сь  не  в  малой  опасности.  З-з-з!  Голыш
просвистел над нами с  такой силой,  словно это была пуля.  Вислоухий и  я
судорожно принялись грести!  3-з-з!  Бац! Вислоухий вскрикнул от внезапной
боли. Камень ударил его меж лопаток. Потом досталось и мне, я тоже визжал,
как  ребенок.  Нас  спасло лишь одно -  у  Красного Глаза кончились боевые
припасы.  Он побежал назад, чтобы набрать голышей снова, но мы с Вислоухим
за это время отплыли дальше.
     Постепенно мы  удалились  настолько,  что  уже  не  боялись  снарядов
Красного Глаза,  хотя он все бегал за кучу бревен, пополняя свои запасы, и
очередной голыш нет-нет да  и  свистел у  нас над головою.  Там,  где топь
соединялась с рекой, в середине устья, было слабое течение, и мы, следя за
Красным Глазом,  даже не  заметили,  что  нас сносит в  реку.  Мы  усердно
гребли,  а  Красный Глаз,  не  отступая,  шел за нами по берегу.  Вдруг он
наткнулся на  груду крупных камней.  Это оружие сильно увеличило дальность
его обстрела. Один камень, не менее пяти фунтов весу, попал в мое бревно и
ударил с  такой силой,  что от бревна полетели острые,  как иглы,  щепки и
вонзились мне в ногу. Если бы камень угодил в меня, мне пришел бы конец.
     А потом нас подхватило течение реки. Мы гребли так неистово, что и не
заметили,  как  понесло  наши  бревна,  нас  известил  об  опасности  лишь
торжествующий крик  Красного Глаза.  Там,  где  течение пересекало стоячую
воду, образовалось несколько небольших водоворотов. В них-то и попали наши
неуклюжие бревна,  начав бешено крутиться и  вертеться во все стороны.  Мы
бросили грести и  старались только,  не  щадя  своих сил,  удержать бревна
рядом.  Тем  временем Красный  Глаз  продолжал нас  бомбардировать,  камни
падали буквально рядом, заливая нас брызгами и угрожая жизни. Красный Глаз
пожирал нас взглядом и испускал дикие, злорадные крики.
     Оказалось,  что у  самого устья топи река делала крутой изгиб,  и  ее
течение тут было устремлено к противоположному берегу. К этому-то берегу -
он был с северной стороны - быстро нас и прибивало, хотя одновременно мы и
спускались вниз  по  реке.  Таким образом мы  скоро вышли из-под  обстрела
Красного Глаза и,  взглянув на него издалека в последний раз, увидели, как
он выбежал на небольшой мыс и прыгал и приплясывал,  издавая торжествующий
победный клич.
     Мы только придерживали бревна,  не давая им разойтись,  - этим теперь
ограничивались  все   наши   заботы.   Мы   отдались  на   волю  судьбы  и
бездействовали до тех пор, пока не заметили, что находимся довольно близко
от северного берега -  не дальше, чем на сотню футов. Мы принялись грести,
стараясь причалить к  берегу.  Но  тут  течение реки быстро поворачивало к
южному берегу, так что в результате наших усилий мы преодолели это течение
именно  там,  где  оно  было  наиболее  узким  и  стремительным.  Пока  мы
сообразили, что это так, мы уже оказались в спокойном месте.
     Наши бревна медленно плыли и наконец тихонько пристали к берегу. Мы с
Вислоухим ступили на  землю.  Бревна подхватила волна и  вновь потянула их
вниз по течению. Мы смотрели друг на друга, но на этот раз не смеялись. Мы
были на новой,  неведомой земле,  и у нас даже не закрадывалась мысль, что
мы  можем вернуться в  свои места тем же  самым способом,  каким очутились
здесь.
     Сами того не сознавая,  мы научились переправляться через  реку.  Это
еще  не  удавалось  никому  из  Племени.  Мы  были  первыми  из всех наших
соплеменников,  кто ступил на северный берег реки,  первыми и,  я полагаю,
последними.  Нет сомнения,  что пришел бы срок, и Племя достигло бы этого,
но  нашествие  Людей  Огня  и  последующее  переселение  остатков  Племени
остановило наше развитие на целые века.
     В самом  деле,  трудно  перечислить  все  бедствия,  которые принесло
нашествие  Людей  Огня.  Лично  я  склонен  думать,  что  именно  в   этом
заключается  причина  гибели  нашего  Племени,  -  мы,  ответвление низшей
породы, развивающейся в человеке, были совершенно истреблены и уничтожены,
нас  захлестнуло  и  смыло  буйным  прибоем там,  где река впадала в море.
