об
этом намекали, но сегодня, когда ему исполнилось двадцать пять лет,  сегодня
вы в первый раз высказались совершенно  определенно.  Признайтесь,  я  думаю
даже, что, если б вы посмели, если б вы меня не  так  хорошо  знали,  вы  бы
предложили мне какую-нибудь награду за то, чтобы  я  не  исполнил  священной
воли человека, который покоится так близко от нас.
     Маркиза хотела что-то сказать, но Ашар остановил ее, протянув руку.
     - Выслушайте меня, маркиза, и помните, что я никогда не  изменю  своему
слову. Я свято исполнил свое обещание графине д'Оре,  свято  исполню  и  то,
которое дал графу Морне. Если его сын - ваш сын - принесет  мне  монету,  по
которой я смогу узнать его, и потребует от меня мою тайну, -  я  ее  открою.
Бумаги, доказывающие его  происхождение,  могут  быть  отданы  ему,  как  вы
знаете, только тогда, когда маркиза д'Оре  не  будет  на  свете.  Эта  тайна
хранится  здесь,  -  прибавил  он,  указав  на  сердце,  -  и  никакая  сила
человеческая не вырвет ее у меня прежде времени, никакая  сила  человеческая
не помешает мне открыть ее, когда  наступит  время.  Бумаги  лежат  здесь  в
ящике, ключ у меня, и они никуда не исчезнут оттуда,  если  только  меня  не
убьют, чтобы их похитить.
     - Но,  -  сказала  маркиза,   опершись   на   ручки   кресла   и   чуть
приподнявшись, - но мы можем, Ашар, умереть раньше моего  мужа;  он  не  так
здоров, как ты, но зато ты старше его. Что тогда будет с этими бумагами?
     - Я  вверю  их  священнику,  который  будет  исповедовать  меня   перед
смертью.
     - Да, прекрасно придумано! - воскликнула маркиза,  вставая.  -  А  цепь
моих опасений протянется до самой моей смерти, и последнее  звено  ее  будет
навечно приковано к моему гробу! О,  я  давно  поняла,  что  на  свете  есть
единственный в мире человек, который  непоколебим,  как  скала.  И  надо  же
случиться, чтобы бог поставил его на моем пути как воплощение мести. И  надо
же, чтобы буря несла на него меня до тех пор, пока я не  разобьюсь!..  Тайна
моя в твоих руках, старик...  Пусть  так...  делай  с  ней  что  хочешь!  Ты
властелин мой, а я твоя раба. Прощай!
     Маркиза вышла из комнаты и медленными шагами возвратилась в замок.


ГЛАВА VIII

     - Да, - сказал старик, грустно глядя ей вслед, -  да,  я  знаю,  что  у
вас, сударыня, сердце бронзовое, недоступное  никакому  страху,  коме  того,
который создатель  вложил  в  человеческое  сердце,  чтобы  заменять  иногда
раскаяние. Но и этого довольно! Сегодня вы сознались, что  недешево  платите
за свое доброе имя, вы покупаете его  ценой  вечных,  беспрерывных  мучений.
Правда,   маркиза   д'Оре   до   того   прославилась   своей    скромностью,
порядочностью, что если бы истина явилась вдруг из-под земли или  спустилась
с неба, никто бы ей не поверил, ее  сочли  бы  за  клевету.  Но  что  угодно
провидению, то и будет, и все, что мы делаем в этом мире, давно  написано  в
книге нашей судьбы.
     - Хорошо сказано! - прозвучал чей-то голос, - свежий и звучный.
     Ашар оглянулся: перед ним стоял молодой  человек.  Он  подошел,  видно,
когда маркиза уходила, но беседа со стариком так на нее  подействовала,  что
она не заметила гостя. Увидев, что хозяин дома остался один, Поль, -  а  это
был он - приблизился и,  как  обычно,  весело  ответил  на  последние  слова
Ашара. Старик, удивленный этим  неожиданным  явлением,  смотрел  на  него  с
таким видом, как будто хотел, чтобы он повторил свои слова.
     - Я говорю, - продолжал  Поль,  -  что  в  смирении,  которое  молится,
гораздо больше величия, чем в философии, которая  сомневается.  Это  правило
наших квакеров, и для моего вечного блаженства было бы гораздо  лучше,  если
бы я почаще вспоминал о нем, но увы!..
     - Извините, -  сказал  старик,  с  удивлением  поглядывая  на  молодого
моряка, который спокойно стоял на пороге хижины.  -  Позвольте  узнать,  кто
вы?
