Жан Дети.
        Хищники для преисподней


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Jean Detis Rapaces pour l'enfer
     © Copyright Александр Тюрин, перевод
     Email: cybval@yahoo.com
     WWW: http://rusf.ru/tjurin/ Ў http://rusf.ru/tjurin/
     Date: 16 Oct 2001
---------------------------------------------------------------

     Интерпретация Александра Тюрина


        "ГЛАВА 1"

     Небо светилось ярким ультрамариновым светом. Солнечные  лучи отражались
от морской глади необыкновенной синевы  тысячами огненных стрел, больно раня
глаза.  Рисуя замысловатые  арабески, над грузовым судном с  криками  парили
чайки.
     Никанор Папалотас приложил руку к козырьку грязной фуражки и хотел было
осмотреть  горизонт.   Потрескивающие,  как  огонь,  и  сверкающие,   словно
расплавленный металл, солнечные лучи создали перед его глазами алый занавес.
     Невозможно ничего заметить среди этой блестящей, как лед, массы.
     Папалотас отказался  от  своей затеи и  скрылся  в тени натянутого  над
палубой  брезента. Он снял фуражку и  вытер носовым  платком мокрое от  пота
лицо.
     Грек  поставил свое старое  судно  на якорь в условленном месте. Прибыв
сюда на  целых полчаса раньше назначенного срока, он уже начал  беспокоиться
без всяких на то причин.
     За все  время своей бурной деятельности  морского  корсара он ничего не
боялся, но в эту минуту страх связал узлом все его внутренности.
     Кто мог бы заинтересоваться  этим старым облупившимся судном, ставшем в
бухте Савкирах вблизи Кавраха, арабской деревни на берегу? Кто?
     За исключением чаек небо было чистым. Море пустынным.
     Никанор  Папалотас взглянул на  часы. Осталось  четверть  часа.  Фелюга
должна была быть уже на полпути между  ним  и  Каврахом. Однако  эти чертовы
бедуины считали, что время для них ничего не значит.
     Его глаза  вновь  смело  обратились  к сверкающему  океану  и, наконец,
различили  вдали черный  штрих  плоского  судна,  курс  которого не  вызывал
никаких сомнений. Оно направлялось прямо к нему.
     Ну что  ж, начнем! Он  должен  простить бедуинов.  Они тоже окажутся на
месте встречи раньше назначенного часа.
     Теперь  все  становилось  очень  серьезным, и тревога  грека  возросла.
Выгрузка товара из его трюмов займет много времени...
     Как не убеждал себя Папалотас, что это уже шестая операция за последние
два месяца, и  что  все предыдущие операции закончились успешно, он опасался
предательства.
     Его  команда из  Сомали была не самой надежной. А кроме  того, что  ему
известно о клиентах?!
     Сейчас  он  потребует  от  них,  чтобы  следующая  встреча   состоялась
где-нибудь  в  другом месте.  Никанор  Папалотас  очень хорошо  понимал  всю
опасность  этого  дела  и  не  хотел  больше  искушать  дьявола.  Даже  если
преисподняя будет вымощена десятками тысяч долларов!
     В шестой раз  он вставал на якорь вблизи Кавраха. Пять раз  - уже много
по его мнению. Он больше не хотел  играть в эту игру. Для следующего раза он
сам выберет место встречи.
     Например, вблизи Раз-ад-Дакма  в заливе  Мазира,  или,  лучше всего,  в
районе Мадира или Рас Шарбитхата...
     Моторное  судно приближалось. На  носу грек  заметил фигуру Шафика.  Он
вышел из-под  навеса,  подошел  к  леерному  ограждению и  коснулся  ладонью
