слов.
     - Да, генерал. Ракеты не будут точно поражать избранную цель.
     - Но ведь вы же можете сделать допуск на ваше тяготение!
     - Конечно. Но это потребует времени. Ослабление прогрессирует и...
     - Сколько?
     Раш небрежно пожал плечами.
     - Месяцев шесть. Это зависит от очень многого.
     - Но я же оказываюсь в невозможном положении. Что скажет президент?
     - Не решусь высказать предположение, генерал, но у вас  у  всех  есть
одно утешение.
     - Какое же?
     - Все  государства  в  мире  столкнулись  с  этой  же  проблемой.  Вы
тревожитесь из-за какой-то горсти ракет ближнего действия, так  подумайте,
каково сейчас русским, американцам  и  прочим?  -  Раш  говорил  теперь  с
мечтательно-философской небрежностью, которая разъярила Эбрема.
     - Ну, а вы, доктор Раш? - сказал он. - Разве вы сами не тревожитесь?
     - Тревожусь, генерал? - Раш посмотрел в окно, где пустыня плавилась в
нарастающей жаре. - Если у вас найдется время послушать,  я  объясню  вам,
как  научные  пустяки  -  ваше  выражение,  генерал  -  определят  будущей
человечества.
     Он заговорил жиденьким монотонным странно печальным голосом.
     И слушая,  генерал  Эбрем  впервые  по-настоящему  понял,  что  такое
страх...


     На Риджуэй-стрит в любую ясную ночь на верхнем этаже самого  высокого
дома можно было увидеть открытое окно. Особенно, если светила луна.
     Припоздавшие прохожие иногда замечали в черном прямоугольнике бледное
движущееся пятно и  соображали,  что  за  ними  опять  подглядывает  Уилли
Льюкас. А прыщавое обросшее каким-то пухом лицо Уилли искажала  паника,  и
он отпрыгивал от окна, боясь, что его увидят.
     Соседи напротив приходили к выводу, что Уилли старается  заглянуть  к
ним в  спальни,  жаловались  его  брату,  и  ему  попадало.  Но  Уилли  не
интересовали узкогубые тусклоглазые  домохозяйки  Риджуэй-стрит  -  как  и
неведомые красавицы, которые порой являлись ему во сне.
     Просто Уилли любил смотреть на затихший городок, когда все  остальные
спали. В течение этих бесценных часов они словно умирали, оставляя  его  в
покое, и некому было кричать на него, смотреть с сердитым раздражением...
     Когда начали падать первые метеоры, Уилли был на  своем  посту  -  на
верхнем этаже узкого  высокого  здания.  Дрожа  от  волнения,  он  схватил
старенький  перламутровый  театральный  бинокль,   украденный   из   лавки
старьевщика Куни на углу, и навел его на темную чашу  небес.  Всякий  раз,
когда он видел сверкающий метеор, который в расстроенном  бинокле  казался
радужным, в его мозгу начинали  копошиться  бесформенные  пугающие  мысли.
Обостренные  инстинкты,  свойственные  тем,   кто   остается   за   гранью
нормального существования, подсказывали ему, что эти стремительные полоски
света несут особую весть ему одному - но вот какую?
     Уилли следил за ними до самого рассвета, скорчившись в знобящей  тьме
тесного чердака, а тогда закрыл окно и отправился спать.
     Когда он проснулся и спустился вниз позавтракать, бакалейная лавка на
первом этаже была полна покупателей и Аде с Эмили,  его  старшим  сестрам,
некогда было приготовить ему что-нибудь, и Уилли намазал  себе  бутерброды
банановой пастой с мармеладом.
     Он жевал рассеянно, почти не видя страниц книги, которую  листал,  не
слышал рокота картофелин, скатывающихся в лавке на весы. Ибо во сне, прямо
как в Библии, ему открылось страшное, холодящее  кровь  значение  падающих
звезд.
     Он испытывают светлый восторг от того, что  на  него  было  возложено
оповестить об этом мир, но его давила грозная ответственность. До сих  пор
Уилли никогда ни за что не отвечал, и он  сомневался  в  себе,  а  уж  тем
более, когда ему предстояло дело столь немыслимой важности. Весь  день  он
бродил  по  темному  унылому  дому,  стараясь  придумать,  как   выполнить
поручение Бога, но ничего достойного так и не придумал.
     В сумерках его брат Джо вернулся с газового завода,  где  работал,  и
очень рассердился, что Уилли не побелил стену во дворе. Уилли его почти не
слушал, кротко терпел поток сердитых слов, а сам мысленно  искал  и  искал
способ, как оправдать доверие Бога.
