сегодня  ты  будешь
избавлен от неприятной необходимости показываться со мной на людях.
     Распознав ноту безнадежности в  ее  голосе,  Бретон  испытал  приступ
злорадства.
     - И как же ты намерена добираться туда? Ты взяла с собой деньги?
     Она замялась, а потом протянула руку:
     - Дай мне денег на такси, Джек.
     - И не надейся. Я ведь ребячлив, ты еще не  забыла?  Мы  возвращаемся
домой. - Несколько секунд он  смаковал  ее  беспомощность,  отплачивая  за
собственную жестокость, и тут же все рассыпалось. "Мерзко, - подумал он. -
Даже для меня.  Ну,  приеду  на  вечеринку  с  опозданием,  весь  чумазый.
Нормальный человек обратил бы все в цирковой  номер.  Пусть  попросит  еще
раз, я уступлю, и мы отправимся туда".
     Но Кэт произнесла только одно короткое слово, больно его задевшее,  и
пошла по тротуару мимо  сверкающих  витрин.  В  серебряной  накидке,  туго
стянутой поверх легкого платья, в туфлях на шпильках, отчего стройные ноги
казались еще длиннее  и  стройнее,  она  выглядела,  как  идеализированный
киновариант любовницы гангстера. На миг он увидел ее внешний облик  яснее,
чем  когда-либо  прежде,  словно   позади   его   глаз   заработал   давно
бездействующий механизм фокусировки. Сияние витрин проецировало Кэт в  его
сознание с поразительной четкостью,  и  он  увидел  -  потрясенный  словно
совершенно новым открытием - крохотные голубоватые жилки под ее  коленями.
Бретона захлестнула жгучая волна нежности. "Ты не допустишь, чтобы Кэт шла
ночью по городу, одетая так!" - настойчиво сказал ему внутренний голос, но
тогда ему пришлось бы бежать за ней, упрашивать... Он заколебался, а потом
зашагал в противоположном  направлении,  изнывая  от  отвращения  к  себе,
злобно ругаясь.
     Полицейская патрульная машина остановилась перед его  домом  примерно
через два часа.
     Бретон, стоявший у окна, побежал к  двери  на  свинцовых  ногах  и  с
трудом ее распахнул. Два детектива с мрачно враждебными  глазами  на  фоне
фигур в синей полицейской форме...
     Полицейский показал ему бляху.
     - Мистер Бретон?
     Он кивнул, не в силах говорить. "Прости меня,  Кэт,  -  думал  он.  -
Прости и вернись. Мы поедем на вечеринку..." Но  одновременно  происходило
нечто невероятное: в глубоко  спрятанном  уголке  его  сознания  нарастало
облегчение. "Если она мертва, то мертва.  Если  она  мертва,  значит,  все
позади. Если она мертва, значит я свободен..."
     - Я лейтенант Конвери. Убийство. Вы не  согласились  бы  ответить  на
несколько вопросов?
     - Конечно, - глухо ответил Бретон. - Войдите.
     Он повел лейтенанта в гостиную и с трудом подавил  желание  поправить
диванные подушки, словно хозяйка, встречающая неожиданного гостя.
     - Вы как будто не удивились, увидев нас, мистер  Бретон,  -  медленно
произнес Конвери. У него было скуластое загорелое лицо  и  крохотный  нос,
словно бы и не разделявший широко посаженные глаза.
     - Что вас интересует, лейтенант?
     - У вас есть ружье, мистер Бретон?
     - А... да. - Бретон растерялся.
     - Вы не могли бы предъявить его?
     - Послушайте! - почти закричал Бретон. - В чем дело?
     Глаза Конвери были голубыми, ясными и цепкими.
     - Вас проводит патрульный.
     Бретон пожал плечами и направился к лестнице в подвал, где он устроил
мастерскую. Когда они сошли с последней деревянной ступеньки  на  бетонный
пол, он почувствовал, что патрульный у него за  спиной  весь  напрягся,  а
потому остановился  и  кивнул  на  высокий  шкаф,  где  хранились  большие
инструменты, удочки, лук со стрелами и охотничье ружье. Патрульный  быстро
обошел его, распахнул дверцы и вытащил  ружье.  Ему  пришлось  высвободить
ремень, запутавшийся в леске.
     В гостиной Конвери взял ружье  у  патрульного  и  провел  пальцем  по
пыльному прикладу.
     - Вы редко им пользуетесь?
     - Да. Последний раз я охотился года  два  назад,  еще  когда  не  был
женат.
     - Так-так... Мощная штука, верно?
