вку и
рюкзаки,  но изгоняли из  нее кошки,  бутылки  с  бензином, котелки с водой.
Особой  заботы  требовали ботинки. Их надо было снять,  очистить от снега  и
положить с собою в спальный мешок, чтобы они не замерзли и немного подсохли.
Нужно сказать, что это было  весьма неприятное  соседство, но в конце концов
мы  свыклись с необходимостью каждую ночь что-нибудь сушить или оттаивать  в
своем  спальном   мешке.   Редко   альпинистам  на   Тянь-шане  выпадали  на
восхождениях ночи такие  теплые, чтобы можно было,  снятые ботинки  положить
вместо  подушки.  Эти  мелочи  альпинистского  быта  давно  стали  настолько
привычными, что не занимали нас.
     Вскоре  все утихли  и  крепко  уснули. Но  около  двух часов  ночи  нас
внезапно разбудил грохот  лавины. Сильный порыв ветра рванул  палатку, затем
сразу и грохот и ветер стихли.
     Лавина прошла близко от нас, и вес ждали вторую по тому же следу.
     Сон  развеялся  окончательно.  По-видимому, за семь  часов  все  успели
достаточно  отдохнуть  и,  проснувшись,  думали  о том, что  через  два часа
расстанутся с палаткой и пойдут куда-то вверх, навстречу лавинам.
     Вторая  лавина  загрохотала,  когда  в палатке весело  шумел примус.  В
первый момент все удивленно посмотрели на ровное синее пламя, но, убедившись
в том, что грохот вызван не примусом, продолжали одеваться. При свете  свечи
в предутренней тишине быстро закончили все сборы.
     В начале  подъема пришлось пересечь свежий конус  лавинного  выноса.  В
темноте  переход по комьям застывшей  лавины показался чрезмерно  длинным  и
вызвал неодобрительные  замечания. Дальше мы вышли  на очень крутой, широкий
снежный  гребень.  Собственно  говоря,  это был  даже  не гребень,  а  слабо
выраженный  контрфорс  снежной  стены.  Мы  выбрали   этот  путь  как  более
безопасный  от  падения  лавин  и как  ориентир  движения,  направленного  к
определенной части вершинного гребня.
     Ноги проваливались в мягкий  снег выше чем по  колена.  Такой  глубокий
снег покрывал эту часть склона до самого выхода на вершинный гребень. Мы шли
кверху напрямик, без зигзагов. Идущий впереди быстро уставал, и через каждые
сто шагов производилась замена.
     Склон  становился  все  круче, мягкий снег  осыпался  под ногами.  Темп
подъема сократился примерно до 50 м в час. Только в полдень группа выбралась
на гребень  и сделала передышку на твердом выступе. Отсюда предстоял  подъем
по  обледенелому  гребню  на  северное  плечо  вершины. Заглянув на-западный
склон,  мы  убедились,   что  крутизна  этих  скатов  превышает  технические
возможности группы, так что вопрос об обходе жандармов с запада отпал.
     Вторая часть подъема на плечо, в противоположность первой, проходила по
жесткому  снегу,  чередующемуся  с  полосами  голубоватого  твердого   льда.
Пришлось рубить ступени и часто заменять страховку через  ледоруб страховкой
на ледовых крючьях. Перед выходом на плечо обнажились обледенелые скалы. Это
опять  был,  подобный встреченному на пике Нансена, серый мрамор, изрезанный
многочисленными трещинами  и  сцементированный льдом.  Скальные крючья в нем
совсем  не держались, а ледовые - откалывали большие глыбы мрамора, летевшие
под  откос. Выступов  нет,  крючья не помотают, придется мне идти дальше без
промежуточной страховки.
     Такая  организация движения, когда страховка ведется снизу и  альпинист
уходит от  страхующего на  всю длину веревки,  называется на честном  слове,
потому   что  при   срыве  веревка  может  оборваться.  Редко  бывают  такие
неблагоприятные  условия,   когда  идущему  впереди  альпинисту   приходится
рисковать,  чтобы  обеспечить  безопасность  передвижения  своих  товарищей.
Оставив внизу рюкзак и сосредоточившись на том,  чтобы не  сделать ни одного
неверного движения, передовой альпинист требует пристального внимания к себе
со стороны своего страховщика и, таким образом,  преодолевает  стоящее перед
ним препятствие.
