ь. Исцеление Муромца,
Илья Муромец и Соловей-Разбойник, бунт Ильи против князя Владимира - вы бы
только послушали! Он, например, не видел ничего удивительного и  чудесного
в неожиданном исцелении Ильи Муромца  и  категорически  отбросил  былинную
версию о чудодейственном напитке, каким якобы  угостили  первого  богатыря
Руси калики перехожие. Уверял, что это была обыкновенная родниковая  вода.
Просто один из  перехожих  был  очень  знающим  ведуном  и  обладал  даром
гипнотического внушения.  С  точки  зрения  современной  экспериментальной
медицины, разъяснение вполне вероятное.
   -  Чепуха!  -  безапелляционно  возразил  Профессор;  в  нем  проснулся
специалист. - Еще одна попытка увидеть  в  былинах  отзвук  действительных
исторических событий. Это все равно что пояснять  библейскую  легенду  про
Иисуса Христа появлением инопланетного космонавта.  Былины  -  поэтическое
обобщение народных пожеланий для тех времен, когда была постоянной  угроза
кочевых набегов. Но вы меня заинтересовали. Я  хотел  бы  познакомиться  с
вашим исключительным подопечным.
   - Это невозможно. Год назад Добрыня Никитич снова исчез.
   - И вы не могли его задержать?
   - Нет.
   - Почему?
   - Видите ли, из былины "Возвращение Добрыни" он узнал, что этот  гуляка
и бабник Алеша Попович обхаживает его  пассию  Маринку.  Он  вычитал,  что
Алеша уверяет Маринку, будто Добрыня давно погиб в  Диком  Поле  и  теперь
даже его белых косточек не собрать, потому что их еще прошлым летом черные
вороны растащили. В такой деликатной ситуации богатыря, знаете ли,  трудно
удержать.
   Глаза собеседников встретились.
   Профессор подумал, что Психолог такой же ненормальный, как психиатр  из
анекдота "Ведь Наполеон Бонапарт -  это  я!".  А  Психолог  вспомнил  свою
первую встречу с Никитичем. Глаза обоих приобрели одинаковое выражение...


   ...Дверь раскрылась, и в кабинет Психолога  вошел  русый  человек.  Его
мускулистые двухметровые телеса были спрятаны под мягкой фланелью пижамной
пары. Синие навыкате глаза  на  выразительном  скульптурном  лице  глядели
пытливо. Над четко очерченными, классического рисунка губами вился светлый
шелк мягких  усов.  От  всей  фигуры  богатыря  веяло  какой-то  стихийной
былинной силой. Человеку было около сорока. А может,  и  меньше.  Отменное
здоровье  и  тренированное  тело  зачастую  скрадывают  возраст.  Художник
залюбовался бы им и захотел бы изобразить на полотне.
   - Меня  известили,  что  вы  хотели  со  мной  поговорить,  -  приятным
баритоном, так идущим к его могучей фигуре, проговорил он.
   - Да, если вы не возражаете, - поднялся ему навстречу Психолог.
   - О чем речь! - уважительно произнес великан. - С разумным человеком  и
беседа разумная.
   В   это   мгновенье   Психологу   вспомнились   поневоле    фольклорные
характеристики  его   посетителя:   "на   речи   разумный",   "с   гостями
почтительный".
   - Будем знакомы, - протянул руку Психолог и отрекомендовался.
   Двухметровый красавец ответил осторожным, чтобы случайно  не  причинить
боль, пожатием.
   - Добрыня Никитич, - представился он. - А ваши статьи я читал. Что  мне
в этих работах понравилось - так это дух поиска, оценки-гипотезы,  которые
смело  очерчивают  направление  дальнейших  творческих  исканий.   Вы   не
закрываете ворота науки для новых мыслей.
   Психолог сдерживал  удивление.  Он  не  был  готов  к  услышанному.  Он
приготовился к хитрой, утонченной игре в словесные поддавки  и  совершенно
не ожидал такой ненавязчивой, но утешительной для себя оценки своих работ.
Психолог чувствовал, что старательно разработанный план  беседы  сломался.
Мысленно он совершенно не к месту сейчас  представил,  что  произошло  бы,
если" бы эта вот скрытая потенция мускулов неожиданно трансформировалась в
кинетическую энергию.
   - Успокойтесь, доктор, - угадал его мысли Добрыня Никитич и с шутливыми
искорками в глазах добавил: - Как все  ненормальные,  уверяю  вас,  что  я
абсолютно нормальный человек.
