- Жаль! - говорит он. - Я велел бы выстирать эту пару, она грязная.
     Барбаридаде!  Это  уже  высшее проявление цивилизации.  Мне  становится
стыдно,  потому что белье действительно грязное. По примеру моих товарищей я
уже неделю не снимал его с себя, исходя из того, что джунгли - это не салон.
Зинио настаивает на  своем и  повторяет,  что  как капитон лагеря он  обязан
приказать выстирать мое белье.
     "Лекарство" действует  хорошо,  на  душе  у  нас  становится легко.  Мы
беседуем,  как трое старых друзей,  и строим прекрасные планы. Пазио еще раз
излагает  цель  нашего  прибытия,  а  Зинио  развертывает подробную  картину
действий. Мы узнаем, что Жолико со всей семьей будет плести корзинки, Тонико
и  его  женщины возьмутся за  изготовление шляп,  а  Бастион -  за  стрелы и
статуэтки.  Зинио уже предугадывает,  кто первым охладеет к работе и как его
надо будет подстегнуть.
     Пазио далее говорит Зинио,  что я странный человек.  Приехал к индейцам
не только за корзинками и стрелами,  но жажду также познать всю их жизнь, их
верования,  обычаи и важнейшие события из истории племени. Он добавляет, что
меня заинтересовало это большое, отлично возделанное поле.
     Последнее сообщение вновь возбуждает подозрение индейца. Зинио, который
еще  минуту назад дружески улыбался нам,  сразу трезвеет и  замирает.  Потом
твердым громким голосом обращается к Пазио:
     - Скажи, компадре Томаис, не вынашивает ли сеньор, с которым ты прибыл,
какого-нибудь тайного замысла во вред нам? Скажи честно!
     Пазио отвечает:
     - Если бы я не знал,  что сижу рядом с капитоном Зинио,  то подумал бы,
что разговариваю с неразумным мальчишкой... Извини меня!
     - Так зачем же он, собственно, пришел к нам?
     - За тем,  чтобы увидеть ваши корзинки, шляпы, стрелы и познакомиться с
вашими обычаями, как ваш друг. Повторяю: как ваш друг!
     Пазио говорит это так убедительно,  что Зинио успокаивается.  Затем мой
товарищ вынимает из кобуры браунинг и говорит:
     - Сеньор  приехал из  очень  далекой Европы и  познакомился со  многими
странами.  Ваши места, хотя они и красивы, совершенно не привлекают его. Это
просто хороший человек,  и  он  хочет лишь дружить с  вами.  Со  мной он уже
подружился и  в  доказательство привез  мне  из  Европы вот  это  прекрасное
оружие, продав мне его за бесценок...
     - За сколько? - с любопытством спрашивает Зинио.
     - За сто двадцать мильрейсов!  -  врет Пазио как по писаному,  и у меня
просто перехватывает дыхание, когда я слышу это наглое вранье.
     - Ну,  хорошо,  хорошо!  - отвечает смягчившийся капитон, и все снова в
порядке.
     Я  вижу,  что почтенный браунинг приобретает в  этой глухомани значение
какого-то  сильного аргумента.  И  думаю:  почему Пазио все время тычет им в
глаза индейцам?
     После беседы мы выходим из хижины.  Пазио и Зинио идут в тольдо, а я на
реку искупаться.


        "СНОВА МИНУТЫ ТРЕВОГИ"

     Через полчаса мы встречаемся с Пазио.  По его лицу вижу -  опять что-то
случилось.
     - Черт  возьми!  Мне  снова  пришлось защищать вас,  -  сообщает он.  -
Возникли новые сомнения.
     - Опять Зинио?
     - Нет,  на этот раз Жолико.  Но я  успокоил их и  сказал,  что вы очень
пригодитесь им, как знахарь.
     - Ой-ой-ой!
     - Поэтому идемте скорее в дом Зинио.
     - Зачем?
     - У  Зинио есть грудной ребенок с  каким-то отвратительным заболеванием
глаз. Вы должны его вылечить!
     У меня волосы встают дыбом. Возмущенно заявляю Пазио:
     - Это невозможно,  вы с ума сошли!  Я не умею лечить глаза! Это трудное
дело!..  Особенно  у  детей!  Что  я  могу  сделать  со  своими  иодинами  и
хининами?.. Будьте здоровы! Я иду спать!..
     - Нельзя! Они ждут.
     Скандал.  Я ругаю Пазио. Потом появляется Зинио. Я умолкаю, и мы вместе
идем к маленькому пациенту.