     - Да. - Бретон чувствовал, как нарастающее недоумение почти физически
разрывает ему грудь. Что случилось?
     - Даже чересчур, - небрежно добавил Конвери. - Они разрывают животное
в клочья. Не понимаю, зачем ими пользуются.
     - Отличный механизм, - ответил Бретон. - Я люблю  хорошие  механизмы.
Совсем забыл! Оно не стреляет.
     - Почему?
     - Я уронил затвор, и ударник заклинило.
     - А-а! - Конвери вынул затвор,  оглядел  его,  понюхал,  посмотрел  в
ствол на настольную лампу и отдал ружье патрульному.
     - А другого ружья у вас нет?
     - Нет. Посещайте, лейтенант, сколько можно тянуть? Зачем вы приехали?
- Бретон замялся. - Что-то случилось с моей женой?
     - Я думал, вы так и не поинтересуетесь. - Голубые глаза  пошарили  по
лицу Бретона. - Ваша жена цела и невредима. Она допустила глупость - пошла
одна через парк поздно вечером, и на нее напали, но с ней все хорошо.
     - Не понимаю... Как же так, если на нее напали?
     - Ну, ей удивительно  повезло,  мистер  Бретон.  Из-за  дерева  вышел
мужчина, кстати, похожий  на  вас,  и  выстрелом  из  ружья  разнес  череп
нападавшему.
     - Что-о-о?! Не думаете же вы... Где этот человек?
     Конвери улыбнулся.
     - Мы пока не знаем. Он как сквозь землю провалился...


     Ощущение   томительной   беспредельности,   смещение   перспектив   и
параллакса,     немыслимые     переходы,     в     которых     искривления
пространства-времени     извиваются,     между     отрицательностью      и
положительностью,  а  в  центре  зияет   бесконечность   -   божественная,
иллюзорная, горькая...


     - Вы только поглядите, как  этот  типчик  пьет,  -  продолжал  Гордон
Палфри. - Он явно задумал выйти на орбиту.
     Женщины обернулись и посмотрели на Бретона, а он,  стараясь  выиграть
время, чтобы сориентироваться, жалко улыбнулся и сел в глубокое кресло. Он
перехватил взвешивающий взгляд Кэт и прикинул, можно ли  было  догадаться,
случайно на него посмотрев, что он  вдруг  отключился.  После  не  слишком
удачного обследования психоаналитик по фамилии Фускьярди заверил его,  что
отключения эти со стороны практически неуловимы,  но  Бретон  усомнился  -
ведь переходы нередко  занимали  несколько  часов  субъективного  времени.
Фускьярди настаивал, что Бретон обладает редкой, хотя вовсе не  уникальной
способностью отключаться полностью, однако отключения эти длятся лишь долю
секунды  объективного  времени.  Он   даже   предложил   связать   его   с
университетской психологической лабораторией,  но  Бретон  успел  утратить
интерес к дальнейшим проверкам.
     Теперь он устроился поудобнее в глубоком старом  кресле,  наслаждаясь
его солидностью и  прочностью.  Вновь  пережитый  эпизод  последнее  время
возникал  все  чаще  и  действовал  на  него  угнетающе,  хотя   фускьярди
предупреждал его, что переход  в  первую  очередь  должен  быть  связан  с
ключевыми  моментами  его  жизни  -  и  особенно  с  отмеченными   острыми
эмоциональными стрессами.
     Этот переход был необычно долгим и  воздействовал  тем  сильнее,  что
начался без всякого предупреждения - без  каких-либо  расстройств  зрения,
которые, по словам Фускьярди,  обычно  предшествуют  припадкам  мигрени  у
других людей.
     Разбитый  соприкосновением  с  прошлым,   Бретон   попытался   крепче
уцепиться за настоящее, но Кэт и Палфри все еще были  поглощены  необычным
плодом автоматического  письма.  Послушав,  как  они  проделывают  обычный
ритуал опознания автора, он позволил своему сознанию погрузиться в  теплый
алкогольный туман.  Столько  происшествий  за  вечер,  который  начался  в
атмосфере пресной скуки! "Мне бы остаться в конторе с Карлом, - думал  он.
Цементная компания "Бландел" ждет результаты съемки в конце этой недели, а
изыскания продвигались медленно еще до  того,  как  возникло  это  нелепое
расхождение в двадцать миллигалей в  показаниях  гравиметров.  Ну,  может,
дело в юстировке. Карл отличный специалист, но при таких съемках надо ведь
учитывать дикое количество факторов - положение Солнца  и  Луны,  приливы,
упругую деформацию земной коры  и  прочая,  и  прочая.  Кто  угодно  может
допустить ошибку, даже Карл. И кто угодно может позвонить, не  назвавшись,
кому угодно. Я просто свихнулся, раз вообразил, что  это  чья-то  каверза.