   - Не сомневаюсь, - сказал Психолог. - Прошу, садитесь.
   Добрыня Никитич поблагодарил и уселся в кресле.
   - Курите? - Психолог придвинул к нему пачку "БТ".
   - Научился, - не отказался Добрыня.
   - Добрыня Никитич, - с хорошо разыгранной искренностью начал  Психолог,
и на лице богатыря промелькнула едва уловимая усмешка. - Не считаю  нужным
скрывать ни свое мнение о вас, ни свою цель. Я искренне хочу вам помочь  и
уверен, что вскоре буду иметь честь называть вас вашим настоящим именем.
   - Сердечно  благодарю  за  заботу  и  хлопоты,  -  немного  приподнялся
Добрыня. Или действительно Психологу послышалась в его  голосе  сдержанная
ирония, или ему это лишь показалось?
   -  Но  мне  нужна  ваша   помощь,   иначе   мои   намерения   останутся
невыполненными, - вел дальше Психолог. -  План  мой  в  нескольких  словах
таков. Как вы,  очевидно,  знаете,  относительно  происхождения  былинного
героического  эпоса  существуют  несколько  противоречивых  теорий.   Есть
сторонники его фольклорного происхождения,  есть  и  мифологисты,  которые
видят в былинах поэтическую переработку древних  представлений.  Есть  так
называемая историческая школа, ее представители ищут  реальных  прототипов
во всех упоминаниях. Есть сторонники западной ориентации, которые  считают
былинные сюжеты заимствованными с дальнейшей местной  интерпретацией.  Так
вот,  давайте  вдвоем  выясним,   к   какому   течению   былиннистики   вы
принадлежите,  и  путем  определенных  ассоциаций  попробуем  вернуть  вам
утраченное прошлое. Итак, для начала ваша задача  -  рассказывать,  моя  -
слушать.
   - Я не принадлежу ни к какой из перечисленных школ, - серьезно возразил
Добрыня, - и вообще не признаю никаких  школ.  Хотя  бы  уже  потому,  что
каждое категорическое суждение без достаточного доказательного обоснования
становится тормозом, если не препятствием, для научной мысли.  Но  я  ведь
даже не научный работник! Мои рассказы  -  всего  лишь  автобиографические
воспоминания, они повествуют лишь о том, что я  лично  пережил,  каким  бы
неимоверным это ни казалось. Вы думаете, я не понимаю,  что  меня  считают
сумасшедшим? Прекрасно понимаю! И если бы это не случилось именно со мной,
возможно,  я  и  сам  стал  бы  так  думать.  И  в  самом   деле   кажется
бессмысленным, что человек, живя в  двадцатом  столетии,  имеет  биографию
времен Киевской Руси.
   - И все же давайте попытаемся, - настаивал Психолог. -  Напоминаю:  моя
задача - слушать, ваша - рассказывать.
   - Хорошо, я кое о чем расскажу, - с  горькой  безнадежностью  в  голосе
согласился Добрыня, - хотя на этом нашу беседу можно было  бы  прекратить.
Расскажу хотя бы для того, чтобы вы не думали обо мне  как  о  тупоголовом
упрямце.
   Выражение его лица изменилось. Горечь и  разочарование  исчезли.  Нечто
легкое, словно  осторожная  мысль,  засияло  в  нем.  Добрыня  молодцевато
тряхнул волосами, глаза его удало блеснули.


   - Вспоминаю один эпизод, связанный с проблематикой небезызвестного дома
Горынычей, - с веселым  оживлением  начал  Добрыня  Никитич.  -  Чтобы  вы
ощутили дыхание и накал эпохи, я процитирую вам Красное Слово,  как  тогда
назывались передовицы, "Позор славу затмевает". Опубликована  она  была  в
журнале "Дружинник", органе стольного управления дружиной.  Поскольку  эта
статья имела прямое отношение ко мне, а у  меня  не  было  средств,  чтобы
нанять инока для снятия  копии,  пришлось  выучить  ее  на  память.  Между
прочим, вопреки утверждению, которое в нем приведено,  я  на  свою  память
никогда не жаловался. Слушайте же.
   И он начал  тягучим  речитативом,  прямо  как  неподдельный  рассказчик
старинной бывальщины:
   - Трубы трубят в Киеве, богатырские  песни  слышно  в  Чернигове,  звон
доносится  до  Путивля.  Стяги  подсказывают:  то  болельщики  прибыли  на
единоборство  и  окружили  боевую  площадку.  Всю  ее   обступили:   шумят
болельщики, звенят храбрые дружинники щитами багряными. В поле  чистом,  в
кругу багряном Змей Горыныч бьет челом всеми головами, стольных  любителей
поединка приветствует: он пламенем пламенеет, он искрою горячей искрит, он
дымом белым дымит.
