отважится заглянуть  к  нему,  чтобы  не  накликать  на  себя  беды.  И
сомневаться нечего!
   Кристофер представил, как он  небрежно,  по-домашнему,  в  расстегнутой
рубашке, с гусиным пером  стоит  возле  настежь  растворенного  окна  (да,
настежь, чтобы даже оконная рама не напоминала ему о тюремной  решетке)  и
задумчиво посматривает  на  прославленный  корабль  сэра  Френсиса  Дрейка
"Золотая лань", который обогнул земной шар и теперь как памятная  реликвия
заслужил  честь  стоять  на  вечном  приколе.  По  чистой  палубе   гремит
деревянным протезом старый боцман Джон Хинт, более известный среди морских
задир под именем Джон Деревянная Нога. И курит  трубку,  которую  вынимает
изо рта только для того, чтобы грозно рявкнуть на дептфордских  мальчишек,
которые охотно помогают старому морскому  волку  поддерживать  порядок  на
знаменитом морском корабле:
   - Эй вы, крабы-недоростки! Проворней шевелитесь на вантах,  сто  пустых
бутылок вам в глотку и ни капли рому!
   А ежегодно в годовщину  кругосветного  плавания  на  корабле  наступает
праздник. Мальчишки Джона Хинта, как  настоящие  морские  бывальцы,  ловко
распускают белые  паруса  и  огромный  грот-парус  на  фок-мачте  с  тремя
золотыми  королевскими   львами.   Их   одноногий   адмирал   Джон   Хинт,
торжественный, суровый и всегда в таких случаях  трезвый,  собственноручно
подносит к носовой пушке тлеющий фитиль, который зажигает от своей трубки.
Бах! - гулко катится над рекой громкий выстрел из бронзового,  начищенного
до золотого блеска единорога.


   От этого светлого воспоминания  лицо  Кристофера  весело  засияло,  что
вызвало хмурые и враждебные взгляды случайных прохожих.  И  действительно,
чему радоваться, если в Лондоне лютует чума?  Но  пусть  она  минует  нас!
Кстати,  для  старого  Джона  не  мешало  бы  купить  отличного  табаку  и
пузатенькую бутылку рому из черного, как пиратский флаг, стекла. Не забыть
бы!
   Теперь в Дептфорде на приколе будет два привыкших ко всему скитальца  -
"Золотая лань", притянутая  к  причалу  толстыми  конопляными  швартовами,
изготовленными в холодной Московии, и он, Кристофер, привязанный  к  месту
не менее крепкими узами подписки о  невыезде.  Что  ж,  для  всех  слишком
любопытных он будет только лишь работать над поэмой "Геро и Леандр",  ведь
никому  не  известно,  что  сейчас  в  Дептфорде  находится  его   дальний
родственник, денежный купец Московской компании Энтони  Марло,  который  с
присущей ему  предусмотрительной  старательностью  готовится  в  очередное
плавание для выгодного торга с царем Иоанном.  Май  -  именно  тот  месяц,
когда следует отправляться к застывшим от морозов берегам Руси.
   - Прекрасно! В случае чего...
   А вот если бы в Дептфорде был сейчас еще и сэр Френсис  Дрейк,  то  он,
Кристофер, безусловно, не имел бы ни минуты свободного  времени.  Кого  бы
мог испугаться легендарный победитель  Великой  Армады?  Кого?  Если  сэра
Френсиса  не  страшили  даже  все  вместе  взятые  испанские   галеоны   с
приготовленными на каждой рее петлями для  шеи  этого  захватчика,  дерзко
напавшего на  Кадикс,  укрепленную  крепостями  стоянку  флота  испанского
короля Филиппа Второго.  Кристофера  немедленно  затащили  бы  в  компанию
гуляк, пожалованных королевскими грамотами пиратов,  способных  опорожнить
кружками целое море.
   Марло с удовольствием припомнил, как пять лет тому назад бывшие  пираты
пировали во всех корчмах  Лондона  в  честь  победы  над  Великой  Армадой
мадридского маньяка, щедро  швыряя  на  дубовые  столы  золотые  гинеи  из
королевской сокровищницы.  Раскрасневшийся  от  горячего,  словно  костер,
пунша, адмирал Френсис Дрейк (черт возьми, уже - сэр Френсис, ибо именно в
тот самый день был посвящен королевой в рыцарское звание!), так вот,  этот
прославленный по всем морям  и  океанам  пират,  тяжело  покачиваясь,  как
военный  фрегат  с  разодранными  парусами  на  морской   волне,   шлепнул
Кристофера по плечу и рявкнул, вытаращив для убедительности глаза:
   - Мой юный друг, с тобою я плечо к плечу пошел бы  на  абордаж!  А  моя
"Золотая лань" давно нуждается в хорошем картографе!
