ано верно. Соображают... А везут наверняка в отдельный зал. Для подробной беседы и досмотра..."
     Лаврова мысль о досмотре почти не взволновала. Ничего особенно при нем не было. Вернее, почти ничего... В сумке поверх вещей лежал фотоаппарат. Обычная "мыльница". Полный примитив, разве что с автоматической перемоткой. Владимир сунул руку в сумку и, нащупав аппарат, нажал кнопку. Пленка была всего на двенадцать кадров и смоталась быстро. Лавров, так же на ощупь, открыл фотокамеру и вынул пластиковый цилиндрик. Эту пленку следовало сохранить во что бы то ни стало. Чутье репортера подсказывало Владимиру, что правду об этом освобождении никто не расскажет. А раз так, на пяти кадрах уникального фоторепортажа о немыслимом бое и его последствиях можно будет заработать неплохой капитал. И даже очень неплохой капитал. Надо только придумать, как сохранить пленку.
     Автобус остановился вплотную к дверям зала для приема особо важных персон, и сопровождающий пассажиров человек в штатском предложил всем по одному пройти в терминал. Лавров взглянул в окно и увидел, что со стороны зала прилета идут какие-то энергичные люди. Судя по каменным лицам, намерения у них были также самые решительные. Надвигался явный скандал. Будет он долгим или угаснет после первого же выпада-ответа, Владимир гадать не стал. Он вне очереди протиснулся к дверям и вышел из автобуса.
     - Всем оставаться на месте! - крикнул один из приближающихся людей.
     - Не задерживайтесь, проходите в помещение, - негромко приказал сопровождающий непосредственно Лаврову.
     - Стоять, я сказал! - рявкнул все тот же "штатский".
     Владимир сделал вид, что колеблется, и шагнул в сторону, к двери в общий зал вылета. От "вип" - выхода ее отделял всего один трехметровый стеклянный пролет. Все внимание подошедших людей было сосредоточено на конвоире и выбравшемся ему на подмогу водителе автобуса. Лаврову удалось незаметно отойти и подергать дверь. То ли по случайности, то ли в связи с экстренной ситуацией она была не заперта. Владимир обернулся. Дежурная в синей униформе, с зонтиком в одной руке и приемопередатчиком в другой оживленно беседовала с милиционером. Непосредственно возле тамбура расположились скучающие пассажиры задержанных рейсов. Трое из них стояли совсем близко, украдкой смоля сигареты и выпуская дым в открытую внутреннюю дверь тамбура. Лавров немного приоткрыл наружную створку и осторожно протиснулся в щель. Ближайший курильщик в почти такой же, как у Лаврова, темно-зеленой куртке стоял буквально в шаге, но смотрел внутрь зала вылета, на экран телевизора. Там показывали прямой репортаж об освобождении заложников. Журналистов на поле не пускали, и репортаж они вели из-за забора, но их позиция все равно была лучше, чем у пассажиров, запертых в зале вылета. Его окна и стеклянные двери выходили на другой участок поля, а выглянуть из тамбура пассажирам, видимо, не позволяла внутренняя Дисциплина. Или присутствие в зале милиционеров. Да и дождь лил так, что ничего не разглядеть... А о том, что к соседнему залу подрулил автобус с первой партией освобожденных, они не догадывались.
     Владимир осторожно прикрыл за собой дверь и украдкой взглянул на весьма напряженно беседующих мужчин у автобуса. Как назло, именно в эту минуту налетел порыв ветра, и дверь за Лавровым предательски хлопнула, задребезжав всеми стеклами и алюминиевыми уголками. Реакция конвоиров и людей, с ними спорящих, была быстрой и на удивление единодушной. Они прошли в тамбур и прижали Владимира к внутренним дверям. Лаврову ничего не оставалось, как сунуть кассету куда-то в складки одежды ближайшего курильщика.
     - Пройдите, пожалуйста, в соседний зал, - крепко взяв Лаврова под локоть, предложил сопровождающий.
     - Да все в порядке, - Владимир слабо улыбнулся. - Я на такси и домой...
     - Вы живете в этом городе? - удивился один из людей в штатском.
     - Нет, - Лавров понял, что сболтнул глупость, и покраснел.
     - У вас эмоциональный шок. Наши специалисты окажут вам помощь, - конвоир настойчиво тянул его на свежий воздух. - Пройдемте...
     Владимир попытался высвободить руку, но мужчина держал крепко и не просто так, а особым образом - в миру это называлось болевым захватом. Лавров не стал проверять, насколько это больно, и покорно поплелся в зал для "вип" - персон.
     - Ой, что тут... что такое? - запричитала подлетевшая дежурная.
