- и взял журнал. Джон  Бретон  никуда
не делся за девять лет, и может подождать еще немножко.



                                   10

     Расколов безмолвие дома, зазвонил телефон, и Джек Бретон  бросился  к
нему, но замер в неуверенности, едва его пальцы легли на прохладный  изгиб
трубки.
     Два часа одиночества в  затененной  дневной  тишине  вызвали  у  него
смутные  дурные  предчувствия,  в  которые  врывались  минуты  хвастливого
самоупоения. Прежде в такой день он с секунды на секунду ждал бы мерцания,
бегущих геометрических фигур,  которые  возвещали  бы  сильнейший  приступ
гемикрании. Но после первого прыжка переходы  практически  прекратились  -
резервуар нервной энергии истощился, иссяк вот уже год.  И  теперь,  держа
дрожащую руку на телефонной трубке, он ощущал только громадность того, что
надвигалось, чувствовал, как жизнь и смерть балансируют на лезвии ножа.
     Он взял трубку, прижал ее к уху и молча ждал.
     - Алло! - Мужской голос с легким английским акцентом. - Это вы, Джон?
     - Да, - осторожно ответил Бретон.
     - Я был не уверен, добрались ли вы. Я  позвонил  в  контору,  но  мне
сказали, что вы уехали. Было это минут пять назад, старина. Ну, и жали  же
вы на газ!
     - Прокатился с ветерком. - Бретон  принял  небрежный  тон.  -  А  кто
говорит?
     - Да Гордон же! Гордон Палфри. Послушайте,  старина.  Со  мной  рядом
Кэт. Мы с Мириам столкнулись с ней в супермаркете... Она хочет  поговорить
с вами.
     - Хорошо. - Бретон с усилием припомнил, что Палфри  -  те  поклонники
автоматического письма, которыми  увлекалась  Кэт.  У  Мириам  вроде  есть
телепатические способности... При мысли, что ему, возможно, придется с ней
разговаривать, Бретону стало не по себе.
     - Алло... Джон? - Голос Кэт был чуть прерывистым, и Бретон понял, что
она знает, кто снял трубку.
     - Я слушаю, Кэт.
     -  Джон,  Мириам  сказала  мне,  что  получает   просто   невероятные
результаты. Последние два дня они просто  фантастические.  Я  так  за  нее
рада.
     "Каким образом, - с горечью подумал Бретон, -  Кэт,  моя  Кэт,  могла
связаться с подобными людьми?"
     Вслух он сказал:
     - Видимо, очень интересно. Ты мне звонишь из-за этого?
     - Отчасти. Мириам сегодня вечером устраивает сеанс для близких друзей
и пригласила меня. Джон, я просто сгораю от  нетерпения.  Ничего,  если  я
поеду отсюда  прямо  к  ним?  Ты  ведь  сможешь  один  вечер  сам  о  себе
позаботиться?
     Отсутствие Кэт в ближайшие часы устраивало Бретона как нельзя  лучше,
и тем не менее его рассердило ее почти религиозное  отношение  к  каким-то
Палфри.  Только  страх  впасть  в  тон  второго  Бретона  удержал  его  от
возражений.
     - Кэт, - спросил он мягко, - ты меня избегаешь?
     - Конечно, нет. Просто мне не хочется упустить такой случай.
     - Ты меня любишь?
     Наступила пауза.
     - По-моему, тебе нет никакой нужды задавать этот вопрос.
     - Ну, хорошо. - Бретон  решил  действовать.  -  Но,  Кэт,  по-твоему,
разумно  провести  вечер  не  дома?  Я  ведь  не  шутил,  понимаешь?  Джон
действительно может сорваться и уехать навсегда - он в таком настроении.
     - Это решать ему. А ты против?
     - Нет, но я хотел бы, чтобы вы оба твердо знали, что делаете.
     - Я не могу об этом думать, - сказала Кэт,  и  радостное  возбуждение
исчезло из ее голоса. - У меня нет на это сил.
     - Не тревожься, любимая, - нежно сказал Бретон. - Иди развлекись.  Мы
это уладим... как-нибудь.
     Он положил трубку и взвесил, что делать  дальше.  По  словам  Гордона
Палфри Джон уже уехал из конторы и, значит, может быть здесь с  минуты  на
минуту. Бретон кинулся вверх по лестнице и  забрал  пистолет  из  тайника.
Когда он вышел в коридор, металлическая тяжесть оттягивала боковой  карман
пиджака. Чтобы создать впечатление,  будто  Джон  Бретон  действительно  в
холодной ярости бросил  свою  жену  и  свое  дело,  необходимо  забрать  и
уничтожить одежду и другие вещи, которые он взял  бы  с  собой...  Деньги!