     Болезнь действительно отвратительна.  Глаза младенца так воспалены, что
зрачки и веки исчезли под слоем засохшего гноя. Я не знаком с такой болезнью
и  не знаю,  как подступиться к  ней.  А тем временем мать смотрит на меня с
тревогой и надеждой.  Она одета в красиво расшитую блузку,  имеющую на груди
два длинных разреза для облегчения кормления ребенка.
     Осмотрев  маленького  больного,   мы  возвращаемся  в  нашу  хижину.  В
присутствии нескольких индейцев я достаю свою аптечку и озабоченным взглядом
окидываю  ее  нищенские запасы.  Из  имеющихся лекарств  выбираю  нашатырный
спирт.   Вливаю  несколько  капель  в  полулитровую  бутылку.  К  сожалению,
разведенный аммиак  утратил  свой  запах,  поэтому для  большего впечатления
добавляю в бутылку немного валерьянки. Приготовив это "лекарство", я подношу
его под нос индейцам, которые подтверждают, что чувствуют хороший запах.
     Чтобы  нашатырный спирт не  повредил младенцу,  велю  Зинио еще  больше
разбавить его  и  три  раза  в  день промывать этим раствором глаза ребенку.
Первую процедуру я выполняю сам,  показывая на примере, что надо делать. При
обтирании глаз смоченной ваткой гной сходит довольно легко,  обнажая чистые,
хотя и сильно покрасневшие веки. Это хороший признак, и мы все довольны.
     Тем временем наступает вечер.  На ужин Зинио присылает нам в  дар кусок
сала,  несколько бататов и десятка полтора яиц.  Какой-то подросток приносит
огромную связку бананов,  в  которой более сотни плодов.  Покупаю ее за один
мильрейс.
     Мы  плотно  поужинали  и  теперь  блаженствуем,  слушая  птиц,  которые
слетелись к краю леса на противоположном берегу реки.
     - Как изменилось наше положение!  -  обращаюсь я  к Пазио.  -  Подумать
только, что всего две недели назад короады на Марекуинье хотели нас выкурить
голодом...
     - Я сразу говорил, что тут нам будет лучше.
     - Одна беда: с этим больным ребенком капитона.
     - Э, пустяки!
     - А вдруг он случайно умрет сегодня ночью? На нас падет вся вина...
     - В  случае чего можем бежать.  Живем у самой реки...  Впрочем,  почему
ребенок должен сразу  умереть?  Смертность среди индейских детей велика,  но
умирают они главным образом от тифа, инфлюэнцы и кори...
     Когда  становится  совсем  темно,  мы  ложимся  спать.  Сразу  засыпаем
мертвецким  сном,  измученные  проделанным  за  день  маршем.  Вскоре  после
полуночи я просыпаюсь от того,  что кто-то сильно дергает меня за ногу.  Это
Пазио.
     Он высовывает голову из хижины и шепчет!
     - Послушайте!
     Из  дома Зинио,  находящегося от  нас  на  расстоянии менее ста  шагов,
доносится болезненный крик ребенка.
     - Что с ним? - сонно спрашиваю я.
     - Бог его знает. Ну, что будем делать?
     Я так хочу спать,  что не талька пошевелиться, но даже думать не могу о
какой-либо опасности.  Пазио раздувает огонь,  а затем с неожиданным рвением
принимается поспешно есть  бананы,  которых осталось не  меньше  шестидесяти
штук.
     - Ко всем чертям!  -  сердито ворчит он.  -  Не оставлять же им бананы,
если придется удирать!
     - Мне хочется спать... - бормочу я и ложусь на постель.
     Засыпая, слышу плач ребенка и возню Пазио, который баррикадирует вход.
     Ночь  проходит спокойно,  пробуждаемся после восхода солнца.  Во  время
завтрака приходит Зинио и  начинает обычный разговор.  Он  спокоен и  вполне
доброжелателен к  нам.  Говорит о разных обыденных вещах,  из чего мы делаем
вывод, что ничего угрожающего в эту ночь не произошло. Наконец, Пазио задает
ему прямой вопрос о здоровье ребенка.
     - О,  ребенок уже почти здоров!  -  спохватывается капитон. - Лекарство
подействовало хорошо. Благодарю нас.
     Пазио  вытаскивает браунинг и,  сидя  у  выхода,  стреляет в  ближайшее
дерево,  чтобы излить свою радость.  На этот раз он отличается и  попадает в
намеченную цель:  не слишком толстую ветку.  Ветка отлетает,  как срезанная.
