тихо смываемся тем же путем, как и положено уважающим себя ихтиандрам, - сказал Мазур. - Освобожденный экипаж радостно ведет судно в гавань, неистовствуют репортеры, чешет в затылке начальник полиции, так и не дознавшийся, кто были те скромные герои...
     - Я смотрю, ты всерьез все продумал?
     - Два часа тут торчу, - сказал Мазур. - Все равно делать нечего. Чисто машинально начинаешь прокачивать варианты. Благо дело насквозь знакомое. Ты сам, помнится, в чем-то подобном принимал участие и ухитрился особенно не напортачить...
     Лаврик смотрел на него с загадочной, непонятной улыбочкой. Вернул бинокль, сказал задушевно:
     - Вот смотрю я на тебя и думаю - почему ты до сих пор не адмирал?
     - Рановато, - сказал Мазур.
     - Пожалуй... Но голова у тебя работает. В нужном, знаешь ли, направлении...
     Очень примечательная у него была ухмылочка. Знакомая по прошлым каруселям. Многозначительная. С радостной надеждой Мазур придвинулся вплотную и сказал:
     - Колись, боец незримого фронта...
     - А что тут колоться? - пожал плечами Лаврик. - У меня, да будет тебе известно, санкция есть...
     - Иди ты!
     - Серьезно, - сказал Лаврик так, что Мазур моментально ему поверил. - Ты ведь не считаешь, что самый умный на свете? В такой ситуации многие думают синхронно... Короче, санкция есть. Как только на воду и этот многострадальный кораблик опустится ночная тьма, мы имеем полное право... да что там, мы просто обязаны решительно пресечь хулиганство на борту. Поскольку это самый простой и надежный способ обеспечить себе условия для нормальной работы. Есть свои нюансы, но о них можно потом... Это уже не суть важно. Главное, санкция есть.
     Мазур ему поверил моментально - не тот это был человек, чтобы пускаться на авантюру. Несгибаемый службист Самарин.
     - Ага, - сказал он. - И ты это провернул за два последних часа?
     - Умеем работать, когда припрет, - скромно потупился Лаврик.
     - Это, знаешь ли, наталкивает... - сказал Мазур, рассуждая вслух. - У тебя, ясен пень, нет и не может быть радиостанции. Ты бы не смог сам... У тебя, конечно же, есть в городе кто-то, как раз и располагающий немалыми возможностями... Это азбука. Тоже мне, головоломка...
     - Ты уж себе думай, что хочешь... - сказал Лаврик, отводя взгляд. - Пошли?
     - Куда? Полдень еще...
     - По дороге объясню, понадобится кое-какая предварительная подготовочка. Ты уж соври своей заиньке что-нибудь убедительное, чтобы не волновалась...
     Они спустились с чердака, все еще отряхиваясь от пыли и паутины. Все прочие обитатели дома столпились у маленького телевизора, напряженно пялясь на экран, где не происходило ровным счетом ничего интересного. Картинка была статичной и незамысловатой: теплоход, стоящий на якоре. Судя по точке съемки, телеоператор примостился со своей камерой на крыше одного из домов на набережной. Закадровый комментатор что-то бубнил без всякого воодушевления - ага, в двадцатый, наверное, раз повторял, что никакие требования пока что не оглашены, что количество террористов по-прежнему неизвестно, что на теплоходе вроде бы так ничего пока и не происходит...
     Надежды Мазура как ни в чем не бывало проскочить к двери оказались тщетными - Кимберли моментально кинулась наперерез, ухватила за рукав:
     - Вы куда?
     - Мобилизация, - сказал Мазур. - Ты не знала? Всех граждан Содружества мобилизуют в дружины для поддержания порядка и возможного отпора засевшим в городе террористам. А мы с Беном как-никак граждане Австралии...
     Она схватила Мазура за лацканы легкой куртки, глаза у нее сейчас были совершенно бабьи, испуганные, мокрые, встревоженные.
     - Это же опасно! С ума посходили?! Некому лезть туда, кроме вас? Есть же полиция, армия...
     Видя выражение ее глаз, Мазур почувствовал даже некоторую гордость, глупую и неуместную. И тут же, выругав себя за дурацкие шутки, торопливо сказал:
     - Извини, это я так пошутил... Неудачно, да? Ничего страшного, нам просто надо продлить парочку лицензий. Все конторы ведь работают как ни в чем не бывало, это только на набережной заваруха.
