этим  чудакам;  он  отдал  своему  фрегату
убранства, которые могли бы служить прекрасным  свадебным  подарком...  Ага!
Кажется, они зашевелились!
     - Эй, вы, на шлюпке, что вам надо?
     - Мы хотим попасть на корабль, -  прокричал  Эммануил.  -  Бросьте  нам
веревку или что-нибудь, за что можно уцепиться!
     - Причальте к правому борту, там трап.
     Через несколько секунд шлюпка была уже у  трапа,  ведущего  на  палубу.
Вахтенный  лейтенант  встретил   нежданных   гостей   очень   вежливо,   что
свидетельствовало о воспитанности офицеров этого корабля.
     - Господин  лейтенант,  -  сказал   моряк,   обращаясь   к   вахтенному
офицеру, - знакомьтесь, приятель мой, граф. Кстати, я  забыл  спросить,  как
вас зовут...
     - Граф Эммануил д'Оре.
     - Приятель мой, граф Эммануил  д'Оре,  желает  поговорить  с  капитаном
Полем. Здесь он?
     - Здесь, сейчас приехал, - ответил вахтенный офицер.
     - Дорогой граф, простите, но я вынужден покинуть  вас,  чтобы  сообщить
ему о вашем прибытии. Господин лейтенант, вероятно, согласится показать  вам
тем временем фрегат. Это зрелище очень любопытное для  сухопутного  офицера,
тем более что вы вряд ли найдете еще хоть один корабль в таком порядке,  как
этот. Теперь, кажется, время ужина?
     - Да, наши люди ужинают.
     - Тем лучше.
     - Но... - лейтенант с некоторой нерешительностью поглядел  на  спутника
графа, - я на вахте!
     - Пустяки! Кто-нибудь из ваших товарищей  охотно  займет  на  несколько
минут ваше место. Я постараюсь, чтобы  капитан  не  заставил  графа  слишком
долго ждать. До свидания, граф. Я отрекомендую вас так, что  капитан  хорошо
вас примет.
     Моряк быстро повернулся и стал спускаться вниз по  трапу,  а  лейтенант
повел графа в батарею, где матросы в то время ужинали.
     Графу  впервые  довелось  увидеть  подобное  зрелище,  и,  как  ему  ни
хотелось поскорее переговорить с  капитаном,  однако  же  корабль  полностью
завладел его вниманием.
     Между двумя пушками, в пространстве,  оставленном  для  маневрирования,
не стояли, а висели на веревках стол и лавки.  На  каждой  лавке  сидело  по
четыре матроса, и все они дружно ели говядину. На столах  стояло  по  четыре
бутылки вина, то есть  по  полбутылки  на  человека,  хлеб  лежал  горкой  и
выдавался, видимо, не по рациону, а кому  сколько  понадобится.  Глубочайшее
молчание царствовало на этой трапезе, - в  которой  занято  было  не  меньше
двухсот человек.
     Между тем, хотя матросы разевали  рты  только  для  того,  чтобы  есть,
Эммануил с удивлением отметил, что все они дети разных народов и  это  очень
заметно по их физиономиям. Чичероне его,  заметив  удивление  графа,  тотчас
ответил на немой вопрос.
     - Да, да, - сказал он с легким американским акцентом, на  который  граф
уже обратил внимание и который доказывал, что и сам лейтенант родился по  ту
сторону  Атлантического  океана.  -  Да,  у  нас  здесь   полная   коллекция
образчиков всех народов, и если бы вдруг добрый  потоп  смел  с  лица  земли
детей Ноя, как прежде детей Адама, в нашем ковчеге нашлись бы семена  всякой
нации.
     Посмотрите: вот эти три молодца, которые  выменивают  у  соседей  пучок
лука на кусок ростбифа, родом из Галисии, мы взяли их на мысе  Ортегал.  Они
не станут драться, пока не  помолятся  святому  Иакову  Кампостельскому,  но
зато уж как помолятся, так не отступят ни на  шаг,  пока  их  не  изрубят  в
куски! Другие двое, которые лощат стол рукавами,  добрые  голландцы;  они  и
теперь еще жалуются, что открытие мыса  Доброй  Надежды  здорово  вредит  их
торговле. Посмотрите, с первого взгляда это  настоящие  пивные  бочонки,  но
как скомандуют: "Койки долой!" - они мигом становятся ловкими и  проворными,
как бискайцы. Вот этот стол весь  состоит  из  французов;  видите,  не  смея
говорить громко, они шепчутся. Взгляните вот туда, по центру, это  начальник
их, которого они сами и выбрали; родом парижанин, по ремеслу  -  космополит,
мастер подраться на палках, хороший фехтовальщик, а по профессии  -  учитель
танцев. Он вечно весел  и  всем  доволен,  работает  с  песнями,  дерется  с
куплетами  да  и  умрет  припеваючи,  если  только  пеньковый   галстук   не
перехватит ему глотки, а это очень даже может случиться, если угодит в  руки
Джону Булю.