Джек Бретон взглянул на часы:  банк  уже  закрыт.  Он  заколебался,  а  не
заподозрит ли Кэт что-нибудь, если Джон исчезнет в никуда  без  порядочной
суммы? Возможно, в первые дни или даже недели она об этом не вспомнит,  но
рано или поздно...
     С другой стороны, она никогда специально деньгами не интересовалась и
вряд ли станет проверять, как именно Джон  устроился  в  смысле  финансов.
Джек решил отправиться в банк прямо с утра и перевести часть вклада в банк
в Сиэтле. Позже, если потребуется, можно будет для  правдоподобия  снимать
там со счета те или иные суммы.
     Он достал из стенного шкафа два чемодана,  набил  одеждой  и  снес  в
холл. Пистолет то и дело ударял его по бедру. В сознании у него  пряталась
мысль, что выстрелить в Джона Бретона будет не  легко,  но  она  тонула  в
свирепом предвкушении -  приближалось  завершение  девятилетних  отчаянных
стараний и пути назад не было. Главное же заключалось  в  том,  что  жизнь
Джона Бретона создана им - он подарил Джону девять лет  существования,  не
предусмотренные космическим порядком вещей, и пришел срок  взыскать  долг.
"Я дал, - мелькнула у него непрошеная мысль, - я и возьму..."
     Внезапно Бретона охватил ледяной холод. Он стоял, дрожа,  в  холле  и
смотрел на себя в большом чуть золотистом зеркале, пока - вечность  спустя
- в  тихий  бурый  воздух  старого  дома  не  ворвалось  басистое  урчание
"линкольна" Джона Бретона. Минуту спустя в холл через заднюю  дверь  вошел
Джон в своей  автомобильной  куртке.  Он  увидел  чемоданы,  и  его  глаза
сузились.
     -  Где  Кэт?  -  По  безмолвному  договору  оба  они  обходились  без
формальной необходимости здороваться.
     - Она... она обедает у Палфри и останется там  на  вечер.  -  Джек  с
трудом находил слова. Еще несколько секунд - и  он  убьет  Джона,  но  при
мысли, что вот сейчас он увидит такое знакомое тело  изрешеченное  пулями,
вызвала у него непреодолимую робость.
     - Ах, так! - В глазах Джона была  настороженность.  -  А  зачем  тебе
понадобились мои чемоданы?
     Пальцы Джека сомкнулись на рукоятке пистолета. Он мотнул головой,  не
в силах произнести ни слова.
     - У тебя скверный вид, - сказал Джон. - Ты не заболел?
     - Я уезжаю, - солгал Джек, оглушенный неожиданным открытием,  что  не
может спустить курок. - Чемоданы я тебе  потом  верну.  Я  взял  кое-какую
одежду. Ты не против?
     - Нет, не против. - В глазах Джона появилось облегчение. -  Но...  ты
остаешься в этом... потоке времени?
     - Да. Мне достаточно знать, что Кэт жива и что она не далеко.
     - А-а! - Квадратное лицо Джона отразило недоумение, словно он  ожидал
услышать что-то совсем другое. - Ты уезжаешь прямо сейчас?  Может  вызвать
такси?
     Джек кивнул. Джон пожал плечами  и  повернулся  к  телефону.  Ледяной
паралич грозил  сковать  мышцы  Джека,  пока  он  вытаскивал  пистолет  из
кармана. Шагнув к своему альтер эго, он изо всех сил ударил Джона за  ухом
рукояткой тяжелого пистолета. Колени Джона подогнулись,  Джек  ударил  его
еще раз и неуклюже упал вместе с ним. Он лежал на  нем  -  их  лица  почти
соприкасались - и с ужасом  следил,  как  открываются  затуманенные  болью
глаза Джона.
     - Вот значит как, - прошептал Джон с каким-то сонным удовлетворением,
словно засыпающий ребенок. Его веки сомкнулись, но Джек Бретон ударил  его
кулаком и продолжал ударять снова и снова, всхлипывая, пытаясь  уничтожить
образ собственной вины.
