животу Матильды.
     Сквозь очки льется голубоватый свет. Бок кита в мраморных  бликах. Ниже
ватерлинии кожа у Матильды почти в идеальном порядке. Я проплываю не спеша и
работаю только лопаточкой, отправляя на дно небольшие гроздья "желудей". Над
головой  огромный  серповидный  плавник.  Он  нервно  вздрагивает,  когда  я
прикасаюсь к белому пятну под ним.
     Наверное, в это время  Матильда прищурила  глаза, как кошка,  у которой
чешут за ухом.
     Ко  мне  подплыл  Петя  Самойлов  в  сопровождении  двух  дельфинов.  В
гидрофоне раздался его искаженный пискливый голос:
     - Сегодня  рекордный удой - тысяча восемьсот литров!  Ты чего спрятался
под плавником, как  сосунок? Займись  косметикой ее личика. Руководить  этой
ответственной операцией  будет Тави. Обмениваться информацией с  ним  можешь
телеграфным кодом,  но не  забывай,  что твой  руководитель  воспринимает  и
зрительные образы вперемежку со звуковыми сигналами.
     Я самонадеянно сказал, что меня  больше устраивает телепатический обмен
информацией.
     Петя насмешливо пискнул и уплыл вместе с другим дельфином.
     Я висел  в  воде,  разглядывая  Тави.  Меня  поразил его выпуклый  лоб,
иронический  блеск глаз.  Он  тоже  рассматривал меня, застыв в  неподвижной
позе.  Кажется,  он чего-то ждал от меня и, не дождавшись, сказал шелестящим
шепотом  длинную-предлинную  фразу.  Не поняв ни  звука, я,  в свою очередь,
попытался  мысленно передать ему, что рад знакомству, и  выразить готовность
выполнять его указания, и  тут же понял, что мне не под силу все это довести
до его сведения путем образной телепатемы. Мои  потуги войти с ним в контакт
Тави воспринял несколько неожиданным образом. Внезапно он издал серию звуков
такой  силы, будто  у меня  над ухом  открыли канонаду  из порохового ружья.
Видно, поняв,  какое впечатление произвела на меня  эта громкая  "фраза", он
снова  сказал что-то нежным шелестящим шепотом. Я опять  ничего не понял, но
почувствовал его расположение ко мне. Пришлось перейти на  примитивный код и
выстукать пальцами на его спине:
     "Мое имя - Иван".
     В ответ он так быстро прощелкал  серию  точек и тире, что они слились в
длинный трескучий звук. Я помотал головой.
     Он понял и внятно прощелкал:
     "Плыви за мной, Ив".
     Так началось наше знакомство,  очень  скоро перешедшее в дружбу.  Через
много дней  я спросил его, почему он при первом знакомстве назвал меня Ивом,
а не Иваном.
     "Потому что тебе приятнее первая половина слова, обозначающая тебя..."
     Мы   плыли  рядом,   обмениваясь  незамысловатой   информацией,  вполне
довольные друг другом. Тави находил колонии желудей, я подплывал и аккуратно
счищал их скребком.
     С четверть  часа мы прихорашивали  Матильду.  За это время  Тави только
один  раз  поднялся  на  поверхность набрать воздуха.  Моя маска действовала
безотказно, забирая из воды нужное для дыхания количество кислорода.
     Вода  была   слегка   прохладной,  очень   прозрачной,   непередаваемых
голубовато-сизых  тонов.  Под ногами смутно  темнела  бездна, при  взгляде в
глубину делалось жутковато и тянуло  опуститься туда, в таинственный сумрак,
но  стоило  поднять  взгляд,  и  спокойные,  радостные  краски  живого  моря
прогоняли это навязчивое желание.
     "Все!" - прощелкал Тави.
     Я не  стал всплывать.  Мне хотелось  еще побыть под водой. Я плыл, едва
двигая ластами. В гидрофоне послышался голос Кости:
     - Я уверен, что наша Мотя возьмет первую премию на конкурсе красоты.
     Ему  ответил кто-то, но я не разобрал слов, так как звуковой сигнал был
направлен в противоположную  сторону.  К  тому же мешали  неясные  шумы, как
будто  что-то поскрипывало, кто-то  тяжко вздыхал,  булькал, мягко хлопал  в
ладоши.
     Тави держался  возле моего  правого плеча, без  усилий  скользя в толще
воды.
     "Что это за шумы?" - выстукал я по его спине. Он сразу же ответил:
     "Разговаривают киты. Нет в океане никого болтливее китов".