     Теперь посмотрите сюда: видите целый ряд  костлявых  квадратных  голов?
Для вас это, разумеется, непонятная странность, а человек,  который  родился
между Гудзоновым и Мексиканским заливами, сразу угадал бы, что  это  медведи
с берегов озера Эри или моржи из Новой  Шотландии.  Обратите  внимание,  что
трое или четверо из них кривые: это оттого,  что  дерутся  они  между  собой
совершенно необычным способом - вцепятся указательным и средним  пальцами  в
волосы противника, а большим высадят ему глаз. Некоторые из них очень  ловки
в этом деле и никогда не дадут промаху. Зато и  во  время  абордажа  они  не
теряются,  будьте  спокойны.  Бросают  пику  или   нож   и,   сцепившись   с
каким-нибудь  англичанином,  выдавливают  ему   глаз   так   проворно,   что
любо-дорого посмотреть. Согласитесь, граф, что у нас необычный экипаж?
     - Но как же ваш капитан командует всем этим разноплеменным  сбродом?  -
удивленно ответил вопросом на вопрос  Эммануил,  внимательно  выслушав  этот
подробный рассказ.
     - О, во-первых, капитан говорит на всех языках! А  во  время  бури  или
битвы он хоть  и  подает  команды  на  своем  родном  языке,  но  здесь  уже
инстинкт: всякий  его  понимает  и  повинуется.  Простите,  я  вас  покидаю.
Видите, дверь капитанской каюты отворяется: вероятно, капитан готов  принять
вас.
     Из  каюты  появился  молоденький  юнга,  подошел  к  офицерам,  спросил
Эммануила, не он ли граф д'Оре, и повел его к капитану.  Лейтенант,  который
так любезно исполнял обязанности чичероне, пошел опять на вахту. Эммануил  с
некоторым  беспокойством  и  любопытством  приближался  к   каюте,   заранее
воображая себе встречу с таинственным капитаном.
     Кумир, занимавший вот  уже  несколько  дней  сердца  и  умы  бретонцев,
оказался человеком лет пятидесяти или пятидесяти пяти,  сутуловатым,  но  не
от старости, а скорее от привычки ходить между палубами.  Он  был  в  полной
флотской форме: синем мундире с красными отворотами, красном камзоле,  таких
же штанах, серых чулках, с жабо и манжетами; волосы  его,  завитые  толстыми
буклями, были сильно напудрены и связаны сзади лентой  с  висячими  концами;
треугольная шляпа и  шпага  лежали  подле  него  на  столе.  Когда  Эммануил
показался в дверях каюты, капитан сидел в кресле, но, увидев  гостя,  быстро
встал.
     Молодой граф почувствовал некоторое смятение при виде  этого  человека:
глаза его, казалось, проникали в душу и свободно читали в ней то,  что  было
скрыто для  других  людей.  Может  быть,  впечатление  это  усиливалось  тем
обстоятельством, что дело, которое привело графа Эммануила сюда, вызывало  в
нем некоторые угрызения совести.
     Они поклонились друг другу учтиво, но как люди, которые чувствуют  один
к другому тайное отвращение.
     - Я имею честь говорить с графом Эммануилом  д'Оре?  -  спросил  старый
капитан.
     - А вы, конечно,  капитан  Поль?  -  спросил  в  свою  очередь  молодой
мушкетер.
     Оба еще раз поклонились.
     - Позвольте узнать, - продолжал капитан, -  какому  счастливому  случаю
обязан я честью видеть у себя на корабле наследника одной из  знатнейших  во
всей Бретани фамилий?
     Эммануил еще раз поклонился в знак благодарности и, помолчав  несколько
секунд, как будто ему было трудно начать этот разговор, наконец произнес:
     - Капитан, мне говорили, что ваш корабль идет в Мексику?
     - Это правда. Я иду в Новый Орлеан и по пути зайду в Кайенну и Гавану.
     - Прекрасно. Значит, вам не нужно будет и  сворачивать  с  пути,  чтобы
исполнить предписание,  которое  я  вам  привез,  если  вы  согласитесь  его
исполнить.