     После  напряженного трудного  и  рискованного  подъема  бывает особенно
приятно выйти на  верхнюю часть гребня, обмотать  веревку  вокруг  солидного
выступа, забить  в трещину скалы надежно  зазвеневший крюк, защелкнуть в нем
карабин и крикнуть вниз товарищу
     Все в порядке! Привязывай рюкзак - могу вытягивать.
     Когда все  четверо вышли на  плечо вершины к подножию первого жандарма,
было около 17 часов. Усталость  от  14-часовой работы и  приближение  вечера
заставили  подумать о  еде и отдыхе. Огляделись, но  не  увидели  вблизи  ни
малейшего подобия подходящей для бивуака площадки. Острый северный вершинный
гребень на восток обрывался в бездну совершенно отвесно, на запад -  ледяным
склоном  около 75 град.  крутизны, а  наверху  состоял из ряда остроконечных
скал, промежутки между которыми были заполнены, большими снежными карнизами,
нависающими  над бездной. Такой характер вершинный  гребень сохранял на всем
его видимом протяжении примерно на 80 м до первого большого жандарма.
     Когда в этот день начался ветер, мы не обратили на него внимания, но на
гребне  ветер  явно  усиливался.   Облака  цеплялись   за  вершину.   Погода
ухудшалась.
     Первая связка отдыхала, а Попов и  Рацек  пошли  на  разведку в поисках
ровного места для установки  палатки.  Они  прошли гребень  до жандарма,  за
полчаса поднялись на его вершину, но спустились обратно,  что называется, не
солоно хлебавши, потому что  за  этим жандармом  был  провал метров  на 100,
потом стоял другой такой же жандарм, но площадки нигде не было.
     Наступал вечер. Для поисков не  оставалось  больше  времени. Надо  было
устраиваться где-нибудь поблизости. Для ночевки сидя можно привязать веревки
к  выступам,  расчистить ступеньку для ног  и сесть на рюкзак, но это плохой
выход. Так иногда можно ночевать на скале теплого Западного Кавказа, а здесь
с таким комфортом можно и замерзнуть.
     Так  как  другого  выхода  не оставалось,  для ночевки выбрали  большой
карниз. Он  довольно  прочно  сидел  па извилине гребня между двух  надежных
скал.  Вырубили  в  этом  карнизе ступеньку  на  метр,  а  с другой  стороны
подмостили снег  и  мелкие  камни  тоже примерно  на метр, чтобы  получилась
площадка  для установки палатки. Это  было  мое предложение. Оно выполнялось
как приказ командира,  но  особого  сочувствия не  встретило из-за явной его
опасности.  Поэтому,  сделав площадку  на карнизе,  я решил сам лечь с левой
стороны палатки над бездной. С надежной  страховкой это не будет так опасно,
как кажется.
     Конструкция  спроектированной площадки  оказалась  настолько удобной  и
легкой для выполнения,  что ровно через час  все  хлопоты  был  закончены  и
палатка установлена на карнизе.
     Наконец,  пришла  очередь командира  занять свое  место над бездной.  Я
завязал середину  свободной  веревки  за надежный выступ и  забросил концы в
открытый вход  палатки. Трое альпинистов быстро обвязались заброшенной  мною
веревкой, повернулись на бок и мгновенно уснули.
     Ветер налетал порывами и сыпал на тонкую крышу шуршащие крупинки снега.
Натянутые  оттяжки  дрожали,  а  иногда  басовито  гудели.   Музыка   эта  в
альпинистском  понимании  носила  самый  колыбельный  характер,  но  мне  не
спалось. Неотвязные заботы не выходили из головы.
     Вышли  на  плечо  вершины,  но нет  еще  никаких данных  о  возможности
преодолеть все жандармы. А  хуже всего то,  что потеплело и,  видимо, погода
портится.  Продукты  можно растянуть дня на четыре. Но сколько времени можно
просидеть  на  этом  карнизе?  Хотелось  сократить  такой  бивуак  до  одной
единственной  ночи.  Ведь  в случае обвала карниза  вся четверка повиснет на
веревках над  бездной и  растеряет половину  снаряжения.  Это  будет  полный
провал, и все результаты экспедиции пойдут насмарку.
     Почему не было  видно товарищей на  пике Карпинского?  Несколько раз  я
смотрел на гребень, но  никого не видел.  Очевидно, их загораживают карнизы,
да  и  расстояние,  невидимому,  не  меньше  10  км,  и  поэтому  трудно  их
разглядеть.