     "Ты знаешь их язык?"
     "Язык не главное, надо видеть разговор".
     "Киты далеко, как же ты их видишь?"
     "Вижу. Не глазами. Вижу, о чем они говорят. Вижу предметы разговора".
     "Угадываешь мысли?"
     "Вижу  мысли!"  -  Тави  смотрел  на меня,  и  мне  показалось,  что он
удивляется моему тупоумию.
     "О чем же они говорят?"
     "О разном. Матери хвалятся своими детьми. Передают новости".
     "Какие же новости они сообщают? Что ты видишь сейчас?"
     "Наш остров издали. Синих китов. Косаток. Киты боятся  за  своих детей.
Вижу еще людей  на "ракетах" и моих братьев. Косатки уплывают, люди и братья
моря гонятся за ними. Говорить молча совсем легко, просто". - Тави глядел на
меня, глаза его поощрительно улыбались.
     Я постарался сосредоточиться, и мне стало казаться, будто и перед моими
глазами  проплывают  смутные  образы.  Это  только  показалось.  Причудливые
светотени, непривычная,  цветовая  гамма и усталость на мгновение  создали у
меня иллюзию восприятия "зрительного языка" китов.
     Тави сказал:
     "Теперь они говорят о Великом Кальмаре, их..." - Не окончив фразы, Тави
взлетел к поверхности, чтобы сменить воздух в легких.
     Я тоже всплыл и,  откинув маску, впервые  посмотрел на гигантских китов
совершенно другими глазами. И  все-таки в  сознании  как-то не укладывалось,
что эти живые  глыбы  сейчас ведут неторопливые беседы о  своих делах, может
быть, злословят,  тревожатся  за участь детей. Мне надо было сделать немалое
усилие,  чтобы  поверить  Тави  и  потом   еще  долго  утверждаться  в  этом
революционном мнении.  До сих пор  усатые киты считались животными, стоящими
ниже обезьян. В нас невероятно сильно  держатся атавистические представления
об  исключительности   человека   -   заблуждение,  в   течение  тысячелетий
оправдывавшее преступления людей против своих меньших братьев.
     Пока мы с Тави беседовали под водой,  на поверхности произошло событие,
взбудоражившее все население нашего острова.
     Когда  я  вынырнул,  то  в  уши  мне  ударил  мощный  голос,  усиленный
мегафоном. Дежурный говорил, стараясь сохранить хладнокровие:
     -  Стажер  Федоров! Опускайся на двадцать  метров  и  выходи  из  зоны,
занятой  китами.  Избегай "малышей".  Слушайся во всем  Протея... Еще  рано,
разве ты не видишь, что возле тебя три "подростка"!
     Я быстро  взобрался  на причал и  увидел  такую  картину.  Стадо  китов
уходило из  лагуны на пастбище.  Важно плыли матки, делая не  более  четырех
узлов.  Молодые  киты  резвились вокруг родителей...  "Малыши"  до  половины
выпрыгивали  из воды и плюхались в  зеленую  воду,  поднимая  каскады брызг,
ныряли.  Доносилось  характерное пыхтение  старых китов.  Над стадом  стояла
радуга. Напрягая зрение, я старался  разглядеть Костю в воде, думая, как его
угораздило затесаться  в  стадо китов. Вдруг  я увидел моего друга стоящим в
пене и брызгах на голове  Матильды. Голова  ее  была выше  над водой,  чем у
других китов. Неужели и она понимала опасность, угрожающую Косте?
     -  Прыгай! - рявкнул вахтенный  в  мегафон. Вынырнув далеко  от  стада,
Костя  взобрался верхом  на Протея и  поплыл  на  нем к  острову.  Снова над
океаном  послышался мощный голос. Теперь дежурный язвительно отчитывал Костю
за нарушение этики в отношении приматов моря. В заключение он сказал:
     - Нельзя, молодой человек, злоупотреблять дружбой морских братьев.
     Костя,  красный,  запыхавшийся,  вылез  из  воды  и  в  первую  очередь
набросился на меня:
     -  Ну  чего  ты  смеешься? Весело,  что  нашелся  объект  для  плоского
остроумия?
     - Мне нисколько не смешно...
     - Ах, ты сожалеешь, что я компрометирую тебя? Да?
     Скоро  он успокоился  и  перенес  огонь  с меня  на остальное население
острова:
     - Куда мы  попали?  Сплошные пай-мальчики! Здесь хуже, чем  в школе для
детей с задатками нравственных пороков. Нет, с  меня хватит!  Улечу с первой
же  попутной  ракетой!  Прощай!  -  И  он  быстро  зашагал  к  практикантам,
вытянувшим электроталями драгу со дна лагуны.
