двум  группам.  Вперед  должна  была  пойти  основная
штурмовая  группа из четырех человек. Вслед за  ней на расстоянии одного дня
пути  выступает  вторая  группа,  имея своей  задачей  наблюдение  и  помощь
вышедшим вперед товарищам. Значительный количественный состав второго отряда
позволял  в  случае,  нужды выделить  из него передовую и резервную  группы.
Передовая группа второго отряда должна была поддержать штурмовую группу.
     Однако на другой день после медицинского осмотра выяснилось, что не все
члены экспедиции могут быть полноценными участниками штурма и восхождения на
семитысячную вершину.
     Профессор  Летавет  при  осмотре  участников подходил к  ним не как  их
начальник, а  как  искушенный врач, охраняющий людей от напряжения, опасного
для их здоровья.
     Ввиду неудовлетворительного состояния сердечной  деятельности, в первую
очередь  пришлось  отвести  от участия в штурме и оставить в основном лагере
заместителя  по  политической части  А.  И. Раскутина. Не повезло и мне: при
переходе с лошадьми по леднику я оступился и вторично сильно повредил связки
голеностопного  сустава.  Образовавшийся  отек долго не  проходил,  и  стало
очевидно,  что  я тоже  не смогу в полной  мере  принять участие  в  штурме.
Профессор  не  мог  также  забыть жалобы  И. В.  Юхина  на  преследующие его
головные  боли,  а  также  не  учесть  общую  слабость  самого  молодого  из
альпинистов экспедиции - Асана Чайбекова.
     У В. И. Рацека началось воспаление десен, но так как  после  лечения  у
него наступило заметное улучшение, он был включен в состав штурмовой группы.
     Для облегчения переноски грузов в лагерь No 1  решено было использовать
имеющиеся лыжи и сделать  из них нарты для перевозки грузов. Мы сделали трое
саней  из трех  пар  лыж,  использовав  для их изготовления  также доски  от
ящиков, пустые консервные банки, гвозди и проволоку.
     8  сентября  основной штурмовой  отряд  в  составе  Гутмана, Мирошкина,
Иванова и Рацека  вышел в лагерь  No 1 "Комсомольск" с  тем, чтобы на другой
день рано утром подняться на второе плато и начать  по гребню  продвижение к
вершине.
     Второй  отряд  утром 9  сентября погрузил на сани огромные  рюкзаки,  и
Летавет, Мухин, Сидоренко, Гожев, Юхин, Чайбеков и я пошли вверх по леднику,
волоча за собой трое тяжело нагруженных саней.
     Первое время мы  побаивались, что наши самодельные санки развалятся. Но
они хотя и  поскрипывали  на  ухабах, а служили отлично,  так что вскоре эта
забота отпала.
     Каждые   нарты  везли  двое.  На  крутые   бугры  вытягивали  все  сани
поочередно, опуская для этого сверху конец длинной альпинистской веревки. На
отлогих подъемах тяжелые нарты иногда подталкивали  сзади  ледорубом... Пока
были  видны следы вышедших накануне товарищей, передвижение шло быстро, и мы
рассчитывали  к  середине  дня  быть  в "городе Комсомольске". Однако вскоре
следы  исчезли.  Ночью  был  сильный  снегопад,  и  вся  поверхность ледника
оказалась покрытой глубоким, до  40 см, слоем рыхлого снега. А так  как наши
нарты  не  были  достаточно  высоки,  снег  при  движении  забивался   между
рюкзаками, тащился вместе с ними и сильно  тормозил  движение. Изнуренные до
крайности,  мы не успели  к  вечеру дойти  до  лагеря No  1 и заночевали  на
леднике  примерно в двух километрах, или  в  двух часах ходьбы, от цели. Эго
было у выхода на первое плато, вблизи черной стены склонов безыменного пика.
     Поставили две палатки. Из разнообразных запасов  продуктов  приготовили
роскошный ужин, чтобы немного вознаградить себя за бурлацкий труд.
     Вечер был  очень тихий. Теплый  ветерок ласкал  лица, однако в середине
ночи ветер усилился и началась метель. Проснулись мы под привычный вой ветра
и шуршание снега по стенкам и крышам наших палаток.

СИГНАЛ БЕДСТВИЯ

     Утром метель  долго не  унималась. Мы открывали и опять закрывали входы
палатки,  переворачивались  с боку  на  бок  и  томились  тревожной  мыслью:
"Сколько дней придется здесь просидеть?" Спать уже больше не хотелось.- Юхин
начал   штопать  разорванную  о  лямку  саней   варежку,  Мухин   возился  с
фотоаппаратом, очищая его от пыли, а я растапливал снег в миске, пока она не
наполнилась талой водой.