     Кажется, наше предполагаемое взаимодействие будет равно нулю.
     Я задумался о своих товарищах-альпинистах, об их бескорыстном увлечении
этим  суровым видом спорта. Что привлекает  их и еще  многих наших рабочих и
инженеров,  учащихся  и ученых  в альпинизме? Влечет  ли их в горы борьба  с
природой  или стремление  раскрыть ее тайны?  Одно другое  не  исключает,  а
дополняет. У  наших  советских, людей,  находящих  в  спорте одно из средств
укрепления   и  развития  замечательных  моральных  и  физических   качеств,
свойственных  всему  нашему  народу,  тяга  к  альпинизму  вполне  понятна и
естественна. С этими мыслями я крепко уснул.
     Проснулся я в  пять часов утра, раздвинул полы палатки и, увидев вокруг
сплошной туман,  не  стал  будить  дежурного. Испытание  прочности  снежного
карниза продолжалось.

СЕМЬ СТРАЖЕЙ КРАСАВИЦЫ КУЙЛЮ

     Туман был так густ, что  не было  видно окружающих гор. Приподняв, полу
палатки, мы поняли, что сегодня спешить некуда.
     Попов, посмотрев на анероид и сверившись с  записной книжкой,  сообщил,
что мы  опустились ниже. Вчера, когда мы сюда  поднялись, высота была 5 050.
Вечером оказалось, что мы  спим на  высоте 5110. А сейчас мы опустились на 5
050.  Это  было  признаком улучшения  погоды. Не  следует слишком затягивать
испытание нашего снежного карниза.
     В это время  в  просвете между облаков, как в окне, появился освещенный
солнцем, сверкающий снегом конус  пика  Сталинской  Конституции.  Ярко-синее
небо за ним  оттеняло  чистоту свежевыпавшего снега.  Вскоре окно  закрылось
вновь  и видение исчезло, будто бы его никогда и  не было.  В сплошном белом
тумане опять не стало видно ни единого пятнышка.
     Только  к  полудню облака,  наконец, разошлись.  В  нашем  распоряжении
осталось 6  ходовых часов. Ясно,  что за этот  срок восхождения совершить не
успеем. Выходим на  разведку, чтобы наметить путь через жандарм и не плутать
завтра утром.
     Первый  жандарм, сняв  кошки, одолели за  20  минут. Рацек и  Попов шли
впереди. Верхнюю страховку дали общую  на  обе  связки.  Так же спустились и
вниз. Кое-где пришлось откалывать ледяные глыбы и сбрасывать громадные куски
мрамора.
     Второй жандарм у подножия совершенно обледенел.
     Справа,  вдоль  отвесных  скал этого жандарма  наискось  и вверх уходил
ледяной припай, присыпанный слоем подтаявшего на солнце снега. По этому льду
до основания третьего жандарма было всего метров 50. Крутизна  льда около 70
град..  А  жандарм стоял  стеной высотою  около 100 метров.  Тогда  я  решил
попробовать обход справа, пока наши кошки не очень затупились.
     Подрубив маленькую ступеньку, я ударил клювом ледоруба в скалу.
     - Мелковато!
     Дальше лед стал толще, но когда я начал рубить шестую ступеньку, отойдя
на три  метра от страхующего, подо много откололся широкий пласт льда вместе
со всеми вырубленными ступеньками. Успев крикнуть Держи! - я скользнул вниз.
     Мухин  страховал хорошо и  задержал меня, стравив  всего метра  полтора
веревки. Стоявшие рядом товарищи смогли меня вытащить.
     Тогда мы пустили в ход  ледорубы. Слегка очистили ледяную броню второго
жандарма, но  полезли  на  него, не снимая кошек. Снять лед со всех  уступов
было невозможно. Видно было, что  на северной стороне скалы он лежал веками.
Кошки скрипели, царапая камни, а руки  скользили на обледенелых уступах. Так
или иначе, но через  час  Попов  выбрался  первым на  вершину скалы и  помог
подняться остальным. Спуск на южную сторону жандарма был легче.
     Умудренные опытом, третий жандарм обходить мы не стали. Взяли его в лоб
за 30 минут и собрались на вершине. Это была такая же мраморная, обледенелая
глыба, как и предыдущие, только меньше размером.
