
чиновников,  задача которых -  заботиться о благополучии короадов и защищать
их  от  эксплуатации белых  соседей.  Пазио негативно оценивает деятельность
этих "директоров".  Они  прибывают из  Куритибы с  той  лишь целью,  чтобы в
течение  нескольких  лет   сколотить  себе   состояние  за   счет  индейцев,
вынужденных бесплатно работать на  них,  например выращивать для  них  сотни
свиней.  Значительные  партии  медикаментов,  предназначенных для  индейцев,
директора продают тайком на сторону, набивая собственные карманы.
     Не  подлежит сомнению,  что  директора эти эксплуатируют и  обкрадывают
индейцев, но все же меньше и осторожнее, чем их белые соседи.
     Несколько лет назад короады вообще не знали такой болезни, как корь. Но
один ловкий делец познакомил их с  ней.  В  то время в  Куритибе в  каком-то
армейском полку  вспыхнула тяжелая  эпидемия  кори.  Эпидемию осилили,  полк
изолировали,  а все снаряжение сожгли,  за исключением нескольких сот одеял,
которые этот  делец,  пользовавшийся высокой протекцией,  отвез  короадам на
Иваи.  Результат сказался быстро. С того времени короадов губит корь, дающая
среди них преимущественно смертельный исход.
     Впрочем,  истребление индейцев при  помощи  коварной бактериологической
войны отнюдь не является идеей, родившейся в Южной Америке, - она восходит к
далекому  прошлому:   в   XVIII  в.   в   Северной  Америке  англичане  вели
истребительные войны  против  североамериканских индейцев.  В  1764  г.  сэр
Эмхерст,  главнокомандующий английскими войсками в Северной Америке, поручил
своему  подчиненному,  англичанину  генералу  Боугэту,  подбросить  индейцам
одеяла,  зараженные микробами кори. Следовательно, идея истребления "цветной
расы"   при   помощи  бактерий  по   праву   принадлежит  этому  знаменитому
англичанину.
     Правдива ли история о зараженных одеялах, привезенных на Иваи, Пазио не
знает.  Во  всяком  случае  сам  факт  существования упорных слухов об  этом
характеризует отношения белых к индейцам.  Короады на Иваи являются помехой.
И "помеху" устраняют различными способами в зависимости от обстоятельств.
     Я  спрашиваю Пазио,  на чем основаны любовь и  исключительное доверие к
нему короадов.
     - А,  это очень забавная история!  -  весело отвечает он.  -  Когда-то,
несколько лет назад, я продал короадам кобылу. Она была жеребой, о чем ни я,
ни  кто  другой  не  знал.  Спустя некоторое время  кобыла принесла индейцам
второго коня.  То  была  прекрасная кобыла:  она  часто  имела потомство,  и
индейцы были очень довольны.  С  того времени они  верят,  что я  приношу им
счастье и что на меня можно полагаться во всем.
     - Но  вы  не  злоупотребили их  доверием  так,  как  это  делают  здесь
некоторые белые?
     Пазио делает рукой пренебрежительный жест:
     - Э, только чуть-чуть! Не стоит об этом и говорить.


        "БАСТИОН СТРЕЛЯЕТ ИЗ ЛУКА"

     Я нахожу себе нового друга:  это усатый Бастион.  Порядочный,  хороший,
скромный и  разносторонне одаренный человек.  Он изготовляет для меня лук со
стрелами - настоящий уникум точности. Лук сделан из дерева дорэ, тетива - из
лианы камуфры.  Стрела состоит из  двух  частей:  задняя -  из  полой внутри
такуары,  передняя же  часть -  из  тяжелого дерева маипрэ.  Перья из  птицы
пеньби, прикрепленные к стрелам наискосок, обеспечивают их вращение во время
полета.
     Есть два  вида стрел:  одни предназначаются для  охоты исключительно на
птиц  и  имеют на  конце шарик из  твердого дерева пиниоро.  Стрела с  таким
шариком не пробивает птицу,  а  лишь оглушает ее ударом,  после чего птица и
стрела порознь падают на землю. Другие стрелы имеют заостренный наконечник и
ряд зазубрин.  Они используются для охоты на млекопитающих, а также на рыбу.
Такая стрела остается в теле убитого животного.
     Я  пробую  натянуть  лук,   но,   как  ни  стараюсь,  натягиваю  только
наполовину. Пазио оттягивает тетиву немного больше. Зато Бастион без особого
усилия натягивает лук до предела,  как будто это детская игрушка. Я искренне
удивлен, ибо даже не подозревал, что в нем столько силы.