     Она опустила голову, словно Мазур ее ударил. Отвернулась, дрогнувшим голосом обронила:
     - Шутки у тебя, дубина...
     Мазур побыстрее просочился на улицу. Лаврик спешил следом. Они спустились с холма, свернули в сторону центра.
     - А девочка к тебе неровно дышит, - сказал Лаврик, глядя в сторону - Приятная девчонка, точно. Но не думаешь же ты, что она в тебя всерьез врезалась по самые уши? Ты у нас, в конце концов, не сказочный принц. Я тебе скажу, что происходит, и какая тут психологическая подоплека. Девочка сама не своя от радости, что на какое-то время вырвалась из гадюшника. Она, конечно, хочет в звезды, спасу нет, но ихний Голливуд - это гадюшник. Говорю как специалист.
     - Ты там бывал? - хмуро спросил Мазур.
     - Была у меня однажды подруга, - сказал Лаврик. - С ?Ленфильма?. И ведь не костюмерша какая - актриса. Имени не говорю, ты все равно не поверишь, решишь, травлю... Так вот, она мне изрядно порассказывала про милые и душевные нравы означенного ?Ленфильма?. Интриги, зависть, закулисье и все сопутствующее... У меня ухи в трубочку сворачивались. Так вот, родной, если наш советский ?Ленфильм?, руководимый и идеологически направляемый - неописуемый змеятник, то я себе представляю, что должно твориться в Голливуде, где ставочки малость повыше... Одним словом, твоя Кимберли на какое-то время вернулась в нормальную жизнь. На кораблике плавает, по улицам гуляет с мороженым, по темным углам с симпатичным кладоискателем целуется... Сечешь? Это нормальная жизнь, нормальный отдых. Только рано или поздно, скорее рано, чем поздно, раздастся рев трубы, и она упорхнет назад, чтобы лезть вон из кожи...
     - Сам знаю, - сказал Мазур. - Что ты цепляешься, репей? Ну не можешь же ты всерьез думать, что я потек из-за очередной зайки? Никак не можешь...
     Лаврик какое-то время шагал рядом, задумчиво улыбаясь чему-то своему, лицо у него стало грустное и напрочь отрешенное от суровых сложностей здешнего бытия.
     - Это я в походно-полевых условиях провожу сеанс психотерапии, - сказал он, наконец. - Чтобы придать тебе прежнюю железность. Ты уж прости, но я самолично, собственными зыркалками пару раз видел, как ты на нее смотришь почти человеческими глазами... Точно.
     - Так ведь ?почти?, - ухмыльнулся Мазур. - Нюанс?
     - Нюанс, - согласился Лаврик. - И все равно, ?почти? в наших условиях - это перебор. Всякий должен быть невозмутим и тверд, как Железный Дровосек...
     - Не вспоминай про Железного Дровосека, - глухо сказал Мазур.
     - Почему? А... Но я же книжного имел в виду. Извини. Короче говоря, я тебе заранее делаю прививку от почти человеческих взглядов в адрес капитанской дочки. Думай о реалиях. О том, что все равно ни черта у вас не выйдет. О том, что она через пару-тройку годочков обязательно испортится. В том смысле, что профессия ее изуродует. Эта профессия, промежду прочим, человека уродует почище нашей. У нее будут замки и виллы, семь мужей. Вместо недотепы Билли Бата при ней будет состоять какая-нибудь двуногая акула, которая контракты и денежки из глотки вырвет. И она тебя даже не вспомнит. Уж я-то знаю, - сказал он, глядя под ноги. - В принципе, разница только в масштабах и ставках...
     Он подцепил носком мятую жестяную банку из-под кока-колы и с дребезгом погнал ее по тротуару, мастерски поддавая, пасуя сам себе. Мазур, подхватив ритм, перехватил у него жестянку, и они долго гнали ее по мостовой, перетасовывая, отбирая, всерьез этим увлекшись на какое-то время - два взрослых мужика, устремившиеся по серьезным делам. В конце концов, банка неожиданно провалилась в ямку, откуда ее никто доставать не стал.
     - А может, с ней будет по-другому, - сказал Мазур. - Не так уж мрачно...