     - Пока я дитя республики Платона, - по-прежнему весело ответил Поль.  -
Род человеческий мне брат, белый свет - отчизна, а своего у  меня  на  земле
только то место, которое я занимаю.
     - Кого же вы ищете здесь? - спросил старик, невольно улыбаясь при  виде
веселого добродушия, сквозящего в лице неожиданного гостя.
     - Мне необходимо найти, - ответил Поль, - в  трех  лье  от  Лорьяна,  в
пятистах шагах от замка Оре, домик, который дьявольски похож на  этот,  и  в
доме должен быть старик... чуть ли не вы.
     - А как зовут этого старика?
     - Ашаром.
     - Да, это я.
     - О, пусть будут благословенны ваши седые волосы! - сказал  тихо  Поль,
и при этом нежность и  уважение  отразились  на  его  лице.  -  Вот  письмо,
написанное моим отцом, и  в  нем  сказано,  что  вы  честный  и  благородный
человек.
     - Нет ли чего-нибудь еще в  этом  конверте?  -  вскричал  старик  и  со
сверкающими от радости глазами подошел к молодому капитану.
     - Есть что-то, - ответил  Поль,  раскрывая  конверт  и  вынимая  оттуда
венецианский цехин, переломленный пополам. - Какая-то золотая  монета.  Один
кусок у меня, а другой должен быть у вас.
     Ашар, не отрывая глаз от Поля, машинально протянул руку.
     - Да, да, -  произнес  он,  и  при  этом  слезы  выступили  у  него  на
глазах. - Да, это точно та  самая  монета!..  И  притом  такое  удивительное
сходство! - Он протянул руки к Полю. - Милый мой! О да, ты его  сын!..  Боже
мой, Боже мой! Я дожил, благодарю тебя!
     - Что с вами? - спросил Поль, поддерживая старика, который весь  дрожал
от избытка чувств.
     - Сынок, разве ты не понимаешь, что ты живой портрет своего отца?  А  я
любил его так, что отдал бы за него свою жизнь и  всю  кровь,  до  последней
капли, и отдам теперь за тебя, если потребуешь!
     - Спасибо тебе, мой старый друг, - ласково сказал Поль.  -  Можешь  мне
верить, цепь чувств не оборвалась между могилой отца и колыбелью  сына.  Кто
бы ни был мой отец, если для того,  чтобы  походить  на  него,  надо  только
иметь совесть без упрека, непоколебимое  мужество,  сердце,  которое  всегда
помнит добро, - да, тогда я точно похож на моего отца, и душой  еще  больше,
чем лицом!
     - В нем все это было! - сказал старик, прижимая Поля к  своей  груди  и
со слезами глядя на него. - Да, у него были  такая  же  гордость  в  голосе,
такой же огонь в глазах, такое же благородство в сердце! Милый мой  мальчик,
почему же ты раньше не приходил? В жизни моей было  столько  мрачных  часов,
которые ты бы мог так скрасить?
     - Почему? Потому что в этом  письме  сказано,  чтобы  я  отыскал  тебя,
когда мне исполнится двадцать пять лет, а двадцать  пять  лет  мне  стукнуло
недавно, с час тому назад.
     Ашар печально опустил голову и некоторое время молчал,  погрузившись  в
свои воспоминания.
     - Двадцать пять лет, - прошептал он, - двадцать пять лет! Боже  мой,  а
я еще все вижу: как ты родился здесь, как впервые открыл глаза  вот  в  этой
комнате. - И старик протянул руку к открытой двери.
     Поль тоже задумался, потом огляделся вокруг.
     - Здесь? Вот в этой комнате? - спросил он. - И  я  жил  здесь  до  пяти
лет, не правда ли?..
     - Да! - вымолвил старик вполголоса, боясь помешать воспоминаниям.
     Поль сидел, закрыв глаза руками, стараясь  собрать  воедино  уплывавшие
картины своего далекого детства.
     - Постой, - глухо сказал он наконец, - я  помню  какую-то  комнату,  но
мне все кажется, что я видел ее во сне. Если  это  та  комната...  Постой...
Странно, как все оживает в памяти!
     - Говори, сынок, говори! - попросил Ашар дрожащим голосом.
     - Если это та комната, то направо от дверей... у стены...  должна  быть
кровать... с зеленым покрывалом?
     - Да.
     - В головах висит распятие?
     - Да. Напротив кровати шкаф, в  котором  были  книги...  между  прочим,
большая Библия с немецкими гравюрами?
     - Вот она, - сказал старик, дотронувшись до лежащей на столе  раскрытой
книги.
     - О, да, это она, точно она! - вскричал Поль, прижавшись к ней лицом.