     - Наверное ты пробил бы из лука человека? - спрашиваю его.
     - Берусь пробить навылет даже быка, если позволит компадре Томаис...
     Но  кум  Томаш  не  позволяет.  Поэтому  Бастион  обращается ко  мне  и
предупреждает:
     - Зорче следи за стрелой!
     Он поднимает лук и  пускает стрелу отвесно вверх.  Слабое,  еле слышное
шипение в воздухе.  Стрела взлетает высоко, очень высоко. Она становится все
меньше и  меньше,  пока почти не  исчезает у  нас из виду.  Нельзя заметить,
когда  она  достигла наивысшей точки подъема.  Через несколько секунд стрела
начинает падать и  быстро увеличивается на глазах.  Она падает прямо на нас.
Бастион хватает меня за плечо и  резко отталкивает в  сторону.  В том месте,
где я только что стоял, стрела с шумом вонзается в землю.
     Все  громко выражают свое восхищение.  Затем Пазио разъясняет мне,  что
короады славятся умением оригинальной стрельбы из  лука,  когда  стреляют не
прямо в цель,  а вверх. Стрела описывает в воздухе дугу и уже сверху бьет по
дичи.
     В  ближайший же солнечный день Бастион,  я  и подросток-индеец забираем
лук и  стрелы и  плывем на лодке вверх по Иваи.  В  километре выше тольдо мы
укрываемся на верхушке скалы,  на несколько метров выступающей из реки.  Под
нами широкая отмель.
     Ждать  нам  приходится недолго.  У  самой  поверхности воды  проплывает
несколько крупных рыб. Бастион выпускает стрелу, врезающуюся в воду с резким
булькающим звуком.  Вода  в  этом  месте  бурлит,  как  в  котле.  Подросток
несколькими  быстрыми  ударами  весла   выталкивает  лодку   из   укрытия  и
выхватывает из воды рыбу,  в которой торчит стрела. Это вкусная рыба дорадо,
весящая не менее пяти фунтов.
     Дальнейшее пребывание в  засаде не  дает результата,  так  как Бастиона
одолевает  упорный  кашель.  Уже  несколько  недель  у  него  болят  легкие.
Возвращаемся в тольдо.


        "НОВОЕ И СТАРОЕ"

     Вечером Зинио сидит в нашей хижине и рассказывает о жизни короадов.
     Кукуруза на Иваи созревает в период с января по апрель, и короады в это
время  питаются  почти  исключительно ею.  Это  период  излишеств  и  полных
желудков.  Кукурузу пекут или  варят из  нее кашицу.  В  мае созревают орехи
пиниоро,  и короады покидают свои тольдо,  отправляясь за ними в леса. Орехи
этого дерева очень питательны и вкусны, и короады употребляют их так же, как
и  кукурузу:  пекут,  варят или растирают в муку для кашицы.  Орехов пиниоро
хватает на три-четыре месяца - до августа.
     В  это  время ночи  становятся теплее,  днем сильнее припекает солнце и
рыба из глубинных мест направляется к истокам.  За ней следом идут короады и
ловят ее или бьют стрелами. Сетей короады не знают. Ловят они рыбу на крючок
или  в  мелких реках  загоняют ее  в  сложенные из  камней маленькие затоны,
именуемые "парисами". Иногда рыба подводит. Тогда индейцы охотятся на дичь с
ружьем или луком, либо ловят ее силками, сделанными из лиан.
     Но часто подводит и  охота.  И  тогда короады питаются лесными плодами,
чаще всего вкусной гуайябадой.  А если и плодов мало, что тоже случается, то
тут  уже  трудно:  приходится  голодать.  Иногда  голодовка  продолжается  с
сентября до  января,  то есть до того времени,  когда поспевает кукуруза.  В
голодный период  в  индейских тольдо  царит  подавленное настроение,  слабые
болеют, а дети зачастую умирают.
     Тихим бесстрастным голосом Зинио развертывает перед нами  картину жизни
индейцев в  диких лесах.  Он  признается,  что с  самой юности не любит этой
жизни,  в которой индеец -  раб лесов, а леса злы и мрачны, далеко не всегда
кормят человека и  держат его  в  темноте.  Раньше было  лучше:  были только
индейцы и леса.  Теперь плохо: пришли еще и белые люди. Белые не любят лес и
индейцев.