     Ночью метеоры сверкали даже ярче,  чем  накануне,  и  Уилли  охватила
непривычная  потребность  поторопиться.   Он   чувствовал   себя   глубоко
виноватым, что так ничего и не сделал, чтобы донести до  людей  Весть.  Он
тревожился все больше, а когда Уилли бывал чем-то поглощен,  он  впадал  в
состояние близкое к идиотизму. Рассеянно  бродя  по  лавке,  он  опрокинул
корзину с помидорами, а потом  уронил  ящик  с  пустыми  бутылками  из-под
кока-колы на выложенный плитками пол.
     Миновала еще одна ночь мерцающего  блеска,  прежде  чем  он  придумал
план. Очень жалкий план, насколько он понял, сумев его оценить с некоторой
долей объективности - но ведь Бог,  конечно,  лучше  Уилли  знал  слабости
своего избранного орудия.
     Наконец сообразив, что ему следует делать, Уилли  загорелся  желанием
тотчас взяться за работу. Он не лег спать после своего ночного  бдения,  а
сбежал вниз и шмыгнул к  двери  на  задний  двор  поискать  там  столярные
инструменты. Джо стоял  у  плиты,  уже  одетый  в  замасленный  коричневый
комбинезон, и прихлебывал чай. Он бросил на Уилли взгляд,  полный  обычной
растерянной ненависти.
     - Уилли, - сказал он едко, - если ты сегодня не  кончишь  побелку,  я
сам за нее возьмусь - с тобой вместо кисти.
     - Да, Джон.
     - В последний раз предупреждаю, Уилли. Нам всем  до  смерти  надоело,
что ты палец о палец не ударишь, чтобы оправдать хлеб, который ешь.
     - Да, Джо.
     - Валяешься в постели всю ночь и полдня вдобавок.
     - Да, Джо.
     Уилли уставился на квадратное  лицо  своего  брата  и  чуть  было  не
поддался соблазну объяснить, как хорошо для Джо, Ады, Эмили и всех  других
людей в мире, что он вовсе не лежит в  постели  всю  ночь.  Благодаря  его
бдениям они все получили чуточку лишнего времени. Но он  решил,  что  пока
еще рано что-нибудь говорить, и отошел от двери.
     Работа оказалась много труднее, чем предполагал Уилли. Начать с того,
что он долго не мог найти подходящий материал. Довольно много  времени  он
потратил зря, перебирая потемневшую от дождей груду досок  в  углу  двора,
тяжелых и скользких. Он ушибал пальцы и весь перемазался зеленой слизью  и
обрывками оранжево-красных лишайников. В конце  концов  он  убедился,  что
искать ему  тут  нечего  и  заглянул  в  сарайчик,  который  Ада  и  Эмили
использовали как чулан.
     Возле двери стоял большой фанерный ящик, набитый бумажными пакетами и
листами оберточной бумаги для овощей. Уилли начал было аккуратно извлекать
содержимое, но кипы бумаги оказались неожиданно тяжелыми, а пальцы у  него
онемели. Кипы вырывались из них, падали на пол и рассыпались. Уилли терпел
их каверзы, пока мог, а потом приподнял ящик, и бумажная лавина обрушилась
на грязный бетон двора.
     Только теперь это не важно, подумал он.
     Но даже когда он разломал  ящик,  работа  продвигалась  туго.  Тонкая
фанера, когда он пытался ее распилить,  трескалась  или  расслаивалась,  а
шляпки  гвоздей  проходили  ее  насквозь.  Он  трудился  самозабвенно,  не
отрываясь, чтобы поесть или хотя бы утереть пот  с  прыщавого  лица,  и  к
вечеру завершил хлипкую конструкцию, которая более или менее отвечала  его
требованиям.
     Его терзал голод, но ему повезло, что за весь день ни Ада,  ни  Эмили
не высунула очкастого лица из  кухонной  двери,  и  он  решил  продолжать.
Отыскал жестянку красной краски, отыскал кисть, и принялся ими  орудовать,
иногда тихонько постанывая от  сосредоточенности,  на  какую  только  было
способно его сознание.
     Кончил он в начале шестого и -  краске  ведь  все  равно  нужно  было
время, чтобы высохнуть - решил почиститься и съесть что-нибудь. Он  тяжело
взбежал потемней лестнице, умылся и лихорадочно переоделся  в  праздничный
костюм, достойный такого случая. Убедившись, что еще  не  стемнело,  Уилли
сбежал на первый этаж, задыхаясь от нетерпения.