     Наконец опомнившись, он откатился от Джона и, тяжело дыша,  встал  на
четвереньки возле неподвижного тела. Потом поднялся на ноги,  добрался  до
ванной и согнулся над раковиной. Металлические краны холодили  ему  лоб  -
совсем как в тот раз, когда он совсем мальчишкой неудачно  познакомился  с
действием алкоголя и точно в  такой  же  позе  ждал,  чтобы  его  организм
очистился. Но теперь  получить  облегчение  было  не  так  просто.  Бретон
ополоснул лицо холодной водой  и  вытерся,  оберегая  ободранные  костяшки
пальцев - из ссадин уже сочилась лимфа. Он открыл аптечку, ища пластырь, и
его  взгляд  упал  на  флакон  с  зеленоватыми  треугольными   таблетками.
Несомненно снотворное! Бретон прочел этикетку, подтвердившую его вывод.
     В кухне он налил воды в стакан, отнес его в холл, где все  еще  лежал
Джон Бретон, распростертый на горчичного цвета ковре. Он приподнял  голову
Джона и начал скармливать ему таблетки.  Это  оказалось  труднее,  чем  он
предполагал. Вода скапливалась  во  рту  и  глотке,  и  судорожный  кашель
извергал ее наружу вместе с таблетками.  Бретон  обливался  потом.  Прошло
неизмеримое число бесценных минут,  прежде  чем  Джон  все-таки  проглотил
восемь таблеток.
     Он отшвырнул флакон, поднял пистолет, сунул его в карман и  перетащил
неподвижное тело в кухню.  Обшарив  карманы  Джона,  он  извлек  бумажник,
полный разных удостоверений личности,  которые  были  ему  необходимы  для
дальнейших сношений с внешним миром, а также связку ключей, - в том  числе
и ключи от большого "линкольна".
     Он вышел к машине, отогнал ее за дом  и  развернул  так,  что  задний
бампер почти уперся в обвитый плющом трельяж внутреннего  дворика.  Воздух
был нагрет предвечерним солнцем, а вдали, за деревьями и кустами, все  еще
беззаботно стрекотала газонокосилка. Бретон открыл багажник и  вернулся  в
кухню. Джон застыл в неподвижности, словно уже умер,  лицо  его  покрывала
прозрачная бледность. От носа по щеке растекся треугольничек крови.
     Джек вынес его из дома и кое-как уложил в открытом багажнике.  Заводя
туда ноги,  он  заметил,  что  на  одной  нет  туфли.  Он  опустил  крышку
багажника, но не запер ее и вернулся в дом. Туфля лежала сразу за дверью.
     Бретон подобрал ее,  побежал  назад  к  "линкольну"  и  столкнулся  с
лейтенантом Конвери.
     - Извините, Джон, что опять вас беспокою. - Широко посаженные голубые
глаза настороженно поблескивали, полные злокозненной энергии. -  По-моему,
я кое-что забыл тут.
     - Я... я вроде бы ничего не заметил.
     Бретон слушал слова, срывающиеся с его языка и удивлялся  способности
тела справляться со сложностями устной речи,  пока  сознание  пребывает  в
шоке. Что Конвери здесь делает? Он уже второй раз появляется во дворике  в
самый неподходящий момент.
     - Да окаменелость. Ну, моего сына. Дома я ее в кармане  не  нашел.  -
Улыбка Конвери была почти издевательской,  словно  он  подначивал  Бретона
воспользоваться своим правом  и  вышвырнуть  назойливого  полицейского  из
своего дома. - Вы представить себе не можете,  какую  взбучку  мне  задали
дома.
     - По-моему, ее здесь нет. То есть я бы, конечно, заметил. Не  мог  бы
не обратить внимания.
     - Ну что же, - равнодушно ответил Конвери. - Наверное, я  ее  оставил
где-нибудь еще.
     Все это не было случайным,  с  тоской  понял  Бретон.  Конвери  очень
опасен - умный фанатичный  полицейский  самого  худшего  типа.  Человек  с
инстинктами  ищейки,   доверяющий   им,   упрямо   цепляющийся   за   свои
предположения вопреки логике и  материалам  следствия.  Так  вот,  значит,
почему Конвери время от времени навещал Джона Бретона все эти девять  лет!
Он затаил подозрения. Какой злобный каприз  судьбы  привел  эту  неуклюжую
суперищейку на сцену, которую он с такой тщательностью подготовил на  этот
октябрьский вечер?
     - Туфлю потеряли?
     - Туфлю? - Бретон проследил направление взгляда Конвери и увидел, что
сжимает в руке черную мужскую туфлю. - Ах, да! Я становлюсь рассеянным.
     -  Как  и  мы  все,  когда  нас  что-то  гнетет...  Вот  как  с  этой
окаменелостью.
     - Меня ничто не гнетет, -  тотчас  отозвался  Бретон.  -  А  вас  что
беспокоит?