   Праздником  огня  начинается  народное  гульбище.  Коврами   узорочными
выстлана дорога богатыря, славного змееборца. Богатырь булат несет,  чтобы
добыть себе славы, а болельщикам - утехи. О чистое  поле!  Сколько  ратных
игрищ видело ты при любой погоде! И когда солнце ломало  золотые  лучи  на
осиянных шлемах киевских храмов! И когда  дрожали  в  черных  тучах  синие
молнии! Ты помнишь,  поле,  неотразимые  удары  Добрыни  Никитича,  хитрые
хитрости Алеши Поповича, иже зарезавшего Тугарина Змеевича пред  стольными
трибунами киевскими? Отсюда слава идет  по  землям  непознанным:  Волге  и
Поморью, и  Посулью,  и  Сурожу,  и  по  Корсуни,  даже  до  самого  тебя,
тмутараканский остолоп!
   Но, о братие! Позор славу затмевает, хула красному слову не товарищ...
   Лета минулого,  когда  Кия  град  приветствовал  трехглавого  Горыныча,
гуляки  шинкарские  по  полю  чистому  бутылки  посеяли,  а   они   взошли
горем-кучиною. Как начал Горыныще ногами топтать, как стал Горыныще  огнем
выжигать, как начал Горыныще под самые облака  подпрыгивать,  тут  в  него
голь кабацкая бутылками и  стала  швырять,  в  огненные  пасти  его  этими
огнегасителями и попала. Зашипел Змей Горыныч, будто жар в воде,  и  полег
на ковыль-траву костьми белыми, извергая на град стольный хулу и серу.
   Вот ведь что устроили: себе - небольшое развлечение,  а  тмутараканским
дурням - большую радость! Досадно, о братие, что дружинники в  тот  момент
растерялися, щитами багряными Змея Горыныча от ярыг  не  защитили,  острых
копий своих на поганцах не притупили. И  только  буй-тур  змееборец  вышел
один на один против дебоширов, которые без мечей побеждают Змея страшного,
и злой была сеча...
   Надо, о братие, славу нашу поднять, себя показать, болельщиков и гостей
потешить. Хочется верить, что во время очередных  состязаний  змееборца  с
Горынычем дружина в целом и каждый дружинник в  отдельности  приложат  все
силы, чтобы ни единая бутылка  не  пролетела  на  поле,  чтобы  ни  единый
огнегаситель не упал на чудовищ огнедышащих.
   Змееборцам - слава!
   Людям - потеха!
   А Змеям Горынычам - вечная жизнь в былинах этого времени!
   ...Понятное дело, - уверенно продолжал Добрыня,  -  это  Красное  Слово
писалось  не  для  красного  словца.  Речь  шла  о  новом  единоборстве  с
Горынычем, и нужно было заранее позаботиться об образцовом порядке на поле
брани. В том же номере "Дружинника" была  помещена  широкая  информация  о
прибытии  новейшего  крылатого  супостата.  Под  названием  "На  воздушных
трассах Киевщины - Горыныч". Вот послушайте. - И Добрыня Никитич перешел с
тягучего речитатива  древнего  рассказчика  на  скороговорку  современного
радиокомментатора:  -  На  днях  киевляне  имели  счастливую   возможность
познакомиться с новой усовершенствованной моделью летающего супостата:  на
воздушные трассы града Кия вышел Змей Горыныч -  тяжеловес  (общий  вес  -
5000 пудов, из  них  1200  пудов  горючего,  длина  от  носового  рога  до
последнего хвостового шипа -  125  саженей,  размах  крыльев  82  сажени).
Сейчас это высокотехничное чудовище высшей весовой  категории  проходит  в
Жулянах  последний  цикл  тренировок  по  боевому  пилотажу  и   воздушным
хитростям. Семь устрашающих огнедышащих голов на гибких  эластичных  шеях,
тридцатисаженный могучий хвост, усеянный длинными шипами, жуткие  клыки  и
когти создают неповторимый ансамбль стратегических и тактических  способов
ведения современного  поединка.  Воздушный  монстр  уже  успел  установить
мировой рекорд кровожадности: за трое суток он проглотил 127  неосторожных
ротозеев, что в среднем составляет 42 и 1/3 раззявы  в  сутки.  Таким  вот
образом гостеприимные киевляне успешно  решили  сложную  проблему  питания
заморского разбойника.