     В узком коридоре за лавкой он  натолкнулся  на  плотную  фигуру  Джо,
который только что вернулся с работы.
     - Ну? - Голос Джо был глухим от сдерживаемой злости. - Побелил?
     Уилли растерянно уставился на него. Он совсем забыл про побелку.
     - А... времени не хватило. У меня было много дела.
     - Так я и думал! - Джо ухватил Уилли  за  лацканы  и  поволок  его  к
черному ходу, пустив в ход всю свою зрелую силу. -  Беги!  Не  то  я  тебя
убью, Уилли! Слышишь? Убью!
     Джо открыл заднюю дверь, вытолкнул Уилли во двор, а дверь  захлопнул.
Уилли беспомощно посмотрел по сторонам, смигивая слезы, потом  затрусил  к
сараю, достал закрытое ведро с побелкой и  широкую  кисть.  Он  взялся  за
работу с бешенством, плескал пузырящуюся жижу на старые  неровные  кирпичи
длинными кривыми мазками, не думая о своем костюме. Час спустя  все  стены
были выбелены, и Уилли, разогнув ноющую  спину,  отставил  ведро  стертыми
почти до крови руками. Именно в эту секунду  дверь  открылась  и  во  двор
вышел Джо.
     - Уилли, я жалею, что на тебя накричал, - устало сказал он. -  Иди-ка
в дом и поешь.
     - Я не хочу, - ответил Уилли.
     - Послушай, я же сказал, что жалею... - Джо  умолк,  заметив  грязную
пену истоптанной бумаги перед сарайчиком. И тут же его взгляд  остановился
на плоде дневных трудов Уилли. У него отвисла челюсть.
     - Что за черт?..
     - Не подходи!
     Уилли испытал прилив ужаса, верно угадав, как  подействовало  на  Джо
то, что он увидел, и понял, что исправить положение  будет  не  легко.  Он
оттолкнул Джо и бросился к своему творению. Джо попытался схватить его, но
Уилли, исполненный божественного гнева, отшвырнул его одной рукой. Уголком
глаза он заметил, что Джо рухнул на груду  досок,  и  почувствовал  прилив
торжествующей веры. Он поднял шаткое сооружение,  надел  его  на  плечи  и
решительным  шагом  вошел  в  дом.  Покупательницы  завизжали,  когда  он,
торопясь на улицу, прошел через лавку. Уилли лишь смутно заметил их  крики
и серые испуганные лица своих сестер за  прилавком.  Впервые  в  жизни  он
нашел свое место в мире и должен был  совершить  нечто  важное.  Ничто  не
могло его остановить.
     Столь же смутно он расслышал тщетный скрип тормозов,  когда  вырвался
на мостовую, почти не заметив  смертоносный  рывок  автомобиля,  почти  не
ощутив сокрушительный удар. А несколько секунд спустя он навсегда перестал
замечать и ощущать.
     Люди, ринувшиеся к месту происшествия, не  глядя  затоптали  фанерные
щиты, которые Уилли соорудил с таким трудом.  И  никто  не  прочел  кривые
печатные буквы:
     "КОНЕЦ БЛИЗОК ГОТОВЬСЯ ВСТРЕТИТЬ НАЗНАЧЕННОЕ ТЕБЕ".
     - ...но, - говорил генерал Эбрем, - если все это правда, значит...
     Доктор Раш мечтательно кивнул.
     - Совершенно верно, генерал. Это значит, что наступил конец света.



                                   12

     Бретон принял решение, запер дверь и побежал к "линкольну".
     Он не знал, сколько Кэт пробудет у Палфри, но он должен был вернуться
раньше нее, иначе она не поверит, что Джон действительно бросил все и ушел
из дома. До рыбачьего домика было почти сорок миль на север - пустяки  для
могучей машины. Но там ему предстояло много сделать, а гнать быстро нельзя
- наверняка остановит дорожный патруль. С его счастьем  ему,  естественно,
встретиться двойник лейтенанта Конвери на колесах.
     Машина слегка завибрировала, когда он нажал кнопку стартера, и тут же
словно выжидающе затихла. Только стрелки приборов  показывали,  что  мотор
работает. Бретон выехал на улицу, повернул на север и нажал  педаль  газа.
Мгновенное  ускорение  откинуло  его  голову,  и  он   приподнял   ступню,
проникнувшись уважением к подвластной ему силе.
