ь Вееру письмо
с просьбой помочь найти этого человека.
     Потом я с разрешения Лавнии порылся в книгах  и вытащил три  увесистых,
затребованных Веером тома в тисненых переплетах.
     - Отправим посылку, -  сказал я. - Сегодня же. И письмо приложим к ней.
Наша просьба  будет выглядеть  убедительнее. А сейчас, дорогая Лавния,  я не
откажусь от угощения. Честно говоря, я чертовски голоден.
     За столом  мы о Бейгере не обмолвились ни словом. Тоник говорил о своих
заботах. Защита диплома на носу, а он столько времени потерял из-за болезни.
Теперь нажимать  да нажимать надо.  И,  конечно, он уверял и клялся, что как
только покончит со своими делами, будет помогать нам с Квинтом.
     - Посылку отправлю  сам,  - сказал я на  прощание. - Мне все равно мимо
почты идти. Если придет  положительный ответ,  сразу известите  меня.  Макет
галактики нужно найти и вернуть человечеству. - Прощайте, Лавния.
     Посылку я отправил без промедления.
     Квинт сидел у порога и, поджидая меня, клевал носом.
     Ох и спал же я! Даже режим нарушил. Квинт  тоже от меня не отстал. А уж
после отдыха работа развернулась  вовсю  и если  прерывалась ненадолго,  так
только  из-за  соседей. Я не думал,  что они  такие любопытные. Под  разными
предлогами, то по одному, то вместе они заглядывали к  нам. Впрочем это и не
удивительно.  Каких только  звуков не  раздавалось в  нашей  квартире: стук,
скрип, треск, звон, лязг, скрежет. Поневоле заинтересуешься.
     Редко какой Завод обходится  без  дыма, без  копоти, без грязи. Даже на
фабриках-автоматах без грязи не обойтись. Чтобы отлить из металла деталь или
отковать ее - нужен огонь, а где  огонь - там и дым и сажа. А куда денешься?
Окалина,  формовочный  песок  -  грязь.  Станки требуют  масла - это  грязь.
Изоляция, краска - тоже грязь. Металл выплавляют тоже не в белых халатах.
     У нас же было чисто, и поступали мы, на первый взгляд, гораздо проще. В
подвале и во дворе песку неограниченное количество, и легко  догадаться, что
мы получаем из него нужные нам химические элементы.
     Все окружающее нас  состоит в конце  концов из  протонов,  нейтронов  и
электронов. Они объединены  в стройные  системы,  в  атомы.  А беспорядочная
смесь атомных ядер, и можно сказать, без преувеличения, содранных с оболочек
атомов электронов - есть плазма.
     Вот  мы для начала и  взяли  лопату песку, взвесили его и  превратили в
плазму. Ох  уж  эта плазма! И  повозился же  я когда-то с  ней, а особенно с
получением   магнитного  поля  чудовищной  напряженности,  эдакой  магнитной
бутылки,  в  которой  бушевала плазма. При таком  состоянии вещества,  чтобы
расщепить ядра, требовалась небольшая энергия.
     После  облучения "песка" нейтронным потоком ядра раскалывались,  и  нам
оставалось лишь из отдельных  элементарных частиц "лепить" атомы нужных  нам
элементов.   Не  руками,  конечно,  И  не  манипуляторами,  а  направленными
концентрированными пучками космических  лучей большой  энергии.  Не следует,
разумеется, понимать все это примитивно. Это лишь  принцип,  без технических
подробностей.  И вот  перед  нами  лежат чистые,  охлажденные  кубики цинка,
золота, титана и для разнообразия баночка ртути. Причем, общий вес  их был в
точности  равен весу лопаты песка. Получить из них сплавы - дело пустяковое,
простая химия.
     Наш  твердый  свет  -  фотонит  -  неистощимый источник энергии.  Стоит
брусочку фотонита сообщить определенные колебания, как  он приобретает  свой
первоначальный  вид,  превращается  в  свет.  Скорость  пре  вращения  легко
регулировать.  Квинт между делом  для умственной гимнастики  подсчитал,  что
один  грамм  фотонита,  превращаясь в  свет,  выделяет  энергию  в  двадцать
миллионов киловатт-часов.
     Мы сделали всевозможные  резаки, в  ручках которых помещался фогонит, и
воздействовали на  него резонатором. Из отверстия  резака бесшумно вырывался
тончайший,  ослепительно яркий  луч,  которым  с  микроскопической точностью
можно резать и обрабатывать любой материал.