     - От кого же это предписание?
     - От морского министра.
     - Предписание   на   мое   имя?   -   спросил   капитан   с   некоторой
недоверчивостью.
     - Собственно, не на ваше имя, а на имя всякого капитана,  который  идет
в Южную Америку.
     - В чем же дело, граф?
     - Необходимо отправить в Кайенну одного  государственного  преступника,
приговоренного к ссылке.
     - Документ с вами?
     - Вот он, - ответил Эммануил, вынимая из кармана бумагу.
     Капитан взял  ее,  подошел  к  окну,  чтобы  воспользоваться  последним
светом уходящего дня, и прочел вслух следующее:
     - "По приказанию господина министра морских сил и  колоний,  благоволят
все господа капитаны и лейтенанты,  на  казенных  судах  команду  имеющие  и
отправляющиеся в Южную Америку  или  Мексиканский  залив,  принять  на  свой
корабль  и  высадить  в  Кайенне  государственного  преступника   Лузиньяна,
приговоренного к пожизненной ссылке. Командир корабля  должен  наблюдать  за
тем, чтобы  преступник  не  выходил  из  своей  каюты  и  не  имел  никакого
сообщения с экипажем".
     - Согласны ли вы исполнить это предписание?
     - Я обязан исполнять предписания морского министра.
     - Так позволите доставить на ваш корабль преступника?
     - Когда вам угодно. Только, если можно, поскорее, потому что я  недолго
простою в здешних водах.
     - Я велю поторопиться.
     - Вы ничего не имеете больше сказать мне?
     - Мне остается только поблагодарить вас.
     - Не за что: я получил предписание и по долгу службы исполню  его,  вот
и все. Это не услуга.
     Капитан и граф снова раскланялись, и прощание оказалось  еще  холоднее,
чем встреча.
     Выйдя на  палубу,  Эммануил  спросил  у  вахтенного  офицера,  где  его
знакомый; тот ответил, что молодой моряк остался ужинать у капитана Поля,  а
шлюпку свою предоставил в  распоряжение  графа.  Действительно,  она  стояла
борт о борт с фрегатом, и матросы, держа весла  наготове,  ждали  пассажира,
которого  им  приказано  было  доставить  на  берег.  Как  только   Эммануил
спустился в шлюпку, она понеслась к берегу с прежнею быстротою.
     В ту же ночь ссыльный  был  привезен  на  корабль,  и  на  другой  день
любопытные тщетно искали глазами фрегат, который целую неделю давал повод  к
бесчисленным  догадкам.  Приход  его,  пребывание  в  гавани   и   внезапное
исчезновение навсегда остались для  добрых  обывателей  Пор-Луи  нераскрытой
тайной.


ГЛАВА III

     Причины, которые привели капитана Поля в Пор-Луи, пока  пусть  остаются
тайной для нашего читателя так  же,  как  и  для  жителей  городка,  и  хотя
описывать  происшествия  на  суше  автору   приятнее   и   интереснее,   чем
малозначительные события на море, однако  дня  два-три  мы  будем  вынуждены
следовать за быстрым бегом "Индианки" по океану.
     Погода была прекрасная, какая только может быть в  западных  странах  в
начале  осени.  "Индианка",  подгоняемая  попутным  ветром,  летела  как  на
крыльях, и матросы, беспечно полагаясь на ясный и  спокойный  вид  неба,  за
исключением нескольких человек, занятых приборкой корабля,  расселись  всюду
по палубе и убивали время кто как умел. Вдруг с высоты мачты раздался  голос
сторожевого матроса: "Гей! Парус!"
     - Гей!  Парус!  -  повторил  боцман,  который  был  в  это   время   на
марс-стеньге.
     - Парус! Парус! - закричали матросы на палубе, потому что в  это  время
волна приподняла появившийся на  горизонте  корабль,  и  моряки  тотчас  его
заметили, хотя пассажиры и пехотные солдаты, очевидно, приняли бы эту  белую
точку не за корабль, а за морскую птицу.
     - Неужели парус?! - выкрикнул радостно  молодой  человек  лет  двадцати
четырех, выбежавший из каюты на палубу. - Где парус, Вальтер?
     - Впереди, капитан, -  ответил  лейтенант,  который  показывал  корабль
графу д'Оре.
     - Дайте-ка мне трубку, - сказал капитан, выхватив  ее  у  лейтенанта  и
прикладывая к глазам.
     - Да, да, - продолжал он, - точно парус. Спросите боцмана,  что  он  об
этом думает?