     Дальше  были видны  препятствия  иного  характера.  Четвертый  и  пятый
жандармы  были сплошь облеплены наметенным с запада снегом, и с  них свисали
над  бездной грандиозные карнизы. Навесы этих карнизов  выступали метров  на
10-15, высота их была примерно такая же.  Основание карнизов просматривалось
по линии камней, проступавших кое-где с западной стороны.
     Шестой  жандарм  был виден не полностью. Он  представлял  собой ледяной
конус,  но снежные бугры вокруг него позволяли  надеяться на возможность его
обхода.
     За   шестым  жандармом  виднелась  неглубокая,   но  довольно   широкая
седловина, а за ней склон ледяного купола вершины.
     По  западной кромке  купола  виднелись  выступы  небольших  скал.  Опыт
хождения  по карнизным гребням  у всех участников  был достаточный, поэтому,
ввиду  позднего  времени,  решили  дальше  не  ходить  и  на  этом  разведку
закончить.
     Удовлетворившись  результатами разведки,  мы;  еще засветло в  отличном
настроении  возвратились  на свой уютный карниз.  Перед тем как  забраться в
палатку, очень  тщательно проверили  состояние  карниза и  не нашли  никаких
оснований для опасений. Если он днем не рухнул, надо  полагать,  что  ночью,
когда  снег  смерзается крепче,  тоже не  упадет. Все с этим согласились, но
страховкой не пренебрегли.
     Солнце  опускалось  за  зубчатые гребни  западных  хребтов.  Порозовели
снежные склоны окружающих вершин, а снизу, из глубоких долин уже надвигалась
темнота и  постепенно поглощала  склоны.  Ясный  закат  предвещал  улучшение
погоды.  После удачной разведки настроение у  всех было такое  хорошее,  что
никто не стал  укорять дежурного за  подгоревшее  молоко. Поужинав, мы мирно
сидели  и  вспоминали,  как приятно  купаться в  теплом  море  и  объедаться
фруктами и какими надо быть чудаками, чтобы вместо морского пляжа залезть на
эту кручу, сидеть голодными  на ледяном уступе и сто раз рисковать жизнью. А
все-таки  хорошо  в  борьбе  с  природой  прокладывать  пути для науки,  для
исследователей  и альпинистов. На Кавказе  идешь,  например,  на Ушбу -  это
самый замечательный маршрут  - на каждом шагу видишь  следы трудов поколений
альпинистов. Крюки забиты, площадки сделаны, жандармы  знакомы по описаниям,
камни сброшены. А здесь на Тянь-шане большинство маршрутов нехоженые, каждый
уступ надо очистить, характер каждого жандарма изучить.
     Согретые  дружеской беседой,  мы  запели всем  известную  альпинистскую
песню

     Если к карте ты глаза поднимешь,
     Чтоб взглянуть на контуры страны,
     Никаким охватом не обнимешь
     Необъятной этой ширины.

     И везде - до Дальнего Востока,
     Как суровый страж родных полей,
     Горы поднимаются высоко
     На границах Родины моей.

     Пусть готовность светится во взорах
     Стать стеной за Родину свою, -
     Кто не растерялся в снежных горах,
     Тот не струсит ни в каком бою!

     На следующее  утро, это было 7 сентября, с восходом солнца  мы вышли на
штурм. За два часа прошли три уже знакомых нам скальных жандарма. Четвертый,
снежный, потребовал  к  себе большего внимания, так как на  нем трудно  было
организовать  страховку. Ледорубом воспользоваться  нельзя  под тонким слоем
снега оказались скалы. Крюк забить тоже нельзя - не было ни чистого льда, ни
свободных ото льда скал. Эти особенности пути мучили нас и дальше. С большим
трудом очищали  мы ото  льда и снега  отдельные  выступы, укладывали на  них
веревку или вонзали свои ледорубы в трещину между карнизом и скалами гребня.
Надежности & этих устройствах не было.
     Пятый  жандарм оказался еще  круче. С  запада к самому карнизу подходил
покрытый льдом склон около 60  град.  крутизны.  Карниз  также круто взмывал
метров на 10 вверх и только в самой  верхней  части загибался на восток. При
такой  крутизне  необходимо было  вырубать ступени. Ниже гребня  под  тонким
слоем льда  оказалась плита. Попов, пробивавший  эту часть пути,  вырубал  и
расчищал  ступени  на  самой  верхушке  скального  гребня  и  шел   по  ним,
придерживаясь рукой  за карниз, стоявший слева от него твердой белой стеной.