     Уйма  времени  уходила  на  притирочные  и  шлифовальные  работы.  Ведь
притирали вручную.  Детали  все разные,  сложные. Не будешь же для каждой из
них станок делать. А когда настала пора шлифовать фотонит, еще хуже стало, и
неудобно, и долго,  и  трудно.  И  очередной  конфликт  с  соседями  возник.
Приготовь ли мы с вечера  порошок, чтобы  с утра притереть клапаны, и  легли
спать. А ночью меня разбудил невыносимый, душераздирающий  скрежет. С каждой
секундой он  нарастал,  кажется, проникал  внутрь,  жалил мозг. Заткнув уши,
ничего   не   соображая,  я   тряхнул  головой   и  увидел  Квинта,  который
сосредоточенно  растирал  что-то  на столе.  Почувствовав мой взгляд,  Квинт
бросил свое занятие. Скрежет прекратился. Стало слышно, как за стенкой вопят
соседи.  Густой бас дядя Коши перекрывал пронзительный визг тети Шаши, Квинт
испуганно хлопотал надо мной:
     - Что с тобой, что случилось?
     - Это тебя надо спросить, что случилось? Чем занимался?
     - Притирал обратный клапан к гнезду для шлема. Хотел обрадовать тебя, -
растерялся он.
     - Понятно. Клапан из фотонита, гнездо из него же, и притирочный порошок
тоже. Оттого такой и звук.  Это  интересно! Как  же  ты терпел этот  ужасный
скрежет?
     -  Очень даже приятный скрежет. Ободряюще действует. Бравый марш. У нас
в Египте играли такой. Помню.
     Очевидно, за шесть тысяч лет спячки  у Квинта в ушах что-то изменилось,
и он воспринимает звуки по-другому.
     - Оставь до  утра притирку  и не  вздумай приниматься  за нее без моего
ведома.
     Вопли  соседей постепенно умолкли. Я обратил внимание, что, несмотря на
позднюю ночь, в домах напротив светятся окна. Видимо, звуки проникли и туда.
Хорошо, что никто не  мог  понять,  где источник звука. Не  миновать  бы нам
скандала.
     Утром  к  нам заглянули  соседи, и тетя Шаша осторожно осведомилась, не
слышали ли мы чего-нибудь ночью.
     - Как же, слышали, - ответил Квинт, - как вы у себя концерт устроили. И
чего, думаем, людям по ночам не спится!
     - А больше ничего не слышали?
     - Ничего. У  меня слух  отменный. Были, конечно, разные шорохи  ночные.
Вроде этого.
     Не  успел я  остановить  Квинта,  как  он  схватил  клапан  и  раза три
добросовестно провернул его по гнезду. Раздался  знакомый скрежет. Тетя Шаша
почти в беспамятстве  опустилась на стул. Дядя Коша зажал уши руками, а лицо
у него при этом было  такое, что и описать  невозможно.  Я тоже испытал свои
ночные ощущения.
     Первым пришел в себя дядя Коша.  С криком "Это вам даром не пройдет" он
схватил за руку свою жену и уволок ее из комнаты.
     Квинт, довольно  потирая руки, закрыл  за ними дверь.  Я  впервые не на
шутку на него рассердился и гневно бросил:
     - Что за фокусы! Ты соображаешь, что натворил? Они явятся сюда не одни,
и  все наше мероприятие может  полететь  ко всем  чертям! Сколько  раз  тебе
говорить, что с соседями, какие бы они ни были, нужно уживаться. У тебя что,
руки чесались? Ты о последствиях думал своей фараоньей башкой?! Учти, ты еще
и режим нарушил.
     Как набедокуривший мальчишка стоял Квинт передо  мной. Весь сник,  руки
опустил.  Мне  стало безгранично  жаль  его.  Ну зачем  я сказал  "фараоньей
башкой"! Нет для него большего оскорбления.
     Я взял Квинта за плечи:
     - Ладно-ладно,  забудем этот инцидент. Я  погорячился, лишнее сказал. А
урок пойдет тебе на пользу.
     - Ругай  меня, Фил, хорошенько ругай. А о  последствиях,  как ты  точно
подметил,  фараоньей башкой  я не подумал. Ты  меня  наругай,  а  потом убей
презренного.
     - Сказано же, хватит. Не будем отвлекаться.
     С  этого дня соседи забыли к нам дорогу. Вероятно, они решили держаться
от нас подальше. Дескать, мало ли что они выкинут.
     Чтобы  никого не беспокоить, все  операции по притирке и шлифовке Квинт
производил в наглухо закрытом подвале, и в одиночестве наслаждался приятным,
по его словам, скрежетом, настраивавшим его на веселый лад.