Должен признаться, что погибли не все: я уцелел и выжил, и мне придется об
этом рассказать, но я забегаю вперед, я расскажу об этом позднее.


                                ГЛАВА XII

     У  меня нет  ни  малейшего представления,  долго ли  мы  с  Вислоухим
бродили по  северному берегу реки.  Мы  были,  словно моряки,  выброшенные
после кораблекрушения на необитаемый остров,  - на возвращение домой у нас
почти не  оставалось никаких надежд.  Мы  ушли  от  реки в  глубь берега и
несколько месяцев странствовали по  глухим,  диким местам,  не встретив ни
одного существа,  которое было бы  похоже на  нас.  Мне трудно говорить об
этих странствованиях, и нет никакой возможности рассказать о них более или
менее подробно, день за днем. Многое я вижу смутно, как в тумане, в памяти
ярко вспыхивают лишь редкие картины и пережитые в ту пору приключения.
     Особенно хорошо помню  я  голод,  который мы  терпели в  горах  между
Длинным и Дальним озерами,  помню и то,  как мы захватили в чащобе спящего
теленка. В дебрях между Длинным озером и горами жила Лесная Орда. Она-то и
загнала нас в горы, вынудив пробираться к Дальнему Озеру.
     На первых порах,  после того как мы ушли от реки,  мы  двигались  все
время  к  западу  и попали к небольшому потоку,  протекавшему в болотистой
местности.  Здесь мы повернули на север и,  огибая болота,  достигли через
несколько дней озера,  которое я называю Длинным. У верхней его окраины мы
жили довольно долго,  там мы в изобилии находили себе  пищу.  Но  наступил
день,  когда  мы  в  глухих зарослях столкнулись с Лесной Ордой.  Это были
обезьяны,  дикие обезьяны - ничего больше. И все-таки они не отличались от
нас так уж сильно.  Растительность на них была гуще, это верно, ноги у них
были чуть кривее и шишковатее,  чем  у  нас,  глаза  немного  меньше,  шеи
немного  толще и короче,  а ноздри чуть явственнее,  чем наши,  напоминали
дыры. Но у них не росло волос ни на ладонях рук, ни на подошвах ног, и они
издавали примерно такие же звуки, как и мы, вкладывая в них приблизительно
то же  значение.  Короче  говоря,  разница  между  Лесной  Ордой  и  моими
соплеменниками была не столь велика.
     Первым увидел его я - истощенного,  высохшего старика,  с морщинистым
лицом и тусклыми  глазами.  Он  был  моей  законной  добычей.  Какого-либо
сочувствия  между племенами в нашем мире не существовало,  а старик был не
нашего Племени.  Он был из Лесной Орды,  этот дряхлый старик.  Он сидел на
земле у подножия дерева,  - вероятно,  это было его дерево,  ибо вверху на
нем виднелось растрепанное гнездо, в котором старик проводил ночи.
     Я показал его Вислоухому,  и мы оба кинулись к старику.  Тот полез на
дерево,  но двигался он слишком медленно.  Я  ухватил его за ногу и стащил
вниз.  Потом у  нас началась забава.  Мы  щипали его,  таскали за  волосы,
крутили ему уши,  кололи его сучьями -  и все время хохотали,  хохотали до
слез.  Его беспомощный гнев был просто нелеп. Старик производил комическое
впечатление,  стараясь  казаться гораздо  моложе,  чем  он  был,  и  тщась
показать давно покинувшую его  силу  -  он  строил грозные мины  (хотя они
получались у него просто скорбными), скрежетал остатками зубов, бил в свою
щуплую грудь сухими кулачками.
     И  он сильно кашлял,  еле переводя дыхание и  чудовищно отхаркиваясь.
Вновь и  вновь он  делал попытки влезть на  дерево,  но  мы стаскивали его
вниз;  наконец,  он  убедился в  своем бессилии и,  смирно сидя на  земле,
только  плакал.  А  мы  с  Вислоухим,  обнявшись,  уселись напротив и  все
хохотали над его жалким видом.