     - А где ты видел, чтобы профессия не уродовала человека? - пожал плечами Лаврик. - То-то... Будь пессимистом, родной, пессимизм облегчает жизнь, уберегая от разочарований...
     Какое-то время они шагали молча, порой автоматически оборачиваясь вслед девушкам в символических платьицах. Мазур нисколечко не соврал Кимберли - жизнь в городе, если приглядеться, продолжалась как ни в чем не бывало, далеко не все оказались настолько любопытными, чтобы жариться на солнцепеке у набережной и глазеть на теплоход, неподвижно торчавший вдали от берега. Разве что полицейских стало гораздо больше, они маячили даже там, где отродясь не торчали. Пару раз они видели в витринах работающие телевизоры с той же картинкой: теплоход на якоре, снятый с высоты.
     - Слушай, - сказал Мазур. - По-моему, пора, наконец, мне сказать, - а камо это мы грядеши? Мы ведь недвусмысленно удаляемся от берега, в противоположную сторону топаем...
     - А нам туда и надо, - сказал Лаврик. - Понимаешь ли, твой Флорес-Фуерес то ли стратег изрядный, то ли трусоват малость. Он тут сидит с парочкой приближенных в домике на горе и руководит своими орлами по радио, с безопасного отдаления. Хатку уже обложили аккуратненько наши друзья. Сейчас мы туда войдем и задушевно поспрошаем генералиссимуса сраного о деталях - сколько, с чем, и прочее...
     Мазур спокойно кивнул. Большего знать и не требовалось - он и мысли не допускал, что сеньор Аугусто станет запираться или вилять. Так уж в жизни повелось: все, кому они задавали вопросы по делу, рано или поздно начинали отвечать так охотно и многословно, что порой одергивать приходилось, чтобы унта не заложило от болтовни...
     Как и следовало ожидать, они так и не вышли за пределы Старого города. Дорога поднималась в гору, где улиц как таковых уже почти что не было - только стояли там и сям, далеко разбросанные, без всякого порядка и номеров уединенные домики, то новые и роскошные чьи-то виллы, то кирпичные особнячки испанской постройки, то самые настоящие лачуги? Как-то все это уживалось вместе - извечные пасагуанские контрасты, местный колорит...
     - Да вот, кстати, о нюансах, - сказал Лаврик. - Самое время... Короче, есть серьезные нюансы. У нас с тобой - не только санкция на штурм, но и категорический приказ, как именно это обставить. Если кратко, но исчерпывающе - решительно запрещено не только гасить клиентов, но и калечить. Максимум, что мы себе можем позволить - квалифицированный мордобой без повреждения костей и внутренних органов...
     - Мать твою, - сказал Мазур. - У начальства что, неопохмеленное состояние?
     - А это не начальство, - сказал Лаврик, глядя в сторону. - Ты, родной, не забывай, что наше начальство - еще не пуп земли. У нас, если ты запамятовал, во главе всего стоит руководящая и направляющая сила... В общем, гасить нельзя. Нельзя ломать кости и отбивать печенки. Более того, когда мы возьмем коробку, мы должны приложить все силы, чтобы доставить этих уродов на берег и отпустить в безопасном месте к чертовой матери... Тех, в домике, куда мы идем, это тем более касается. Категорически...
     Мазур не задал ему ни единого вопроса. Все было ясно и так. Он достаточно пожил на свете и много лет прослужил отнюдь не по интендантскому ведомству. У подобного идиотского с точки зрения профессионала приказа было одно-единственное объяснение: этот долбанный фронт крепко-накрепко повязан со Старой площадью, о чем не должна знать ни одна посторонняя душа. Международный отдел ЦК КПСС, яснее ясного. Контора, дирижирующая по всему свету такими вот фронтовиками. Доводилось уже прикасаться к иным из этих симфоний...
     - Вот такие у нас будут развлечения, - сказал Лаврик. - Вместо серьезной работы...
     Мазур промолчал - поскольку все давно решено без него, и его мнение тут ничего не значило. Про себя он, конечно, сказал, что думал, но далеко не все, так, в общих чертах и самых смачных выражениях.
     Героям Богомолова было все же легче, у них оказалось гораздо больше возможностей. ?Даже если вас будут убивать, стрелять только по конечностям?, - а им даже печенку отшибать запрещено, не говоря уж о костях, гуманизм невероятного накала...