   - Картежнике! - крикнул пьяный, словно  козел  в  бочке  с  ромом,  сэр
Фробишер, приподнявший вдруг седую голову от стола, где  она  до  сих  пор
мирно храпела среди объедков.
   - Картографе! - твердо выговорил сэр Френсис. Он поднял вверх кружку  с
пуншем и кусок горячей баранины,  насаженный  на  адмиральский  кортик,  а
затем раскатисто громыхнул, будто на корабельной палубе:  -  Виват  нашему
юному другу!
   Подгулявший сэр Френсис полез было целоваться, но между его  ногами  на
каждом шагу путалась  рыцарская  шпага  с  золотым  эфесом  и  то  и  дело
вываливались засунутые, казалось бы, надежно за широкий пояс  пистолеты  с
серебряной насечкой. Один из них  выстрелил,  и  пуля  разнесла  вдребезги
чью-то посуду.
   А сэр Френсис, не сообразив, что к чему, яростно заорал:
   - Кто стрелял? Кто из  вас,  корабельных  крыс,  желает  посушиться  на
солнышке? Реи "Золотой лани" давно соскучились по висельникам!
   - У меня тут где-то есть  хорошая  веревка,  -  сообщил  сэр  Фробишер,
которого опять разбудил этот случайный выстрел.
   Тогда Кристофер,  чтобы  шуткой  отвлечь  чрезвычайно  профессиональный
разговор о рее и веревке, наискось перевязал левый глаз  черной  лентой  и
хриплым голосом простуженного морского волка рыкнул:
   - Когда я имел честь служить под защитой сэра Френсиса Дрейка, я глядел
на свет одним прицельным глазом! Но теперь, когда я служу под защитой сэра
Френсиса Уолсингема, - тут он браво сорвал повязку, - я должен  глядеть  в
оба!


   Имя государственного секретаря  королевы  Елизаветы,  всемогущего  шефа
Си-Ай-Си, человека,  который,  благодаря  осведомленности  своих  агентов,
изучил испанскую армаду лучше, чем ее адмирал  -  герцог  Медина  Сидония,
произвело на гуляк нужное впечатление.
   - Виват  сэру  Френсису  Уолсингему!  -  хватая  чужую  кружку,  заорал
предводитель джентльменов удачи.
   Пушки адмиралов Дрейка, Гокинса,  Фробишера,  Гринвилла  и  Камберленда
пустили на усеянное скалами дно Ла-Манша шестьдесят три испанских  корабля
из ста двадцати, составлявших Великую Армаду. Но знает ли побагровевший от
выпитого флотоводец, что один из самых крупных галеонов, который  имел  на
борту тысячу солдат, был уничтожен его "юным другом"?  Навряд  ли,  потому
что даже  в  отчете  о  выполнении  этой  деликатной  акции,  отправленном
английским послом в Шотландии сэром Вильямом  Эшби  Уолсингему,  Кристофер
был осторожно поименован "особой, известной Вашей Светлости".
   А что? То было тоже очень смелое, хотя  и  отчаянно  рискованное  дело,
хождение по лезвию ножа.
   Остатки разгромленной Великой Армады, блокированные английской эскадрой
на западном побережье Ла-Манша, возвращались в Испанию,  огибая  восточные
берега Альбиона [Альбион - давнее название Англии], а потом  -  враждебные
британской короне Шотландию и Ирландию. Путь был долгим, но  казался  дону
Медина Сидония безопасным. И вот в заливе Тобермюри, на Гебридах  [Гебриды
- группа островов на севере Шотландии], бросил  якорь  грозный,  в  четыре
этажа ощетинившийся по  бортам  пушками,  испанский  галеон.  Воинственные
горные кланы,  которые  поклялись  мстить  за  казненную  год  тому  назад
королеву Марию Стюарт, сразу же зашевелились. Война могла вспыхнуть снова,
если  бы  остатки  испанской  эскадры  объединились  с  горными   кланами,
боровшимися за отделение от Англии Шотландии  и  Ирландии.  Это  было  тем
более небезопасно, что английские войска  скоплялись  на  южном  побережье
Гемпшира, Сессекса и Кента. Сэр Вильям Эшби немедленно  отрядил  в  Лондон
гонца с тревожной вестью.