     Конвери отошел к "линкольну" и прислонился к нему, положив ладонь  на
багажник.
     - Да ничего такого. Все пытаюсь заставить говорить мою руку.
     - Не понимаю...
     - Не важно. Да, кстати, раз уж мы заговорили о руках, у вас  костяшки
пальцев ободраны. Подрались с кем-нибудь?
     - С кем бы это? - Бретон засмеялся. - Не могу же я подраться с  самим
собой!
     - Ну, например, с типом,  который  пригнал  вашу  машину.  -  Конвери
хлопнул ладонью по незакрытой крышке багажника и она задребезжала.  -  Эти
механики так разговаривают с клиентами, что мне и  самому  часто  хотелось
отделать кого-нибудь. Это одна из причин, почему свою машину я  содержу  в
порядке сам.
     У Бретона пересохло во рту. Так значит Конвери заметил, что машины не
было, когда он приходил в первый раз!
     - Нет, - ответил он. - Я с моей станцией техобслуживания в  наилучших
отношениях.
     - И что же с ней там сделали? - Конвери  посмотрел  на  "линкольн"  с
пренебрежением практичного человека.
     - Тормоза отрегулировали.
     - А? Мне казалось у этих бегемотов они саморегулирующиеся.
     - Может быть Я  в  них  не  заглядывал.  ("Долго  ли  еще  это  будет
продолжаться?" - подумал Бретон.) - Знаю только, что они слабо схватывали.
     -  Хотите  дельный  совет?  Прежде  чем  сесть  за  руль,  хорошенько
проверьте гайки на колесах. Я  видел  машины,  у  которых  после  проверки
тормозов гайки были только чуть навинчены.
     - Не сомневаюсь, что все в ажуре.
     - Не доверяйте им, Джон. Если можно что-то не закрепить,  чтобы  тебя
сразу за руки не схватили, они закреплять не станут.
     Внезапно   Конвери   выпрямился   и,   прежде   чем   Бретон    успел
пошевельнуться, стремительно повернулся к  багажнику,  ухватил  крышку  за
ручку, приподнял и с треском захлопнул.
     - Видели? Она ведь могла отскочить на большой скорости. Очень опасная
штука. Ну как, убедились?
     - Спасибо, - пробормотал Бретон. - Весьма обязан.
     - Не на чем. Наша обязанность беречь  налогоплательщиков.  -  Конвери
задумчиво подергал себя за ушную мочку. - Ну, мне пора. У моих ребят  день
рождения, и мне вообще не полагалось отлучаться. До встречи!
     - Всегда рад, - отозвался Бретон. - Заглядывайте в любое время.
     Он неуверенно помялся, потом пошел следом за Конвери  вокруг  дома  и
успел увидеть, как зеленая  машина  под  тявканье  выхлопов  понеслась  по
улице. Он повернулся и пошел назад к "линкольну", а  холодный  ветер  гнал
ему под ноги шуршащие листья. Последние слова Конвери были зловещими.  Они
показали, что зашел он не случайно и не просто так, а Конвери вряд  ли  бы
проговорился нечаянно. У Бретона сложилось  четкое  впечатление,  что  его
предупредили. Он вдруг оказался в неясном, а  потенциально  и  губительном
положении.
     Пойти на  риск  и  убить  Джона  Бретона,  когда  лейтенант  Конвери,
возможно, кружит по соседним улицам, ожидая дальнейшего, он не мог.
     Однако не мог он и оставить Джона Бретона в живых,  после  того,  что
произошло. А времени искать выхода из этой дилеммы почти не было.



                                   11

     Прошло несколько десятилетий с тех пор, как генерал  Теодор  Эбрем  в
последний раз побывал на поле сражения, однако он  постоянно  ощущал,  что
обитает на эфемерной ничьей земле, разделяющей две военные машины, грознее
которых не знавала кровавая история человечества.
     Не  выпадало  часа,  минуты,  даже  секунды,  когда  бы  он  со  всей
ответственностью не сознавал, что  является  жизненно  важным  компонентом
передней  линии  обороны   своей   родины.   В   случае   кульминационного
столкновения от него не потребовали бы нажимать на  кнопки  -  орудия  его
ремесла были бумажными, а не стальными. Тем не менее он  был  воином,  ибо
бремя ответственности  за  техническую  готовность  мог  выдержать  только
патриот и герой.
     Кошмарное существование генерала Эбрема осложнялось еще и фактом, что
ему приходилось иметь дело с двумя совершенно разными полчищами врагов.