     - Какой прекрасный сын вырос у графа  Морне!  -  проговорил  старик.  -
Какое это счастье!
     - Потом, - сказал Поль, приподнимаясь, - мне кажется,  в  этой  комнате
есть окно, откуда видно море и на нем три острова.
     - Да, Груа, Гадик и Бель-Иль.
     - О, это точно оно! - вскричал Поль,  бросаясь  в  другую  комнату,  но
увидев, что Ашар идет за ним, он жестом остановил его:
     - Нет, нет, я один... позвольте мне одному войти туда, мне  нужно  хоть
немного побыть одному.
     Поль вошел в комнату, затворил за собой дверь и остановился на  минуту,
растревоженный глубокими чувствами, которые  возникают  порой  у  людей  при
виде предметов или вещей,  напоминающих  о  далеком  и  счастливом  детстве.
Комната была точно такой  же,  какой  Поль  ее  помнил.  Чтя  память  своего
господина и друга, старик Ашар ничего не изменил в ней.
     Чей-нибудь взгляд, конечно, удержал  бы  чувства  Поля,  но,  оставшись
один, он весь отдался им. Сложив руки на  груди,  молодой  человек  медленно
подошел к костяному распятию, опустился на колени, как делал  некогда  утром
и вечером, и стал вспоминать одну  из  своих  детских  простодушных  молитв.
Сколько же всего произошло в его жизни  за  эти  двадцать  лет!  Как  далеко
прихотливый ветер, надувший паруса его  корабля,  занес  юношу  от  страстей
частных  в  пучину  страстей   политических!   Беспечный   молодой   человек
воображал, что он забыл свое прошлое, а оказалось, что он все помнил. И  вот
жизнь моряка, вольная, как океан, убаюкивавший его, должна присоединиться  к
узам, дотоле безвестным, и они, может быть, привяжут его к тому или  другому
месту, как корабль, который стоит на якоре и призывает ветер,  и  ветер  его
призывает, но он в  цепях,  недавний  раб,  он  горько  вспоминает  о  былой
свободе, и трудно переносить ему свою неволю.
     Поль долго был погружен в эти мысли, потом медленно  встал,  подошел  к
окошку и облокотился на него. Ночь была тихая и прекрасная,  луна  сияла  на
небе и  серебрила  верхушки  волн.  На  синеватом  горизонте  виднелись  три
острова, как облака, что носятся над океаном. Он вспомнил, как  часто  стоял
ребенком на этом же самом  месте,  смотрел  на  то  же  самое  море,  следил
глазами за какой-нибудь лодкой с белым парусом, которая безмолвно  скользила
по его глади, словно крыло ночной птицы. Вдруг сердце  его  дрогнуло,  и  он
почувствовал тихие слезы, покатившиеся по щекам. В эту  минуту  кто-то  взял
его за руку, он обернулся - то был Ашар. Инстинктивно  Поль  попытался  было
скрыть свои чувства, но  ему  тут  же  стало  стыдно,  что  он  боится  быть
человеком, и повернувшись, он посмотрел в глаза старику.
     - Ты плачешь?! - сказал Ашар.
     - Да, я плачу! И что здесь  скрывать?  Я  в  жизни  своей  видел  много
страшного. Я  бывал  в  переделках,  когда  ураган  кружил  мой  корабль  на
вершинах волн и низвергал в глубины бездны, и чувствовал, что  он  для  бури
то же, что засохший листок для вечернего ветра! Я видел, как  люди  исчезали
в пучине вокруг меня, и слышал стоны и предсмертные крики  своих  друзей.  Я
ходил под градом пуль и ядер и  скользил  по  палубе,  залитой  человеческой
кровью! Моей душе бывало больно, но я  никогда  не  плакал...  Эта  комната,
которую я, оказывается, бережно хранил в  своей  памяти,  эта  комната,  где
меня ласкал отец, которого я никогда не увижу, последний раз целовала  мать,
которая, может быть, не захочет меня видеть, эта комната для меня  священна,
как могила отца, священна, как колыбель! И я  не  могу  спокойно  вспоминать
ее. Мне всегда хотелось оплакать свое детство, Ашар,  ведь  оно  было  таким
коротким!
     Старик сжал его в своих объятиях. Поль положил голову к нему на  плечо,
и они несколько минут стояли молча. Наконец старый Ашар сказал:
     - Да, ты сказал правду. Эта комната вместе и  колыбель  и  могила:  вот
здесь ты родился, - он протянул руку к кровати, - а  тут  отец  простился  с
тобой навсегда, - прибавил он, указав на другой угол.
     - Так он умер? - спросил Поль.
