ги в кошках на
лед  и скалы, прикрытые глубоким  снегом.  Я вдавливал  в снег левую руку до
самого плеча, а  ледорубом,  находящимся  в  правой руке, пронизывал снежную
толщу  и старался  нащупать  штычком какое-нибудь углубление или трещинку  в
скалах, чтобы, отперевшись на ее  края, создать дополнительную  точку опоры.
Когда у меня срывалась  нога, я  повисал на руках и опять царапал под снегом
своими кошками  гладкие скалы, пока  зубья кошек не зацеплялись и появлялась
возможность сделать новый шаг. Расстояние в  50  м  я  прошел  за два  часа,
пробив  снеговую  глубокую траншею.  Устав  от  такой работы, я  значительно
сбавил темпы продвижения.  В то же  время излишек самолюбия  не позволял мне
полностью  осознать  сложность  положения,   и   я,  не  теряя  уверенности,
подбадривал себя такими мыслями Трудно, трудно, но все равно я здесь пройду.
Вылезу наверх наперекор всему!
     Следовавший  за  мною  Тимашев  начал  зябнуть,   видимо,  он  заболел.
Превозмогая  недомогание,  он  тщательно меня  страховал,  пропуская веревку
через воткнутый в утоптанный снег ледоруб, но не мог побороть в себе чувство
недовольства  моей  медлительностью.  От  длительного  пребывания   на  краю
трехкилометрового  обрыва   у  него  начала  кружиться  голова.  Изредка  он
поглядывал вниз. Облака, спускаясь,  закрыли  долину  Инылчека, но не  могли
скрыть огромную опасность в  виде ледяного тысячетонного  карниза над нашими
головами и края пропасти в одном метре слева.
     Вторая двойка -  Рацек и Попов шли  за нами  вплотную по  протоптанному
снегу,   мерзли  и  очевидно   тоже  молча  досадовали  на   кажущуюся   мою
медлительность.
     Под самым  карнизом  снега было меньше, обнажились белый лед и скалы. Я
стремился скорее выбраться из глубокого снега. Тяжело  дышал.  Было жарко от
длительного напряжения. Впереди  виднелся торчащий изо  льда черный скальный
выступ,  и  очень  хотелось  скорее  добраться  до  него  и сделать хотя  бы
маленькую  передышку. Вырубив десяток ступеней, наконец, подошел к  выступу,
сел  на него верхом, забил повыше  себя длинный ледовый  крюк, привязался  к
нему и облегченно вздохнул.
     Наконец-то стало  возможным  заменить заболевшего  спутника  и  немного
отдохнуть.
     Через  10  минут Тимашев был  внизу у подножия  скал  и  привязался  на
веревку Летавета, а  еще через 15 минут Белоглазов оказался на выступе рядом
со мною  и  страховал меня во время обычного лазания по  обледенелым скалам.
Попов и Рацек догнали нас и также закрепились на выступе.
     Забив еще один промежуточный  крюк, я опять пошел впереди и вышел на 16
м вправо  из-под  ледяного навеса,  попутно  очищая  скалы от ледяной корки.
Поверхность скал, состоящих из серого мрамора, сильно разрушена, но все щели
запаяны  льдом.  Когда  понадобилось  забить  очередной  крюк,  я  предпочел
укрепить его в чистом льду.
     Выход со скал в ледяную трещину был несложен. Но подняться снизу  между
двух ледяных стен было значительно труднее. Упираясь кошками в одну стену, а
спиной  и  руками  в  другую,  я  преодолевал это  препятствие,  выдалбливая
ледорубом уступы-опоры для рук.  Затем, найдя новую опору для  спины и левой
руки в ледяной стене и вонзив кошки в противоположную, правой рукой я долбил
ледорубом уступы с левого  боку или над левым плечом.  Наконец, я облегченно
вздохнул, когда и этот ледяной камин кончился.
     Далее  трещина внезапно  расширилась до 6-8 м, и здесь,  па  просторной
площадке, собралась вся четверка.
     Чтобы  вылезти  на  купол,  потребовалось  подсаживание  и   устройство
лестницы на  четырех ледорубах, вбитых  один  над другим в фирновую отвесную
стену. Белоглазов первым  вышел на купол, за ним  я. Вслед за нами поднялись
Попов и Рацек. Мы долго шли по  колена в  снегу по широкому, отлогому склону
купола и 27 августа в 17 часов были па вершине (5 700 м) пика. Следуя совету
Летавета,  мы внимательно  смотрели на запад,  на север и на восток,  но,  к
сожалению, ничего  не увидели. Сплошная облачность закрывала все окружающее.