   Эксперты богатырского корпуса дали высокую оценку самому молодому, но и
самому могучему  представителю  из  славного  дома  Горынычей.  Некоторыми
контурами  он  немного  напоминает  своих  знаменитых  серийных  пращуров,
которые извечно платили головами в честь и славу богатырей земли  русской.
Нет сомнения, что их потомок уяснит себе историческую миссию своего рода и
достойно продолжит славную традицию.
   Огнедышащий людоед вдохновил богатырей на новые ратные  подвиги.  Горят
желанием скрестить свои мечи с крылатым  соперником  ветеран  богатырского
корпуса  Добрыня  Никитич,  юный  отрок   Алеша   Попович,   новоприбывший
крестьянский сын Илья Муромец и десятки других выдающихся богатырей.
   Но кому из них отдать пальму первенства? Кто из них опустошит княжеские
запасы  лавровых  венков?  На  эти  вопросы   даст   исчерпывающий   ответ
жеребьевка, которая  состоится  завтра  пополудни  на  стольном  подворье.
Главный тлумач жеребьевки - Владимир-князь. Вход на подворье свободный.
   Итак, завтра жеребьевка. Через неделю - поединок. Следите за следующими
номерами нашей летописи!
   Билеты продаются во всех кассах столицы. Детям до  16  лет  глядеть  на
Змея Горыныча запрещено...
   Чувствовалось, что Добрыня Никитич заканчивает свой удивительный и явно
иронический рассказ:
   - Ясное дело, жребий выпал на меня - князь  Владимир  хорошо  ведал,  у
кого больше опыта. Но отчета о поединке я, к сожалению,  процитировать  не
могу. Ни копии не снял, ни на память не выучил. Знаете,  не  спешил,  ведь
экземпляр летописи надежно сберегался в Печерском архиве. А до  двадцатого
столетия тот архив не дошел, потому что во времена  славной  сечи  храброй
дружины при защите Киева его сожгли темные татаро-монгольские невежды.


   Психолог хмуро посматривал на красноречивого здоровяка.
   - У вас действительно богатырский талант  пародировать,  -  решился  он
наконец вымолвить. - Но как мне следует понимать вашу выдумку с летописным
журналом? Как нежелание разговаривать со мной?
   - Извините, - поспешно прервал его Добрыня, заметно покраснев. - Должен
признаться: это действительно ребяческая выходка. Но что мне делать,  если
я знаю одно, а вы пытаетесь убедить меня в другом? Поверьте, я и  в  самом
деле чуть ли не растерялся, когда впервые неожиданно попал в  ваше,  такое
необычное для меня, время... И что мне теперь до ваших школ, когда все они
такие ошибочные и слишком поверхностные?
   После минутного молчания он все же развил свою  мысль,  хотя  опять  не
удержался от открытой насмешки:
   - Однажды я прочитал в журнале заметку о том, что "князь вошел в  шатер
с дружиной". Автор заметки велеречиво рассуждал: какой же это должен  быть
гигантский  шатер,  если  он  вмещает  целую  княжескую  дружину!  Мол,  и
современная техника  недостаточна  для  постройки  такого  шатра.  Это  же
страшно, восклицал автор, что мы растеряли мудрость  и  строительный  опыт
предков! И невдомек ему было, что его пером водило неуважение  к  женщине.
Дружина - это друг, верный  товарищ,  который  делит  с  тобой  и  горе  и
радость. И поэтому преданная женщина стала называться,  как  целое  ратное
подразделение. А ведь из-за той заметки могла бы разгореться целая научная
дискуссия. Один ученый лагерь отстаивал бы мысль, что дружина - это  жена,
а совсем не дружина. А  их  оппоненты  возражали  бы  против  этой  смелой
гипотезы и доказывали, что дружина - это совсем не  дружина,  то  есть  не
особа женского пола. Ну, не смешно ли выглядят  подобные  споры  в  глазах
человека, который _знает_?
   -  Учтите,  -  заметил  Психолог,  -  что  по  поводу  этой  заметки  к
аналогичным выводам мог прийти и современный человек.  Скажем,  специалист
по языкознанию. Необязательно быть путешественником  во  времена  Киевской
Руси.
   - Справедливо, -  согласился  Никитич.  -  Поэтому  я  приведу  пример,
невозможный для человека двадцатого столетья.
