е? - профессор  обвел испуганным взглядом,
кабину.
     -  Как что? - дернул  плечом Квинт. - А разве плохо? Да вы,  похоже, не
рады  трехмерному  миру.  Неужели  в  том  лучше?  Скажите  правду. Я  очень
любознателен.
     - Профессор,  - спросил  я, - когда вы в  лаборатории включили такой же
аппарат, вы ничего не почувствовали?
     - Меня будто током дернуло. А вам что до этого?
     - Вас так  дернуло, - вмешался Квинт,  - что вы  распухли во вселенной.
Пришлось вас сжимать.
     - Поймите, профессор, - сказал я. - Вы допустили ошибку, и сами того не
замечая,  попали  в четвертое измерение. Мы отдали много сил  и труда, чтобы
вызволить вас оттуда.
     - Что за ересь вы несете? А впрочем это и не удивительно. Но что значит
вся эта обстановка?
     - Мы в космосе. С ближайшей планеты отправляемся на Землю. Убедитесь.
     Я отдернул занавеску. Профессор обвел взглядом немигающие точки звезд и
косо посмотрел на меня:
     - Что вы мне голову морочите? Возмутительно! Иллюзион устроили. И когда
успели? Позовите Марлиса.
     -  Марлис на  Земле. Я не шучу,  профессор. Мы уже  побывали на девятой
планете Ригеля,  на ПНЗ. Мы нашли там  коня,  шахматную фигуру. Вы прекрасно
знаете о ней.
     - Откуда вам это известно? Подслушиваете мои мысли? Шпионите? Довольно!
Так кто вы такой? - обратился он к Квинту. - Ма-а-р-ш отсюда!
     - Я не привык, чтобы на меня кричали, - возмутился Квинт. - Одному Филу
это дозволено, Отблагодарили! Сядьте и... это, не лезьте в бутылку.
     - Сверх всякой меры, - возмущенно процедил профессор. - Какой наглец! -
и, ударив кулаком по поворотному  устройству так, что  слетела крышка пульта
управления, он нервно вцепился в него пальцами.
     -  Успокойтесь, - сказал я. - Выслушайте меня. Бейгер не стал  слушать.
Что-то надумав, он, размахивая руками, направился через центр кабины к
     противоположной стенке.
     -  Стойте! - крикнул Квинт. - Идите вдоль стенки. В  центре время равно
нулю. Там его нет.
     В центре профессор застыл с поднятой ногой.  Он может  стоять так целую
вечность, пока его оттуда не вытащишь.
     -  Ладно, - сказал я. - Пусть там стоит,  негодует и думает, что идет к
стенке. Его сейчас не убедишь. Упрямый. Подождем возвращения на Землю.
     Я  подошел  к  поворотному  устройству,  чтобы  закрыть  крышкой  пульт
управления, Ох! Что профессор наделал! Он  повернул иразер на двадцать шесть
градусов. Куда нас занесло? Я отдернул шторку.
     Мы находились в межгалактическом пространстве.
     Знаменитая туманность Андромеды, эта гигантская звездная система, почти
точная копия нашей галактики лишь в полтора раза превышающая ее по размерам,
висела перед  нами. С противоположной  стороны светилась наша родная,  милая
сердцу  галактика. Где-то там  на ее окраинах в одной из  спиральных  ветвей
светит  Солнце, неприметная  рядовая  звездочка, там  плывет  Земля,  бурлит
жизнь.  Сколько прошло лет? Каких  вершин знаний достиг человек? Как там наш
дорогой Ужжаз?
     Рядом с галактикой застыли Магеллановы облака.
     Глаз  видит   меньше   звезд   на   небе   Земли,   чем   галактик   из
межгалактического пространства. Их бесчисленное множество.
     И  тут на нас напала  тоска мучительная, ноющая,  безудержная тоска  по
Земле. Она тянула к себе и звала. Было выше человеческих сил не откликнуться
на ее зов. Только отсюда и чувствуешь глубину и бесконечность пространства.
     Познав  глубину  мироздания,  мозг  бунтует и твердит  одно: на  Землю,
домой. Вот она  -  космическая  психология!  А  я  ей  уделял  меньше  всего
внимания.
     Нам так или иначе нужно было лететь в туманность Андромеды
     Межгалактический  перелет  -  занятие  скучное и однообразное. Стоит ли
говорить, что мы перешли  в первый временной пояс  и только этим спаслись от
психического  расстройства. Тоска по Земле  была  гак  велика, что заглушила
интерес  к  чужой  галактике.   У  самой  крайней   звезды  была  обнаружена
единственная  планета,  покрытая  километровым слоем  льда Мы  не раздумывая
опустились на нее  и сразу же,  облачившись в скафандры, не обращая внимания
на  какие-то  блуждающие  тени, очертя голову бросились устанавливать иразер
Скорей, скорей!  На этой планете мы  не  бездействовали ни  одной секунды и,
даже  не отдохнув, стартовали  обратно. А профессор так и стоял  с  поднятой
ногой в центре кабины Он все еще шагал к стенке.
