к поднес чашку к лицу и с удовольствие вдохнул аромат
натурального грузинского чая, купленного им для совместных чаепитий пару
недель назад по счастливому случаю. "Конечно правда! -- опять влез Мишка,
-- Недаром Кот со Светкой на ножах. Помнишь, как он ей колготки разодрал на
эрькином дне рождения?" Эрик отрезал кусок лялькиного пирога и положил себе
на блюдце. "Бедный! -- пожалела Лялька, -- Ты лучше ко мне приходи, я тебя
по старой дружбе всегда обслужу." Откинувшись на спинку кресла, Эрик
осторожно поставил чашку с чаем и блюдце с пирогом на подлокотник и
расслабился. "И не мечтай -- у него на тебя не встанет. -- не унимался
Мишка, -- У него только на блондинок и котов, а больше ни на кого." "Ты за
меня не переживай. -- вставил, наконец, слово Эрик, -- Ты, Мишка, лучше
вспомни когда у тебя в последний раз стояло -- до того, как Романов-старший
в кому впал или после?" "Да ты что, Эрька! -- всплеснула руками Лялька, --
Бабошин в этом смысле всем нам пример! Полная солидарность с вождем: раз
Григорий Васильевич трахаться не может, так и никому нельзя."
     "Хорошо с друзьями!" -- подумал Эрик, расстегивая верхнюю пуговицу
рубашки.
     "Ладно, зубоскалы, -- уязвленный предательством союзницы, Мишка
кардинально изменил течение разговора, -- а вот кто помнит, за сколько лет
до официального наступления развитого коммунизма у Григория Васильевича
случился второй аппоплексический удар?" Вызов был брошен, и Эрик стал
вычислять. "Опять ерундой заниматься будете?..." -- разочарованно протянула
Лялька, не любившая этой игры. "Тебе, беспамятная женщина, нас, высокоумных
джигитов не понять! Ты диссертацию -- и ту только год назад защитила. --
высокомерно отвечал Мишка, -- Так что помолчи, смертная, пока уважаемый
Эрик ибн Кирилл Иванов-задэ размышляет над заданным ему ..." "За четыре. --
перебил Эрик, закончив вычисления, -- А на каком году Пятилетки Количества
день расстрела отступника Горбачева объявили выходным?" "Ха-ха-ха! --
презрительно рассмеялся Мишка, -- Элементарно, Ватсон, -- на третьем."
Бабошин закатил глаза к потолку и зашевелил губами, придумывая следующий
вопрос. "Дурак ты Мишка! -- по тому, как у Ляльки опустились уголки рта,
было видно, что она обидилась на 'беспамятную женщину', -- Эти сволочи
специально каждый год 85-ым сделали, чтобы у нас чувство времени отшибить,
а такие дураки, как ты, им только на руку играют!" "Ты чего, мать?... --
опешил Бабошин, -- Мы ж, наоборот, точки отсчета восстанавливаем ..." "Ты
этими играми дурацкими только больше себя запутываешь ... и хамишь еще при
этом!" -- Лялька встала, отошла к окну и отвернулась. "Так вот ты чего на
меня взъелась! -- наконец дошло до Мишки, -- Да я ж просто так, не со зла
... -- он встал, положил Ляльке руку на плечо и проникновенно сказал, --
Прости, Лялечка, Мишку Бабошина, дурака глупого." Против своей воли, Лялька
рассмеялась.
     "Хорошо с друзьями!" -- подумал Эрик, отпивая глоток чая.
     "Ладно, прощаю ... -- сказала Лялька великодушным голосом,
поворачиваясь к Мишке передом, а к окну задом, -- Прощаю, ежели на Новый
Год у Вишневецких ты со мной три раза оттанцуешь." -- на ее длинных
ресницах все еще блестели алмазики слезинок. "Хоть четыре раза, матушка! --
запричитал Мишка, лобызая лялькины ручки, -- Хоть пять раз!... Всю жизнь с
тобой, родная, танцевать буду!" "Так тебе и позволит твоя Варвара со мной
всю жизнь танцевать ... -- поджала губы Лялька, почему-то звавшая Тоню
Бабошину Варварой, -- Она меня скорее уда..."
     "Тихо!" -- перебил Эрик, подняв палец.
     Все трое замерли -- Мишка и Лялька у окна, Эрик -- в кресле. Бух-х ...
бух-х ... бух-х ... Скрипя расхлябанными половицами, тяжелые шаги
приближались к мишкиной клетушке ... потом заскрипела дверь, и на пороге
возникла могучая фигура д.ф.-м.н. Попова З.С. "Миша, -- сказал д.ф.-м.н.