     Старик сначала плакал,  потом выл, потом вопил, наконец, он завизжал,
напрягши для этого последние силы.  Это обеспокоило нас,  и  чем больше мы
старались его утихомирить,  тем пронзительнее он визжал. И тогда до нашего
слуха донеслись из лесу довольно громкие звуки: <Гоэк-Гоэк!> Вслед за этим
мы услышали несколько ответных кликов,  а вдалеке раздался густой глубокий
бас:  <Гоэк!  Гоэк!  Гоэк!>  И  затем со всех сторон полетел к нам по лесу
раскатистый клич: <Хуу-хуу!>
     И тут за нами погнались.  Казалось,  погоне не будет конца.  Прыгая с
дерева на дерево, за нами гналось все племя и едва нас не поймало. Мы были
вынуждены спуститься на землю, и здесь преимущество оказалось за нами, ибо
они были поистине Лесной Ордой: по деревьям они лазили искусней нас, но мы
обгоняли их на земле.  Мы бросились к северу. Лесная Орда, завывая, бежала
вслед. На открытых полянах мы успевали оставить преследователей позади, но
в густом лесу они шли по пятам за нами и несколько раз чуть не схватили. И
пока они гнались за нами,  мы хорошо поняли,  что мы не из их породы и что
нас не связывают никакие узы сочувствия или симпатии.
     Погоня  продолжалась несколько часов.  Лес  казался  бесконечным.  Мы
норовили бежать по полянам,  но они всегда ухитрялись загнать нас в  чащи.
Порою мы уж думали,  что избавились от преследования и садились отдохнуть,
но  всякий раз,  едва мы  переводили дыхание,  слышались ненавистные крики
<Хуу-хуу!>  и  <Гоэк-Гоэк!>  Это  последнее  нередко  сопровождалось диким
воплем: <Ха-ха-ха-ха, ха-а-а!>
     Вот так и гнала нас разъяренная Лесная Орда.  Наконец, когда день уже
клонился к вечеру, нам стали попадаться на пути холмы, а деревья пошли все
мельче.  Затем перед нами открылись покрытые травою откосы гор.  Здесь  мы
могли бежать быстрее, и Лесная Орда отстала от нас и повернула к лесу.
     Горы  были  суровы и  неприветливы,  поэтому мы  трижды в  тот  вечер
пытались уйти  снова в  леса.  Но  Лесная Орда  стерегла нас  на  опушке и
отгоняла назад.
     Ночь мы  провели на карликовом дереве,  высотой с  обычный куст.  Это
было опасно: мы легко могли стать добычей любого хищного зверя, бродившего
в тех местах.
     Утром,   еще  раз  убедившись  в  упорстве  Лесной  Орды,   мы  стали
углубляться в  горы.  У  нас не было никаких определенных планов,  никаких
замыслов,   это  я  хорошо  помню.   Нас  гнала  вперед  и  вперед  только
необходимость,  мы уходили от опасности. О наших блужданиях в горах у меня
сохранились лишь туманные представления.  Мы провели в этих мрачных местах
много дней,  все  время трепеща от  страха:  все  тут было нам незнакомо и
непривычно. Мы сильно страдали от холода, а позднее и от голода.
     Это была пустынная страна - всюду одни голые скалы, окутанные влажной
дымкой потоки и  гремящие водопады.  Мы взбирались и  спускались по крутым
каньонам и ущельям - и с какой высоты мы не оглядывали местность, всюду, в
любом направлении, перед нашим взором ярус за ярусом виднелись бесконечные
горы. Спать мы забирались в расщелины и норы, а одну холодную ночь провели
на тесной верхушке высокого утеса, похожего на дерево.
     И вот наступило время, когда мы в жаркий полдень, совсем обессилевшие
от голода,  вышли на перевал.  С его высокого хребта, внизу, за сбегающими
грядами скал и  утесов,  мы увидели на севере далекое озеро.  Оно блестело
под  солнцем,  вокруг  него  расстилались открытые травянистые равнины,  а
далеко к востоку уходила темная полоса леса.
     Прошло два дня,  прежде чем мы добрались до озера,  голод измучил нас
так,  что мы едва держались на ногах;  здесь,  у  озера,  мы наткнулись на
крупного теленка -  уютно расположившись в  чаще,  он мирно спал.  Теленок
доставил нам немало хлопот:  мы могли умертвить его только с помощью своих
рук, иного способа мы не знали. Насытившись свежей телятиной, мы унесли ее
остатки  в  лес,  расположенный  к  востоку,  и  спрятали  на  дереве.  Но
возвращаться к  этому дереву нам больше не было нужды,  ибо берега потока,
впадающего в Дальнее озеро,  были густо усеяны лососями, поднявшимися сюда
из моря метать икру.