     Два  раза приходила Лавния. Она  смотрела  на  фиолетовый глаз супруга,
вздыхала и разок  всплакнула.  Тоник дни  и ночи просиживал  за  учебниками,
наверстывал упущенное, готовился к экзаменам.

        "ГЛАВА ВОСЬМАЯ"

     Атомный  взрыв. В  плену.  Трубочист.  Ужжаз. Неподдающийся  экземпляр.
Побег.

     Тоник принес ответ Веера на наше письмо.
     - Запрос дали вы, - сказал он, - поэтому я не читал.
     Я вскрыл конверт с напечатанным на машинке адресом и хотел единым духом
прочесть письмо, но на первых же словах споткнулся. Ну и почерк! В китайских
иероглифах легче разобраться. Я не мог понять ни единой буквы.
     - Дай мне, - попросил Квинт. - Я-то прочту.
     Но и он не сумел прочесть. Тогда мы все  вместе склонились над листком.
Выискивая  в  тексте  более или менее понятно написанные слова  и  запоминая
написание букв, их элементы и  деформацию, мы постепенно  узнали  содержание
письма.
     Веер выражал соболезнование по поводу исчезновения Бейгера,  извинялся,
что задержал ответ и что письмо пишет его ученик. Самому ему нечаянно зажали
кисть правой руки дверью и отдавили пальцы.
     К  нашему  огорчению, где  живет  человек, у которого  находится  макет
галактики, Веер  не знал.  Да, он учился с ним. Его  имя  Ужжаз.  Это умный,
дерзкий,  властолюбивый человек. Но уже три года,  как он куда-то пропал.  И
родни  у  него  нет. О макете Веер  слышал, но видеть не видел и сомневался,
существует ли он в действительности.
     - Плохо,  -  подытожил я. - Если этот Ужжаз умный человек, то почему он
скрывает существование макета? Непонятно. Тут что-то не так.
     -  Но  макет  есть,  -  сказал  Тоник.  -  Папа  не стал  бы  пустяками
заниматься.
     -  Верю.  Во  всяком случае, мы продолжим дело твоего  отца,  но другим
способом. Мы сами слетаем на планету ПНЗ.
     Тоник посмотрел на часы и заторопился.
     - С удовольствием поговорил бы с вами, но бежать надо. На консультацию.
У нас большие строгости.
     Квинт  надел утепленную куртку  и, как  всегда после завтрака,  пошел в
подвал  заниматься притирочными работами. У порога он остановился, покачался
на носках и виновато посмотрел на меня:
     -  Скафандры, Фил. Запинаюсь об  них четыре раза в день. Развалились на
дороге.
     -  Да,  скафандры.  Напомнил  о них.  Я все думаю,  что  работа  у  нас
построена нерационально. Хватаемся  за все, а  готового  нет ничего.  Те  же
скафандры. Готовы ли они, испытаны? Нет.
     -  А  мы разве... а  в домне-то? А кубом! Как тогда меня  трахнуло. А я
смотри, ничего.
     - В  космосе  можно попасть  в  любую  переделку, в  область чудовищных
давлений, в зоны убийственной радиации. Давай покончим со скафандрами, чтобы
до старта не  возвращаться к ним. А впредь  будем работать  последовательно.
Сделали  одно  -  в  сторону,  беремся  за другое.  Значит, так:  испытываем
скафандры на большое давление извне и на защиту от радиации.
     - Меня кубом трахнуло...
     -  Что  ты  ухватился  за  этот  куб? Под  ним  можно  находиться  и  в
фотонитовой клетке, обтянутой ситцем, а опустись в ней в глубины океана, что
от тебя останется? Ядронит всесторонне проверить надо.
     Квинт оживился.
     - Что же мы сидим? За испытание, Фил! Думай.
     - Пора вместе думать.
     -  Подумал, Фил. Марианская  впадина  в  Тихом океане нам подойдет. Это
насчет давления, а для радиации - проберемся в действующий атомный  реактор.
Не сомневайся, сможем. Там и проведем денек, другой. Выспимся.
     -  Не  пойдет. Реактор окружен толстыми стенами биологической  защиты и
возле  него  круглые сутки дежурит обслуживающий персонал. Да и вообще мы не
дети, чтобы куда-то крадучись пробираться.
     Квинт задумался. А я стал мысленно искать мощный источник радиации, как
вдруг  Квинт  подал  гениальную  идею, сразу  позволившую  нам  одновременно
испытать многие свойства ядронита. И как всякая гениальная идея, она была до
чрезвычайности проста.