     В сотнях  парсек от Андромеды я  включил поворотное устройство иразера.
Мы  не заметили, как  вторглись в окраины своей  галактики Теперь нужно было
быть особенно  внимательными  Я нацелился  на  третью  спиральную ветвь, где
находилось Солнце И вот, наконец, до него осталось каких-то двести миллионов
километров.
     Земля  приближается.  Мы  различаем перевернутые,  клочковатые  контуры
материков.  Отметив  про  себя,  что  над  нами  восточная  часть  побережья
Средиземного моря, я  стравил нуль-пространство. От  волнения сердце  бешено
гнало  кровь.  Сколько  лет  прошло. Наш  счетчик времени  стал  беспричинно
барахлить,  показывая  самые  несуразные цифровые значения. Внизу  безводная
каменистая пустыня, переходящая в скалистые отроги гор. В западной части она
обрывалась гладью синего  моря. Никаких следов  цивилизации. Никаких  следов
деятельности человека.
     Едва  приземлившись на покатое с россыпями базальта плато, мы с горячей
поспешностью отвинтили люк и буквально вылетели из кабины.
     - Добрались-таки! - ликовал, пританцовывая Квинт. Он обнял меня и давай
трясти.  Сцепившись,  мы  повалились на  землю и  весело,  как  дети  малые,
принялись барахтаться.
     -  Ну вот,  -  отдышался  Квинт. - Дома. Не пойму,  это заповедник? Эй!
Люди!! Челове-е-ек!
     - Заповедник  в  пустыне, -  размышлял я. -  Зачем? Непонятно. Нет, тут
что-то не  то,  что-то  не так.  Сердце мое беспокойно  заныло. Нет  худшего
состояния, чем неизвестность.
     Солнце клонилось к закату, но жгло немилосердно. Я предложил взобраться
на одиноко торчащую к востоку от нас скалу.
     -  Для  лучшего обозрения,  -  догадался Квинт и, вприпрыжку подбежав к
скале, как заправский альпинист, ловко вскарабкался на отполированную ветром
округлую вершину
     - Вижу людей, - оповестил он  -  Всадники  на  верблюдах. Движутся, как
неживые.  "Что за ерунда, -  подумал я. - Уж  не мираж ли видит Квинт". Нет,
действительно,  это  были  верблюды. Никак  не  ожидал я  через  тысячелетия
встретить на Земле кочевников-бедуинов. А это, без сомнения, были они.
     - Похоже, идет репетиция к съемкам фильма, - предположил Квинт
     - Какая  там репетиция,  -  не согласился я. - Перед нами сама жизнь Но
почему она не изменилась?
     - Бежим узнаем, Фил. Они останавливаются  на ночлег, усталые, голодные.
В этих широтах ночь наступает быстро, и  уже сумерки окутали  пустыню, когда
мы  приблизились к  путникам. Но поговорить с ними не пришлось.  Едва увидев
нас, эти кочевники,  -  а  их было шесть  человек  - испуганно  вскочили  на
верблюдов и никакие наши окрики не могли их остановить.
     -  Вот  шальные! - с досады,  но не зло, бросил им  вдогонку  Квинт.  -
Бестолковые! Бестолко-о-вы-е!
     Мы вернулись к кабине. Профессор продолжал шагать к станке. Мы не стали
пока тревожить его.
     Неужели за тысячелетия жизнь на земле не  изменилась? Я лежал, думал и,
разглядывая чистое небо, вдруг громко хмыкнул А созвездия. Они почти  те же,
что  во время  нашего  отлета. А ведь за сотни веков они  должны неузнаваемо
исказиться. Эта загадка не давала мне покоя.
     - Не спится? - сочувственно  спросил  Квинт. - Меня  тоже что-то сон не
берет. Надо связаться с Ужжазом. Разбудить его.
     Я не  ответил. Ох, что-то тут кроется! Скверно  я провел первую ночь на
земле.  Ворочался, впадал в полузабытье, видел отрывочные нелепые сны. Но  к
Ужжазу пока обращаться не решался.
     После  завтрака   мы  определили  точные   координаты  нашей   стоянки.
Сверившись по карте, узнали, что  в  пятнадцати  километрах к югу  находится
Иерусалим.