фуражки в знак приветствия. Араб в зеленом вазрахе в желтую полоску  ответил
похожим жестом.
     Папалотас  крикнул  необходимые  распоряжения.  На  палубе  засуетились
сомалийцы, сбросили трап, привели в действие лебедки и растянули брезент над
соединявшим центральный люк с  бортом  корабля железным рельсом, по которому
уже скользила тележка с цепями, крюками и блоками.
     Наконец, фелюга была пришвартована. Шафик заткнул за широкий  пояс полы
вазраха, взялся  за  поручни  и быстро поднялся  по трапу на палубу. На  его
голове   красовалась   красная   куфия   с  двумя  черными   агвалами.   Под
развевающимися полами  головного убора  сверкнули  ослепительно белые  зубы.
Лицо араба украшали густая борода и усы.
     -  As-salam  aleikoum,  mouchir   Chafic  ibn  Haroun,  -  поздоровался
Папалотас.
     - Amdulillah, rais, - ответил бедуин.
     Шафик осмотрел все вокруг своим орлиным взглядом  и остался доволен при
виде длинного ящика, который только что подняли из трюма. Он показал на него
пальцем с загнутым, как коготь, ногтем и спросил по-английски:
     - Сколько?
     -  Двадцать  пять,  -  ответил  грек.  -  Автоматы,  патроны,  гранаты,
пулеметы...
     Шафик  сдвинул  брови  и стал  проводить в  уме сложный  арифметический
расчет. Никанор Папалотас улыбнулся.
     - Не  беспокойся, мушир.  Это  мой шестой рейс. Сегодня вечером у  тебя
будет достаточно оружия для того, чтобы вооружить пять-шесть тысяч человек.
     Он перечислил по пальцам:
     -   Легкие   пулеметы,    винтовки,   револьверы,   гранаты,   гаубицы,
автоматические пистолеты... У тебя есть все для войны.
     Черные глаза маршала Шафика уставились на капитана.
     -  Ты  на что намекаешь?  - спросил  он. - С чего ты взял,  что  я хочу
начать войну?
     По  сухому  и  натянутому  тону  грек понял,  что  сболтнул  лишнее. Он
благоразумно сбавил обороты.
     - О! То, что я сказал...
     Бедуин вдруг выхватил из-за пояса длинный йеменский кинжал.
     - Тебе платят за доставку груза, - грозно  проговорил он. - Тебе платят
и за молчание...
     Грек  снова  почувствовал  страх. Он побледнел,  но, сделав  над  собой
усилие, попытался возразить:
     - Мне платят... Мне платят... Согласен. Но я думаю, что уже доказал вам
свою преданность. Разве я мог измениться  в этом последнем  рейсе?  Я - твой
друг, мушир, а не слуга!
     Бедуин с ухмылкой спрятал кинжал за пояс и прошелестел:
     - У нас говорят: "Тот, кто сует нос в чужие дела, плохо кончит".
     Гроза,  по-видимому,  прошла.  Никанор  Папалотас  вдруг  заметил,  что
струившийся  по его спине пот стал ледяным. Рассердившись на свой  страх, на
недружелюбное поведение бедуина, он повернулся к арабу спиной и  стал ругать
сомалийцев,   которые,  по  его   мнению,  не   соблюдали   достаточных  мер
предосторожности при погрузке оружия в фелюгу.
     Маршал  Шафик ибн Харун положил  руку  на плечо  греку. Тот  обернулся.
Маршал передал моряку толстый пакет в крафт-бумаге.
     - Давай спустимся в твою каюту, - предложил Шафик.  -  Там ты проверишь
обещанную мной сумму и предложишь мне стаканчик арака.
     Папалотас без  колебаний пошел вперед. Когда они подошли к двери каюты,
Шафик был как раз сзади.
     Йеменский кинжал по самую рукоять вошел между лопаток снизу вверх.