Звонок, так  сказать,  был  психологической  банановой  коркой,  и  ничего
больше. Отличное уподобление... И виски отличное. Даже  Палфри,  в  общем,
ничего, если взглянуть под правильным  углом.  Особенно  Мириам.  Приятная
фигура. Жаль, что она подчинила свою жизнь  тому  обстоятельству,  что  по
воле судьбы получила лицо голливудской египетской царевны. Будь она похожа
на Элизабет Тейлор, ей бы тут каждый вечер были рады...  Или  хотя  бы  на
Роберта Тейлора..."
     Спохватившись, что куда-то уплывает на облаке  благодушия,  рожденном
парами виски, Бретон вновь настроился на другой конец комнаты  и  услышал,
как Кэт упомянула Оскара Уайльда.
     - Опять? - слабо  возмутился  он.  -  Может,  не  надо  опять  Оскара
Уайльда?
     Кэт пропустила его замечание мимо ушей,  а  Мириам  улыбнулось  своей
скульптурной улыбкой, но Гордону Палфри пришла охота поговорить.
     - Джон, мы ведь не утверждаем, что это продиктовал Оскар  Уайльд.  Но
кто-то же продиктовал, а стиль отдельных  кусков  идентичен  ранней  прозе
Уайльда.
     - Ах, ранней! - перебил Бретон. - То-то и оно! Погодите-ка...  Уайльд
умер в тысяча девятисотом году, верно? А сейчас  восемьдесят  первый  год.
Следовательно, за восемьдесят один год он по ту сторону, или  за  завесой,
или как это там у вас, у спиритов,  называется...  так  он  не  только  не
развился  в  своем  творчестве,  но,  наоборот,  регрессировал   к   годам
студенчества.
     - Да, но...
     - И не из-за отсутствия практики! Ведь, судя по тому, что  я  вычитал
из книг, которые вы давали Кэт, он с момента смерти  держит  первенство  в
автоматическом  письме.  Видимо,  Уайльд  -  единственный  писатель,   чья
продуктивность резко возросла  после  его  похорон,  -  Бретон  засмеялся,
смакуя ту приятную стадию опьянения, когда он начинал  думать  и  говорить
вдвое быстрее, чем в трезвом состоянии.
     - Вы исходите из  предположения,  будто  данная  сфера  существования
точно соответствует всем остальным, - возразил Палфри. - Однако это  вовсе
не обязательно.
     - Да ни в коем случае! Судя по вашим данным о  следующей  сфере,  она
сплошь населена писателями, лишенными письменных принадлежностей, так  что
все свое время они тратят на то, чтобы телепатировать всякую чушь  в  наша
сферу. И  Оскар  Уайльд  почему-то  сделался  -  как  это  -  стахановцем,
наверное, в наказание за "De Profundis".
     Палфри снисходительно улыбнулся.
     - Но мы же не утверждаем, что эти...
     - Не спорьте с ним, - вмешалась Кэт. - Ему только этого и надо.  Джон
- завзятый атеист, а к тому же пришел в разговорчивое  настроение.  -  Она
одарила его презрительным взглядом, но переборщила и  на  две-три  секунды
обрела сходство с маленькой девочкой.
     "Словно бы не та эмоция, чтобы вызвать омоложение", - подумал Бретон,
а вслух сказал:
     - Она права. Вера моя рухнула, когда я был ребенком, и  подорвало  ее
открытие, что В.Ф.Вулворт - не местный  коммерсант,  хотя  наш  магазин  и
называли вулвортовским.
     Кэт закурила сигарету.
     - Десять порций виски. Эту шуточку он всегда отпускает после десятой.
     "А ты всегда отпускаешь эту  шуточку  о  десяти  порциях!  -  подумал
Бретон. - Стерва без чувства юмора.  Тебе  обязательно  хочется  выставить
меня роботом, работающем на спиртном".  Однако  он  остался  благодушен  и
болтлив, хотя и отдавал себе отчет, что это реакция  на  травму  перехода.
Ему удалось сохранить веселость до кофе с сэндвичами, а потом выйти с  Кэт
на крыльцо, когда она отправилась провожать гостей до машины.