     В сетку  попались лангуст, рак-отшельник,  несколько  морских  звезд  и
множество мелкой живности.
     Тави плавал возле стенки. Он прощелкал:
     "Войди в прозрачную раковину".
     Я  стоял  недалеко  от кабины  из сероватого пластика. В ней находилось
электронное устройство  старого  образца для  прямого  обмена информацией  с
дельфинами.
     Здесь я привожу  наш разговор  в отредактированном виде, так  как очень
часто  кибер путал понятия или объяснял их чрезмерно сложно. Например, слово
"небо" в переводе звучало так: "Там, выше головы,  где сияет шар, похожий на
круглую рыбу". У старого  кибера была слабость  к  витиеватости.  Его  скоро
заменили "ЛК-8006".
     -  Так лучше задавать вопросы и слушать, - прозвучал  жестковатый голос
машины, переводившей слова Тави.
     Я согласился с ним и спросил:
     - Так что говорили киты о кальмаре?
     - О Великом Кальмаре! - поправил Тави.
     -  Чем  их  интересует  кальмар, да  еще  великий?  Ведь  они  не  едят
кальмаров.
     Послышалось что-то похожее на смех.
     - Великого Кальмара нельзя есть.
     Я согласился, что великого кальмара съесть трудновато и что  справиться
с такой нелегкой задачей могут только кашалоты.
     - Нет, кашалоты едят просто  кальмаров. Великого Кальмара есть никто не
может. Он  хозяин бездны. Человек -  хозяин  неба и света. Великий Кальмар -
хозяин бездны и ночи.
     Запахло романтикой. Великий Кальмар был  похож на таинственное  морское
божество из древней легенды.
     Тави продолжал:
     - Великий Кальмар намеревался сегодня ночью взять маленького кита.
     - Какого маленького?
     - Что родился вчера. Великий все знает.
     - Ему это, надеюсь, не удалось?
     - Братья моря заметили его. Большие киты пошли ему навстречу.
     - И намяли бока?
     - Не понимаю.
     - Побили его?
     - Его нельзя побить. Он Великий Кальмар.
     Я спросил, почему Тави  относится с  таким почтением к кальмару, а киты
не спускают ему в его разбойничьих замашках.
     -  Он  не  хочет встречаться с большими китами, -  ответил Тави.  - Все
другие жители моря не хотят встречаться с Великим Кальмаром.
     - Ну, это понятно. Скажи, очень велик твой Великий Кальмар?
     - Мне непонятно.
     - Каких он размеров? Больше кита?
     - Он не больше, он Великий Кальмар!
     Я  долго  допытывался, каким образом  они  узнавали о его  приближении.
Почему  киты бросились навстречу кальмару,  защищая своего детеныша, не видя
врага?
     Или Тави давал путаные объяснения, или кибер не справлялся с переводом,
но прошло  с четверть часа,  пока наконец мне  удалось догадаться, что  Тави
говорит  о  втором  зрении  - локации -  и совсем непонятном чувстве, что-то
вроде  телепатической связи. Но так или иначе, приближение Великого Кальмара
не оставалось  незамеченным, и, видно, одни живые существа  вставали на свою
защиту, а другие покорно становились жертвами чудовища.
     И  еще  одну новость  сообщил мне Тави. Киты знали о появлении  Черного
Джека и  его  очередном убийстве. Новости  в  океане распространяются  очень
быстро.  Тави  удивил  меня,  сообщив,  что вчера  вечером  к нашим  силовым
заграждениям подходили  разведчики  Черного Джека и скрылись, напоровшись на
"звуковой бич". А я-то записал в вахтенном журнале о появлении в наших водах
мирных косаток!

        НАШЕСТВИЕ
     Прошла  неделя  нашего   пребывания  на  плавучем  острове,  -  вернее,
пролетела, -  но благодаря обилию  впечатлений казалось, что мы живем  здесь
очень  давно.  Костя был в полном  восторге  от  нашего  "поплавка",  китов,
дельфинов, утренних купаний, внезапных тревог,  своей работы над содержанием
редких металлов в клетках  морских  животных. Больше  им не было сказано  ни
одного  слова  о срочном  отлете, порядках и черствости островитян. Нет,  он
явно гордился,  что  так быстро освоил "морской регламент".  Что-то  похожее
произошло и со мной. Ни он, ни я уже не представляли  себе  другого места на
земном шарике, которое подходило бы так для нас во всех отношениях.