Тяжелые  облака  обволакивали все  густым  туманом.  Внизу, по-видимому, шел
снег, хотя на вершине проносились лишь редкие снежинки. Ветра почти не было.
     Не найдя на  вершине ни  одного камня, записку  о восхождении писать не
стали,  ограничившись записями в своих книжках.  Сев  на мягкий  снег,  мы с
полчаса безрезультатно ожидали прояснения погоды.
     Высшую точку  вершины определили по ее выпуклости, по наличию понижения
вокруг и трещинам, обычно рассекающим все купола снежных вершин.
     Самое  главное, что  влекло нас  к вершине пика  Нансена,  это  желание
посмотреть на юго-восток в сторону загадочной вершины, увидеть горный район,
где не ступала  еще нога человека, -  этого мы не смогли выполнить. На спуск
пошли   не   удовлетворенные   результатами   восхождения.   Внезапно    все
почувствовали большую усталость, стали  немногословны и сердито разглядывали
окружающие облака.
     Спуск к лагерю  прошел значительно быстрее. Можно  было  не  выходить в
сторону  под  нависающий  лед,  а спускаться из трещины. При  помощи веревки
напрямик, по отвесным обледенелым скалам.
     Товарищи  встретили  нас  как  победителей  и угостили  каждого большой
кружкой горячего какао.
     - Молодцы! Как только  вам удалось вылезти  на купол по такой  отвесной
стене? Мы, затаив дыхание, следили за вашей акробатикой.
     От  похвалы  Летавета теплее  стало  на  сердце  и  сгладилась  острота
постигшего разочарования.
     Восхождение  на  пик  Нансена,  совершенное   в  облачную  погоду,  при
отсутствии  видимости, значительно снизило результаты нашего труда. Осталось
только спортивное  содержание,  в то  время  как нам  хотелось  не  отрывать
альпинизма  от  исследовательских  задач  по  изучению горных районов  нашей
Родины. Было  обидно, что мы не принесли  фото, не принесли  азимутов, чтобы
проложить новые пути в горах Тянь-шаня.
     Третью ночь на бивуаке 5 200 м мы провели спокойно. Все спали крепко.
     За  ночь  исчезли  облака,  и яркое  солнце  осветило  утренние  сборы.
Улучшение  погоды  направило  наши  мысли  а   вчерашнюю  неудачу.  Хотелось
повторить   восхождение  на  пик.  Но  неустойчивость  погоды  и  недостаток
продуктов  вынудили  нас  отказаться  от повторного  штурма. Капризы  погоды
вызвали  несколько  шутливых  замечаний   о  том,  что  вершины  гор   ведут
ожесточенную войну  с  штурмующими  их альпинистами и  прикрываются  от  них
облаками, как дымовой завесой.
     Дальнейший спуск  проходил  быстро.  Состояние снега  позволяло  широко
шагать и даже кое-где  скользить. Таким образом, за два часа мы спустились в
цирк,  где  движение  после двух провалов в трещины резко замедлилось. Мосты
"отпустило". Ноги проваливались в глубокий снег.  Только во  второй половине
дня мы достигли своего лагеря на леднике Кан-джайляу.
     Вскоре  пришел Амасбай  с  двумя  лошадьми,  привез изрядное количество
жареного  мяса тэке,  и проголодавшиеся  альпинисты отдали должное  вкусному
мясу горного козла.
     Свернув лагерь и погрузив рюкзаки на лошадей, мы пошли вниз.
     Оглядываясь на вершину пика Нансена, мы очень жалели, что  не повторили
восхождения.  Нескоро сюда  придут другие исследователи. Надо было повторить
штурм. Летавет  встретил вопросительный взгляд Тимашева и понял его без слов
- Да, допустили ошибку. Придется ее исправлять.
НА ПОДСТУПАХ К ПИКУ СТАЛИНСКОЙ КОНСТИТУЦИИ

     После трудного восхождения неудержимо тянет вниз к траве, ручью, лесу и
солнышку. Лед,  снег  и  голые  камни,  холод  и  ежедневный  тяжелый  труд,
опасности и препятствия на каждом шагу, постоянное чувство локтя -  близость
верного товарища, крепкий дружный коллектив - все это оставляет неизгладимое
впечатление на  всю жизнь.  Чтобы  подчеркнуть пережитое на пути  к вершине,
надо вспоминать не только  суровые, но и радостные минуты, когда  утомленные
альпинисты,  спустившись  с  вершины,  попадают в  замечательные уголки гор,
греются на солнышке, купаются, собирают  ягоды  - словом, ведут себя, как  в
день отдыха после недели напряженной работы.