     К западу от озера открылись тучные равнины, и здесь паслось множество
бизонов и дикого скота. Но, поскольку там стаями рыскали дикие собаки и не
росло ни  одного дерева,  чтобы укрыться от них,  жить в  этих местах было
опасно. Мы двинулись по берегу потока к северу и шли несколько дней, затем
- я  не  помню уж почему -  мы,  покинув русло потока,  круто повернули на
восток,  потом  повернули еще  раз  на  юго-восток  и  оказались в  густом
девственном лесу.  Я  не  хочу утомлять вас описанием наших странствий.  Я
только расскажу, как в конце концов мы попали в Страну Людей Огня.
     Мы вышли к реке,  но не знали,  наша ли это река.  Нас это и не очень
волновало:  ведь мы блуждали в неведомых местах столько,  что уже свыклись
со  своим неведением и  принимали его  как должное.  Оглядываясь назад,  я
вижу,  как вся наша жизнь и судьба зависели от малейшей случайности. Мы не
догадывались,  не знали,  что это за река,  но если бы мы не переправились
через нее,  то,  по всей вероятности, никогда бы не вернулись к Племени, и
я,  живой и  реальный,  рожденный через тысячу веков,  не  был  бы  рожден
никогда.
     И  однако нам с  Вислоухим очень хотелось вернуться домой.  Блуждая в
незнакомых местах,  мы тосковали по дому,  стремились попасть опять в свое
Племя,  на  свою  землю;  часто  вспоминал  я  Быстроногую молодую  самку,
издававшую нежные звуки,  -  с  ней  было когда-то  так приятно играть,  а
теперь она жила,  таясь неведомо где. Мои воспоминания о ней будили во мне
нечто похожее на голод,  но вспоминал я  о  ней только тогда,  когда бывал
сыт.
     Но вернемся к  реке.  Еды там было множество,  главным образом ягод и
вкусных сочных  кореньев;  мы  играли и  валялись на  берегу целыми днями.
Потом Вислоухого осенила одна мысль.  Как она его осенила - это можно было
видеть глазами. И я действительно видел. Вдруг у него во взгляде появилось
раздраженно-жалостливое выражение,  весь он заерзал и забеспокоился. Затем
его глаза потускнели, словно бы он не ухватил, не удержал в своем сознании
только  что   зарождавшуюся  мысль.   Потом  в   них   опять  промелькнуло
раздраженно-жалобное выражение -  Вислоухий уловил свою  мысль  снова.  Он
посмотрел на меня,  на реку,  на противоположный берег.  Он пытался что-то
сказать,  но звуков для выражения своей мысли у  него не было.  Получалась
какая-то  тарабарщина,   слушая  которую  я   засмеялся.   Это  рассердило
Вислоухого,  он  внезапно набросился на  меня  и  свалил  меня  на  спину.
Разумеется,  мы подрались, и в конце концов я загнал его на дерево, где он
вооружился длинным суком и  хлестал меня  им  всякий раз,  как  я  пытался
кинуться на него.
     А мысль так и погасла.  Я ее не воспринял,  а сам он ее забыл.  Но на
следующее утро она  зашевелилась в  нем вновь.  Быть может,  ее  пробудила
тоска по дому. Во всяком случае, мысль уже пробивала себе дорогу и на этот
раз сильнее,  чем прежде. Вислоухий повел меня к воде, - там, уткнувшись в
прибрежный ил,  лежало бревно. Мне показалось, что Вислоухий хочет играть,
как мы когда-то играли в устье топи.  Когда он выловил и подтянул к берегу
второе бревно, я по-прежнему думал, что все это делается для игры.
     Я разгадал намерения Вислоухого лишь тогда, когда мы, лежа на бревнах
рядом друг с  другом и  крепко придерживая их,  выплыли на течение.  Вынув
руку  из  воды,   он  показал  ею  на  противоположный  берег  и   громко,
торжествующе закричал.  Я понял его, и мы принялись грести еще энергичнее.
Быстрое течение подхватило нас и понесло к южному берегу,  но,  прежде чем
мы пристали к нему, течение швырнуло нас назад, к северному.
     И тут все у нас пошло  вразнобой.  Видя,  что  северный  берег  очень
близко, я стал грести по направлению к нему. Вислоухий же по-прежнему греб
в направлении южного берега. Наши бревна стали кружиться на месте, и мы не
продвигались ни к тому,  ни к другому берегу, между тем как нас несло вниз
по течению,  и лес уже оставался позади.  Драться мы не имели возможности.