     Костя  сказал  в  присутствии  Павла  Мефодьевича,  что  у  него  такое
впечатление,  будто он попал  на другую планету и наш остров просто корабль,
залетевший куда-то туда - он посмотрел в небо.
     Учитель потер руки:
     -  Поразительно верное сравнение, мой мальчик. Мне не раз  приходило  в
голову нечто  подобное. Какая уйма непознанного  вокруг  нас! Сколько  тайн!
Действительно, будто мы опустились на одну из планет в  системе  Сириуса или
Веги.
     Он  шлепнул   Костю  по   спине.  Ему  явно  нравился   мой   несколько
неуравновешенный  друг.  Ко мне  он  относился несколько  сдержанно и, я  бы
сказал, выжидательно. Хотя я несколько раз замечал одобрение в его глазах во
время просмотра записей моих опытов.
     После ужина все  население острова проводило вечера на большой веранде,
нависшей  над  океаном. Мы же четверо  - Петя Самойлов, Као Ки, Костя и я, -
заглянув для приличия в этот местный  клуб, спешили  к  стоянке ракет, чтобы
промчаться вокруг острова в сопровождении эскорта дельфинов. Ветер свистел в
ушах.  Зеленый  огненный  след  стелился  за  кормой.  Тела  дельфинов  тоже
светились,  когда  они пробивали  волны,  чтобы сократить путь  и  вырваться
вперед. Как они были довольны, когда первыми  врывались в лагуну,  посрамляя
людскую технику!
     Вчера  вечером Костя  сказал, стараясь скрыть за нарочитой серьезностью
торжествующую улыбку:
     - Зайдем ко мне  в  берлогу, ребята, на одну минутку. Я испортил метров
двести пленки, - кажется, удалось кое-что запечатлеть для потомства. Скоро я
смогу соперничать с Коррингтоном и нашим стариком.
     Никого  из нас не  прельщала перспектива  коротать самое приятное время
суток в  четырех стенах, да еще притом смотреть дилетантский фильм, нам  так
хотелось промчаться на ракете по сонному океану, но Костя сказал:
     -  Пожалуйста, прошу,  ребята, ну  не  больше десяти  минут, а потом мы
вспеним океан.
     В "берлоге" уже все было приготовлено для демонстрации фильма: "Пигмей"
чернел  на  треноге, направленный объективом  на  большой экран.  Мы сели на
ковер  и  скоро  забыли  о прогулке на  ракете.  Костя  оказался талантливым
оператором. Он  снял остров в  разных ракурсах;  особенно удались ему кадры,
снятые с маяка и геликоптера.
     Фильм  начинался  с  восхода  солнца.  Из  фиолетового  моря  выкатился
темно-багровый диск.  Где он  взял  такое  освещение,  такое легкое, изящное
светило?  Нас  охватило  чувство удивления,  как  перед картиной  художника,
который   из   виденного   бесконечное  число   раз   создал   неповторимое,
единственное. В этом задача и вечная загадка искусства.
     Никогда еще я не видел ни  такого океана, ни  такого  солнца, ни такого
стада китов. Гиганты  паслись на молочно-голубой всхолмленной  равнине.  Но,
пожалуй, самыми  интересными  кадрами  оказались  лекции Павла  Мефодьевича.
Учитель стоял на площадке,  висевшей над водой, и говорил в  гидрофон. Внизу
собралось  не  менее двухсот дельфинов. Они в  разных позах расположились  в
воде  и  с  видимым  интересом   слушали  лектора.  Наверное,  трансформатор
человеческой  речи  создавал  у  дельфинов полное  впечатление, что  человек
говорит  с ошибками, с ужасным акцентом,  но  на их языке. Иногда раздавался
характерный  шум: щелканье  и  свист,  выражающие  восторг  или  неодобрение
аудитории,  и опять наступала  внимательная тишина.  Справа  от  лектора  на
экране   для  дневной   демонстрации  шел  документальный   фильм   о  жизни
современного города.
     - Пришлось мне повозиться с этими кадрами, - сказал Костя, - старик два
раза  прерывал лекцию и  грозил, что  попросит дельфинов утопить мою камеру.
Представляете мое положение? Я болтаюсь  среди них  в надувной лодке, и они,
судя  по их взглядам, с удовольствием бы выполнили его просьбу. И боюсь, что
он лишил бы вас удовольствия смотреть этот фильм, если бы я не поклялся, что
съемки  - для  узкого круга  и  что ни один кадр  не появится  во  всемирной
хронике. Почему-то  он  боится популярности.  Вот еще  одна  из загадок этой
таинственной личности...