     В  предвкушении близкого  отдыха  спускалась  группа Летавета с ледника
Кан-джайляу.
     Тропа на леднике оказалась хорошо разработанной, и только  один раз нам
пришлось страховать  лошадей.  Спустившись  с языка  ледника,  мы  пересекли
конечную морену и вышли  на травянистый склон.  После ледников  и скал запах
цветущих трав казался дурманяще сильным.
     Палатки  Зеленого лагеря появились из-за  поворота. Лужайка с  большими
валунами, несколько елей и каскады ручья, спускающегося  с западных  склонов
пика Нансена, - вот к чему сейчас так стремились альпинисты.
     Мы знали, что  нашему проводнику Амасбаю для  охоты на тэке были выданы
из  фондов экспедиции  пять  винтовочных патронов.  И он  полученными  пятью
патронами убил пять горных  козлов одного маленького и четырех больших. Пять
патронов  -  пять  тэке.  Причем  самый маленький  козел  весил не  менее 50
килограммов.
     Амасбай гордо смотрел на нас, когда мы восторгались его меткостью. Он с
удовольствием   показывал  нам   места  на   окружающих  склонах,  где  были
подстрелены  тэке. Надо сказать, что  Амасбаю приходилось  лазать за ними по
скалам  и  травянистым склонам  на высоту до 4-4 500 метров.  Вниз он  тащил
убитого козла  волоком, по траве,  а  со скал сбрасывал  к тому  месту,  где
оставлял лошадь.
     Удачная охота на несколько дней избавила  нас  от консервов и пополнила
наши продовольственные ресурсы.
     Мясо  тэке  было  так  вкусно, что с  костров  до  позднего  вечера  не
снимались сковородки и котлы, в которых жарились и варились очередные порции
свежего мяса.
     На другой день наш караван вышел из теснины Кан-джайляу и двинулся вниз
по долине Инылчека. Пошли  по направлению к хребту Куйлю-тау. Предстояло еще
одно  серьезное испытание. Восхождение  на Каракольский пик и пик Нансена мы
могли теперь рассматривать как тренировку к предстоящему большому делу.
     В  это  время  нам  показалось, что  погода  начала  портиться.  Солнце
покраснело. Все обратили внимание на то, что окрестности заволакивает легкая
дымка. Резкие  очертания  далеких предметов смягчились,  небо  потеряло свою
чистую  голубизну и заметно посерело. На  несколько дней  в воздухе  повисла
тончайшая пыль - дыхание пустыни Такла-макан.
     После  ледников  пика  Нансена  в  широкой,  выжженной  солнцем  долине
Инылчека казалось  Невыносимо жарко.  Мы сняли штурмовые куртки  и рубашки и
загорали, сидя на  лошадях, соскакивая с них только для того, чтобы намочить
голову в каком-нибудь ручье.
     Чтобы загореть более равномерно, Мухин сидел на лошади то лицом вперед,
то назад. Такое необычайное положение вызывало шутки и смех товарищей.
     Любители  витаминов  пропагандировали ягоды  колючей  облепихи,  хорошо
утоляющие жажду. Кажется, это  были единственные ягоды, в  изобилии растущие
по  Инылчеку.  На   вкус   они   кислее  клюквы,  но  пользуются  успехом  у
неприхотливых  альпинистов,  желающих заглушить пресный  привкус  ледниковой
воды.
     Амасбай и Рацек, с разрешения  начальника, взяли дробовик малокалиберку
и уклонились от тропы по охотничьему, маршруту. На бивуаке они нас догнали и
приготовили на  ужин  рагу  из двух зайцев. Зайчики  были  небольшие, серые.
Кроме того, охотники  добыли несколько сурков, сушили их шкурки и собирали в
консервные банки топленое сурковое сало.  По-прежнему  на склонах можно было
рассмотреть много тэке,  но после удачной охоты Амасбая на Кан-джайляу у нас
не было недостатка в мясе, и Летавет не выдавал больше патронов.
     Место  для брода  выбрали  недалеко от устья  Инылчека, где река широко
разливается,  перед  тем  как  соединить  свою  мутную  воду с  зеленоватыми
светлыми волнами реки Сары-джас.  Инылчек ревел, пенился и  рокотал камнями,
катящимися под водой, и перед бродом пришлось заночевать.