     Он ехал осторожно, поворачивая то на запад, то снова на  север,  пока
не добрался до  шоссе  на  Силверстрим,  где  легкое  нажатие  ноги  сразу
увеличило скорость  до  шестидесяти,  хотя  пение  мотора  практически  не
изменилось.  Хорошая  машина,  подумал  он  одобрительно.  В  глубине  его
сознания мелькнула сопутствующая мысль, что  машина  эта  уже  принадлежит
ему, но он не стал ее додумывать.
     Выезжая из города, Бретон для отвлечения принялся  выискивать  зримые
различия между миром Времени Б и тем, каким ему запомнились эти  места  во
Времени А. Но все вроде оставалось прежнем - те же склады  пиломатериалов,
те же площадки со старыми  автомобилями,  те  же  отделения  банков,  сиро
жмущиеся в одиночестве вдали от  материнских  организаций,  те  же  храбро
оснащенные островки магазинов и нелепо разрозненные жилые кварталы. Точное
повторение царства  неряшливых  потуг,  которое  всегда  вызывало  у  него
брезгливость. Ему стало ясно, что изменения нескольких человеческих  судеб
на городе никак не отразилось.
     Когда  машина  отряхнулась  от  городской  окраины  и  устремилась  в
монтанскую прерию, Бретон прибавил газ, и о ветровое стекло начали  смачно
разбиваться насекомые. Слева медное солнце клонилось к  горизонту,  убирая
свои лучи с неба цвета павлиньих перьев. Далеко на востоке  у  края  земли
что-то замерцало, и он инстинктивно закрыл ладонью правый глаз в  ожидании
тейкопсии,  обычного  предвестника  его  припадков.  Однако  на  этот  раз
обошлось без радужных зубцов. Он понял, что видел  след  метеора  и  отнял
ладонь от лица. Так значит ливень продолжается? А что еще происходит?
     Некоторые  люди  стали  телепатами,  спутники  смещаются,  с   орбит,
солнечная радиация создает помехи  для  радиосвязи,  религиозные  фанатики
предсказывают конец света...
     Сзади  донесся  какой-то  звук,  и   рука   Бретона,   протянутая   к
радиоприемнику, застыла. Он напряженно  прислушался,  но  легкий  звук  не
повторился. Вероятно, Джон Бретон пошевелился во сне, подумал он и включил
приемник.
     "...НАСА  рекомендует  всем  авиакомпаниям,   имеющим   сверхзвуковые
самолеты,  ограничить  высоту  полетов  пятьюдесятью  тысячами  футов   до
последующего уведомления. Это ограничение  вызвано  сообщениями  о  резком
усилении космической радиации, которое по мнению ученых создает  опасность
для здоровья пассажиров во время рейсов на большой  высоте.  В  Вашингтоне
сегодня утром..."
     Бретон быстро выключил приемник с ощущением, что их будущее его и Кэт
- находится под угрозой. Тоска по ней вновь шевельнулась  в  его  теле,  а
сегодня ночью они вновь будут одни. Воспоминания об этом первом поцелуе  с
открытыми глазами, груди Кэт  внезапно  такие  живые,  высвободившиеся  из
своего нейлонового плена, бархатистые  бедра  -  этот  чувственный  монтаж
заполнил мозг Бретона, и он уже мог думать только  о  всепоглощающем  чуде
того, что Кэт жива.
     Он вынудил себя вернуться к сиюминутным  нуждам  -  следить  за  тем,
чтобы белая разметка шоссе  двигалась  параллельно  левому  крылу,  иногда
смывать с ветрового стекла пятна размозженных насекомых. Но все время  она
стояла перед его глазами, и он знал, что больше не отпустит ее от себя.
     Солнце закатилось за горизонт, когда он добрался  до  озера  Паско  и
свернул на узкую дорогу, вившуюся среди сосен. Едва он въехал под деревья,
как машину окутали сумерки. Бретон миновал  два  перекрестка,  с  тревогой
сознавая, что последний раз он был тут  двенадцать  лет  назад.  На  южном
берегу стоял увитый плющом рыбацкий домик, который страшно  его  прельщал,
хотя в те дни был ему не по средствам. Вот  он  решил,  что  Джон  Бретон,
разбогатев, конечно, купил именно этот домик,  но  тут  Время  Б  могло  и
разойтись с Временем А. Что, если вкусы Джона изменились?
     Проклиная  себя  за   опрометчивость   -   почему   он   не   уточнил
местоположение домика, пока было можно? - Бретон вел машину по  пустынному
полузабытому проселку, который вывел его на вырубку у воды. Он развернулся
на усыпанной галькой площадке и поставил машину между одноэтажным  домиком
и лодочным сараем, выкрашенным зеленой краской. Холодная  озерная  сырость
заползла ему под одежду, едва он вышел из машины. Поеживаясь,  он  вытащил
ключи из кармана и подошел к двери домика с темными окнами.