глубоким басом, игнорируя Эрика и Ляльку, -- когда закончишь расчет по теме
X-33, зайди ко мне." Как всегда в присутствии Попова, Эрику захотелось
уйти. "Здрасьте, Зосима Сергеич!" -- вылезла неустрашимая Лялька;
"Здравствуйте, Алла. -- соизволил, наконец, Попов, -- Добрый день, Эрик
Кириллович." "И как вы такую фигуру блюдете, Зосима Сергеич!" -- засюсюкала
Лялька невыносимо фальшивым голосом. Эрик помертвел в ожидании неминуемого
скандала, но Попов лишь приятно улыбнулся и вышел из комнаты. Бух-х ...
бух-х ... бух-х ... -- шаги командора проследовали до двери поповского
кабинета, хлопнула дверь, и все затихло. "Ну ты даешь, Макаронова!" --
завистливо протянул Мишка, боявшийся Попова до дрожи в коленках. "Учись,
пока я жива, Бабошин!" -- гордо сказала Лялька. "С чужим начальником каждый
может. -- скептически заметил Эрик, -- Ты попробуй так со своим членмудом!"
(Макароновский начальник член-корр. Узбекской Академии Наук Муддинов считал
женщин существами глупее лягушки.) "И попробую! -- выпятила обильную грудь
Лялька, -- Он м.н.с. Макаронову надолго запомнит!" Эрик выразил сомнение
неуловимым движением бровей. "Ладно, ребята, -- трусливо залебезил Мишка,
-- давайте поработаем чутка ... а то Попов опять вонять будет." "Салага ...
-- презрительно процедила Лялька, -- Пошли, Эрька, пока Бабошин от страха в
штаны не наложил!" Они вышли в коридор и направились в сторону лифта.
Позади раздался лязг запираемого замка.
     "Слушай, Эрька, а ты большим человеком стал -- Попов тебя уже по
имени-отчеству величает! -- цокая каблуками, Лялька забежала вперед, чтоб
не отставать, -- Докторскую когда защищать будешь?" "Какую докторскую? --
удивился Эрик, -- У меня ж мать -- враг людей ... да еще голландка
впридачу." На лице у Ляльки появилось расстроенное выражение: "Сволочная
страна ..." -- начала она, но осеклась (они вышли из коридора в фойе
буфета, где все еще сидел народ). Лифт находился рядом. "Ладно, Эрька, я
пешком пойду. -- она заботливо поправила воротник его пиджака, -- На
политсеминаре увидимся." Лялька повернулась на каблуках и поцокала в
сторону лестницы.

     Эрик застегнул верхнюю пуговицу рубашки, дождался лифта и поднялся на
четвертый этаж. Когда он вошел в свою комнату, громкая беседа внезапно
оборвалась -- Эрик молча прошел мимо глядящих в сторону коллег, сел за свой
стол и придвинул черновики с вычислениями. Он нашел последнюю страницу,
подправил хвостик у гаммы в одной из формул, подумал немного и написал
следующее уравнение -- вытекавшее из предыдущего, но с преобразованной
правой частью. За спиной раздавалось неясное бормотание -- судя по тому,
что говорили шепотом, -- говорили о нем. Придумав, как записать левую часть
уравнения в более компактной форме, Эрик стал прикидывать, куда поместить
очередную формулу: в центре строчки или ближе к левому краю. "... опять на
сорок минут опоздал!" -- донесся до него свистящий шепот среднего научного
сотрудника Иннокентия Сергеева. "А на позапрошлом субботнике они с этой
лахудрой Макароновой не работали не фига, только лясы точили ..." --
отозвался сексуальный шепот Марины Погосян.
     Начиная с третьего уравнения, Эрик, как всегда, увлекся и перестал
замечать окружавшую его среду.

     Очнулся он от звонка на политсеминар. Журчавшая позади дружеская
беседа постепенно иссякла, заменившись шарканьем ног и хлопаньем двери.
Эрик дождался заключительного хлопка, прихватил с собой последний лист
вычислений и вышел из комнаты.