     - Эй, боцман! -  закричал  лейтенант  по-английски,  приложив  к  губам
рупор. - Капитан спрашивает, что ты думаешь об этом орешке?
     - Да, кажется, что это большой корабль и движется он к нам,  -  ответил
боцман тоже по-английски. - Ага вот уже поднимает нижние паруса!
     - Да,  да,  -  сказал  молодой   человек,   которого   Вальтер   назвал
капитаном. - Да, точно. Наверно, они так же хорошо видят, как и мы; они  нас
заметили. Хорошо. Если им хочется поразвлечься, так, пожалуй, за  нами  дело
не станет. Такая жара, и нашим пушкам, я думаю, давно душно.  Они,  бедняги,
уж сколько дней стоят с заткнутыми ртами и дышат только  запалом.  Артур!  -
продолжал капитан, обращаясь к юнге, который недавно вводил  графа  д'Оре  в
его каюту. - Пойди скажи лейтенанту Матису: у нас  по  курсу  подозрительный
корабль, пусть он приготовится. Ну,  что,  Герри,  как  тебе  нравится  этот
корабль?  -  поднял  капитан  голову  к  боцману,  сидевшему  на   марсе   и
наблюдавшему за приближающимся судном.
     - Это военный корабль, капитан, -  довольным  голосом  ответил  тот.  -
Вымпела у него не видно, но я бьюсь об заклад, что  его  корабельные  бумаги
подписаны адмиралами короля Георга.
     - Ты как всегда прав, Герри! Полагаю, командиру  приказано  напасть  на
один  фрегат,  который  зовут  "Индианкой",  а  за  победу  ему  обещан  чин
капитана, если он лейтенант, и вице-адмирала, если он капитан.  Ага,  вот  и
брам-стеньги  подняты!  Видно,  он  точно  нас  пронюхал  и  хочет  за  нами
погоняться. Прикажите и у нас поднять брамсели, Вальтер,  и  двинемся  прямо
вперед! Интересно, осмелится ли он встать у нас на пути?
     Приказ капитана тотчас  был  повторен  лейтенантом,  корабль  в  ту  же
минуту покрылся парусами и, словно ожив при виде неприятеля, хищно  нагнулся
вперед и глубже врезался носом в волны, раскидывая на  обе  стороны  шипящую
пену.
     На корабле наступила минута безмолвия и ожидания. Мы воспользуемся  ею,
чтобы обратить внимание  наших  читателей  на  молодого  человека,  которого
Вальтер называл капитаном.
     Это был уже  не  тот  молодцеватый  и  насмешливый  лейтенант,  который
привез графа д'Оре на фрегат, и не тот старый моряк  с  согнутым  станом,  с
грубым и хриплым голосом, который принимал  его  у  себя  в  каюте:  то  был
молодой человек, как мы уже говорили, лет двадцати  пяти,  который,  сбросив
маскарадные костюмы, появился в том платье, в котором  ходил  всегда,  когда
бывал в море. На нем был полукафтан из черного бархата с золотыми  шнурками,
турецкий кушак, за которым заткнуты были два пистолета -  не  абордажных,  а
дуэльных,  -  вычеканенных,  разукрашенных,  роскошных  пистолета,   которые
казались скорее украшением, чем оружием. Кроме того, на капитане были  белые
казимировые панталоны и  сапоги  со  складками,  доходившие  ему  до  колен.
Вокруг шеи был повязан индийский платок, полупрозрачный,  с  яркими,  словно
живыми, цветами. Вдоль щек молодого моряка, потемневших  от  солнца,  висели
длинные волосы, черные как смоль и  приподнимавшиеся  от  каждого  дуновения
ветра.  Подле  него,  на  задней  пушке,  лежала  стальная  каска,   которая
застегивалась под подбородком: это было единственное оборонительное  оружие,
которым  он  пользовался  при  абордажах.  Широкие  рубцы  на   стали   ясно
показывали, что каска эта уже не раз охраняла голову  капитана  от  страшных
ударов коротких и широких  сабель,  обыкновенно  идущих  в  ход,  когда  два
корабля сцепятся борт о  борт.  На  всех  прочих  офицерах  и  матросах  был
французский флотский мундир.
     Между тем корабль, который минут двадцать назад  казался  белой  точкой
на горизонте, начал превращаться мало-помалу  в  целую  пирамиду  парусов  и
снастей.  Глаза  моряков  устремились  на  него,  и  хотя  капитан   молчал,
чувствовалось, что все внутренне приготовились к бою, как  будто  уже  отдан
был приказ драться. На "Индианке" воцарилось  то  торжественное  и  глубокое
молчание,  которое  на  военном  корабле  всегда  предшествует  последним  и
решительным приказаниям капитана.