   А вскоре в заливе  Тобермюри  появился  молодой  джентльмен,  "посланец
кланов", "шотландский сквайр", одетый  в  традиционный  войлочный  плед  и
клетчатую шерстяную юбку. И в тот же день, сразу  же  после  посещения  им
галеона, на корабле вспыхнул пожар, взорвалась крюйт-камера, и  охваченное
пламенем судно вместе с  пушками,  экипажем  и  тысячью  солдат  поглотила
холодная морская пучина. "Шотландский сквайр", "юный друг" адмирала Дрейка
исчез без следа.
   Да, то было славное время...
   Когда  Кристофер  добрался  наконец  до  Дептфорда,  он   не   поспешил
остановиться в корчме "Скрещенных мечей",  а  прямо  с  поклажей  в  руках
направился на берег Темзы, к "Золотой лани".
   - Эй, на палубе! -  крикнул  Марло  и,  когда  над  перилами  вынырнуло
круглое обличье Джона Хинта, с неизменной трубкой в зубах, весело  заорал,
размахивая над головой черной бутылкой с  ромом:  -  Хелло,  Джон!  Узнал?
Свистать всех наверх!
   - Кристофер, сынок мой блудный! - возбужденно рявкнул  Джон  Деревянная
Нога и чуть не уронил трубку за борт.
   Потом их видели на всех причалах,  где  они,  поддерживая  друг  друга,
шатались по всем кораблям, потому  что  Джону  Хинту  всюду  были  рады  и
встречали гостеприимно чаркой.
   - Эту ногу, -  рассказывал  старый  морской  волк,  ласково  поглаживая
отполированную до блеска деревяшку, - я  потерял,  когда  мы  с  адмиралом
Дрейком брали на абордаж целый город - Кадикс!
   Их бестолковый, отмеченный многочисленными чарками поход закончился  на
купеческом судне Московской компании. Здесь, в каюте капитана,  Джон  Хинт
смог прохрипеть:
   - За эту ногу адмирал Дрейк дал мне пятьсот гульденов... Целых  пятьсот
золотых гульденов...
   И тут же  неожиданно  тяжело  повалился  на  стол  и  громко  захрапел,
высвистывая на все лады. А после того как  его,  совершенно  беспамятного,
уложили спать на свободный гамак в матросском кубрике, капитан Энтони  еще
пьянствовал до самого рассвета с крепким  на  голову  гостем  из  Лондона,
молодым  приятелем  старого  боцмана   Джона   Хинта.   Корабельный   кок,
испытывающий  искреннее,  чуть  ли  не  божественное   преклонение   перед
алкогольной выдержкой капитана, трижды приносил  корзинки  с  бутылками  и
выносил  порожние.  Но  откуда  ему  было  знать,  что  чемодан   молодого
джентльмена не содержал ничего, кроме  порожних  бутылок,  и  что  поэтому
разговор, который шел в капитанской каюте, нисколько не  напоминал  пьяную
болтовню?
   Капитан  Энтони  Марло,  широколобый,  с  лицом,  иссеченным  глубокими
морщинами, с густой вьющейся бородой, которая рыжим шарфом  укрыла  шею  и
подбородок от уха до уха, посматривал на  Кристофера  прозрачными  глазами
из-под кустистых бровей и внимательно слушал.
   - Над бедной, неразумной головой вашего родственника, дядюшка, - словно
речь шла о чьих-то чужих мытарствах, неторопливо рассказывал о собственной
беде Кристофер, - собрались густые тучи.  Все  началось  с  доноса  агента
Тайного совета Дика Бейнза, о котором давно грустят черти рогатые в пекле.
   Что же написал  Бейнз  о  вышеуказанном  родственнике  капитана  Энтони
Марло?
   Кристофер поставил на стол очередную опустошенную  бутылку  из  черного
стекла, а полную спрятал в чемодан.
   - Оказывается, что вышеупомянутый родственник имеет честь считать,  что
религию придумали мошенники-политиканы как духовную  западню  для  простых
людей. Где бы тот крамольный родственник  ни  был,  он  склоняет  людей  к
порождению дьявола - атеизму. В своем неслыханном шутовстве  он  докатился
до того, что уверяет, будто есть научные  доказательства  о  существовании
человека еще шестнадцать тысяч лет тому назад, хотя,  по  Библии,  господь
бог сотворил первого человека Адама на десять тысяч лет позднее, что давно
доказано святыми отцами. Более того, этот человеческий выродок  ставит  на
одну доску Моисея, Христа и Магомета и обзывает их  не  иначе,  как  тремя
шарлатанами. Вследствие этого вышеназванный родственник больше  склоняется
к католицизму, и все только потому,  что  зрелище  литургии  более  пышно,
нежели отправление  службы  у  лицемерных  протестантских  ослов.  Что  вы
скажете на все это, дядюшка?