     - Двери надо запирать, вот что, - буркнул один из мужчин и, обращаясь уже к конвоиру Лаврова, заявил:
     - Мы все равно получим разрешение, Буер! Твой Ивлев нам не указ!
     - Вот когда получите, тогда и приходите, - отрезал сопровождающий. - А если вам Ивлева мало, можете к Борису Михалычу обратиться. Он тоже тут.
     Лавров на всякий случай запомнил: "Буер, Ивлев, Борис Михалыч..." Люди, которые запросто "отшивают" сотрудников ФСБ. В том, что "скандалисты" - это сотрудники Конторы, Владимир не сомневался. За годы журналистской практики он сталкивался с ними не раз. Не с этими, конечно, но все они были похожи. Манерой держаться и уверенностью в собственной непогрешимости...

***

     Ивлев смотрел на небо и удивлялся. Там происходило что-то странное. Грозовой фронт словно кто-то разрезал по линейке. Причем точно по ветру и прямо над взлетной полосой. В ровный широкий просвет уже взлетели все задержанные рейсы. Таких необычных гроз старший оперативник не видел даже на востоке, во время командировок. А ведь его приезды только в этом году трижды совпадали с приходом тайфунов. Хотя в последнее время буквально все в природе происходило как-то не так. Буйствовали летние, "просроченные", наводнения, ни с того ни с сего просыпались вулканы и происходили обвалы в "старых", тысячелетиями спокойных горах. То и дело случались непонятные землетрясения в равнинных зонах и на островах у европейского побережья Атлантики. Осенние засухи в средних широтах душили народ дымом горящих торфяников, а участившиеся ураганы на Дальнем Востоке топили суда и рушили береговые сооружения. Южнее тоже бушевали тайфуны, экватор плавился от невиданной жары... Даже от Антарктиды откалывались гигантские айсберги, уносившие по круговому течению целые побережья ледяного континента...
     Впрочем, с ума сходила не только природа. Неладное творилось и с людьми. Куда ни кинь, полыхали костры локальных войн, которые в сумме тянули на скрытую, дискретную мировую. У руля повсюду стояли откровенные мерзавцы, а экономику строили и направляли в противоестественное русло настоящие пройдохи!
     Ивлев раздраженно сплюнул и, бросив окурок мимо урны, вернулся в зал, где с пассажирами работали психологи и следователи его группы. Ближе всех к выходу расположился Буер. Он с особым старанием и скрытым удовольствием "прессовал" несостоявшегося беглеца. Тот, правда, пока держался.
     - Ну, зачем же вы, Владимир Николаевич, нас обманываете? - Буер закрыл фотоаппарат.
     - Клянусь, в нем не было пленки! - Лавров перевел честнейший взгляд с Буера на его начальника.
     Прошло больше часа с начала морально-психологической обработки пассажиров и откровенного досмотра их личных вещей. Фотографа-любителя агенты Управления вычислили практически сразу. Фотоаппарат в сумке Владимира лежал на виду. Однако пока в зале не появился Ивлев, беседа между Буером и Лавровым шла простая и малосодержательная. Сотрудник САУ настаивал, что Владимир делал в самолете снимки, а тот все отрицал и требовал уважения своих гражданских прав. Ивлев "разрулил" ситуацию в одно мгновение. Он просто взглянул на фотоаппарат и продемонстрировал его состояние сначала Буеру, а затем и вспотевшему владельцу.
     - А это что? - Ивлев указал на защелку, открывающую шторки объектива и встроенной вспышки. - Батарейки посадить не боитесь? Да и оптику можно поцарапать.
     - Наверное, случайно... открылась, - уже не так уверенно пробормотал Лавров.
     - Где кассета?
     - Я не трогал камеру! Я хотел купить пленку по прилете!
     - Это он пытался сбежать? - словно бы опять проявляя завидную проницательность, уточнил Ивлев у Буера.
     - Он самый, - сотрудник враждебно взглянул на упрямого пассажира. - Никакой лояльности... одни понты...
     - Что? - удивился Владимир.
     Одеты эти люди были хорошо, для сотрудников секретных государственных органов даже чересчур. А вот речь начинала их выдавать. Слишком вольная. Кто были эти люди, запросто конфликтующие с чекистами, одетые, как бизнесмены средней руки, но выражающиеся, как бандитская шпана?
     - Что, что, - угрюмо буркнул Буер. - Препятствуете работе правоохранительных органов, гражданин.
     - А разрешите поинтересоваться, каких конкретно органов? - Лавров обращался больше к Ивлеву, чем к его подчиненному.
     - Специальное Агентурное Управление, - старший оперативник показал удостоверение гособразца.