     Готовиться  к  переправе  начали  на рассвете. К утру вода  значительно
спала, но  все же для наших низкорослых горных лошадок было слишком глубоко.
Возле самого берега одну  из лошадей  опрокинуло, подмокли вьюки, и пришлось
прекратить переправу.
     В  это  время на другом берегу показался  всадник.  Он перебрался через
реку спокойно и уверенно, держа на  левой руке большого черного беркута. Это
оказался  знакомый  Летавета  -  колхозный  охотник  Торгоев. Беркут  сидел,
вцепившись когтями в  его кожаную  рукавицу.  Птица  была привязана  за одну
ногу, на ее голову был  надет  кожаный колпачок, закрывающий  глаза. Торгоев
ехал на охоту за лисицами. Обычно  охотник  пускает беркута не наугад, а сам
старается обнаружить дичь.  Увидев  ее,  он  освобождает  беркута и  снимает
колпачок с его глаз. Прирученный хищник взмывает кверху, потом камнем падает
на дичь и хватает  добычу. Очень  часто  он схватывает не  ту  дичь, которую
увидел  охотник,  а  совсем  другую,  не  замеченную охотником.  Пока беркут
борется со  своей добычей, охотник быстро надевает ему на голову колпачок  и
отнимает  добычу,  не позволяя ее терзать. Если дичь  ускользнула  из когтей
прирученного хищника, то он всегда возвращается к своему хозяину.
     Перед тем как распрощаться,  Торгоев  показал,  где лучше перейти реку.
Оказывается,   большой  водой   было  размыто   русло  и  направление  брода
изменилось.  Воспользовавшись  его указаниями,  наш  отряд переправился  без
новых происшествий, и караван вступил в ущелье Сары-джас.
     Река  Сары-джас  на  своем пути  по  Центральному  Тянь-Шаню  прорезает
глубокими   каньонами  два  мощных  хребта.  На  юге   она  отрезает  хребет
Кок-шаал-тау от хребта  Боз-кыр, а возле устья реки  Инылчек отрезает хребет
Куйлю-тау от  хребта  Сары-джас. В этом месте узкая тропинка  поднимается от
реки на скалы и вьется  над отвесными берегами так высоко, что реки с нее не
видно и  только  доносящийся снизу гул воды  свидетельствует  о том, что она
течет между суровыми скалами. На большой  высоте, по узкому мостику со скалы
на скалу горная тропа переходит на правый берег реки Сарыджас.
     Там, где  ущелье расширяется, альпинисты  спустились  на  берег. Вскоре
караван свернул  от  реки  Сары-джас в  одно из ущелий хребта  Куйлю-тау, из
которого вытекала небольшая река Б. Талды-су.
     Ущелье  Б. Талды-су встретило нас зарослями черной смородины. Ягод было
так много, что двадцати минут хватило,  чтобы  удовлетворить  наш  аппетит и
собрать еще немного смородины на дорогу.
     Долина  Б.  Талды-су носит  очень  мирный характер. Отлогие травянистые
склоны,  редкий лесок, песчаные берега, спокойно  текущий ручей, и  только в
верховьях проглядывают снежники  невысоких вершин. Стадо  тэке пересекло наш
путь,  даже  не  оглянувшись  на охотников,  осадивших Летавета  просьбами о
выдаче патронов. Интересно,  что архары любят резвиться  па  лугах и отлогих
склонах, а  тэке предпочитают выбирать свои пастбища и места для прогулок на
кручах.
     По  хорошо  знакомому  пути,  пройденному  им  в 1936т., А.  А. Летавет
уверенно  и  быстро  вывел караван к  моренам  и осыпям, замыкающим верховья
дикого ущелья.
     Оставив лошадей  на  верхних  лугах, с тяжелыми рюкзаками за спиной, мы
прошли крутую осыпь,  маленький ледничок и крутой снежник перевала. Выйдя на
перевал  (4300  м), мы  впервые  так близко  и во всей красоте увидели  цель
своего путешествия  заходящее  солнце освещало  пик  Сталинской Конституции,
подчеркивая  косыми  лучами  его  стройность   и  величие.  Двухкилометровая
восточная стена ушла в тень, а наверху сверкали снежный конус пика и ведущая
к нему пила жандармов северного плеча.
     Расставив  на  перевале  свои  палатки  так, чтобы  из  них было  видно
вершину, мы занялись выявлением доступных подступов к ней.