Таким  образом, он  прошел  половину  жандарма, отойдя  от страховавшего его
Рацека метров  на  25.  Товарищи  из  другой связки ждали  своей очереди  на
переход  и фотографировали  этот  громадный  карниз с прилепившейся  к  нему
маленькой фигуркой альпиниста.
     Вдруг послышалось негромкое  шуршание, и. весь стройный  карниз  исчез,
будто его  никогда и не было. А  Попов  остался  стоять  на вершине  острого
гребня и,  внезапно потеряв опору,  некоторое  время балансировал руками. Мы
сделали еще по одному снимку - то же самое место, но уже без карниза.
     Падение  карниза  помогло  нам  быстрее  закончить  преодоление  пятого
жандарма. Шестой мы  миновали, обойдя  его без особых затруднений, и  вскоре
вышли на седловину. Яркое солнце заливало ослепительным светом юго-восточную
сторону купола вершины, очерчивая ее контуры ореолом.
     Основание  купола  было  отлогим,  но  дальше  характер  подъема  резко
изменился. Появились полосы твердого голубого льда, чередующиеся  с полосами
снега. Это было похоже на забитые снегом трещины. Мы шли, то проваливаясь по
пояс в снег, то наши затупленные на скалах кошки скользили по твердому льду,
и тогда приходилось вырубать ступени и забивать ледовые крючья.
     К часу дня вся  группа вышла на вершину.  Купол  был  рассечен огромной
трещиной,  на краю которой мы пробыли около часа, сделав много фотоснимков и
записав  свои  наблюдения.  Анероид  Попова  показал  высоту 5  250  метров.
Инструментальной съемкой  высота пика Сталинской Конституции была определена
в 5291 метр.
     Наконец-то нам удалось сделать засечку  на неизвестную вершину к югу от
Хан-тенгри. С пика Сталинской Конституции мы  видели, как она возвышалась на
востоке  мощным ледяным массивом. Хребты Инылчек-тау, Каинды-катта и Боз-кыр
составляли как бы подножие этой величественной вершины. Расстояние до нее по
прямой мы  определили  примерно в 80 километров.  Это придавало ей воздушную
голубизну,   рассердившую   фотографов,  не  имевших  телеобъектива.   Попов
тщательно  измерил  азимут  загадочной вершины. Теперь, наконец,  азимут  на
новую загадку Тянь-шаня взят.
     Пик  Нансена был  значительно ближе и поэтому  выглядел внушительно. Мы
смотрели на него, как на старого знакомого,  и не сразу обратили внимание на
пирамиду Хан-тенгри, приютившуюся с левой стороны.
     Оставили  записку на скальном  выступе северо-западной стороны  конуса.
Это, правда,  немного в стороне от маршрута, но в снег  записки не положишь.
Затем  приступили к спуску. Верхнюю часть купола  покрывал мягкий снег. Хотя
мы шли  быстро, кошки не давали скользить. Я был спокоен и безмятежен. Держа
ледоруб перед собой двумя руками, я в такт ходьбы размахивал им из стороны в
сторону и делал большие шаги с видом победителя, возвращающегося с поля боя.
Мне  хотелось быстрее пройти этот безопасный участок. Даже при  срыве  здесь
нельзя было упасть дальше седловины. Вот на жандармах придется темп сбавить,
а дальше под откос опять можно будет шагать широко.
     Склон стал еще круче и с увеличением крутизны мне захотелось еще больше
удлинить шаги. Сделав несколько больших шагов и незаметно для себя перейдя с
полосы рыхлого снега  на припудренный в  верхней части слой голубого льда, я
поскользнулся, свалился  набок  и  стремительно полетел  по крутому ледяному
скату.  Не  успев  перевернуться  и  сделать  попытку  замедлить  скольжение
ледорубом, я почувствовал  рывок  веревки в  тот момент, когда  обе мои ноги
провалились в трещину и ударились в ее противоположный край.
     Рывок веревки и удар были, так сильны, что несколько мгновений я не мог
придти в себя, а затем почувствовал, что не в состоянии больше двигаться
     Мне  стало ясно, в  какое  тяжелое  положение поставил  я  группу и всю
экспедицию  в  целом. Получить травму на вершине, с которой только один путь
через жандармы и лавиноопасные склоны,  это значит связать  по рукам и ногам
своих товарищей.
     Когда меня вытащили из трещины, оказалось,  что повреждена  только одна
нога. Я воспрянул духом и ка