        "x x x"

     Капитан Рональд  Моррисон вынул из  кожаной  сумки,  лежавшей на заднем
сиденье  "Ленд-Ровера"  трубку и кисет  с табаком.  Раскурив ее, он выпустил
облако  дыма, которое  тотчас  растаяло  в  горячем, плотном и  непрозрачном
воздухе.
     Капитан уселся  в тени джипа и  недовольно поморщился, почувствовав жар
раскаленной до бела земли. Но его британское хладнокровие  не позволило  ему
показать своим людям, что песок и эта страна внушали ему отвращение.
     Его  люди?  В  состав   патруля  входили  двенадцать  арабов  с  лицами
грабителей. Три  "Ленд-Ровера", в каждом - по четыре человека. Четвертый, за
рулем  которого  сидел  сержант  Ангус  Мак-Огильви,  принадлежал  ему,  как
командиру отряда.
     Простой сержант...
     Но кроме капитана он единственный носил вышитые на  рубашке  цвета хаки
знаки различия. Он был единственным европейцем, и  только с ним Моррисон мог
поговорить.
     Капитан   опять  поморщился.  Ангус  Мак-Огильви   был  ему  не   очень
симпатичен.  Он был похож на деревенщину, который все время, как американцы,
жевал резинку.
     Эту  привычку шотландец  перенял в  Танбину, когда охранял там нефтяные
скважины  - богатства  Омана-Маската.  Эта опустошенная  страна  вызывала  у
Моррисона отвращение.
     Приехав в Сендхорст, Рональд Моррисон мечтал о  границах, которые будет
защищать.  Он мечтал  о  границах  Империи, которая заполняла  отведенные ей
страницы в книге Истории. К несчастью Империя стала  республикой,  и Рональд
Моррисон  предложил  свои  услуги  Йеменской  границе, которая  отделяла эту
средневековую землю от Аденского протектората.
     Со  временем от  мечты  лейтенанта ничего  не осталось,  когда  и  Аден
отделился в свою очередь.
     Оманский султанат,  создавая современную армию, обратился к наемникам с
просьбой помочь ему управлять войсками. Моррисону предложили чин капитана, и
он, не желая отказаться от своих военных занятий, подписал контракт.
     И  теперь  он  охранял границу.  Вернее сказать  то, что  ему  казалось
границей...
     Как можно быть уверенным в этом  покрытом песком регионе, в котором нет
указательных  столбов,  в котором никакое  дерево,  реку или  долину  нельзя
выбрать в  качестве  опорной точки, что Оман  здесь, а Аравия или Республика
Южный Йемен по ту сторону границы?
     Капитан  Рональд  Моррисон  вздохнул  так  громко,  что  сержант  Ангус
Мак-Огильви привстал, ожидая приказаний.
     - Я докурил свою трубку, - проворчал капитан. - Поехали.
     - Слушаюсь, сэр!
     Шотландец был не очень  разговорчив.  Либо он пережевывал  свою чертову
жвачку, либо говорил просто "Слушаюсь, сэр!" Однако он был отличным  младшим
офицером. Он  говорил  по-арабски, выучив этот  язык  бог знает  где, и умел
заставить подчиняться взятых в армию бедуинов.
     - Icha!
     Возглас  арабского солдата оторвал  Моррисона  от  его мрачных  мыслей.
Бедуин показал на приближающееся к ним с юга облако пыли.
     - Караван, - лаконично перевел сержант.
     - Хон-хон! - пробормотал капитан.
     Он выбил трубку о подошву правого ботинка, аккуратно убрал ее в кожаную
сумку и встал.
     - Поехали туда! - решил он. - Проверка документов!
     - Слушаюсь, сэр!
     Приложив ладони к глазам, сержант наблюдал за серым облаком.
     - Идут от берега, - сообщил он. - Направляются в Раки... Или в Зар...
     Сержант  криками  стал  поднимать  сонный   патруль,  толкая  людей   к
"Ленд-Роверам". Моторы тотчас загудели.
     Моррисон  подошел к  сержанту-водителю и широким жестом показал  своему
отряду цель - медленно приближавшееся к ним облако пыли.
     Трясясь и  подпрыгивая на барханах, джипы вскоре  подъехали к каравану.
Дромадеры встретили их ревом.
     Караван баши  - высокий человек в  зеленом вазрахе в  желтую полоску  и
красной куфие с  черными агвалами, с всклокоченной бородой  и усами - поднял
руку, дав  сигнал  к  остановке  и  одновременно  в  знак  приветствия.  Его
погонщики,  которыми  были  десять  бедуинов с  горящими  глазами, заставили
вьючных верблюдов опуститься на колени.
     Караван баши сказал несколько слов  на своем  языке.  Хасан  перевел на
английский:
     - Он говорит, что везет хлопчатобумажную ткань.
     Мак-Огильви  не  шевельнулся.  Это означало,  что перевод точен. Вместо
сержанта  с арабами всегда  говорил Хасан,  а  тот  только контролировал его
перевод.
     - Они везут ткань откуда и куда? - спросил он.
     Хасан перевел.
     - Он говорит, что взял груз в Раз-ад-Дакме и идет в Маскат.
     Довольно  длинный  путь. Однако Аллах подарил кочевникам много времени.
Эти грязные и убогие бедуины ходят по пустыне, словно суда в океане...
     - На пути есть разбойные племена, - заметил Мак-Огильви.
     -  Он  говорит,  что  не  боится,  -  сообщил  Хасан  после  того,  как
переговорил с арабом. - Их груз не представляет большой ценности.
     За все  время  разговора капитан  не  произнес  ни  слова. Он был полон
презрения  и  безразличия к этой  опротивевшей  ему рутинной работе. Сержант
продолжал свой допрос.
     - Как его имя?
     - Он говорит - Шафик ибн Харун.
     Сержант-шотландец  выбрал наугад одного из верблюдов  и приказал  своим
людям:
     - Откройте эту корзину!
     К животному подошли два арабских солдата.
     Все произошло очень быстро. Шафик  ибн Харун молниеносно выхватил из-за
пояса  йеменский  кинжал и бросился  на  сержанта Мак-Огильви. Клинок  снизу
вверх распорол ему живот.
     Ошеломленные внезапным нападением Моррисон и его люди попятились назад,
образовав перед "Ленд-Роверами" живую стену. Это была их роковая ошибка.
     Под джеллабами бедуинов были спрятаны автоматы.  Песок мгновенно впитал
кровь скошенных очередями солдат.
     Шафик расхохотался и добил своим кинжалом капитана Рональда Моррисона.
     Караванщики  подобрали оружие убитых,  положили его в "Ленд-Роверы". За
руль сели четверо из них.
     - В Шурах! - приказал Шафик.