     - Нужно в скафандр затолкать  атомную  бомбу, - нараспев сказал он. - А
потом взорвать ее там.
     Признаться,  сначала я  рассмеялся.  Но  смех мой стал быстро затухать,
потому  что за  этот малый срок я обдумал  слова Квинта,  оценил их и,  став
серьезным, хлопнул его по плечу:
     - Ты молодчина!
     В  результате атомного  взрыва  температура  внутри скафандра достигает
десятков  миллионов градусов,  а давление миллиардов атмосфер. О радиации  и
говорить нечего. Но,  поразмыслив,  мы решили изменить  несколько испытание.
Каркас  из фотонита при взрыве расплавится, система  жизнеобеспечения  тоже,
придется  делать  все  заново,  на  что  уйдет  много  времени.  Поэтому  мы
договорились из оставшегося ядронита сделать оболочку наподобие  футбольного
мяча и поместить туда заряд.
     Я произвел необходимые вычисления и, поручив Квинту сделать ядронитовую
оболочку  диаметром двадцать  сантиметров, начал  получать изотоп урана-235.
Как  и раньше, я  взял ровно килограмм песку и начал превращать его в  уран.
Когда два тяжелых полушария серебристого блестящего металла лежали на столе,
мы  долго  любовались  ими.  Каждый  кусок  сам  по  себе безопасен, но  при
соединении их масса  превысила  бы критическую  и  произошла  бы  мгновенная
цепная ядерная реакция - атомный взрыв.
     Поскольку  уран  -   металл  радиоактивный,  я,  желая  воочию  увидеть
радиацию,  поместил  одно полушарие под ядроскоп, Хорошо  видно, как  лишние
нейтроны  -  а  их в каждом ядре пятьдесят один - нет-нет да  и  вырвутся на
волю. Некоторые ядра самопроизвольно  разваливались и  испускали гамма-лучи,
едва различимые, скрученные  синенькие фотончики. Осколки, состоящие из двух
протонов  и   двух  нейтронов,  то  есть  ядра  гелия,  покидали  атом.  Это
альфа-лучи.  Осиротевшие   электроны,  лишившись  ядра,  прекращали   вечный
орбитальный   танец   и   в  стройном  порядке   дружно   кидались  догонять
альфа-частицы.  Это  бета-лучи. Под  ядроскопом  кажется,  что  уран  худеет
буквально на глазах. Квинт равнодушно смотреть на это не мог:
     - Неблагодарные!  Их строишь, опекаешь,  а они  разваливаются, удирают.
Чему смеешься, Фил? Смотри, разбегутся.
     - Спокойствие,  Квинт. Ты же  знаешь, что период  полураспада урана-235
составляет сто семьдесят миллионов лет. Значит, только через этот промежуток
времени полушарие, непрерывно излучаясь,  уменьшится  вдвое. Не забывай, что
атом не бильярдный шар. Представь себе мешок, наполненный крупой и равный по
объему  земному шару.  В мешке маленькая  дырочка и  оттуда  сыплется крупа.
Глядя на утечку, некий дядя, не замечая величины мешка, обеспокоен, "из чего
же завтра я буду кашу варить". Ты уподобился этому недальновидному дяде.
     - Все понял. Фил.
     Встал вопрос, где произвести взрыв: в квартире  или в  безлюдном месте?
Расчеты говорили,  что  оболочка  выдержит, не  разорвется, но  все же мы не
имели права рисковать. Мало ли что может случиться, а ведь кругом люди.
     Мы вспомнили гиблое место в тайге, где расправились  с клопом и мухой и
решили провести испытание там. Если что и сорвется, так никто не пострадает,
мы же удалимся на безопасное расстояние.
     Но и гиблое место мы  отвергли.  А вдруг все же... Ведь  тогда начнутся
лесные пожары, радиация. Даже теория вероятности допускает, что все молекулы
организма  человека могут вдруг одновременно  двинуться вверх: человек  этот
взлетит. А у нас вероятность, что ядронит не выдержит, была больше. Нет, для
испытания нужен необитаемый остров или хотя бы коралловый риф.
     Для самоуправляющейся машины не  имело значения над сушей двигаться или
над водой. Она амфибия.
     Порывшись в атласе и переворошив кучу справочников, мы нашли подходящий
островок в Тихом океане, лежащий в стороне от торговых и пассажирских линий.
     Из  листового железа сделали цилиндр, а вместо донышек плотно  вставили
оба  полушария  урана выпуклой стороной наружу. Обыкновенный пороховой заряд
должен был соединить их. Маленькая стрелка  будильника  в определенное время
замкнет  электрическую  цепь   аккумулятора   и  вызовет  искру,  которая  и
воспламенит порох.