     Вскоре закончили все  свои дела,  выпили  по  кружке  кофе со сгущенным
молоком,  и опять  безделье. Было только 9  часов.  Наконец, ветер ослабел и
значительно посветлело. Снегопад как будто подходил к концу.
     Через 30  минут  выходим в "город Комсомольск", На широком снежном поле
никаких следов не было видно. Пройдя не более 50 м, передние нарты  внезапно
остановились. Из трех человек, тянувших сани, на поверхности остались только
двое. Третий молниеносно исчез.
     Произошло  это  следующим  образом:  впряженный  в  лямки  Мухин  вдруг
почувствовал, что у него из-под ног уходит  почва, и  в следующий момент его
ноги болтались в трещине, а  на поверхности  остались только голова  и  одна
рука. Натянутая лямка проходила под рукой, и ему надо было удержаться на ней
еще  две-три  секунды, не больше, чтобы товарищи успели помочь ему выбраться
из ловушки, но при падении  Мухин ударился головой о лед и потерял сознание.
Рука его безвольно поднялась, веревка соскользнула, и он исчез под снегом.
     Встревоженные, у  черного  отверстия  в  снегу собрались альпинисты.  Я
подполз к краю отверстия, заглянул в  черную тьму и громко  позвал: - Ви-тя!
Ви-тя!
     Ответа  не было.  Я  кричал снова,  а  остальные  растерянно  топтались
вокруг.
     Я все не отходил от трещины и вдруг услыхал доносящиеся снизу стоны.
     Это немного разрядило  напряженную  обстановку. Раз он стонет  - значит
жив. Наконец, донесся слабый голос Виктора, просившего опустить веревку. Ему
спустили  конец в  20 м, но этого  оказалось мало и  пришлось опустить  еще.
Значит, он пролетел  вниз на расстояние, равное высоте пятиэтажного дома, не
меньше.
     Мухин,  по   всем  альпинистским  правилам,  обвязался  "беседкой",   и
объединенными усилиями  мы быстро  вытащили  его  наверх. Профессор  Летавет
приступил к осмотру  пострадавшего. На  поверхности  ледника  больной  опять
потерял сознание,  и  мы поняли, что положение  серьезно. Тогда решили снова
поставить палатки. На том же месте, где мы  ночевали,  опять вырос маленький
лагерь.
     Профессор определил характер повреждений и старался  оказать ему первую
помощь. Прежде всего необходимо  было закрыть  зияющие  раны на голове  и на
щеках.
     Я, помогая А. А. Летавету в качестве "ассистента", вырезывал  из  жести
от  консервной  банки  маленькие  скобочки,  стерилизовал  их,  а  профессор
стягивал ими края ран. Затем стянули бинтами сломанную в  двух местах нижнюю
челюсть. Другие части  тела пострадали только от  ушибов.  Голова больного в
бинтах  походила на белый шар. Температура 39 град.. С этого дня  он питался
только жидкой пищей, всасывая ее черев трубочку.
     Ночью опять бушевала  метель.  Мы долго  не спали, обсуждая создавшееся
положение.
     Повреждения,  полученные Мухиным,  были  серьезны и  требовали  срочной
квалифицированной  помощи в области челюстно-лицевой хирургии. Такую  помощь
могли оказать только в специальной  клинике в Ташкенте.  Требовалась быстрая
эвакуация.  Необходимо  по рации сообщить  о случившемся  в  город Фрунзе  и
просить  о  высылке  санитарного  самолета.  Одновременно  придется  послать
альпинистов  в  лагерь  Чон-таш  за  лошадьми, чтобы  перевезти раненого  за
100-150 км к месту, где сможет приземлиться маленький самолет.
     Рельеф  ледников  Звездочка и  Южный Инылчек  не пригодны  для  посадки
самолета. Значит, надо найти и подготовить посадочную площадку  где-нибудь в
широкой  части долины.  Нельзя  рассчитывать,  что  удастся  преодолеть  все
трудности  пути и довезти  пострадавшего  к месту посадки самолета ранее чем
через 10 дней.  Первый отряд следует вернуть  с помощью  сигналов. Возможно,
что на этом придется закончить  попытку восхождения на  безыменную вершину и
работу всей экспедиции.