        "x x x"

     Мехди  положил  рядом  с  собой  недоконченную  сандалию.  Час  молитвы
приближался. У Мехди не было часов, но привычка никогда не подводила его.
     Это была послеполуденная молитва аль-азр в пятой части дня.
     Будучи кареджитом, как и все жители Назваха, древней столицы  Омана, он
свято  соблюдал  религиозные  обычаи.  Впрочем, в  этом  городе все почитали
заветы пророка.
     Сидевший по-турецки на пороге своей самановой лавки Мехди  посмотрел на
отбрасываемую  солнцем   тень,   по  которой  определял  время.  Его  взгляд
задержался на трех незнакомцах, которые величественно сходили с поставленных
на колени верблюдов.
     Вероятно,  они  приехали  с   одного   из  оазисов.  Особенно  внимание
ремесленника привлек  один из  них -  человек  в зеленом  вазрахе  в  желтую
полоску и красной куфие, с огромным йеменским кинжалом за поясом.
     Несмотря на  происхождение кинжала,  этот  высокий  бородач с  властным
взглядом не был похож на йеменца. Скорее всего,  он из Маската и исповедовал
ханбалит, пуританскую или ригористскую веру.
     Незнакомец осмотрелся по сторонам и неожиданно зашагал к мечети.
     Мехди каждый день расстилал молитвенный  коврик у дверей своей лавки на
проезжей  части  улицы,  но  приезд  этой троицы заставил его изменить своей
привычке. К тому же сегодня была  пятница, а  по законам Аллаха он не должен
был работать. Однако нужно было закончить срочный заказ...
     Кроме того, каждую пятницу шейх тоже отправлялся молиться в мечеть. Эта
традиция сохранилась до сих пор.
     Вот уже  двадцать лет,  как  сам имам  неизменно появлялся  на молитве.
После изгнания из столицы в 1955 году солдатами султана Маската этим городом
управлял его преемник, который оставался верен древним обычаям.
     Мехди  было  безразлично  то,  что  сменился  правитель,  и  Оман  стал
маскатской территорией. Он жил ни чуть не хуже, чем прежде. Религия и обычаи
не изменились.
     Он пошел  вслед за тремя  людьми, проследовал за ним по длинным улочкам
рынка  и  вышел  на  площадь,  на которой  уже  собралась большая  толпа. Ее
сдерживал вооруженный до зубов кордон бедуинов с диким видом, одетых в форму
цвета хаки. У всех была короткая стрижка, как в британских войсках.
     В толпе царило гробовое молчание.  Трое  незнакомцев пробились в первые
ряды.
     На другой стороне площади кто-то кричал:
     - Ou'a! Ou'a! Место  нашему горячо любимому шейху! Место! Место!  Ou'a!
Ou'a!  Место наместнику горячо любимого султана, ниспосланного нам  пророком
Аллаха!
     Толпа  расступилась по  обе стороны шейха  в сопровождении его детей  и
одного рыжего, как песчаные дюны, англичанина, которых сопровождали солдаты.
     Правитель  и  его  эскорт  остановились  в центре оцепленного  военными
круга.  Перед  их  стопами развернули  яркие шерстяные ковры. Они сняли свои
богато украшенные туфли.
     Мехди не пожалел, что пришел. Зрелище стоило того. Наконец-то он увидел
своими  глазами то,  о  чем  ему рассказывали. Этот  рыжий  англичанин, сняв
ботинки, тоже приготовился молиться, как и правитель. Очевидно, этот человек
был обращен в исламскую веру.
     Мехди больше не сомневался.
     С минарета донесся гнусавый пронзительный голос муэдзина:
     - La illaha ill'Allah oua Mohammad rasoul Allah...
     Коленопреклоненные  правоверные  стали  бить  поклоны  в   такт  голосу
муэдзина. Несмотря на торжественность момента Мехди все же не мог удержаться
от того,  чтобы  не  поискать  взглядом в  толпе  человека  в  желто-зеленом
вазрахе.
     Он  увидел,  как тот вдруг  встал и  бросил  к шейху небольшой  круглый
предмет,  который,  упав  рядом  с  ним,  поднял  в  воздух  облачко  песка.
Покатилась вторая граната.
     Двое спутников незнакомца в красной куфие открыли огонь из автоматов.
     Прошитые насквозь пулями  солдаты попадали.  Раздались крики,  началась
беспорядочная пальба...
     Лежащий ничком Мехди больше ничего не видел.
     Кто-то истерически завопил:
     - Они убили правителя!... Они убили шейха!...