Глава шестая

Развлечения продолжаются

     Смуглый человек выдвинулся им навстречу из-за раскидистого, пышного куста - их тут множество росло меж пальмами. Шагавший впереди Лаврик отреагировал абсолютно спокойно, а раз так, то и Мазур не стал дергаться, шагнул в чащобу вслед за Лавриком, переменившимся во мгновенье ока. Он двигался теперь бесшумно и без единого лишнего движения, как хищный зверь, не задевая ни единой веточки.
     Незнакомец остановился, показал себе под ноги. Там, полускрытый широкими листьями, лежал на земле человек, связанный тонкой белой веревкой - надежно и красиво, смело, можно сказать. Упаковка была устроена с тем изяществом, что моментально выдает профессионала.
     Мазур присмотрелся - ничем не примечательная рожа, лихие усики, добротно закрепленный кляп. Пленник был в полном сознании и, сразу видно, в крайне дурном расположении духа, как всякий на его месте.
     Незнакомец, показав указательным пальцем в сторону, несколькими скупыми жестами обрисовал ситуацию. Ага, сказал себе Мазур, тут и гадать нечего - судя по жестам, насквозь знакомым, этот смуглый обучался своему делу в том же заведении, что и некогда Мазур. Быть может, премудрости спецназовской пантомимы они усваивали у одного и того же инструктора...
     Переводя на нормальную человеческую речь, незнакомец докладывал, что в доме еще двое, а трое своих обложили означенное строение с разных точек. Самого дома Мазур пока что не видел, но, как явствовало из жестов, он был одноэтажным.
     Не прошло и полминуты, как Мазур в этом убедился собственными глазами. Пройдя по кустарнику метров пятьдесят, они увидели впереди белое строение с плоской крышей, не лачугу, но и без выкрутасов, однако не приют респектабельного человека.
     Ага! Слева показалась бесшумно перемещавшаяся фигура, а справа - целых две. Мазур их заметил только потому, что приучен был вмиг высмотреть объект, надежно замаскировавшийся среди подобного ландшафта. На душе стало чуточку спокойнее - по крайней мере, в сподвижники им дали ребят надежных, а ведь иногда такой хлам подсовывают, Мозговитого хотя бы взять, чтобы далеко не ходить...
     Последовал быстрый немой разговор - обмен теми же выразительными жестами, моментально распределивший роли и установивший диспозицию. Все вместе они с разных сторон двинулись к дому, бесшумно, как призраки, с пустыми руками, что вовсе не делало их менее опасными...
     Он был уже так близко, что без труда расслышал несколько тихих фраз на испанском. Не понял ни слова, но один из голосов был женским. Чтобы это определить, не нужно быть лингвистом. А второй, никаких сомнений, принадлежал его приятелю Аугусто, с которым они расстались так тепло.
     Согнувшись в три погибели, одной молниеносной перебежкой переместился под широким окном. Выпрямился, прижался к стене так, чтобы увидеть происходящее внутри, а самому остаться незамеченным. В небольшой комнате, обставленной по-спартански, спиной к окну сидел милый друг Аугусто, приложив к уху портативную рацию размером с видеокассету. Послушал, произнес несколько слов, щелкнул тумблером и отложил на стол, справа от себя, рядом с внушительным черным револьвером. Слева показалась темноволосая молодая женщина, что-то спокойно спросила, и Аугусто столь же спокойно ответил. ?Непринужденная рабочая атмосфера, - подумал Мазур зло. - Мозговой центр, мать вашу...?
     Пора. Дождавшись, когда бравая революционерка выйдет в другую комнату, он отделился от стены, развернулся на девяносто градусов, еще раз молниеносно воспроизвел предстоящий бросок и, оттолкнувшись левой, головой вперед влетел в распахнутое окно, словно супермен из мультфильма. Надежно сцапал Аугусто сзади и опрокинул вместе со стулом, без церемоний использовав сеньора Флореса как мягкую подстилку, чтобы не ушибиться об пол, дощатый и твердый.
     В соседней комнате вспыхнула и тут же утихла негромкая возня, дверь распахнулась, показалась согнувшаяся в три погибели женщина. Руки у нее была закручены за спину по всем правилам, и Лаврик ускорения ради без малейшего джентльменства поддавал ей коленом пониже талии.