Зинио удивлен, а Пазио повторяет свою излюбленную фразу:
     - Это прекрасное европейское оружие!
     Пазио был бы  совсем счастлив,  если бы  ночью не съел столько бананов.
Целый день они мучают его, не помогает даже касторка.


        "КОЛЛЕКТИВИЗМ ИНДЕЙЦЕВ"

     Загадка   большого  возделанного  поля   между   тольдо   и   лесом   и
благосостояния жителей Росиньо не  дает  мне  покоя.  Ранним утром,  попивая
горячий шимарон, я спрашиваю Зинио, показывая на поле:
     - Как вы создали это? Откуда взялась эта смелая мысль?
     Сразу на наш вопрос Зинио ответить не может, и я узнаю эту историю лишь
после нескольких бесед у костра.
     Началось все  несколько лет назад и  прошло два больших этапа развития.
Активной  силой   был   сначала  один   Зинио,   строивший  различные  планы
преобразований,  позднее ему  стал помогать совет старшин тольдо.  Зинио еще
смолоду часто  покидал лагерь,  посещал поселки белых колонистов,  добирался
даже до  городов,  всюду зорко присматривался и  учился всему.  Он  пришел к
убеждению,  что  короады  должны  бросить  кочевать.  Кочующее племя  всегда
недоедает,  для  дальнейшего его существования нужны большие леса,  а  их  у
короадов постепенно отбирают белые колонисты.
     И Зинио понял,  что только в сельском хозяйстве спасение его сородичей.
Он  начал им  разъяснять это.  Сперва они хотели его изгнать,  отравляли ему
жизнь,  но в  конце концов он их убедил.  Начали они в  Росиньо обрабатывать
землю каждый по-своему,  и выходило это у них плохо. Тогда Зинио собрал всех
молодых индейцев и  послал  их  к  белым  колонистам -  работать батраками и
научиться методам  ведения сельского хозяйства.  Молодые индейцы научились и
вернулись в тольдо.
     Возделывание земли пошло в Росиньо уже лучше,  но все еще не давало тех
результатов, которых ожидали индейцы. В душе короада все еще сидел кочевник,
который охотно удирал в  лес,  оставляя поле на  милость судьбы и  сорняков.
Короадам  нужна  была  новая,  более  совершенная  форма  ведения  сельского
хозяйства, которая бы полностью обеспечивала им существование.
     Такой  формой  оказалась  коллективная работа  на  общем  поле.  Откуда
взялась эта мысль,  Зинио не помнит.  Во всяком случае не от соседей,  белых
колонистов,  которые признают только индивидуальное,  частнособственническое
хозяйство.  И  Зинио не один придумал это,  а вместе с другими.  Уже давно в
Росиньо  вошли  в  обычай  совещания,  на  которых  обсуждалась жизнь  всего
коллектива,  и  потому новая мысль пустила ростки,  развилась и созрела.  "В
каждом человеке,  -  утверждает Зинио, - есть скрытая тоска по содружеству и
по  общему  труду,  а  для  индейцев  это  является непреодолимой и  глубоко
врожденной потребностью".
     Вскоре все в Росиньо приступили к проведению этой идеи в жизнь.  Сообща
начали  корчевать  леса,   засевали  кукурузой  новые  участки,  коллективно
собирали  урожай.   И  хотя  даже  теперь  делается  немало  ошибок,   часто
проявляются лень и беспечность,  все же в Росиньо можно наблюдать невиданное
среди короадов благосостояние.  Но  это  еще не  все:  положительное влияние
коллективности сказалось также и в моральном отношении.
     Жители  Росиньо  почувствовали себя  более  уверенно.  Исчезла  прежняя
боязнь  ненадежного  будущего.  Кочевникам  и  охотникам  огромный  лес  был
необходим как  воздух,  -  без  огромных лесов они  гибли.  Теперь индейским
крестьянам лес уже перестал быть так необходим.  Если придут белые и отберут
у индейцев эти несколько десятков тысяч гектаров лесов в резервации,  жители
Росиньо смогут хорошо жить и на своих ста-двухстах гектарах.
     У  жителей Росиньо прежний период кочевой жизни  остался в  памяти лишь
как неприятный сон,  который никогда больше не  должен повториться.  Индейцы
поняли,  что  теперь  они  действительно ожили,  что  они  нашли  отвечающую
особенностям  их  быта  систему  работы,  обеспечивающую им  благосостояние.
Теперь жизнь для них имеет большую ценность и они счастливы.