     Мы не стали  ждать,  когда на нас наткнутся люди. Мы сами пошли  к ним,
взяв направление  на  Иерусалим. Протопали  треть пути  и никаких  признаков
жизни, лишь  юркие  ящерицы изредка выскакивали из-под ног. Не чувствовалось
приближения большого города.
     Неожиданно Квинт остановился, покрутил  головой и  поднял  указательный
палец кверху:
     - Слышу звуки. Шум и звон. Топот. Прислушался и я. В наступившей тишине
ухо уловило слабый гул, доносившийся из-за скалистого гребня, вдоль которого
мы шли.
     Взобравшись на  гребень,  мы  опешили.  По  степи  двигалось  несколько
людских потоков. Все они направлялись в одну сторону - к Иерусалиму.
     - Ой-е-е-ей! - протянул Квинт. - Откуда их столько?
     Он хотел ринуться им навстречу, но я его остановил.
     - Не торопись. Подождем. Встанем-ка за этот выступ.
     - Встанем, Фил. Встанем, но посмотри гуда. Циркачи какие-то скачут.
     Я повернул  голову.  Метрах  в  тридцати от нас к головной  колонне  на
лошадях тяжело  мчались  с  десяток самых настоящих  рыцарей. Длинные  мечи,
копья, выгнутые  треугольные щиты,  блестящие  шлемы  с  откинутыми сетками,
сверкающие  панцири,  наколенники. И  у всех на  плечах  короткие  накидки с
белыми  крестами.   Ну,  настоящие  крестоносцы.  Мы   молча   проводили  их
недоуменными   взглядами,   пока   они  не   слились  с  колонной.   Шествие
приближалось.
     В передних рядах ехали величественные рыцари. За каждым из них следовал
оруженосец.  Пешие воины в  кольчугах  с  тяжелыми  секирами шли нестройными
рядами.  Вслед за ними  разношерстной толпой двигались крестьяне в шерстяных
колпаках, из-под которых выбивались космы  нечесаных волос, в кафтанах или в
длинных  перехваченных кушаками  рубахах.  Катились обозы.  Ревели,  мычали,
ржали лошади, ослы,  быки. Мелькали даже черные сутаны священников и клобуки
монахов. Неслась  вперемежку  немецкая, французская, итальянская речь.  Один
священник отчетливо сиплым голосом протянул:
     -  Вассалы желают  встать  на  стезю  господню и покарать нечестивцев в
священном граде.
     Меня  едва  не  хватил   удар,  когда  вдруг  я  понял,  что  мы  самым
непостижимым  образом перенеслись  в  прошлое. Я знал, что  это  невозможно,
абсурд,  но  против фактов  разве пойдешь? Мы  очевидцы  первого  крестового
похода. На Земле 1099 год. Раннее средневековье. Наши прабабушки еще на свет
не появились, а мы, пожалуйста, есть. Невероятно!
     Квинт не очень удивился:  привык кочевать из одной  эпохи в  другую. Он
только поинтересовался:
     - Кто же тогда родил тебя, Фил?
     - Мама, кто же еще?
     - Как же она могла родить, если сама еще не родилась?
     -  Не знаю, - честно признался я. - Скажу лишь  одно: при сверхсветовой
скорости время течет в обратном  направлении. Минус время. Но каким образом,
этого  я  сейчас  сказать  не   могу.  Какая  связь   между  антивременем  и
сверхсветовой скоростью? Не знаю. Сами того не подозревая, мы сделали важное
открытие, вот только объяснить его пока не можем.
     - Да, для XI века это неплохое открытие, - серьезно заметил Квинт.
     - Несомненно, мои отец и мать еще родятся, - сказал я.
     - И опять родят тебя? - удивился Квинт. Я пожал плечами.
     - Выходит так. Да не выходит, а точно. Это неизбежно.
     - А цела ли наша самоуправляющаяся машина?- спросил Квинт.  - На полюсе
которая?
     - Очевидно нет. В XI веке ее не может быть.
     - Но мы же на ней ездили.
     - Ничего не значит. Была  бы  она с нами в полете, она была бы и сейчас
здесь. А так машина еще не создана.
     -  Создана и не создана. Чертовщина какая! И  клопы с мухами  на  Земле
есть?
     - Разумеется. Ведь мы их выбросим в космос только через девятьсот лет.
     - Да мы же их уже  вышвырнули! -  вскричал  Квинт. -  Весь мир  знает о
клопомухе.
     - Ах, надоел ты мне!
     - Последний вопрос.
     - Ну?
     - Нас могут убить?
     - Свободно. И спрашивать не будут. Мы такие же люди, как и все.