     Через три минуты -- одновременно со вторым звонком -- он вошел в Малый
Актовый Зал и сел на свободный стул рядом с Лялькой Макароновой. Как всегда
в конце рабочего дня, лялькина прическа пришла в смятение и фонтанировала
во все стороны курчавыми коричневыми струями. "Где Бабошин?" -- тихо
спросил Эрик; "Сачкует." -- прошептала Лялька, распространяя слабый запах
духов. "Кхе! Кхе! -- залаял сидевший на сцене за отдельным столом
комсомольской секретарь института (и, по совместительству, почетный
председатель совета молодых ученых) Пьер Костоглодов, -- Открываю последнее
в ентом году заседание политсеминара. В повестке дня три доклада. Сперва
Рябинович из биолугикческого сехтору сообщит на тему ... -- Костоглодов
порылся в бумагах на своем столе, -- 'Великая победа Григория Васильича
Романова в 1985-ом году и ее влияние на ход мировой истории'." Рябинович --
гладкий до скользкости молодой человек с выражавшим, что потребуется, лицом
-- вскочил с места и проследовал к кафедре. "Давай, Моисей ... -- поощрил
Костоглодов, откидываясь на спинку стула, -- Десять минут тебе даю на
все-про-все." "Много лет назад, осенью 1985-го года, -- затараторил
докладчик, поглядывая в заготовленую бумажку, -- умер доблестный
продолжатель дела Ленина, Сталина и Брежнева Константин Устинович Черненко.
Смутное время стучалось в двери нашей Родины. Стройные ряды брежневских
бойцов поредели, и даже в высшие эшелоны партии проникли ревизионисты и
отступники ..." -- по лицу Рябиновича пробежала горестная тень.
     Эрик скосил глаза на лист с вычислениями, лежавший на коленях, и стал
решать последнее по счету уравнение в уме.
     "... И все же здравый смысл возобладал: с преимуществом в один голос
Политбюро выбрало товарища Романова, а не ренегата Горбачева!..."
     Поразмыслив, Эрик понял, что комплексная добавка к частоте к желаемому
результату не приведет.
     "... Следующей вехой в борьбе с ревизионистами был арест горбачевского
подпевалы Яковлева ..." -- жужжал Рябинович.
     Преобразование Фурье даже не стоило пробовать.
     "... И в честь великой победы Григория Васильевича каждый год теперь
считается 1985-ым!..." -- докладчик закончил выступление, как и полагалось,
на торжествующей ноте.
     Непроизвольно реагируя на изменение шумового фона, Эрик поднял глаза.
"Неплохо поработал, Моисей! -- сдержанно похвалил Костоглодов, -- Но все же
есть кое-какие упущения." Комсомольский секретарь встал и прошелся
взад-вперед по сцене. "Во-первых, не упомянул ты про великую борьбу
товарища Романова за охрану окружающей среды. Сам знаешь: ежели б не
Григорий Васильич -- полноизолирующие костюмы всем нам носить бы пришлось!
Во-вторых, поэтический дух у тебя недозвучал -- на одной ярости доклад ты
построил. Помни Моисей: ярость супротив идейного врага высоко летит, да
быстро падает, -- оттого Партия сейчас упор на поэтику делает. А в третьих
... -- на лице Костоглодова появилось недоуменное выражение, -- ... э-э ...
забыл, понимаешь, что в-третьих было. -- он почесал в затылке, -- Ну да
ладно, потом вспомню." Разрешив мановением руки Рябиновичу идти, секретарь
сел за свой стол. "Следующий доклад сделает дорогая наша, -- Костоглодов
плотоядно улыбнулся, -- Мариночка Погосян на тему ... -- он полез в свои
бумажки, -- 'Агрессивные планы Соединенных Штатов Океании и
Восточноазиатской Народной Республики в отношении Евразийского Союза'."
Марина встала и, покачивая бедрами, поплыла на сцену. "Давай, Мариночка! --
подбодрил Костоглодов, -- Не подведи!"
     Погосян встала за кафедру и улыбнулась: "Империалисты СШО и
ревизионисты ВНР всегда точили зубы на Союз Евразийских Коммунистических
Республик. -- она обращалась непосредственно к Костоглодову, как бы
игнорируя остальную аудиторию. -- Однако планам тем не сбыться
ни-ког-да!..."
     Эрик скосил глаза на листок с формулами ... стоит ли пробовать
преобразование Лапласа?
     "... Стонут гордые латиноамериканские народы и горняки Шотландии под
пятой североамериканского военно-промышленного комплекса!... -- низкий
хрипловатый голос Марины доходил до низа живота. -- Орды океанских
диверсантов засылаются каждый год в западно-европейские республики нашего
нерушимого Союза!"
     Нет, преобразованием Лапласа уравнение также не решалось.
     "... А каким лицемером надо быть, чтобы назвать свое министерство
войны Министерством Мира! Только океанские империалисты способны на такое!
И при этом считают себя поборниками социализма!..." -- даже выражение
горького сарказма в голосе Погосян приобретало сексуальный оттенок.
     "Ненавижу ее!" -- прошипела Лялька.