     Отступление от близкой  спортивной  цели  во имя спасения  товарища так
естественно  вытекает из всего существа советского альпинизма, что ни у кого
из нас не  зародилось ни малейших сомнений и сожалений. Засыпая возле своего
раненого друга,  никто больше  не  думал  о  безыменном пике, все мысли были
направлены  на то,  чтобы  ускорить доставку  товарища в Ташкент и  далее  в
Москву.
     Утром  Мухина  уложили  на самую прочную,  усиленную второй  парой лыж,
нарту, укутали его во все свои спальные мешки,  крепко  привязали и  повезли
вниз.
108
     Пройдя  вместе со всеми полосу закрытых трещин,  Асан Чайбеков  побежал
вперед, чтобы срочно отправить во Фрунзе радиограмму о случившемся.
     Мы надеялись, что переданные сигналы первому штурмовому отряду приняты.
Если они приняли сигналы, то должны были понять, что внизу не все в порядке.
     Обратно шли очень медленно. На пасмурном темном небе  грудились  хмурые
облака,  и легкий туман скрадывал неровности ледника. В середине ледника нас
неожиданно  догнали Рацек и  Иванов. Оказалось, что сигналы были приняты, но
не  были  правильно  поняты.  Ввиду  того,  что  у  Рацека вновь обострилось
заболевание десен, Гутман  распорядился отправить его  вниз в  сопровождении
Иванова.  Вместе с тем он просил у начальника  замены выбывшего альпиниста и
хотел  узнать, что у нас случилось. К вечеру Мухину  стало хуже. Температура
не спадала. Мысль,  что  он явился причиной  задержки или  даже срыва работы
экспедиции,  не  оставляла  его  ни  на  минуту;  она причиняла  ему  больше
страданий, чем раны.  Когда  его укладывали в палатку  основного лагеря,  он
опять потерял сознание.
     - Иванов, а что делают оставшиеся наверху? - поинтересовался Летавет.
     - Они пошли немного выше. Рассчитывают выйти на второе  плато и разбить
там третий лагерь.
     Рано утром 12 сентября Рацек и Чайбеков отправились в лагерь Чон-таш за
лошадьми. Из Фрунзе сообщили по радио, что самолет вылетит 21 сентября.
     Положение  раненого  не  изменялось, но  вел он себя  очень спокойно  и
стонал только во сне, когда ему удавалось ненадолго вздремнуть.
     Летавет  собрал  всех присутствующих в основном лагере  для  обсуждения
вопроса о дальнейшей работе экспедиции и ряде изменений в ее составе в связи
с  несчастным случаем и заболеваниями некоторых членов экспедиции. Надо было
решить вопрос о целесообразности продолжения штурма.
     Отправка  Мухина,  одного  из   самых  лучших  альпинистов  экспедиции,
необходимость сопровождать его до Москвы,  что вызвались сделать Юхин и я, а
также болезнь  Рацека  значительно  ослабляли  силы  экспедиции.  В связи  с
эвакуацией  Мухина, непосредственного участия в штурме  не  могли  принять и
Летавет с Чайбековым.
     Что же  касается  Раскутана,  то  он  По состоянию  здоровья  бессменно
оставался в основном лагере, поддерживая по радио непрерывную связь с Фрунзе
и с Пржевальском для ускорения эвакуации раненого.
     Оставалось всего пять альпинистов: Гутман,  Мирошкин, Иванов, Сидоренко
и Гожев,  которые, опираясь на проделанную  большую подготовительную работу,
могли продолжать штурм безыменного пика.
     Последние сообщения из Фрунзе, как и следовало  ожидать,  подтверждали,
что потерпевший бедствие в Советском  Союзе не может остаться  без помощи, и
наши советские люди его не покинут, где бы с ним ни  произошло несчастье - в
Арктике или на  ледниках Тянь-шаня. Специальным распоряжением  правительства
предложено    всем   радиостанциям   среднеазиатских    республик   и   всем
коротковолновикам-любителям  Советского Союза слушать нашу  маленькую  рацию
из-под  Хан-тенгри.  Советским пограничникам  приказано  выслать  отряд  для
встречи  раненого  и  помощи  в  доставке  его  к  месту  посадки  самолета.
Санитарной  авиации СССР  указан  пункт  и  срок,  в который  должен прибыть
самолет  за пострадавшим,  и  уже получено  подтверждение, что сегодня утром
специальный самолет вылетает  во Фрунзе,  а  21  сентября будет в  указанном
месте.