   - Моего родственника сожгут на костре! - солидно изрек  бравый  капитан
Энтони.
   - А что вы скажете, если узнаете, что этот готовый кандидат  на  костер
собирается печатать фальшивые монеты?  Бейнэ  доносит,  что  вышеназванный
Марло научился злодейскому ремеслу у какого-то специалиста по этому  делу.
Да и еще похвалялся  перед  друзьями,  что  у  него  столько  же  прав  на
печатание монет, сколько у ее величества королевы Елизаветы.  Мол,  всякое
золото есть золото, независимо от того, где оно находится - в  королевской
ли сокровищнице, в карманах ли повесы. Что вы скажете на это?
   - Этого достаточно, - степенно ответил  капитан,  -  чтобы  королевский
палач раздробил моему родственнику все кости, а  потом  огрубил  голову  и
насадил ее на кол.
   - Но это еще не все, мой дорогой дядюшка.
   - Тогда, Кит, - мудро  подытожил  капитан  Энтони,  назвав  по-дружески
Кристофера, - человечество еще не придумало для тебя достойной кары.
   - Великолепная мысль, дядюшка! Если бы  палачи  задумались  об  этом  и
подождали, пока их тупые головы осенит новый, достойный моей особы способ!
Однако дело обстоит намного хуже. Донос Бейнза и обвинение Тайного  совета
- это сделано просто так, для отвода глаз. Считаю, все дело заключается  в
том, что единый наследник бездетной королевы Елизаветы  -  это  Яков,  сын
казненной Марии Стюарт. Значит, в недалеком будущем для определенных  особ
могут стать нежелательными свидетели, знающие слишком много. А я - человек
из ведомства сэра Френсиса Уолсингема, то  есть  посвященный  в  секретные
акции свидетель.
   - Зачем ты обо всем этом рассказываешь  мне,  Кит?  -  впервые  спросил
капитан Энтони.
   - Вот зачем. Запомните раз и навсегда, дядюшка: у вас никогда не было и
нет родственника по  имени  Кристофер  Марло,  а  вы  только  вот  недавно
познакомились с каким-то  повесой,  который  приплелся  вместе  со  старым
Джоном. Всякое может случиться, и я не  хотел  бы,  чтобы  вы  ни  за  что
пострадали. В случае чего...
   - В случае чего, - загремел капитан Энтони, - не забудь:  через  десять
дней этот красавец выходит в  море.  Паруса  крепкие,  пушки  пристреляны,
порох сухой и ядра наготове. Начнется погоня, так  что?  Ведь  в  море  не
разберешь, где королевский корабль, а где пиратский капер...
   - Обязательно  буду  помнить,  дядюшка,  -  благодарно  склонил  голову
Кристофер. - Пусть кок принесет еще рому. А этот чемодан мы за милую  душу
опустошим на холодных ветрах в море. Вот именно,  в  море!  Оставаться  на
берегу противопоказано. Меня пока что освободили, но только  лишь  потому,
что я напугал милордов из Тайного совета обещанием не молчать на суде.
   Начинался рассвет 28 дня, месяца июня, года 1593.



   СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ В КОРЧМЕ "СКРЕЩЕННЫХ МЕЧЕЙ"

   Было утро 30 мая 1593 года.
   Кристофер Марло, как ему и мечталось, в небрежно расстегнутой  сорочке,
с белым гусиным пером в руке стояч возле настежь растворенного окна, чтобы
даже оконная рама не напоминала ему про ненавистную тюремную решетку, и  в
который раз любовался  опрятной  "Золотой  ланью"  сэра  Френсиса  Дрейка.
Молодец все же этот Джон Хинт! Держит  корабль,  который  уже  принадлежит
истории, в образцовом состоянии! Редко все-таки  человеку  выпадает  удача
делать то, что ему самому нравится. Как он написал в поэме:

   Мы чувству не вольны отдать приказ,
   Судьба сама решает все за нас.
   ["Геро и Леандр", серенада первая]

   Уже тридцать лет исполнилось ему, а сделанного им самим, по сути, очень
мало. Всегда не хватает времени, потому что  и  он  предоставил  судьбе  в
особе лорда Уолсингема право решать все за себя.  Но  ныне  это  временное
право можно отменить: Англия - в безопасности. С католическими  заговорами
покончено. Великая  Армада  -  пристанище  для  рыб  и  осьминогов,  вождь
гугенотов Генрих Наварра увенчан королевской короной, и Франция  из  врага
превратилась в друга. Таким образом, кажется, что отныне будет  достаточно
времени, чтобы наверстать упущенное.