     Фильм и  Костину  болтовню  прервал  ответственный дежурный  по острову
бионик   Лагранж.   Он  появился   на   телевизионном  экране,  розовощекий,
улыбающийся; извинился, что  вынужден нарушить наш  досуг,  затем,  стараясь
придать  своему  лицу  строгое выражение,  объявил,  что произошла авария на
линии, подающей ток для погрузочных механизмов.
     Мы с Костей  переглянулись.  Это не укрылось от  лукавых глаз Лагранжа.
Он, прищурившись, сочувственно вздохнул и, кивнув, исчез.
     -  Странный  человек  этот  Лагранж,  - сказал  Костя. -  Зачем он  нам
докладывает  об  этом  событии?  Если это аврал,  то  почему  молчат  "ящики
Пандоры"? Видимо, какие-то пустяки. Через пять минут робот-электрик исправит
повреждение. Продолжим. Сейчас будут подводные шедевры.
     Петя Самойлов, с интересом наблюдавший за нами, спросил:
     - А вы внимательно познакомились со своими обязанностями?
     Мы опять переглянулись.
     - Как будто, - сказал Костя.
     - Не  совсем.  Лагранж  прав. Пошли,  и побыстрее. Рефрижераторы должны
уйти вовремя, иначе придется останавливать заводы.
     Дорогой он нам объяснил,  что мы все  трое входим в  одну  из аварийных
команд  и  что на острове еще нет роботов, способных устранять повреждения в
энергосети.
     -  Вообще  в  таких  специализированных  роботах  не  было  до сих  пор
надобности, все здесь очень надежно. Идите за мной.
     Он увлек нас в сумрачную аллею. Мимо с угрожающим жужжанием проносились
светляки. Пахнуло ароматом орхидей.
     Петя свернул  на  едва  приметную  тропинку, и  мы  очутились  в рощице
кокосовых пальм.
     Здесь все в порядке: кабель светится, - значит, цел.
     Я  только   сейчас  заметил,  что   в   траве  тянулась  узкая,   слабо
фосфоресцирующая  полоса.  Вокруг  что-то  шуршало и щелкало. Костя посветил
фонариком. В траве  сновало  множество  крабов  в  ярко-желтых панцирях  и с
огромными оранжевыми  клешнями; бусинки  глаз на длинных стебельках торчали,
как  антенны  у пришельцев  из космоса.  Пришельцы с хрустом  грызли  стебли
сочной травы.
     -  Впервые  вижу таких  сухопутных крабов! -  сказал Петя  Самойлов.  -
Обыкновенно из океана выходят крохотные, а эти... У них удивительно устроены
глаза.
     Невдалеке шлепнулся о землю кокосовый орех, затем другой.
     - Кокосовые воры, - сказал Костя. - Бежим, а не то...
     Словно в подтверждение его опасений, между нами упал еще один орех.
     Когда мы благополучно выскочили из опасной зоны, Петя сказал:
     - Какой-то новый вид.  Откуда они  взялись? И  что-то  их слишком много
развелось. Наверное, днем скрываются  в норах. Смотрите!  Они жрут  ананасы!
Нет, они совсем не похожи на наших кокосовых воришек.
     Костя заметил с усмешкой:
     - Это универсалы. Едят и орехи, и ананасы.
     Петя направил свет фонаря на огромного краба, пожиравшего сочную мякоть
ананаса.
     - Новый вид!  - сказал Петя с  дрожью в голосе. - Вы только посмотрите,
какая форма панциря. Что-то подобное попадалось мне в окрестностях рифов.
     Костя глубокомысленно заметил:
     - Все крабы похожи друг на друга, особенно ночью.
     - И это говорит  натуралист! Ты  слышишь? -  обратился  Петя ко  мне. -
Ребенку ясно, что это совершенно новый вид!
     -  Допустим, - проронил Костя. - Стоит ли из-за этого так горячиться? Я
же не спорю. Пусть будет новый.
     Петя слегка обиделся:
     - В твоих словах какое-то пренебрежение. Будто я говорю пустяки. Имей в
виду, что я долго и основательно изучал ракообразных.
     Костя неожиданно вспылил:
     - А мне плевать  на всех членистоногих  и ракообразных, включая медуз и
каракатиц!
     Петя остановился и часто задышал, не находя слов.
     Странное дело, но я тоже испытывал какое-то  злое воз