   Удивляло в нем то, что в нем не было упрямства заурядного  психа.  Если
нормальный, если можно так выразиться,  сумасшедший  живет  в  вымышленном
гротескном мире, ограниченном куцым кругом  собственных  галлюцинаций,  то
Добрыня Никитич реально воспринимал  окружение  и  собственное  положение.
Логики и эрудиции ему было не занимать. Более того, богатырь  сам  силился
найти разумное объяснение своим парадоксальным  путешествиям  во  времени.
Впрочем, эти попытки были  напрасны,  что  закономерно  и  привело  его  к
штудированию  специфической  литературы  по  фантастике.  Его  болезненный
интерес к телепатии, телекинезу, разным  гипотетическим  аспектам  течения
времени,  двухмерному  и  четырехмерному   мирам,   ошеломляющим   теориям
параллельности сосуществования разных исторических эпох был, вероятно, ему
только во вред. Но что-либо изменить уже было поздно. Из  истории  болезни
Психолог узнал, что как-то Добрыня Никитич высказал мысль, будто  фантасты
- тоже, как и  он,  -  путешественники  во  времени.  Но  выдают  себя  за
литераторов, потому что понимают,  что  иначе  попадут  в  психбольницу  и
окажутся  в  жалком  положении  подопытных  кроликов  для  психологических
тестов.
   Меж тем Добрыня Никитич не умолкал:
   - Тридцать лет Илья Муромец просидел парализованным. За это и  прозвище
ему дали - Сидень. Подобная многолетняя неподвижность всегда давала о себе
знать. Когда ведуны вылечили его и он начал  выезжать  в  Дикое  Поле,  то
сразу же стал усиленно тренировать ноги. Каждое утро ложился  навзничь  на
подворье и по сто раз поднимал колоду  с  бочками,  полными  меду.  Помню,
встретились мы с ним впервые в Диком Поле, - а тогда какие  встречи  были:
перед тобой либо враг, либо брат, - и,  как  мальчишки,  прежде  всего  за
оружие схватились. Одним словом,  поломали  друг  другу  копья,  притупили
мечи,  а  уж  потом  схватили  друг  друга  за  грудки.  Напряжение   было
нечеловеческое. Мои ноги  по  самые  колени  в  землю  погрузились,  но  я
держался. А вот Муромца ноги подвели, и он упал навзничь. Я уже верхом  на
нем сидел и нож из чехла выхватил,  да  почувствовал,  что  это  настоящий
богатырь, и спросил, как его звать, чтоб было потом чем похвалиться. Когда
он назвался, мы как братья обнялись, потому что заочно были давно знакомы.
Ноги были единственной слабостью Ильи Ивановича как ратоборца.
   Вспоминаю и другой случай -  я  тогда  свидетелем  был.  Сцепился  Илья
Иванович с добрым супротивником, как потом выяснилось, собственным  сыном,
которого с малолетства  забрали  в  плен  и  воспитывали  в  Царьграде,  в
Византии. И что же? Опять из-за ног чуть было Илья не поплатился  головой!
Так вот, какой специалист, дружище, мог бы вам рассказать подобное?
   "...ибо понимают, что  иначе  попадут  в  психбольницу",  -  неожиданно
вспомнилось Психологу.
   - Это же чистая фантастика! - нарочно провоцируя Добрыню, воскликнул он
и недоверчиво покачал головой.
   - Фантастика! - отозвался Никитич. В его  голосе  слышалась  горечь.  -
Вижу, как я непростительно ошибся... Был бы прав, если бы все это скрыл  и
подался в научные работники... Но разве я думал, что через тысячу лет люди
не будут знать толком собственного прошлого! А ведь  я  же  рассказываю  о
вашем времени и там. Вот тогда тамошний люд воспринимает мои рассказы  как
фантастические,  ибо  чем  иным  они  могут  быть  для   окружения   князя
Владимира?.. Но наберитесь терпения, мудрый муж...


   Устроил  князь  Владимир  почетный  пир  для  удельных  князей,   бояр,
богатырей и всей рати дружинной. На почетном месте за столом  дубовым  сам
Владимир-князь восседает. Черная шуба - на плече, соболья шапка - на  ухе,
царьградскими алмазами переливается. Ошую - княгиня Апраксия в праздничной
багрянице, усыпанной драгоценными каменьями.
   Пируют у князя добры молодцы, усы мочат в зеленом вине,  тяжелые  кубки
поднимают, заздравные тосты друг другу возглашают. Полная гридница гостей,
и столы дубовые от яств даже прогибаются. Тут во всем достаток  княжеский;
и в меде, и в пиве,