   Что же он к этому времени успел?  Что  у  него  за  плечами?  Несколько
студенческих переводов из Овидия и Лукана, да еще спешно,  "на  барабане",
написанные  трагедии  "Дидона,  царица  Карфагена",  "Тамерлан   Великий",
"Трагическая история доктора Фауста", "Мальтийский еврей", "Эдуард  II"  и
недавно завершенный "Гиз".  Только  шесть  драм.  Да  еще  поэма  "Геро  и
Леандр", над которой нужно еще работать и работать.
   Кристофер  с  горькой,  безрадостной  улыбкой  вспомнил   выразительное
свидетельство севильского епископа Исидора:  "У  латинян  несчетное  число
книг написал Марк Теренций Варрон [Марк Теренций  Варрон  (116-28  гг.  до
н.э.) - автор 620 книг; до наших дней дошли только  фрагменты].  У  греков
хвалят  и  славославят  также  Халкентера  [Халкентер  (медноутробный)   -
прозвище знаменитого грамматика Дидима (I ст. до н.э.),  которого  считали
автором 3500 разных но тематике произведений] за то, что он создал столько
книг, что любому из нас не под силу даже переписать их своей рукой".
   Потеря времени - невозвратная потеря творений... Однако все-таки,  если
реально оценить неблагоприятные для серьезного творчества  обстоятельства,
он хотя и сделал немного по объему, все-таки достиг кое-чего: ввел в пьесу
центральный образ - идею, вокруг которой вращается все действие,  отбросил
в диалоге рифмованный стих как менее гибкий по сравнению с "белым" стихом;
он стал рифмовать лишь заключительные  афористические  концовки  периодов.
Эти новшества уже подхватили Томас Неш, Роберт Грин и молодой актер Вильям
Шекспир,  который  очень  успешно  дебютирует  в  драматургии.  Достаточно
сравнить его "Эдуарда" и шекспировского "Ричарда III", чтобы  убедиться  в
этом.  А  это  хорошо,  когда  у  тебя  есть  последователи,  и,  главное,
понимающие.  Это  и  самому  тебе  придает   силы   и   уверенность,   ибо
свидетельствует,  что  ты  -  на  верном  пути.  Но  упаси   боже   самому
остановиться на полдороге. Каждая находка должна получить свое  дальнейшее
развитие. Ныне

   Как путешественник, край неизвестный
   Идет он открывать.
   [Кристофер Марло, "Эдуард II", акт V, сцена 7]

   Шум  внизу  привлек  его  внимание.  Горлопаны   выкрикивали   властно,
по-хозяйски. Кристофер прислушался.
   - Где он? - во весь голос спросил кто-то басовито.  -  Что  молчишь?  Я
хочу услышать, как ты квохчешь, курица!
   - О ком вы спрашиваете, господин? -  это  уже  голос  владелицы  корчмы
Элеоноры  Булль,  немного  испуганной   бесцеремонным   и   оскорбительным
вторжением.
   - А ты что, держишь по нескольку мышей в  одной  мышеловке?  А  ну,  не
болтай лишнего и веди нас наверх!
   По деревянным ступеням громко затопотали ноги, но  железо  не  звенело.
Значит, это не солдаты ее величества.
   Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату разом ввалились трое.
Из-за широких  плеч  мужчин  выглядывали  испуганные  глаза  хозяйки,  еще
молодой и миловидной.
   - Так и есть - вот он!
   - Крис, дружище!
   - Учти, парень, непрошеных гостей встречают не с  пером  в  руке,  а  с
кинжалом!
   - Эй, хозяйка, вина и еды на стол!
   - Не жалей мяса, потому что угощаешь волков!
   - Гляди не нацеди вместо вина какой-либо кислятины, а то придется  тебе
лить слезы в кубок!
   - Ну, Крис, теперь давай расцелуемся!
   Пузатый толстяк Роберт Поули  сгреб  Кристофера  в  объятия,  а  Ингрем
Фрайзерс - секретарь Томаса Уолсингема, племянник сэра Френсиса,  а  также
Никол  Скирс,  давний  агент  Си-Ай-Си,  обхватили  их  с  боков  крепкими
ручищами, и они все вчетвером весело закружили в  каком-то  неповоротливом
медвежьем танце, наступая друг другу на ноги.
   Это неожиданное появление коллег по ведомству лорда Уолсингема  утешило
Кристофера. Он даже немного расчувствовался. Нет, есть все-таки  на  свете
друзья, которые не забывают тебя в беде.
   - Не ждал? - спросил упитанный Роберт Поули. Тяжело дыша, он швырнул на
скамью кожаную сумку, расстегнул на животе к