     Обо  всем  этом  нам  рассказывает  капитон  Зинио.   Я  слушаю  его  с
возрастающим интересом.  Индейцы  Росиньо  проделали славный путь  борьбы  и
исканий и неудивительно, что теперь они с уверенностью смотрят в будущее. Но
покоится ли их уверенность на прочной основе?  Кто даст индейцам гарантию их
безопасности в  будущем и  гарантию сохранности их  имущества?  Конституция?
Строй?   Но   ведь   этот   строй  создает  десятки  Ферейро,   безнаказанно
присваивающих  себе   общественную   собственность  и   также   безнаказанно
совершающих преступления!  Тех Ферейро,  которые завтра с такой же наглостью
могут протянуть лапы к  плодородным полям беззащитных индейцев и,  вероятно,
протянут...  Существующая система  правления как  раз  и  является  системой
эксплуатации и несправедливости.
     Я не высказываю никому своих сомнений, но все же задаю Зинио вопрос:
     - Все ли, чем здесь владеют короады, является их обшей собственностью?
     - Нет! - отвечает Зинио. - Нет, только то большое поле, которое вам так
понравилось,  и  только то,  что  нужно для работы на  этом поле,  то  есть:
лошади, два плуга, повозка и амбар, где мы храним собранный урожай...
     - А как проводится распределение урожая?
     Зинио  рассказывает,  что  среди  короадов  порой  вспыхивают  раздоры,
случаются  даже   убийства,   но   отнюдь   не   по   поводу   распределения
продовольствия.  До  недавнего времени каждая  семья  получала равную  часть
урожая,  но такой порядок оказался плох, так как он потакал лентяям, которые
работали спустя рукава,  но,  несмотря на это,  получали равную долю. Теперь
урожай  делится  согласно  отработанным дням  и  выполненной работе,  причем
тяжелый  труд,  как,  например  корчевка леса,  оплачивается вдвойне.  Такое
распределение кажется всем  справедливым -  единственное затруднение в  том,
что  оно требует сложного расчета,  а  хорошо считать короады еще не  умеют.
Зинио как капитон получает в шесть раз больше, чем любой другой работник, но
должен за  это  содержать всех одиноких стариков и  больных людей,  а  также
принимать тех,  кто совещается в его доме о делах всего тольдо.  После жатвы
сородичи часто заходят к  Зинио и  угощаются у  него  до  тех  пор,  пока не
иссякнут  все  его  запасы.   Зинио  же   радуется  тому,   что  может  быть
гостеприимным, ибо это долг капитона и в этом заключается его слава.
     Слушая рассказ Зинио,  я  все более удивляюсь.  На каждом шагу вижу я в
Росиньо положительные результаты преобразований: взрослых людей, уверенных в
себе;  вполне здоровых на вид детей;  радостные глаза.  С глубоким волнением
думаю  я  о  необычайной истории  этого  маленького  индейского  племени.  В
несколько лет индейцы провели две огромные реформы:  перешли от  кочевого на
оседлое  сельское  хозяйство,  а  затем  -  от  индивидуального хозяйства на
коллективное.
     Можно допустить,  что  самый верный способ обеспечения себе  нормальной
жизни  подсказал короадам здравый коллективный разум и  что  этот  разум,  а
также  счастливый инстинкт,  рожденный в  прииваинских лесах,  привели их  к
открытию такой формы ведения хозяйства, которая давно уже считается лучшей в
культурных и  высокоразвитых странах.  Но  так ли  было в  действительности?
Только ли  в  их  собственной индейской среде родилась мысль о  коллективном
труде? Не было ли тут влияния извне?
     Когда я  спрашиваю об  этом Зинио,  он  сначала отвечает,  что  это  их
собственная идея.  Потом задумывается.  Я  напоминаю ему,  что он  побывал в
городах на  востоке страны.  Оказывается,  он  там  работал на  заводах.  За
горячим  шимароном,   который  пробуждает  мысль  и   оживляет  память,   мы
постепенно,  по  ниточке,  добираемся до  клубка:  в  Понто Гросса,  где  он
когда-то работал,  Зинио беседовал со многими рабочими,  бывал на собраниях.
Время было грозное,  нарастала революция,  люди восставали против беззакония
властей. Был среди них один, который читал зарубежные книги. Он переводил их
содержание на язык,  простой и понятный всем рабочим в Понто Гросса, и Зинио
узнал  тогда от  него  массу невероятных вещей:  что  можно организовать мир
лучше и справедливее -  без эксплуататоров и угнетателей -  и что даже самые
слабые  могут  обрести  силу  и  найти  свое  счастье,  если  объединят свои
усилия...