     - Странно, раньше не слышал, - Владимир внимательно изучил "корочки". - Это взамен чего?
     - Это само по себе, - ответил Ивлев. - В дополнение ко всему.
     - Не многовато будет? ФСБ, милиция, служба охраны, полиция, минюст, спецназы всякие... Куда больше-то?
     - Вопрос не ко мне, - Ивлев, нависая, оперся о стол, за которым сидели Буер и Лавров. - Так, где пленка, Владимир Николаевич? Вы намерены предпринять действия, направленные на подрыв государственной безопасности? Тянет на измену Родине. Это знаете сколько лет строгого режима?
     - Не было никакой пленки, - Лавров нахмурился. - И вообще... ни слова больше не скажу без адвоката и внятного обвинения.
     - Надо же! - фыркнул Буер. - Насмотрелись амери-косовских фильмов и думают, у нас теперь то же самое. Демократы хреновы.
     - Буер, погуляй, - Ивлев уселся за стол. Буер еще раз фыркнул и отошел к группе сотрудников, тщательно роющихся в багаже.
     - Я требую адвоката! - предупредил Лавров.
     - Я хочу просто поговорить..
     - Нет смысла, - отрезал Владимир. - Либо вы соблюдаете закон, либо действуете, как террористы, и тогда нам тем более не о чем говорить.
     - Я готов соблюдать закон, но и вы будьте законопослушны, господин Лавров.
     - Я не совершал ничего противоправного, - Лавров сложил руки на груди. - Разговор окончен.
     - А если мы докажем, что вы были в сговоре с террористами и фотографировали по их заказу?
     - Вы рехнулись? - Владимир выкатил глаза, но быстро что-то сообразил и махнул рукой. - Все равно у вас нет пленки!
     - Мы ее найдем, - заверил Ивлев. - Но если это произойдет без вашей помощи, ждите обвинения в пособничестве террористам.
     - Пленка ничего не доказывает, - хладнокровно парировал Лавров. (Но чего ему стоило это хладнокровие!)
     - А если мы подкрепим улику признательными показаниями?
     - Моими? - Владимир усмехнулся. - Я ни в чем не признаюсь.
     - А показания свидетелей?
     - Любой пассажир скажет, что я не имел с бандитами никаких контактов!
     - А я уверен, что трое или четверо скажут обратное.
     - Бред! - выдержка Лаврову наконец изменила. - Это... наглое давление! Вы ведете себя, как... как... душегуб из сталинского НКВД! Вы меня не запугаете!
     - Подумайте, Лавров, - продолжил наседать Ивлев. - Вспомните запечатленные вами кадры. Кто дал террористам отпор? Кто были эти бесстрашные и сильные агенты? Голливудские громилы?
     - Нет, - Владимир зажмурился.
     Ему не хотелось вспоминать увиденные во вспышках картины. Слишком тяжело было поверить в такую жуть. Милая стюардесса и лежащий у ее ног бородатый бандит, вспоротый от пояса до горла собственным кинжалом. Или второй пилот, на первый взгляд - примерный работяга и отец семейства, а рядом обезглавленный труп террориста, который застрелил стюарда, когда спецназ хотел пойти на штурм. И тот совсем юный, но крепкий парнишка в спортивном костюме с логотипом национальной сборной, который одним движением свернул голову третьему бандиту и превратил в месиво голову четвертого, используя в качестве биты обычный двухлитровый огнетушитель... Кто и как расправился с пятым, Лавров не видел, но подозревал, что и тому выпало умереть страшно и бесславно.
     - Вспомнили? А теперь скажите, неужели вы действительно думаете, что мы не заставим вас признаться? Или не найдем пару-тройку лжесвидетелей?
     - Вы... изверги... - Лавров стиснул зубы и помотал головой. - Вам это с рук не сойдет... Такие эксперименты, это... дикость!
     - Какие эксперименты? - Ивлев откинулся на спинку стула и дружелюбно улыбнулся. - Где пленка, Владимир Николаевич?
     - Я сунул ее в карман мужчине, который курил в тамбуре зала вылета.
     - Ой, как скверно, - искренне огорчился Ивлев, глядя на часы. - Буер!
     - Я, - сотрудник мгновенно подлетел к столу.
     - Срочно выясни, какие рейсы отправились в последние полчаса.
     - Все задержанные, - вместо Буера ответил вошедший в зал Борис. - Что, Ивлев, снова облажался?
     - Я тут допросил...
     - Я слышал вашу беседу, - оборвал его Борис. - Допрашивал ты нормально, вот только надо было сначала мозгами пошевелить. Куда мог подевать кассету наш правдолюб, кроме как выбросить или сунуть кому-то в карман? А с кем и когда он встречался по пути от самолета в этот вонючий зал? Только с вылетающими пассажирами в момент его неудачной попытки к бегству... С кем приходится работать!