     - Умер.
     - Ты мне расскажешь о его смерти?
     - Я все расскажу тебе!
     - Подожди немножко, - сказал Поль,  отыскав  рукою  стул  и  присев  на
него. - Я еще не в состоянии тебя слушать,  дай  мне  немного  справиться  с
собой.
     Он облокотился на подоконник и стал смотреть на море.
     - Как прекрасна ночь в океане, когда луна,  как  теперь,  ярко  светит!
Это  величественно,  как  вечность...  Мне  кажется,  что  человек,  который
постоянно наблюдает это зрелище, не может  бояться  смерти.  Отец  мой  умер
мужественно?
     - О, конечно! - ответил Ашар с гордостью.
     - Я был уверен в этом. Я его помню, хотя мне было четыре года, когда  я
в последний раз его видел.
     - Он был таким же  красавцем,  как  вы,  -  сказал  Ашар,  -  такой  же
молодой.
     - Скажи, как его звали?
     - Граф Морне.
     - А, так я из древней и благородной фамилии. У меня тоже  есть  герб  с
короной...
     - Постойте, постойте, молодой  человек,  не  предавайтесь  гордости,  -
сказал Ашар. - Я еще не сказал вам имени вашей матери.
     - Да-да, кто она? Простая женщина? Я все-таки с уважением  выслушаю  ее
имя.
     - Маркиза д'Оре, - произнес Ашар медленно и словно с сожалением.
     - Что ты говоришь! - вскричал Поль, вскочив со стула и схватив  старика
за руку.
     - Я говорю правду.
     - Так Эммануил мой брат, а Маргарита моя сестра!
     - Да разве вы их знаете? - удивился Ашар.
     - О, ты правду недавно сказал, старик, - сказал  Поль,  опустившись  на
стул. - Что провидению угодно, то и будет, а все, что оно  сделает,  заранее
написано в книге нашей судьбы...
     Оба некоторое время молчали, наконец Поль приподнял голову и,  взглянув
с решительным видом на старика, сказал:
     - Теперь говори, я готов тебя слушать.


ГЛАВА IX

     Старик подумал с минуту и начал свой печальный рассказ:
     - Они были обручены. Вдруг, не знаю почему, между их  семьями  началась
страшная вражда, и их разлучили. Сердце графа Морне было разбито, он не  мог
оставаться во  Франции  и  уехал  в  Санто-Доминго,  где  у  отца  его  было
небольшое имение. Я поехал с ним, потому что маркиз Морне относился  ко  мне
с полным доверием, ведь я сын его кормилицы и вместе с ним воспитывался.  Он
называл меня братом, но я никогда не забывал расстояния,  положенного  между
нами происхождением. Маркиз был совершенно уверен во мне, зная, что я  люблю
графа, как родного сына.
     Мы прожили здесь два года. Два года  ваш  батюшка  -  часто  без  цели,
иногда занимаясь охотой, - блуждал по этому великолепному  острову,  надеясь
подавить душевную боль усталостью. Но это ему не  удавалось.  Наконец  после
двух лет беспрерывной борьбы с собой  и  бесконечных  страданий  он,  видно,
почувствовал, что не может больше терпеть, не может жить, не увидев  ее  еще
хоть раз, и мы отправились в Европу. Плавание наше прошло так  благополучно,
что  суеверные   люди   могли   бы   принять   это   за   самое   счастливое
предзнаменование. Через полтора месяца по выходе из  Порт-о-Пренса  мы  были
уже  в  Гавре.  Мадемуазель  де  Сабле  была  уже  замужем.  Маркиз   д'Оре,
удерживаемый своей должностью при дворе, жил в  Версале,  а  жена  его  была
нездорова и оставалась в старом замке Оре, башни которого видны отсюда.
     - Да, да, я знаю этот замок, - проговорил Поль, - продолжай.
     - Во время нашего путешествия дядя  мой,  который  служил  дворецким  в
замке Оре, умер и оставил мне этот домик, а при нем кусок земли.  Я  приехал
сюда, чтобы вступить во владение наследством. Граф отпустил меня  в  Виенне,
сказав, что поедет в Париж, и я целый год не  видел  его.  Однажды  ночью...
теперь ровно двадцать пять лет назад... кто-то стучится ко мне  в  дверь,  я
отворяю: ваш отец входит, держа  на  руках  женщину,  лицо  которой  закрыто
вуалью, идет прямо сюда и кладет ее на постель... Потом он подошел ко мне  -
я стоял, окаменев от удивления, - положил руку на  плечо  и  попросил,  хотя
мог приказать: "Ашар, ты можешь спасти больше, чем  мою  жизнь,  -  жизнь  и
честь той, которую я люблю. Садись на лошадь, скачи  в  город  и  через  час
будь  здесь  с  доктором".  Последние  слова   он   произнес   отрывисто   и
повелительно. Я понял, что нельзя терять ни минуты, и побежал исполнять  его
приказание.