     Октябрьский вечер был прохладным -  из-за  восточного  горизонта  уже
начинали подниматься зимние созвездия, напоминая,  что  скоро  со  стороны
Канады приплывут снежные тучи. Приятно расслабившись, Бретон прислонился к
косяку с последней на этот день сигаретой в  зубах.  Кэт  разговаривала  с
Палфри, уже сидевшим в машине. Пока он курил,  два  метеора  прочертили  в
небе огненные полоски. "Конец пути, - подумал он.  -  Добро  пожаловать  в
земную атмосферу". Тут машина  тронулась,  хрустя  песком  и  разбрызгивая
камешки. Лучи ее фар заскользили по вязам, обрамлявшим подъездную  дорогу.
Кэт помахала на прощание и, поеживаясь, поднялась на  крыльцо.  Когда  она
направилась прямо к двери, Бретон попытался обнять ее  за  плечи,  но  она
решительно ускорила шаг, и он вспомнил свою недавнюю язвительность. Да,  в
глухие часы  ночи  в  спальне  под  ровное  дыхание  занавесок  предстояло
очередное вскрытие.
     Бретон пожал плечами, убеждая себя,  как  мало  его  это  трогает,  и
швырнул окурок на газон, где тот и погас в росе. Глубоко  вдохнув  воздух,
пропитанный запахом палой листвы, он повернулся, чтобы войти в дом.
     - Не закрывай дверь. Джон! - Голос донесся из темной полосы кустов за
вязами. - Я пришел за своей женой. Или ты успел забыть?
     - Кто это? - тревожно спросил  Бретон,  когда  от  кустов  отделилась
высокая мужская фигура. Но голос он узнал. Телефонный звонок! Его охватили
гнев и растерянность.
     -  Ты  меня  не  узнал,  Джон?  -  Незнакомец  медленно  поднялся  по
ступенькам. Свет фонаря над дверью внезапно дал возможность его узнать.
     Бретона охватил ледяной, необъяснимый страх - он  увидел  собственное
лицо.



                                    2

     Джек Бретон, поднимаясь по ступенькам  к  человеку,  звавшемуся  Джон
Бретон, обнаружил, что у него подгибаются ноги.
     Наверное, оттого, подумал он, что ему пришлось больше  часа  прождать
на ветру в укромной тени кустов. Нет, вернее, причиной был шок, который он
испытал, снова увидев Кэт. Как он ни готовился заранее, как ни  рисовал  в
воображении этот момент, ничто не могло  смягчить  потрясения,  в  чем  он
теперь и убедился. Звук ее голоса, когда она прощалась с  гостями,  словно
заставил запеть его нервную систему, вызвал непостижимые отклики всего его
существа в целом и каждого отдельного атома, это существо  слагающего.  "Я
люблю тебя! - шептала каждая молекула  его  тела  миллионами  гормональных
путей. - Я люблю тебя, Кэт".
     - Кто вы такой? - резко спросил Джон Бретон. - Что вам нужно?
     Он  твердо  встал  перед  Джеком  Бретоном.  Под  круглым  фонарем  в
вертикальных тенях его лицо выглядело маской тревоги.
     Джек Бретон потрогал пистолет в  кармане  пальто  -  не  снял  его  с
предохранителя.
     - Джон, я уже сказал, что мне нужно, - ответил он мягко. - И ты  уже,
конечно, понял, кто я. Или ты никогда не смотрелся в зеркало?
     - Но вы похожи... - Джон Бретон не договорил, страшась того,  к  чему
подводили эти слова.
     - Пошли в дом, - нетерпеливо потребовал Джек. - Я замерз.
     Он шагнул вперед и был вознагражден зрелищем того, как Джон  отпрянул
и начал пятиться.
     "Боится меня? - с легким удивлением подумал Джек Бретон. -  Существо,
которое я создал по своему подобию, тварь, сменившая мое  имя  на  "Джон",
боится своего творца!"
     Войдя в знакомый залитый оранжевым светом холл,  Джек  оценил  ковер,
почти физически ощутил материальное  благополучие  старого  дома.  Посидев
днем в библиотеке над подшивками старых газет и справочниками, он пришел к
выводу, что финансовое благополучие Джона Бретона много  лучше,  чем  было
его положение девять лет назад. Но тут все было гораздо  симпатичнее,  чем
он ожидал. "Хорошо, добрый и  верный  раб!"  -  мысленно  процитировал  он
евангельскую притчу о талантах.
     - Ну, хватит, - сказал  Джон  Бретон,  когда  они  вошли  в  обширную
гостиную. - Я хотел бы получить объяснения.
     -  А  ты  молодец,  Джон.   -   Имя   было   произнесено   с   особой
выразительностью.