     Во-первых, нация, против которой его народу,  возможно,  когда-нибудь
придется взяться за оружие; а во-вторых, его собственные ракеты,  а  также
ученые и техники, которые  создавали  их  и  держали  в  состоянии  боевой
готовности.  Иссеченный   шрамами   богатырь,   предназначенный   природой
сражаться мечом и булавой, он не имел вкуса к войне машин, и еще меньше  -
к бесконечному ожиданию, ее единственной альтернативе. Насколько это  было
возможно, он избегал лично посещать подземные базы - слишком часто семь из
восьми ракет страдали от каких-то  неполадок  в  их  невообразимо  сложных
внутренностях, а обслуживающий персонал не желал считаться с тем, что  эти
"мелкие неполадки", устранение дефектов и  последующие  испытания  снижали
ударную мощь их родины до малой ее номинальной величины.
     Эбрем не понимал, почему  баллистическая  ракета  обязательно  должна
состоять из миллиона деталей, и уж  вовсе  не  мог  постигнуть  математику
надежности, согласно которой соединение  такого  количества  индивидуально
безупречных  компонентов  неизменно  создает  капризное,   непредсказуемое
целое, чья эффективность колеблется от минуты к минуте. За годы пребывания
на своем посту он проникся жгучей неприязнью к ученым и инженерам, кому он
был обязан всеми минусами своего положения, и не упускал  случая  проявить
ее.
     Он  посмотрел  на  часы.  Доктор  Раш,  старший  научный  консультант
министерства обороны, позвонил, прося принять его, и  должен  был  вот-вот
приехать. При мысли,  что  ему  в  конце  рабочего  дня  придется  терпеть
жиденький голосок этого карлика, его наставительный  тон,  нервы  генерала
Эбрема, и без того натянутые, зазвенели  как  провода  в  бурю.  Когда  он
услышал, что наружная дверь его кабинета открылась,  он  хмуро  наклонился
над столом, готовый размозжить ученого силой своей ненависти.
     - Добрый день, генерал, - сказал доктор Раш, входя. - Очень любезно с
вашей стороны принять меня почти без предупреждения.
     - Добрый день. - Эбрем впился взглядом в Раша, недоумевая, что  могло
случиться. Глаза коротышки ученого  горели  странным  огнем  -  то  ли  от
страха, то ли от облегчения, то ли от торжества. - Что нового?
     - Я не совсем представляю, как вам объяснить, генерал.
     Внезапно  Эбрем  понял,  что  Раш  злорадствует,  и   его   депрессия
усилилась. Наверняка они обнаружили какой-нибудь конструктивный просчет  -
например, в насосе  или  каком-нибудь  крохотном  клапане  -  и  потребуют
немедленно произвести модификацию на всех установках.
     - Надеюсь, вы сумеете все-таки изложить цель вашего прихода, - мрачно
сказал Эбрем. - Иначе он утрачивает смысл.
     Худое лицо Раша нервно задергалось.
     - Дело не в моем умении излагать, а в вашем умении понимать. - Даже в
ярости Раш выражался с педантичной наставительностью.
     - Так упростите до моего уровня, - огрызнулся Эбрем.
     - Ну, хорошо. Полагаю, вы замечали метеорный  дождь,  который  длится
уже порядочное время.
     - Красивое зрелище, - ответил  Эбрем  с  насмешкой.  -  И  вы  пришли
обсуждать его со мной.
     - Косвенным образом.  Вы  знаете,  чем  вызван  этот  беспрецедентный
ливень?
     - Если и знал, то забыл. У меня нет времени на научные пустяки.
     - В таком случае я вам напомню. - К Рашу вернулось  самообладание,  и
почему-то это встревожило генерала. - Вне всяких сомнений  сила  тяготения
слабеет. Прежде Земля двигалась по орбите, которую уже давно  очистила  от
космического мусора, но с  изменением  константы  тяготения  орбита  снова
захламляется - отчасти в результате смещения самой  планеты,  но,  главным
образом, оттого, что воздействие на малые тела, видимо заметнее. Метеорные
дожди - это зримое доказательство, что сила тяготения...
     - Тяготение! Тяготение! - взорвался Эбрем. -  Мне-то  какое  дело  до
вашего тяготения?!
     - Большое, генерал. - Раш позволил себе улыбнуться сжатыми губами.  -
Сила тяготения  -  одна  из  констант  в  расчетах,  которые  производятся
компьютерами в ваших ракетах, чтобы обеспечить точное попадание в цель.  А
теперь эта константа уже не константа.
     - Вы хотите сказать... - Эбрем умолк, осознав всю  чудовищность  этих