     Третий ключ, который он испробовал, открыл замок. Он распахнул дверь,
вернулся к машине и открыл багажник. Джон Бретон  лежал,  скорчившись,  на
боку. Лицо у него было зеленовато-бледным, от него  резко  и  душно  пахло
мочой. Джек  виновато  вздрогнул.  Его  альтер  эго  лишился  всего,  даже
простого человеческого достоинства, и Джек тоже ощутил  себя  запачканным.
Он вытащил  бесчувственное  тело  из  металлической  пещеры  багажника  и,
ухватив под мышки, поволок в домик. На  лесенке  из  трех  ступенек  перед
дверью Джон невнятно забормотал и начал слабо вырываться.
     - Все будет хорошо, - бессмысленно зашептал Джек. - Расслабься.
     В  большой  комнате  стояли  глубокие  кресла,   обитые   твидом.   К
выходившему на озеро окну был придвинут  нео-сельский  стол  и  деревянные
стулья. Джек увидел четыре двери и открыл ту, которая по его расчетам вела
в подвал. Он  не  ошибся.  Оставив  Джона  лежать  на  полу,  он  повернул
выключатель над деревянной лестницей, но свет внизу  не  вспыхнул.  Быстро
осмотрев комнату, он обнаружил в стенном шкафу рубильник,  включил  его  и
увидел желтое сияние за подвальной дверью.
     Джон Бретон, когда он стаскивал его вниз,  снова  забился  у  него  в
руках. Джек пытался справиться с ним и удержать равновесие, но  чуть  было
не сорвался с лестницы. Тогда он выпустил Джона, так  что  тот  беспомощно
скатился по оставшимся ступенькам, сильно ударятся о бетонный пол и  замер
без движения. Одна его нога была без туфли.
     Джек Бретон перешагнул через него и направился  к  рабочему  столу  у
стены, на котором лежали части мотора. Он выдвинул длинный  ящик  и  нашел
то, что искал - катушку рыболовной лески. Этикетка  подтвердила,  что  это
особая, недавно  запатентованная  леска,  тонкая,  как  швейная  нитка,  и
выдерживающая нагрузки в тысячи футов. Резаком на катушке он  отрезал  два
куска. Одним связал кисти Джона у него за спиной, а второй пропустил через
потолочную балку, надежно закрепил, а свободным концом обмотал руку  Джона
над локтем и затянул крепким узлом. Катушку он сунул в карман, чтобы  Джон
не сумел до нее добраться и воспользоваться резаком.
     - Что ты со мной  делаешь?  -  Джон  говорил  невнятным  голосом,  но
разумно, хотя и очень устало. Джек как раз кончил возиться с узлами.
     - Связываю, чтобы избежать лишних хлопот.
     - Это я понял. Но зачем ты привез меня сюда? Почему я еще жив? - Джон
еще не вышел из туманов снотворного, и в голосе его слышался  лишь  легкий
интерес.
     - Приезжал Конвери. Два раза. И я его испугался.
     - Правильно сделал! - Джон попробовал усмехнуться. -  Особенно,  если
он побывал у тебя  дважды.  Больше  одного  раза  в  день  он  никогда  не
заглядывал, даже когда пытался пришить мне убийство Шпиделя. Он  прочел  у
тебя в душе. Конвери умеет читать в душах, знаешь ли... - Он захлебнулся в
рвотном спазме и повернул лицо к пыльному полу. Джеку стало не по себе.
     У него возникла смутная идея. Он поднялся наверх и принес  из  машины
оба чемодана. Джон по-прежнему лежал на боку, но был в полном  сознании  и
внимательно на него посмотрел.
     - А чемоданы зачем?
     - Ты только что ушел навсегда от жены.
     - И ты думаешь, она этому поверит?
     - Поверит, когда ты не вернешься.
     - Ах, так... - Джон помолчал. - Ты намерен  держать  меня  тут,  пока
Конвери не оставит тебя в покое, а тогда...
     - Вот именно. - Джек поставил чемоданы. - А тогда...
     - Замечательно, - с горечью сказал Джон. -  Просто  замечательно.  Ты
знаешь, что ты маньяк?
     - Я уже объяснил свою позицию. Я подарил тебе девять лет жизни.
     - Ты мне ничего не подарил. Это просто...  ну...  побочный  результат
твоих эгоистических планов.
     - Но тем не менее результат.
     - Если,