     - Тогда кто меня будет оживлять?
     - Сказано же было, что меня еще родят.
     - А... Ну если так, тогда ничего. Значит, я нахожусь в двух состояниях:
живом и мертвом. А не могли бы мы сейчас найти мою мумию и оживить?
     - Нет, - коротко отрезал  я, отмахнувшись,  от какой-то мухи. Мухи?  Да
это же не муха. Это кремняк с Амяка Сириуса. Да не один.
     - Ты закрыл склянку с насекомыми? - спросил я.
     - Закрыл. А они здесь. Изучают нас. Ах, вы...
     -  Тише,  тише,  не  кричи.  Плохо  закрыл.  Кремняки  не  мешали  нам.
Потрескивая, они летали на разных высотах в радиусе пяти метров вокруг нас.
     Между тем мимо проходили последние разрозненные кучки крестьян. Один из
них стопроцентный юродивый, вдруг сморщившись, схватился за живот и бросился
в нашу сторону. Квинт чертыхнулся, попятился и столкнул несколько  камешков,
которые с шумом покатились по склону. Юродивый  остановился,  прислушался, и
как раз в этот момент Квинт, принявший  неустойчивое положение,  качнулся  и
неминуемо должен был свалиться по  крутому откосу вниз. Я бросился на помощь
и задел огромный булыжник. Квинта я удержал, но булыжник подкатился  к ногам
юродивого. Он испустил  гортанный  крик и проворно  вскочил на серый выступ,
потом на другой. Нам некуда было прятаться. Он увидел нас.
     - Ну-у, - кивнул ему Квинт, - здравствуй! Что, животик болит? Объелся?
     А юродивый, видимо, приняв  нас за лазутчиков,  поднял крик. Нас в  два
счета  скрутили,  и  не  успели  мы  опомниться,  как  стояли  перед  весьма
благородным  рыцарем.  Его доспехи, осанка,  почтение, с  каким относились к
нему окружающие,  - все  говорило о том,  что  он возглавляет этот  поход. Я
засмотрелся  на его легкий,  отделанный  серебром  шлем  с  гребнем  в  виде
дракона, раскрывшего пасть.
     Кремняки  продолжали  кружиться  над  нами.  На  них никто  не  обращал
внимания.
     Рыцарь пытливо рассмотрел нас и спросил на старом немецком языке:
     - Кто вы? И кто вас послал?
     - Мы мирные путешественники, - ответил я.
     -   Несравненный,  доблестный   Годфруа!   -   зачастил   юродивый.   -
Путешественники за камнями не прячутся.
     Стоявший рядом с Годфруа рыцарь с полинявшим страусовым пером взялся за
рукоять меча и свирепо посмотрел на Квинта.
     -  У  тебя  подозрительный  вид.  Все  окрестные  колодцы преднамеренно
отравлены. Это сделал ты? Отвечай, поганый!
     - Не повышайте на  меня голос,  - сказал  ему Квинт. -  Я все  равно не
понимаю вас. А руки прошу развязать.
     Рыцарь наполовину вытащил  из  ножен меч и  подошел, вплотную к Квинту.
Годфруа остановил его движением руки.
     - Если вы путешественники, то где ваше снаряжение и припасы? Я,  вассал
германского императора, спрашиваю вас.
     - Мы обходимся без этого.
     - Значит, вы посланы. Где находится вода?
     - Не знаем.
     - Сколько войск у Иерусалима?
     - Не знаем.
     - Оба  будете казнены.  Рыцарь  с  пером напыжился  и  радостно  кивнул
головой в знак согласия. Юродивый взвизгнул и убежал. Годфруа подал какой-то
знак двум крестоносцам в красных плащах и, не  глядя на нас, тронул  лошадь.
Остальное   произошло  быстро.   Не  успел  я  еще  как   следует  осмыслить
произнесенную фразу, как над Квинтом взметнулась секира,  и он с раскроенным
черепом, без  стона рухнул на горячие камни. И в тот же  миг я  увидел перед
собой красный плащ  и  занесенную секиру.  Это конец! Я инстинктивно сжался,
зажмурился и  в последнее мгновение вспомнил, что меня еще  родят, что мумия
Квинта уже  готова, что  я  его  все  равно  оживлю. Но  конец почему-то  не
наступал. Я приоткрыл один глаз.  Второй от удивления  открылся сам.  Секира
неподвижно  висела в нескольких сантиметрах над  моей головой. Крестоносец с
напрягшимися  мускулами, искаженным лицом, вложивший  всю свою  силу в удар,
словно  застыл.  Он  не шевелился.  Казалось, что  это  не  живой человек, а
статуя.  Лишь  глаза безумные,  расширенные от  ужаса, говорили  о том,  что
человек жив и замер не по своей воле.