     К рассвету я привез доктора. Граф провел его в ту комнату и  закрыл  за
собой дверь. Уехал доктор уже часов в пять вечера.  Ночью  отец  ваш  вышел,
снова неся на руках неизвестную женщину,  и  лицо  ее  было  опять  закрыто.
Тогда я и увидел вас тут в первый раз, совсем крошку.
     - Как же ты узнал, что это была маркиза  д'Оре?  -  спросил  Поль  так,
словно ему не хотелось верить рассказу своего старого друга.
     - О, - ответил старик, -  обнаружилось  это  совершенно  неожиданно.  Я
предложил графу  Морне  оставить  вас  у  меня.  Он  согласился,  но  иногда
приходил навещать вас.
     - Один? - спросил Поль с беспокойством.
     - Всегда один. Мне позволено  было  гулять  с  вами  по  парку,  и  тут
случалось иногда, что маркиза, как будто случайно,  покажется  где-нибудь  в
аллее, поманит вас к себе и обнимет, как чужого ребенка,  которого  ласкают,
потому что он мил. Так  прошло  четыре  года.  И  вот  однажды  ночью  опять
раздался стук в дверь, это был опять граф. Лицо у него  было  спокойное,  но
мрачное. "Ашар, - говорит он мне, - завтра на рассвете я дерусь  с  маркизом
д'Оре, это бой на смерть, секундантом будешь ты  один,  так  мы  условились.
Приюти меня этой ночью у себя и дай мне бумагу и перо..." Он  сел  к  столу,
вот на этот самый стул, на котором вы теперь сидите.
     Поль тут же встал, оперся на спинку стула и уже не садился на него.
     - Граф не спал всю ночь. На рассвете он вышел в ту  комнату  и  увидел,
что я на ногах, - я тоже не ложился. А вы, бедный  ребенок,  не  понимая  ни
страстей, ни забот людских, вы спокойно спали в своей кроватке!
     - Говори, говори, старик.
     - Он нагнулся к вам, опираясь на стенку, и, печально посмотрев на  вас,
сказал:  "Ашар,  если  я  буду  убит,  с  этим  ребенком   может   случиться
какое-нибудь несчастье. Отдай его вместе с этим  письмом  моему  камердинеру
Фильду, он отвезет его в Шотландию и оставит  там  на  руках  верных  людей.
Когда ему будет двадцать пять лет, он принесет тебе  половину  этой  монеты,
вторую половину я отдаю тебе.  Тогда  ты  открой  ему  тайну  его  рождения,
потому что его мать, возможно, будет жить в одиночестве.  Эти  бумаги  отдай
ему только тогда, когда маркиза  уже  не  будет  на  свете.  Теперь  пойдем,
пора". Граф оперся  на  вашу  кроватку,  нагнулся  к  вам,  и  хотя  он  был
человеком твердого характера, уверяю вас, я  видел,  как  слезы  катились  у
него из глаз.
     - Продолжай, - сказал Поль глухим голосом.
     - Драться назначено было здесь, в парке, шагах  в  ста  отсюда.  Маркиз
был на месте, когда мы пришли, он ждал нас уже несколько минут.  Подле  него
на  скамье  лежали  заряженные  пистолеты.  Противники  молча  раскланялись,
маркиз указал на оружие, оба взяли по пистолету и  стали  в  тридцати  шагах
друг от друга. Они уже заранее обо всем условились. Начали сходиться. Ох,  и
страшная это была минута! - вскричал старик, дрожа всем  телом  так,  словно
вспоминал событие, происходившее вчера. -  Я  видел,  как  расстояние  между
ними быстро уменьшается, - продолжал он.  -  Осталось  всего  десять  шагов,
маркиз остановился и выстрелил... Я взглянул на вашего отца: ни  одна  жилка
не дрогнула в его лице, и я подумал, что он не ранен. Он  продолжал  идти  к
маркизу, приложил дуло пистолета ему к сердцу.
     - Почему же он  не  убил  его?  -  вскрикнул  Поль,  судорожно  схватив
старика за руку.
     - Знаете, что он сказал  маркизу:  "Жизнь  ваша  в  моих  руках,  но  я
оставляю вас в живых, чтобы вы простили меня, как я вас  прощаю".  При  этих
словах граф упал и больш