     Готовую  конструкцию  мы  заключили  в  оболочку  и  намертво  заделали
прорезь.  Мягкий  ядронит  четко  обрисовал  контуры  цилиндра  и  взрывного
устройства. Через четыре часа должен произойти взрыв.
     Самоуправляющаяся машина у меня всегда в готовности. Умудренный опытом,
на этот раз я положил под сиденье запасные батарейки.
     Как добрались до острова, говорить  не стоит. Не интересно.  И  сам  он
оказался непривлекательным. В основном скалистый, лишь там, где проглядывала
земля, лениво шевелились от ветра тонкие низкорослые деревья и распластались
чахлые кустарники. До взрыва осталось десять минут.
     - Пора, - сказал я. - Доедем до той скалы, за ней и укроемся.
     Положив на плоский камень наше  произведение, мы направились  к машине.
Но не успели сделать двух шагов, как в воздухе что-то свистнуло, хрустнуло и
рядом с нами взвился легкий голубоватый дымок. Присмотревшись, мы увидели на
оболочке темный камушек с голубиное яйцо.
     - Что  за  шутки! - вскричал Квинт. - Эй,  кто там? - он  схватился  за
камень и тут же, громко охнув, выпустил его. Кожа на трех пальцах дымилась.
     -  Это  же метеорит! - крикнул я и,  терзаемый  мрачным  предчувствием,
бросился к оболочке. Так и есть. Будильник был основательно сплюснут. Взрыва
не будет. Надо же случиться такому совпадению: именно в это время, именно на
этот остров и именно в будильник. Такое только в кино бывает.
     Мне  могут не поверить. Да  я сам-то готов сомневаться. Но что было, то
было. В жизни и не такие совпадения случаются.
     Квинт дул на пальцы, тряс ими и ворчал:
     - Мало  места  ему. Земля так  огромна и цели  на  ней есть  приличного
размера, нет же, надо было в часы попасть.
     Я осмотрел пальцы:
     - Ничего страшного. Ожог третьей степени. Волдыри заживут быстро.
     - Я о них меньше всего. Взрыва жалко.
     -  Постой,  Квинт.  А  ведь мы,  собственно,  можем  вызвать его  чисто
механически, без искры. Отбросим всякие  сомнения.  Ты уверен в неуязвимости
ядронита?
     - О, зачем спрашиваешь? Я всегда во всем уверен.
     -  Раз  так,  незачем  нам прятаться.  Сломаем-ка  это  деревце:  ствол
понадобится,
     Начерно обтесав  ножом  ствол, я  получил хорошую  увесистую дубинку  и
поставил  цилиндр  вертикально  на  землю. Затем  наставил торец  дубинки на
выпуклую середину полушария и выжидающе  глянул на Квинта.  Он понял  меня и
ободряюще кивнул головой. Я  глубоко вздохнул, понадежнее обхватил дубинку и
вдавил уран.
     В тот  же миг руки  мои  взметнулись  вверх, а дубинка, ободрав сучками
ладони, вырвалась и со свистом улетела неизвестно  куда. Мелькнула радостная
мысль:
     "Взорвалось. Жив!" Глянув под ноги, я  удивился, ничего там не  увидев.
Распираемая громадным давлением, оболочка должна  была принять форму шара, а
его  нигде не было. Метрах  в трех  лежал Квинт и  глухо стонал. Я кинулся к
нему, но он уже опомнился и, морщась от боли, сел.
     - Что такое?
     - Не  пойму.  Что-то  трахнуло  меня по руке,  да  так  трахнуло, что я
поднялся вверх, крутанулся и отлетел к этому камню.
     -  Ясно  одно: взрыв был. Мы  это почувствовали  на  себе. - Я  показал
ободранные ладони. - Но куда шар девался?
     Квинт нахмурил брови и, казалось, что-то вспоминал.
     - Так.  Был, говоришь. Правильно. А раз мы пострадали, значит, оболочка
не  выдержала, разорвалась. Но  почему  мы  так легко отделались? Мы  же  не
превратились в  облако  раскаленного газа. Интересно! А если взрыва не было,
кто же тогда меня  стукнул, а  тебя ободрал?  И  опять-таки, нет ни шара, ни
оболочки. Она выходит взорвалась,  а  нас не  обожгло,  но в то  же время...
Может, только порох  взорвался, надо поискать лоскутки ядронита.  Нет, не то
говорю. Заряд  взорвался, шар  разорвался,  но  нас  не  разорвал. Заряд  не
взорвался, но куда-то девался.