     "... Да и восточноазиатские ревизионисты ничем не лучше океанских
империалистов. Руководствуясь прогнившими догматами Мао Цзе-Дуна, они ..."
     "Ну и глупо." -- прошептал Эрик в розовое лялькино ухо (вьющиеся
волосы ее приятно пощекотали ему нос).
     "... Стонут японские трудящиеся под гнетом китайского ига. Плачут
таиландские женщины, завербованные насильно в публичные дома для
восточноазиатской солдатни!..."
     "Знаю, что глупо, а все равно ненавижу. -- опять зашипела Лялька. --
Как ты только с ней в одной комнате сидишь!"
     "... А во что они превратили солнечную Австралию?!..."
     "С Погосян у меня меньше всего проблем." -- усмехнулся Эрик. Лялька
посмотрела на него с явным неудовольствием.
     "... клянемся торжественной клятвой ученых-ленинцев, что на священную
землю нашей Родины вражеская нога не ступит ни-ког-да!" -- закончила
Марина, облизнув ярко-красные губы кончиком языка.
     "Отлично раскрыла тему! -- восхитился Костоглодов, -- И поэтика -- на
пять с плюсом!" Погосян вышла из-за кафедры и поплыла на место --
комсомольский секретарь проводил ее неотрывным восторженным взглядом. "Ты
на Костоглодова посмотри -- какие слюни на нее пускает!" -- не унималась
Лялька. "Ты его просто ревнуешь." -- прошептал Эрик, и Лялька саданула ему
локтем в бок.
     "Таперича третий доклад. -- Костоглодов стряхнул с себя сексуальное
оцепенение, -- Джузеппе Карлуччи из техникческого сехтору сообщит на тему
... э-э ... 'Зачем нам нужны Советы, ежели у нас есть Партия?'"
Расхристанный и косматый Карлуччи вскочил с места и затопал по направлению
к кафедре.
     Эрик опустил глаза на листок с формулами.
     "Зачием нам нужены Совиетты, есели у нас иесть Пьяртия? -- докладчик
выговаривал слова с преувеличенной тщательностью, стараясь свести к
минимуму итальянский акцент, -- И зачием Пьяртии нужено Политбюуро, есели у
ние иесть Гриугорий Василиевитч?..."
     Оставалось последнее средство: ввести вязкость в точные уравнения, а
потом проследить, во что она переходит в асимптотике.
     "Вспомнил!!! -- реагируя на три восклицательных знака в возгласе
Костоглодова, Эрик поднял глаза, -- Вспомнил, что в-третьих было: нет у
Рябиновича галстука! -- Сидевший в первом ряду Рябинович опустил голову и
закрыл лицо руками, -- Нешто не мог по случаю доклада одеть?..."
Чувствовавший себя в сравнительной безопасности Карлуччи вдруг выпучил
глаза, схватился за расстегнутый ворот своей рубашки и сразу же отдернул
руку. Но поздно -- заметив его движение, Костоглодов сделал пометку в
лежавшем перед ним блокноте. Воцарилось гробовое молчание; на несчастного
Карлуччи страшно было посмотреть. "Продолжай." -- холодно сказал
Костоглодов, и Карлуччи, заикаясь, продолжил.
     Эрик стал думать о своем.
     Очнулся он, когда оплеванный и измочаленный Карлуччи брел на свое
место. Радуясь, что пропустил экзекуцию, Эрик свернул листок с вычислениями
в трубку и приготовился встать. Политсеминар подходил к концу: Костоглодов
напомнил следующим по списку докладчикам их темы и дал последние
наставления по части теории и практики политического доклада. Потом порылся
на своем столе и извлек какую-то бумажку: "Чуть не забыл. -- с
подозрительным выражением на лице сказал он, -- На подшефную овощную базу
один человек требуется завтра с 8 утра до 9 вечера." В комнате мгновенно
наступила тишина -- идти на овощную базу в субботу не хотелось никому.
"Предложения?" -- поинтересовался Костоглодов, водя тяжелым взглядом по
аудитории. Ответом было молчание. "Я думаю, Иванова пошлем, а то он ужо
цельный год не ездил ... поди забыл, на что морковка-то и похожа!" По
комнате пронесся вздох облегчения, смешанный с жидкими смешками. "Ты меня
по комсомольской линии посылаешь? -- негромко спросил Эрик, -- Или через
совет молодых ученых?" Смешки стихли. "Как же тебя по комсомольской линии
пошлешь, ежели ты по возрасту выбыл?" -- снисходительно объяснил
Костоглодов. "Тогда только по согласию завлаба. -- без выражения произнес
Эрик, -- Приказ No 395 от 11-го апреля 1985-го года." Лялька взяла его за
руку. "No 395, говоришь? -- на лице Костоглодова вспыхнули красные пятна.