     Кроме провожающих раненого альпинистов, профессор  Летавет считал своей
обязанностью  сопровождать  его  до  того  пункта, где  он  сумеет  передать
наблюдение за тяжело больным другому врачу.
     Что касается остальных  альпинистов, обстановка  сложилась так,  что их
участие в дальнейшей  транспортировке Мухина не может  ни  ускорить  ее,  ни
облегчить. Таким образом, отпали препятствия к продолжению восхождения. Было
решено продолжать штурм и  немедленно готовиться  к выходу, воспользовавшись
улучшением погоды.
     Трое участников дальнейшего штурма  - Иванов, Сидоренко и Гожев,  вышли
из  основного  лагеря  в  сторону   безыменной  вершины   для   того,  чтобы
присоединиться к товарищам, оставшимся на  втором плато и до  сих пор ничего
не знавшим о происшедшем несчастном случае.
     Прибытия лошадей для дальнейшей транспортировки раненого  ожидали через
5 дней -16 сентября, однако люди,  действующие во  имя спасения жизни, могут
для своего  товарища совершить  кажущееся невозможным. Рацек  и Чайбеков  за
один  день  прошли  около  40 км  по  леднику  (переход  караваном этого  же
расстояния занял четыре дня) и вечером были у Чон-таша. На другой день  |они
вместе с Дюшембаем вышли  с лошадьми на  ледник и опять-таки вместо  четырех
дней за два поднялись  до ледника Звездочка и вечером 14  сентября  пришли в
основной лагерь.  Этому особенно обрадовался профессор Летавет, так как  его
не переставало беспокоить состояние  здоровья Мухина. Каждый  лишний день на
леднике без срочно  необходимой операции осложнял положение и  мог повести к
опасному ухудшению болезни.
     Рано утром 15 сентября мы соорудили специальное седло для раненого:  из
корзины, ящика  и лыж сделали и  прикрепили к седлу спинку и  опоры для ног.
Обложили все это  мягкими  спальными мешками, и получилось  довольно удобное
кресло.  Коня подобрали  старого  и спокойного. Перед выходом  из  основного
лагеря передали во Фрунзе просьбу выслать самолет 18-го.
     Ледник прошли за  два дня и на  спуске  с его языка встретили высланный
отряд пограничников.  Это были испытанные в  горах  солдаты -  лучшие друзья
альпинистов, не впервые выходившие им на помощь.
     Пограничники  провожали  нас   весь   дальнейший   путь  и   на   своих
замечательных высоких  лошадях с двух сторон страховали лошадь- больного при
переправе через буйный Инылчек.
     Самолет  прилетел  на  другой  день,  Летчик  покружился над  маленькой
площадкой, но сесть на нее не решился и улетел обратно.
     Виктор  услышал  гул  самолета  и, кажется,  впервые  со  дня  ранения,
оживился. Узнав, что  самолет не сел, он потребовал бумаги.  В нем проснулся
специалист, он быстро набросал план посадочной площадки и объяснил, что надо
сделать, чтобы летчику было удобно пойти на посадку.
     До  позднего  вечера  альпинисты и пограничники работали  на  площадке,
убирали большие камни и размечали угловые и посадочные знаки.
     Утром  самолет  прилетел  вновь  и на  этот  раз  благополучно  сел  на
приготовленную  площадку.  Самолет  был  маленький,  сопровождающих взять не
смог,  поэтому мы  обещали Мухину  догнать его  в Ташкенте. Летавет  передал
больного прилетавшему врачу, и вскоре Мухин был в воздухе на пути в Ташкент.
Мы  же,  расставшись с пограничниками, с Чайбековым и Летаветом поскакали на
перевал.

     В ЧЕСТЬ ХХ-летия КОМСОМОЛА

     Расставшись  с  товарищами у лагеря No 2 (4 800 м), Гутман с Мирошкиным
медленно  поднимались ко второму  плато. Снег был рыхлый, сухой и пушистый -
настоящий  зимний  снег. Он покрывал склоны  толстым слоем и  при ходьбе  не
создавал  нужной  опоры.  Приходилось   разгребать  его  до  более  плотного
основания  и  выбивать  там ступени. Крутые склоны лишь изредка  прерывались
маленькими  площадками. Шли в обход трещин и отвесных обрывов  фирнопада. На
отлогих  местах протаптывали траншею глубиной  по пояс, а на крутых подъемах
уходили в снег по плечи. Каждый шаг давался с трудом. Сначала пробивали снег
коленями, проминали его грудью, разгребали руками, и лишь  после этого можно
было выбивать очередную ступеньку.