     Зинио бывал в разных местах и рано понял,  почему гибнут индейцы. Гибли
они  потому,  что  мало  сеяли  кукурузы и  слишком верили  в  предрассудки,
которыми их питали джунгли.  Зинио научил своих людей сеять больше кукурузы,
но предрассудки и суеверия еще не выкорчевал.  Зинио хочет жить в согласии с
белыми людьми и  просил у  властей,  чтобы они  открыли в  Росиньо школу,  в
которой старые и молодые индейцы почерпнули бы знания белых. К сожалению, на
его  просьбы власти до  сих  пор  отделываются молчанием.  По  мнению Зинио,
короады, сохраняя индейские обычаи, должны овладеть образом мышления белых и
искоренить темноту и суеверие.
     - Искореним суеверия! - громко и твердо заявляет Зинио.
     Лицо его каменеет, отблески очага подчеркивают морщины и красивые черты
лица.
     После некоторого молчания отзывается Пазио.
     - Не все короады думают так, как ты!
     - Поэтому они погибнут! Капитон Моноис и Тибурцио бедны потому, что они
дикие:  не хотят перемениться. У них нет глаз, нет ушей, нет ума. Они должны
погибнуть! Белые истребят их.
     Извечная  картина  -  два  различных полюса  человеческой мысли:  здесь
человек прогресса,  а там люди,  смотрящие в прошлое и цепляющиеся за старые
привычки. Кто победит, покажет уже ближайшее десятилетие, - история индейцев
на  Иваи  развертывается в  быстром темпе.  Во  всяком  случае  часть  своей
программы Зинио выполнил:  расширил пахотные земли в  Росиньо и сделал жизнь
своих соплеменников в определенной степени независимой от капризов природы.
     Поздний вечер.  Зинио встает и выходит во двор. Мы идем за ним. Темнота
насыщена музыкой леса -  кваканьем лягушек, пением птиц и стрекотом мириадов
разнообразнейших насекомых.  Светляки уже перестали летать:  поздно. И вдруг
среди какофонии звуков мы различаем далекий таинственный шум.
     - Что это такое? - спрашивает Пазио.
     - Это водопад на Марекуинье! - живо отвечает Зинио.
     - Так далеко слышно?
     - Это  не  так  далеко.  Иваи делает тут большой изгиб...  Завтра будет
хорошая погода...
     - Откуда ты знаешь?
     - С  незапамятных времен существует у  нас такая примета.  Если вечером
слышно Марекуинью,  то  на  следующий день  наверняка будет погода.  Если же
Марекуинья молчит,  а с другой стороны слышен водопад на реке Барболетта, то
на утро будет дождь...
     - Вот видишь,  капитон Зинио,  вы все же нуждаетесь в помощи природы! -
смеется Пазио.
     - До  поры до  времени.  Один белый инженер говорил мне,  что во многих
странах водопады перекрывают и  черпают из  них богатства.  Мы  когда-нибудь
тоже самое сделаем с Марекуиньей и Барболеттой!
     - Но тогда вы не будете знать, когда следует ждать дождя...
     - Э,  компадре Томаис,  а трубки,  предвещающие погоду или дождь, - те,
которые выдумали белые?
     - Какие еще трубки?
     - Не знаешь?  Барометры!  -  и Зинио тихо посмеивается над нами,  снова
поражая меня своими познаниями.
     Прислушиваясь к  далекому шуму,  мы  стоим недалеко от  нашей хижины на
высоком берегу Иваи.  В темноте реки не видно,  но время от времени слышится
приглушенный плеск воды.
     Неожиданно  наше  внимание  привлекает странное  явление.  Из  леса  на
противоположной стороне реки,  отстоящего от  нас примерно на двести метров,
выкатывается огненный шар.  Впечатление такое,  как будто кто-то размахивает
горящим факелом.  Но  никого там  нет.  Огненный шар около метра в  диаметре
плывет по воздуху,  голубоватым светом озаряй деревья. Потом падает на воду,
отскакивает от ее поверхности, снова падает и медленно скользит вдоль реки.
     - Бойтата!  -  встревоженно шепчет Зинио, хватает меня за плечо и резко
толкает внутрь хижины.
     - Что это? - опешив спрашиваю своих собеседников.
     Но они не обращают на меня внимания.  Пазио поспешно гасит очаг.  Зинио
закрывает вход в  хижину.  В отблесках пламени я замечаю,  как исказилось от
страха его лицо. Становится темно. Слышу дрожащий голос капитона:
     - Бойтата пришла, бойтата пришла!..
     - А что в этом страшного? - спрашиваю Пазио.
     Хотя Пазио и  не  так  взволнован,  как Зинио,  однако и  он  проявляет
беспокойство. Шепотом объясняет мне:
     - Бойтата это злой дух.  Показывается редко,  но всегд