     - А о Престесе ты слышал? - спрашиваю капитона.
     Вопрос этот возмущает Зинио. Как же он может не знать этого крупнейшего
руководителя бразильского народа и лучшего друга индейцев?! Ведь это от Фоза
ду  Икуасси,  от  юго-западной границы  штата  Парана,  начал  Престес  свой
победный поход через всю Бразилию, повсюду поражая врагов народа, свергая их
власть, без числа оказывая благодеяния бедным и угнетенным. Как же мог Зинио
не  знать  Престеса,  когда из  этого вот  тольдо ушел  к  Престесу,  в  его
знаменитую Колонну,  племянник Зинио -  Мануэло,  который сражался в Колонне
два с половиной года, даже пробился вместе с Престесом после его поражения в
Боливию и оттуда, пробираясь лесами, вернулся на Иваи? Сам Престес подал ему
руку на прощанье.
     - А где Мануэло?
     - Его нет в тольдо, вернется через несколько недель.
     Нет,  идея коллективного, хозяйства не родилась случайно на Иваи. Здесь
в лесах,  в глухой индейской деревушке,  посев пал на плодородную почву,  но
семена  были  занесены из  далеких краев.  Когда  Мануэло,  племянник Зинио,
вернулся из  военного похода обратно в  тольдо на  Иваи,  он принес с  собой
новые веяния мира.  То,  чему он  научился в  Колонне славного Престеса,  он
передал своим сородичам.
     Сидя у  очага,  мы снова беседуем о большом поле в Росиньо и о соседних
короадах, живущих в тольдо на Марекуинье.
     - Рио де Оро!  - говорит Зинио, прикуривая сигарету от цигарки Пазио. -
Наши  сородичи на  Марекуинье имеют  эту  несчастную Золотую  реку,  которая
издавна возбуждает в них мучительное любопытство и мелкую алчность и в то же
время вселяет в  них  страх за  будущее.  Это  их  злой дух.  Они  не  могут
вырваться из когтей джунглей и этой реки,  продолжая оставаться дикими. Мы в
Росиньо тоже имеем свою Рио де  Оро,  только она не  такая.  Мы  нашли ее  в
труде.  Эту  Золотую реку  мы  держим в  наших руках.  Это  звучит странно и
возвышенно, но очень просто...


        "БЫК И БРАУНИНГ"

     Вблизи  нашей  хижины  целый  день  бродит  чей-то  индейский бык.  Это
огромное и  нахальное животное,  которое,  когда  мы  уходим,  просовывает в
хижину голову и пожирает бататы, положенные нами в золу. Даже когда мы сидим
в  хижине,  бык подходит к  ней и  нагло заглядывает внутрь.  Стены и  крыша
трещат под напором громадины быка,  а  мы,  спасая вещи,  бьем его палкой по
морде. После третьего такого визита Пазио заявляет, что бык ему понравился и
что у него есть желание купить его.
     Пазио  уходит,  и  вскоре  я  слышу  со  стороны дома  Зинио  несколько
выстрелов. Заинтересовавшись стрельбой, иду в этом направлении.
     На  площади застаю  Пазио,  Зинио  и  несколько других индейцев.  Зинио
стреляет в доску на расстоянии в несколько шагов из... браунинга! Но капитон
промахивается,  несмотря на то что цель отлично видна и велика,  как ворота.
Пазио с трудом скрывает свое отчаяние и досаду.  Индейцы не верят в меткость
его оружия.
     - Плохое оружие! - с невозмутимым спокойствием говорит Зинио.
     - Неправда! Это самое лучшее оружие! - уверяет Пазио. - Но ты, компадре
Зинио, хотя и великий, мудрый капитон, но зато плохой стрелок...
     - Молчи, компадре Томаис! - спокойно говорит индеец, стреляет еще раз и
снова мажет. - Нет, такого оружия не куплю!
     Не купит? Неужели Пазио хотел продать ему полученный от меня браунинг?!
     Пазио сам делает два выстрела и оба раза отлично попадает в доску.
     - Вот вам доказательство! - с триумфом говорит он.
     Однако Зинио и  слушать не желает о  покупке.  Зато среди его сородичей
любопытство к  браунингу усиливается.  Они ни на минуту не сомневаются,  что
оружие бьет хорошо, а Зинио просто плохо целился.
     В быстро завязавшемся споре Пазио одерживает победу.  Мне немножко жаль
Зинио,  тем более, чт