     Неприятельский корабль все рос, рос, и  наконец  корпус  его  вышел  из
воды, как прежде постепенно выступали  паруса  и  мачты.  Стало  видно,  что
судно это больше "Индианки" и что на нем тридцать  шесть  орудий.  Оно  шло,
как и фрегат, без флага, а команда спряталась за  сетками,  так  что  нельзя
было угадать, какому государству принадлежит  этот  корабль.  Капитан  сразу
это заметил.
     - Видно, у нас будет маскарад, - сказал он, обращаясь к  лейтенанту.  -
Артур,  принеси  несколько  флагов:  покажем  этому  незнакомцу,  что   наша
"Индианка" мастерица переряжаться.  А  вы,  Вальтер,  прикажите  приготовить
оружие. В этих водах нам некого встретить, кроме неприятеля.
     За приказаниями вместо  ответа  последовало  исполнение.  Через  минуту
юнга принес с дюжину разных  флагов,  а  лейтенант  раздал  оружие  и  велел
класть в разных местах на палубе пики, топоры и ножи; потом опять подошел  к
капитану. Каждый  член  экипажа,  словно  повинуясь  инстинкту,  занял  свое
место, потому что приказа готовиться к бою не  было.  Кажущийся  беспорядок,
который заметен, был в это время на фрегате,  мало-помалу  прекратился,  все
внимательно смотрели на капитана.
     Корабли шли по диагонали  друг  от  друга,  но  расстояние  между  ними
быстро  сокращалось.  Когда  они  сблизились  на  расстояние  трех  пушечных
выстрелов, капитан сказал:
     - Теперь,  Вальтер,  можно  уже  подразнить  нашего  нового  знакомого:
покажите-ка ему шотландский флаг.
     Лейтенант сделал знак дежурному боцману, и на корме "Индианки"  взвился
красный  флаг  с  синей  каймой,  но  ни  по  чему  не   видно   было,   что
неприятельский корабль обратил внимание на этот маневр.
     - Да, да, - сказал капитан,  -  знаем:  английские  леопарды  обстригли
когти и подпилили зубы шотландскому льву, поэтому теперь не хотят и  глядеть
на него; ему нечем  защищаться,  а  они  думают,  что  он  сделался  ручным.
Покажите ему другой флаг, Вальтер, авось язык у него развяжется.
     - Какой прикажете, капитан?
     - Первый попавшийся под руку, может быть, вам и посчастливится.
     Шотландский флаг был тотчас спущен, и вместо него  взвился  сардинский.
Неизвестный корабль молчал по-прежнему.
     - Понимаем, - сказал капитан, - видно, король Георг живет  в  дружбе  и
согласии  с  королем  Кипрским  и  Иерусалимским.  Что   нам   их   ссорить!
Поднимите-ка,  Вальтер,  американский  флаг   да   укрепите   его   холостым
выстрелом.
     Прежний маневр был повторен: сардинский флаг спустился, и  американские
звезды под грохот пушечного выстрела медленно поднялись к небу.
     Случилось то, что капитан и предвидел: как  только  этот  мятежнический
флаг нагло распустился  по  воздуху,  неизвестный  корабль  сбросил  с  себя
таинственность и поднял великобританский флаг. В ту же  минуту  облако  дыма
вырвалось из его  борта,  и  ядро,  несколько  раз  отрикошетив  по  волнам,
погрузилось в воду, не долетев около сотни футов до фрегата.
     - Велите бить сбор,  лейтенант!  -  вскричал  капитан.  -  Мы  угадали.
Ребята, - продолжал он, обращаясь к экипажу, - ура Америке! Смерть Англии!
     Матросы ответили ему единодушным восклицанием, и  на  английском  бриге
послышалась команда: "Койки долой!" Барабанщик  на  фрегате  тотчас  ответил
тем же, и все приготовились к бою, канониры бросились к  пушкам  и  на  реи.
Капитан остался  на  баке,  играя  со  своим  рупором,  символом  власти  на
корабле, морским  скипетром,  который  командир  судна  во  время  бури  или
сражения всегда держит в руке.
     Между тем роли переменились: теперь уже английский корабль  притворялся
спокойным. Как только они сблизились на  пушечный  выстрел,  длинное  облако
дыма взвилось по всему протяжению брига, послышался грохот, подобный  грому,
но чугунные ядра, отправленные  сгоряча,  не  сумели  преод