     Над застывшим крестоносцем кружилось  с десяток  кремняков. Значит, это
они спасли мне жизнь. Больше некому. Сам по себе крестоносец не одеревенеет.
Когда Квинт рухнул  на горячие  камни,  кремняки  зарегистрировали, что одна
саморегулирующаяся биологическая система вывела из  строя другую. Разрушения
второй системы  в моем  лице они не допустили и,  создав вокруг  агрессивной
протоплазмы   какое-то   силовое  поле,  образно   выражаясь,   парализовали
крестоносца, лишив его всякой возможности двигаться.
     Я поспешно вскочил из-под занесенной секиры. Кто знает, как долго будет
держаться  силовое поле. Рыцарь с  полинявшим  страусовым пером подскочил  к
застывшему крестоносцу и злобно закричал:
     - Рикассо! Исполняй. Ты не оглох?  Он тряхнул крестоносца за плечо. Тот
качнулся, но не издал ни звука. Я попятился назад.
     -  Стой, язычник поганый! - крикнул рыцарь и,  вытаскивая из ножен меч,
бросился на  меня.  Он не успел  взмахнуть мечом: кремняки надежно оберегали
систему от разрушения. Рыцарю была  предоставлена возможность только вращать
глазами.  Второй  крестоносец  растерялся  и забыл  про меня. Годфруа  и его
сопровождающие  ехали  на  лошадях  не оборачиваясь, юродивый убежал далеко.
Состроив глупую мину, я непринужденно подошел  к толпе крестьян, распевавших
гимн и не глядевших по  сторонам. Смешавшись с ними, я чуть поотстал, потом,
схватившись за  живот,  перебрался  через  гребень  и  развил  стремительную
скорость.
     Вот и возвратились на Землю!
     В кабине я отдышался.  В тот же вечер, вооружившись лучеметом, я сделал
вылазку к месту происшествия, чтобы по-человечески похоронить Квинта. Но там
ничего не обнаружил. Крестоносцы не могли забрать тело Квинта с собой. И тем
не менее его не  было. Я обшарил большую площадь и все бесполезно. Кремняков
тоже не было.
     Печальный, я побрел к кабине.
     Нужно возвращаться в свой век.
     Я  разобрал  счетчик  времени  и  универсальные   часы  -  виновник  их
неисправности сверхсветовая скорость - и засел за ремонт. Памятуя, что шутки
со  временем плохи, я с особой тщательностью  перепроверял работу  приборов.
Энергии   в   аккумуляторах,  питающих  блоки   гравитопреобразователя   для
перемещения кабины над планетой, осталось на один перелет. Поэтому я не стал
искать другого пристанища. Место здесь плохое, для жизни малопригодное. Вряд
ли здесь произойдут какие-нибудь исторические  события.  Я уселся в  третьем
временном поясе и включил приборы.

        "ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ"

     Последняя.

     Все. Можно  выходить.  Часы не должны подвести. Никто и ничто на кабину
за пролетевшие столетия не наткнулось.
     Картина вокруг  оставалась прежней. Все  та  же  безводная, с россыпями
базальта,  каменная пустыня. Судя по положению солнца, был полдень. Я открыл
люк. Где-то на востоке слышался слабый  гул.  Я поднял голову. Высоко-высоко
летел самолет, за ним тянулся длинный шлейф.
     Какое же сегодня число? Насчет года я не сомневался. Да, ведь  в момент
нашего   возвращения   аппарат   пробуждения   в  батискафе   Ужжаза  должен
автоматически включиться и вывести его из  состояния анабиоза. Нет, связи не
будет: контакт кабины с Землей  был  в средневековье.  Как же узнать  число?
Поскольку  я  срываюсь всегда  на самом  простом и  доступном, я  попробовал
думать  на  низшем  уровне. Оказывается, неплохой  способ:  сразу вспомнил о
транзисторе.  Покрутив  ручку  настройки,  я  скоро   поймал  нужную  волну.
Передавали  сводку  погоды: "...сегодня  умеренная  облачность, без осадков.
Ветер умеренный.  Температура  25-30  градусов  тепла.  Завтра, 16 сентября,
ожидается..."  Погода  на  завтра  меня  не  интересовала.  Значит,  сегодня
пятнадцатое число, день  нашего отлета. Примерно в  это  время мы  провожали
Ужжаза  к  карстовым  пещерам.  А что сейчас происходит в  моем  городе? Все
повторяется?  Мать  меня,  кон