-- Опасно играешь, Иванов, не просчитаться бы!" Эрик не отвечал. "Ладно. --
с угрозой сказал секретарь, -- Ежели Иванов без согласия завлаба идти не
хочет, а завлаб его, как все мы знаем, в Ленинград на симфозиум уехал, то
пойти придется ... -- он снова стал водить гипнотическим взглядом по
молодым ученым, -- ... Сергееву."
     Костоглодов собрал со стола свои бумажки и вышел.
     Головы ученых синхронно повернулись в сторону сидевших на отшибе Эрика
и Ляльки. Сергеев встал и простер в их направлении обвиняющий перст: "Из-за
таких, как ты, Иванов, -- голубые глаза его фанатически сверкали,
тускло-русые волосы слиплись неопрятными космами, -- в народе крепчает
антиголландизм!" "Точно!" -- подтвердил сергеевский аспирант Карапузов,
молодой человек без примет. Лялька сжала эрикову руку, но он этого не
заметил. "А из-за таких, как ты, Сергеев, в народе крепчает нидерландизм."
Крамольное слово рухнуло на пол, как бетонная плита, и все, кроме Ляльки,
Эрика и Сергеева, опустили глаза. Несколько мгновений двое последних жгли
друг друга взорами, потом Лялька потянула Эрика за руку и вывела из
комнаты. "Ну, нельзя же так, Эричка ... -- сказала она, -- В КПГ ведь
заберут!" Кровь била Эрику в виски семипудовыми кувалдами. "А если даже и
не заберут, то все равно себе дороже -- от стресса в сорок лет инфаркт
получишь. -- она остановилась и погладила его по плечу, а потом взъерошила
волосы, -- У тебя ведь каждый день, как последняя битва!... Уж лучше б ты
самбо своим заниматься продолжал -- там пары бы и спускал!" -- лялькины
прикосновения оказывали на Эрика успокаивающее действие. Он с
благодарностью посмотрел на нее: "Можно, я у тебя посижу, пока эти свалят?
-- (до конца рабочего дня оставалось минут десять), -- Или тебе работать
надо?" Пульс Эрика постепенно замедлялся. "Конечно, посиди ... у меня как
раз в комнате никого: Кузьмина больна, а Георгий Сергеич со своей группой в
командировке."
     Они прошли по коридору -- Лялька отперла дверь с табличкой 232а, за
которой открылась большая комната, загроможденная до потолка приборами.
"Твои соседи -- они как, ничего?" -- спросил Эрик, пока они пробирались в
Лялькин закут; "Нормальные. -- ответила Лялька, -- Как говорится, общий
враг сплачивает. -- она имела в виду членкора Муддинова. -- А как
получилось, что ты с этими в одной комнате сидишь? Они ж из другой
лаборатории." "Черт его знает ... Макаров давно обещал к своим пересадить,
да все как-то не получается." Лялькин стол стоял за ширмой в дальнем углу
комнаты. Эрик сел на стул, расположенный сбоку от стола, и положил измятый
лист с вычислениями на колени. "Кофе хочешь?" -- "Кофе или желудин?" --
"Кофе." -- "Хочу." Лялька вытащила из-под стола допотопную электрическую
плитку и воткнула в розетку, потом достала из ящика стола коробку с кофе.
"Откуда у тебя?" -- "Любовник на прощальное свидание подарил." Эрик
заглянул в коробку -- кофе еле-еле покрывал дно. "Проверяешь, давно ли у
меня был любовник? -- догадалась Лялька, высыпая в джезву остаток кофе, --
А, может, это не последний подарил, а предпоследний?" -- она вышла за
ширму, чтобы набрать воды. "Если бы предпоследний -- то кофе бы уже
кончился." -- "А, может, я любовников меняю, как перчатки?" Вернувшись,
Лялька поставила джезву на плитку, села на стул и улыбнулась. "Как кофейные
коробки." -- поправил Эрик, и они рассмеялись.
     "Как протекает великая война с Иваном Ильичом?" -- спросила Лялька.
"Сегодня утром он хотел проверить у меня карманы, -- отвечал Эрик, -- а я
ему сказал, что только в присутствии замдиректора по режиму." "А он что?"
-- "А он ничего ... ты что, не знаешь, что Волгин раньше одиннадцати не
появляется?" Лялька осуждающе поджала губы: "Зря ты, Эрька, на рожон лезешь
... разозлишь Волгина -- худо тебе придется!" "Они меня не поймают. --
спокойно отвечал Эрик, -- И потом Иван Ильич только через день работ