        "x x x"

     Мухсен облегченно вздохнул. Вдали показался оазис.
     Он приезжал  сюда два раза  в месяц. Его фургон долго и упорно трудился
под невыносимой жарой, всегда  доставляя грузы  по назначению. Кто-то должен
был дать возможность людям, жившим на  оазисах, обменивать  финики и сушеное
мясо  на  предлагаемые им  хлопок,  рис,  соль и сахар. Полученный товар  он
отвозил на берег для продажи торговым объединениям индийцев и сирийцев.
     Мухсен ни  за что  бы не  отказался от  своей  работы. Он  вел  меновую
торговлю уже двадцать лет и был очень богат.
     Оазис приближался. Мухсен весело посигналил, сообщая о своем приезде.
     Араб нахмурился.  Обычно, услышав его сигнал, на опушку  пальмовой рощи
спешили мужчины и женщины с детьми. Сегодня никого не было видно.
     Заинтригованный Мухсен  прибавил газ, снова  продолжительно посигналил.
Подъехав к оазису, он развернулся и остановился.
     Они все сидели в кругу.  Торговец  приблизился. Жители  оазиса окружили
белобородого  старца,  одетого во  все белое. Он читал проповедь,  его худые
пальцы перебирали янтарные бусинки исламских четок.
     Моралист! Раздосадованный Мухсен понял, что никто теперь не обратит  на
него внимания. Он покорился судьбе и тоже стал слушать, ожидая своего часа.
     -  "Рай  перед  вами,  а  преисподняя  позади вас", - сказал пророк,  -
дрожащим голосом говорил старец. - Народ Аллаха  забыл об этом,  несчастные!
Горе ему...  Только те  попадут в рай, кто захочет этого.  Имам готов помочь
народу Аллаха  искупить вину. Готов  эмир. Имам  и эмир - одно и то же лицо.
Его зовут Аль  Факир (Бедный). Он беден, потому что у него  похитили то, что
Аллах пожаловал его предкам  во времена Омейядов. Аллах сказал  ему,  что он
должен прогнать это проклятое племя, которое погасило огонь Аллаха в сердцах
его самых дорогих сыновей...
     Старец говорил нараспев, закрыв глаза.
     - Послушайте, о вы,  дети Аллаха! Послушайте! "Дивный плод -  настоящая
радость для нашего дома.  Но не плодом должны мы восхищаться,  а древом,  на
котором он родится". Это древо выросло, оно унаследовало доблесть и мужество
легендарного  Абдер-Рахмана.  Оно  выросло  и хочет посадить семена  в землю
своих предков. Вам  надлежит,  о  братья мои, собрать  его  плоды, чтобы  вы
смогли   вкусить  их  и   принести   свою   благодарность   Древу  Солнца...
Единственный,   настоящий  эмир   Омана,  освященный  Аллахом,  единственный
наследник доблести и несравненного прошлого нашего народа...
     Старец замолчал. Воцарилась тягостная для Мухсена тишина. Жители оазиса
сидели неподвижно, словно статуи. Торговец  решил,  что настал благоприятный
момент, побежал к фургону и засигналил.
     -  Посмотрите  на  неверного  богоотступника,   проклятого  Аллахом!  -
взвизгнул  старец.  -  Его  нужно  принести  в  жертву...  Его кровь  должна
превознести Аллаха!...
     Словно загипнотизированные, двое фанатиков вскочили  с места, выбрались
из плотной толпы и с ножами в руках направились к Мухсену.
     - Вы сошли с  ума!... - в  ужасе закричал торговец. - Вы же меня хорошо
знаете!... Это я, Мухсен... Я вам...
     Грязные  крючковатые  пальцы  схватили  его за  горло. В  грудь Мухсена
вонзился нож