Мы знали,  что пускать в ход руки и ноги нам нет никакого смысла,  гораздо
полезнее придерживать ими бревна.  Но мы  пустили  в  ход  языки  и  рьяно
бранили  друг  друга  до  тех  пор,  пока течение не подтащило нас опять к
южному берегу.  Сейчас он был очень близко, и тут мы стали прилежно грести
к нему в полном единодушии.  Выйдя на берег,  мы тотчас влезли на деревья,
чтобы как следует осмотреться, куда мы попали.


                                ГЛАВА XIII

     Мы  провели на  южном берегу реки  весь этот день и  обнаружили Людей
Огня только поздно вечером.  Должно быть,  близ дерева,  на  котором мы  с
Вислоухим устроились на  ночлег,  стала лагерем группа бродячих охотников.
Сначала нас  встревожили голоса  Людей  Огня,  а  потом,  когда  наступила
темнота,  нас потянул к себе огонь.  Осторожно, соблюдая полную тишину, мы
прыгали с  дерева на дерево,  пока не оказались в таком месте,  откуда нам
все было хорошо видно.
     На  открытой поляне в  лесу,  около реки,  горел костер.  Вокруг него
сидело шестеро Людей Огня.  Вислоухий неожиданно схватился за  меня,  и  я
почувствовал,  что он дрожит. Я вгляделся в Людей Огня пристальней и вдруг
увидел среди них  сморщенного маленького охотника,  который три года назад
убил стрелою Сломанного Зуба. Когда старик встал с места, чтобы подбросить
в костер сучьев,  я заметил,  что он прихрамывает на одну ногу. Значит, он
хромал постоянно,  нога у него была повреждена давно. Он показался мне еще
более морщинистым и  высохшим,  чем прежде,  а волосы на его лице поседели
все до последнего.
     Остальные охотники были молодыми.  Я  заметил,  что  рядом с  ними на
земле лежали луки и стрелы, и я уже знал, для чего служит это оружие. Люди
Огня носили на плечах и на бедрах звериные шкуры. Однако руки и ноги у них
были голые,  и они не знали никакой обуви.  Как я уже говорил, они были не
столь волосаты,  как мы,  Племя.  Головы у  них были небольшие,  а покатая
линия лба мало чем отличалась от нашей.
     Они были не  так сутулы,  как мы,  движения у  них казались не  столь
упругими.  Спины,  бедра, суставы ног были у них словно бы жестче и не так
эластичны,  как у нас. Руки их были не так длинны, как наши, и я не видел,
чтобы они сохраняли равновесие при ходьбе, опираясь тыльной стороной рук о
землю.  Помимо того,  их мускулы были округлей и симметричней, чем наши, а
лица приятней.  Их ноздри были обращены вниз,  а  носы очерчены резче и не
выглядели такими плоскими и  расплющенными,  как  у  нас,  не  так  сильно
свисали губы, передние зубы не столь разительно походили на клыки. Бедра у
них,  однако,  были не  толще наших,  и  по  своему весу Люди Огня были не
тяжелее нас.  Одним словом, они отличались от нас меньше, чем мы от Лесной
Орды.  Безусловно,  все три племени состояли в родстве,  и, по-видимому, в
довольно близком.
     Костер,  вокруг которого сидели охотники, буквально заворожил нас. Мы
с  Вислоухим почти  замирали,  глядя,  как  полыхает огонь и  дым  клубами
поднимается вверх.  Всего  интересней было,  когда  в  костер подбрасывали
сучья и  из  него вырывались,  взлетев,  снопы искр.  Мне хотелось подойти
поближе и налюбоваться костром вдоволь,  но это было невозможно.  Затаясь,
мы  сидели на дереве,  росшем у  края поляны,  и  не могли сделать лишнего
движения без риска обнаружить себя.
     Люди Огня сели кружком у костра и заснули,  склонив головы на колени.
Спали они чутко и  неспокойно,  уши у  них постоянно шевелились.  Время от
времени один из  них поднимался и  подбрасывал хвороста в  костер.  Вокруг
светлого круга,  образуемого костром, в ночном мраке бродили хищные звери.
Мы с Вислоухим узнавали их по голосам.  То мы слышали диких собак и гиену,
а  иногда  в  лесу  раздавалось рычание  и  громкий рев,  от  которого все
охотники вокруг костра мгновенно пробуждались.
     Была минута,  когда  лев и львица стояли под нашим деревом,  устремив
свои горящие глаза на костер и подняв дыбом шерсть.  Лев облизывался и был
полон нетерпения,  весь его вид говорил, что он еле сдерживается, чтобы не
бро