     Тогда и Мазур встал, рывком поднял пленника, развернул лицом к себе и в целях морального подавления от души врезал по ушам - и адски больно, и не нарушает приказа далеких инстанций... Внутрь, через дверь и окно уже ворвались остальные трое - ага, четвертого оставили на стреме... Не тратя слов, Мазур кивнул им на свою добычу. Каковая с поразительной быстротой была тут же упакована, связана той же веревкой по рукам и ногам. Аугусто еще шипел и охал от боли, не успев в полной мере осознать происходящего, но уже был полностью готов к употреблению, как и его боевая подруга, бесцеремонно брошенная в угол, где над ней грозно возвышался один из незнакомцев, готовый вмиг принять меры, если начнет орать.
     Усмехнувшись не без удовольствия, Мазур присел на корточки и, дружелюбно ткнув пленного указательным пальцем под нижнюю челюсть, сказал:
     - Тьфу ты, черт! Так это вы, милейший Аугусто?! Какими судьбами? Да, точности ради: вашего часового мы давно уже сняли, так что не стоит питать глупых иллюзий...
     Аугусто, уже осознавший ситуацию, сверкал на него глазами со всей возможной и естественной в его положении неприязнью. Деликатно отстранив Мазура, Лаврик опустился рядом на корточки и, благожелательно улыбаясь, поинтересовался:
     - Зачитать права? Напомнить про адвоката?
     - Вот именно, - сказал Аугусто, уже без тени растерянности на лице. - Ваше наглое вторжение...
     Лаврик залепил ему оглушительную плюху, опять-таки не идущую вразрез с инструкциями.
     - Вот это - вместо прав, - сказал он безмятежно. - А это - вместо адвоката. А это вместо извинений за наглое вторжение. А это просто так, для стиля. А это - потому что ты мне не нравишься, шлюхин сын...
     Аж звон стоял в комнате. Мазур его слушал с нескрываемым удовольствием. Краешком глаза он отметил, что поверженная революционерка, видя происходящее, на всякий случай смирнехонько притихла в своем углу, резонно полагая, что с ней в случае чего будут обращаться столь же хамски.
     Лаврик обаятельно ей улыбнулся.
     - Полежи пока, сучка, до тебя обязательно дойдет очередь... Ну что, сеньор Флорес, или как тебя там? Не будем больше гнать бодягу насчет гражданских прав и юстиции? Кого тут волнуют такие слюнявые пошлости...
     Флорес молчал. Его физиономия распухала на глазах, что опять-таки вызывало у Мазура лишь чувство глубокого удовлетворения.
     - Я ведь слышу, как у тебя мозги скрипят от напряжения, - ласково сказал Лаврик пленнику, легкими ударами по его телу вызывая то там, то сям мгновенные уколы боли. - По-моему, одну глубокую ошибку ты уже сделал. Оспорить готов, ты принимаешь нас за доблестных представителей сил правопорядка... а это, могу тебя заверить, невероятно далеко от истины. Я тебе больше скажу, урод - мы, собственно говоря, мальчики с другой стороны...
     Он легонько, незаметно для пленника, подтолкнул Мазура, и тот, справедливо расценив это как приглашение подыграть, охотно вмешался:
     - Знаешь, Аугусто, я ведь тебе соврал. Никакие мы не частные сыщики, мы, как бы это культурнее выразиться, совершенно из другой области...
     - Будь мы государственными служащими, с тобой, скотина, все обстояло бы просто прекрасно, - сказал Лаврик. - Тебя давным-давно отмазывали бы надежные адвокаты, твердя, что никакое это не преступление - сидеть в уединенном домике с пушкой на столе и рацией под ухом. Прокуратура ломала бы голову, что же конкретно тебе предъявить, журналисты кипятком бы писались, чтобы взять у тебя интервью. И так далее. Только должен тебя разочаровать, ничего подобного не будет. Поскольку парней вроде нас ни закон, ни гуманность как-то не заботят...
     - Да брось ты его, - сказал Мазур с хорошо разыгранной небрежностью. - Давай лучше поговорим с этой кисонькой, что пристроилась отдыхать в уголке. Мне кажется, гораздо больше будет толку, если ей без церемоний загнать шило под ноготок или еще куда-нибудь. Вон там, в углу, как раз валяется подходящее шило...
     - Джонни! - с