     Джек обвел взглядом комнату. Мебель была  новая,  незнакомая,  но  он
узнал часы и две-три безделушки.  Особенно  он  одобрил  мягкие  кресла  с
высокой спинкой - их, несомненно, выбрали, заботясь только о комфорте. Они
словно  бы  ласково  его  приветствовали.  "Нотабене!  -  подумал  он.   -
Путешественник  во  времени,  не  испытывая   никакого   пространственного
смещения, претерпевает значительный психологический сдвиг,  который  может
проявиться в персонификации  неодушевленных  предметов.  А  именно  -  его
приветствуют кресла. Остерегись!"
     Джек снова сосредоточился на Джоне Бретоне. Теперь,  когда  он  почти
свыкся с чудом реального существования Кэт,  в  нем  проснулось  природное
любопытство. Его альтер эго выглядел грузнее, чем следовало бы, и был одет
в дорогие домашние брюки, лиловую спортивную рубашку и джемпер  из  тонкой
шерсти. "Девять лет. Девять лет дивергенции  внесли  немало  изменений,  -
подумал Джек. - Я не столь элегантен и не столь упитан, но  наступает  мое
время. Да, мое!"
     - Я жду, - сказал Джон Бретон.
     Джек пожал плечами.
     - Я предпочел бы, чтобы и Кэт выслушала мои объяснения,  но,  видимо,
она поднялась к себе?..
     - Моя жена поднялась к  себе.  -  Первые  два  слова  были  чуть-чуть
подчеркнуты.
     -  Ну,  хорошо,  Джон.  Странно,  но  вот  к  этому  я   заранее   не
подготовятся... к тому, как объяснить тебе. Видишь ли, Джон, я - это ты...
     - Вы намекаете, что я - не я? - перебил Джон с нарочитой тупостью.
     - Нет, - ответил Джек Бретон и подумал с  невольным  одобрением:  "Он
уже взял себя в руки, но необходимо, чтобы он с самого  начала  отнесся  к
этому с полной серьезностью". Порывшись в  памяти,  он  продолжал:  "Джон!
Когда тебе было тринадцать, у вас летом  гостила  твоя  двоюродная  сестра
Луиза. Восемнадцать  лет,  вполне  развитая  фигура.  И  каждый  вечер  по
пятницам она обязательно  принимала  ванну.  Недели  через  три  после  ее
приезда ты как-то днем взял из гаража ручную дрель, вставил в  нее  сверло
три тридцать и просверлил дырку в потолке ванной. Просверлил ты ее в самом
широком месте большой у-образной трещины, которую отец так и  не  собрался
заделать, - чтобы дырка была незаметной. И поэтому  в  то  лето  ты  вдруг
увлекся  фотографией,  Джон,  а  чердак  так  подходил  для  того,   чтобы
оборудовать там каморку для печатания  снимков!  Каждую  пятницу  -  когда
Луиза закрывалась в ванной, ты устраивался на чердаке в темноте на  мягкой
бурой пыли прямо над ванной и стаскивал..."
     - Хватит!!! - Джон Бретон шагнул вперед, угрожающе и растерянно  тыча
пальцем. Он дрожал.
     - Легче-легче, Джон. Я просто вручил мои верительные грамоты.  Никому
другому в мире неизвестны факты, которые я тебе  напомнил.  И  я  их  знаю
только по причине, которую уже назвал тебе:  я  -  это  ты.  И  на  чердак
забирался я, а теперь хочу, чтобы ты меня выслушал.
     - Придется, - угрюмо буркнул Джон. - Ну, и вечер!
     - Так-то лучше. - Джек Бретон расслабился еще больше. - Разрешишь мне
присесть?
     - Валяй. А ты разрешишь мне выпить?
     - Будь как дома. - Джек произнес  это  приглашение  с  непринужденной
естественностью, словно обращаясь к гостю. Впрочем, Джон и был его  гостем
целых девять лет - как ни один человек до  него.  Но  теперь  всему  этому
конец.
     Когда они оба сели,  он  наклонился  вперед  из  глубокого  кресла  и
заговорил,  старательно  придавая  голосу  спокойствие,   хладнокровие   и
рассудительность: тишком многое зависело от того,  сумеет  ли  он  придать
невероятному вероятность.
     - Как ты, Джон, относишься к идее путешествия во времени?
     Джон Бретон отхлебнул виски.
     - Считаю ее вздорной.  Никто  не  может  прибыть  сюда  и  сейчас  из
прошлого, потому что, если современная техника не способна создать  машину
времени, тем более она не могла быть создана  раньше.  И  никто  не  может
прибыть из настоящего в будущее, поскольку прошлое неизменяемо. Вот как  я
отношусь к идее путешествия во времен