     Этой тяжелой  и  однообразной  работе сопутствовали  неотвязные мысли о
вышедшем  из строя  Рацеке,  о  непонятных  сигналах  внизу  и  о  громадных
трудностях, ожидающих альпинистов на только  что начавшемся пути  к вершине.
Гутман шел впереди.
     На Хан-тенгри и то было  легче подниматься. Здесь  же альпинисты вполне
оценили, что представляют собою северные стены хребтов Тянь-шаня.
     Встав на выбитую с большим трудом ступеньку, Гутман внезапно сорвался и
скатился под  ноги своему спутнику. Сменились  местами. Теперь впереди пошел
Мирошкин.
     Так,  медленно,  часто  меняясь  местами,  к  вечеру  11  сентября  они
выбрались на второе плато (5 100 м).
     В итоге за день непрерывного труда преодолено всего 300 м высоты.
     Заходящее  солнце  освещало   крупные,   пушистые  хлопья   начавшегося
снегопада. Не было ни сил, ни времени, чтобы отрыть в снегу "теплую" пещеру.
Альпинисты  разгребли снег, утоптали его и  поставили на нем свою  маленькую
палатку.
     Перед  тем  как залезть в  свой  "дом", они осмотрели плато  и остались
довольны тем, что  после крутых склонов  вышли, наконец, на обширную отлогую
поверхность.  Снега  здесь было лишь по колена, и ступеньки не срывались под
ногами.  Наличие впадины несколько напоминало мульду, образовавшуюся поперек
расширения узкого северного гребня вершины. Ниже гребень переходил в широкие
склоны,  круто  обрывавшиеся  в  сторону  ледника  Звездочка.  Дальше  он  в
нескольких  местах прерывался  отлогими  расширениями и выглядел проходимым.
Самой вершины и ее верхних склонов не было видно за очередной выпуклостью.
     Поверхность  мульды  была неровной. Обилие трещин  и  уступов  фирновых
сбросов говорило о том, что здесь должен быть очень толстый слой фирна. Этот
фирн целиком заполнил глубокую впадину на широкой части гребня. Правда, пока
оставалось не совсем понятным, откуда могла здесь взяться такая масса льда и
фирна,  так  как  впадина  не  имеет  соприкосновения  с  широкими  снежными
склонами.
     Вскоре  после того, как Гутман и Мирошкин влезли в свою палатку, порывы
ветра,  бросавшие комья снега на тонкую крышу, возвестили о начале очередной
метели. Как всегда, к вечеру погода испортилась.
     Утром  прояснения не  дождались, и не  выходили  из палатки целый день.
Метель  наносила  к  палатке  сугробы,  и альпинисты боролись за свою  жилую
площадь, упираясь спиной  в тонкие  стенки изнутри своего "дома", отжимая  в
стороны наметенный снег.
     Этот  день прошел  очень скучно. Монотонная  вьюга выла весь день и без
малейшего перерыва продолжала ту же  песню вечером и  ночью. За  целый  день
никаких событий не произошло. Записать в дневник было нечего.
     Становилось ясно,  что вдвоем  дальше  идти  нельзя.  А  в такую погоду
вообще нельзя сделать и шагу.
     На  следующее  утро погода не изменилась. Внутри палатки было  14 град.
мороза. Пушистый иней не успевал нарастать на внутренней стороне крыши,  как
его сбивало порывами ветра.
     Во время приготовления  завтрака заметили катастрофическую убыль сухого
спирта. Отсыревшие таблетки сгорали быстрее и  давали  мало тепла. Для  того
чтобы растопить снег и вскипятить один литр воды, приходилось  сжигать более
30  палочек спирта  вместо обычных 15. Топлива  оставалось  всего на два-три
дня.
     В  этот  день  они  почти  не  разговаривали.  Мирошкин  стал  необычно
молчалив, замкнулся  в себе и несколько раз оставлял  без  ответа  замечания
своего товарища.  Леонид  Гутман  не падал духом. Он был  твердо уверен, что
придут товарищи, принесут  топливо,  продукты и, самое  главное, принесут  с
собою бодрость и уверенность в  победе. Одна забота мучила его со вчерашнего
дня. Метель уничтожила их следы и заравняла с таким трудом пробитые траншеи.
То