     Вариант  подъема  на  вершину по  южному ребру для первого  восхождения
отпадал ввиду очевидной крутизны,  сложности и  далеких подходов к выходу па
ребро.
     Восточная стена  -  это  две оледеневшие Шхельды, поставленные  одна на
другую, - вариант отклонен, как явно фантастический.

     Северное  ребро  кажется  более доступным, но этот вариант включает всю
пилу жандармов на плече и не проверен на лавиноопасность.
     Но так как западная сторона пика была вне  поля нашего зрения, из всего
виденного  северный  вариант  казался более  доступным и занимал  все  мысли
альпинистов.

НОЧЬ НА СНЕЖНОМ КАРНИЗЕ

     На  другой  день  мы  увидели пик  Сталинской  Конституции,  празднично
сверкавший  в лучах восходящего солнца.  Утреннее освещение помогло уточнить
маршрут выхода на северное ребро  и  отметить несколько  лавинных дорог,  их
обходы и пересечения.
     Состав  основной  части  штурмовой  группы  остался прежним  с  заменой
Белоглазова  Виктором Мухиным. С Летаветом оставались все  остальные,  кроме
Тимашева, который на перевале расхворался и вынужден был спуститься в нижний
лагерь. На этот раз взаимодействие групп экспедиции было построено по-иному.
     Одновременно движением  основной  группы, группа  Летавета  должна была
совершить восхождение на пик имени Карпинского  (5050 м),  стоящий  к югу от
перевала  4300 м  в  этом  же  хребте, напротив пика Сталинской Конституции.
Такое  распределение  сил позволяло  участникам  одной группы  наблюдать  за
восхождением другой и в случае необходимости придти друг другу на помощь.
     В  полдень  основная  группа  уходила  с  перевала,  получив  последние
наставления   Летавета  о  проведении  глубокой  разведки  пути  к  вершине.
Предупреждая  нас  о  лавиноопасности,  Август  Андреевич разрешал совершить
восхождение только при наличии благоприятных условий.
     Оставшиеся  на перевале долго стояли  на  краю обрыва и смотрели  вслед
товарищам.  Их не покидало чувство  тревоги за друзей, уходящих в  никем  не
пройденный маршрут.  Что они встретят  много  трудностей  -  было совершенно
очевидно,  но смогут ли их все преодолеть никто не знал. Они позабыли о том,
что завтра утром сами пойдут по неизведанному пути.
     У подножия северного плеча вершины  основная группа тщательно осмотрела
склон, наметила путь дальнейшего подъема и разбила бивуак примерно на высоте
пройденного перевала  - около 4  300  метров.  Из  палатки, расставленной на
мягком, слегка  утоптанном  снегу, были  видны  пройденный  ледник,  морена,
перевал,  зубчатый  скалистый  гребень  слева от  него,  а  справа  снежный,
унизанный карнизами гребень, ведущий к вершине пика Карпинского.
     По  расчету  маршрута восхождения, с этого  бивуака  группа должна была
выйти не  позже четырех  часов утра,  чтобы  преодолеть  значительную  часть
лавиноопасного  склона до восхода солнца. Хорошо разведанные лавинные дороги
удобно  обходились  в  верхней  части  склона. Но внизу  требовалась  особая
осторожность и  внимание, так как  мощная лавина  могла перехлестнуть  через
край  неясно  выраженных  кулуаров  и  пересечь направление  предполагаемого
подъема группы.
     Это  был вечер  4  сентября. На  редкость  теплый  и безветреный, он не
предвещал хорошей, устойчивой погоды.  К семи часам мы закончили все дневные
хлопоты, поужинали и даже натопили из снега полный котелок воды,  чтобы рано
утром можно было скорее приготовить завтрак.  Котелок поставили у палатки на
подстилку  из веревки и тщательно  укрыли  от  мороза штурмовой курткой.  Не
слишком доверяясь тихой погоде, проверили установку палатки. Затем забрались
в  спальные мешки,  подложив под них сложенные зигзагом  веревки и  все свое
имущество, которое в эту ночь  могло послужить прослойкой,  защищающей снизу
от холода.
     Чтобы  не  раздавить защитные  очки, их  обычно  оставляли  на  шее,  а
фотоаппараты, медикаменты, спички и некоторые продукты в непрочной упаковке,
требовавшие осторожного  обращения и предохранения от сырости, укладывали за
изголовьем или подвешивали под потолком.
     Из предметов альпинистского снаряжения в палатку всегда брали вере