     Он с фальшивым пафосом всплеснул руками и склонился над Лавровым.
     - Тебя, урод, я лично придушу... как только придет время.
     - Я попросил бы... - Владимир поднял на него смелый взгляд, но осекся.
     Борис смотрел, не мигая и абсолютно без эмоций. Словно мертвец. Или... на мертвеца. Осадив строптивого пассажира, Борис вернулся к Ивлеву.
     - Пять рейсов ушли один за другим. И все пассажиры этих рейсов толклись в зале вылета одной дружной компанией. Соображаешь, что это значит?
     - Придется встретить пять рейсов в городах прибытия и вычислить нужного мужчину по особым приметам, - не слишком уверенно ответил Ивлев.
     - Ага, по особым приметам, - Борис схватил подчиненного одной рукой за лацканы пиджака. - По каким, хотелось бы узнать?! По зеленой куртке и наличию вредной привычки? А если в городе прибытия будет плюс триддать в тени и куртку он снимет? И сигареты у него закончатся, а табачные киоски закроются на переучет!
     - Что же делать? - Ивлев нервно потер руки.
     - Встречать, - ехидно ответил Борис. - Больше нечего. Связывайся со всеми городами, объясняй координаторам, что к чему. Потерять эту пленку нам никак нельзя. Слишком уж откровенные на ней кадры.
     - А этого куда? - хмыкнул за плечом растерянного Ивлева Буер.
     - А этого в пионерский лагерь, на витаминотерапию, - жестко приказал Борис. - Пока не забудет все, что видел, будем лечить...
     - Вы не имеете права! - вскинулся Лавров.
     - Сидеть! - рявкнул Борис. - Будь ты нормальным пассажиром, все обошлось бы парой противошоковых доз. Вон, как у всех... - он кивнул в сторону прочих экс-заложников. Те сидели в креслах и мирно дремали. - Через пару часов они очнутся и полетят домой. Без неприятных воспоминаний, довольные и счастливые. А тебе придется задержаться и отнюдь не на два часа. И дозу ты примешь не одну и не две. Благодари свое любопытство и репортерскую жилку...
     - Это произвол! - уже глухо пробормотал Владимир.
     - К чему стремились, то и имеем, - Борис усмехнулся и развел руками. - Правовое общество и высокие технологии у него на службе... Буер, увести!
     ...Просвет в тучах сначала расширился, а затем, за какую-то четверть часа, на небе не осталось ни одного облачка...

3. ВОДА

     В животе на секунду образовалась пустота и заложило уши. Виктор открыл глаза и привычно взглянул на часы. Все верно. Самолет заходил на посадку. Обратный полет всегда продолжался на тридцать минут меньше. Почему воздушные трассы были проложены не по прямой, а по каким-то ломаным линиям, Шорников никогда не интересовался. Он просто принимал это как факт. Особенно после того, как узнал, что воздушное движение - это запутанная, с точки зрения обывателя, сеть маршрутов и высотных "эшелонов" и любое отклонение на триста метров по вертикали может привести к катастрофе. Насколько нужно уйти в сторону, чтобы врезаться в борт другого лайнера, посреди, казалось бы, безбрежного неба, он точно не знал, но подозревал, что тоже ненамного. А потому - ломаные, значит, ломаные. Пусть летят, как положено. А сожалеть о лишних тридцати минутах полета - глупо. Раньше, в поездах с паровыми локомотивами, люди тратили на такой путь неделю. А еще раньше - полгода. Когда ездили на гужевом транспорте, от "ямы" к "яме".
     "Ямщик, не гони... - Виктор потянулся и заглянул через плечо соседа в иллюминатор, - успеем..."
     Облаков внизу не было. Как, впрочем, и вверху. Над приморьем стояла чудесная летняя погода. Виктор вспомнил взлет. Было, честно говоря, жутковато. Особенно когда, стараясь проскочить между грозовыми фронтами, самолет взмыл, словно ракета, под каким-то рискованным углом. В пилотаже пассажирских лайнеров Шорников разбирался еще слабее, чем в особенностях построения воздушных коридоров, но даже непосвященному было понятно, что пилоты рисковали. Ну да эти переживания остались позади. Так же, как легкий душок страха, которым был пропитан аэропорт. Там, в зале вылета, все прекрасно понимали, что новый захват ни одному из пяти отправляющихся бортов не грозит, но избавиться от нервозности никто не мог. Сейчас нервы успокоились, а безоблачная синева и яркое солнце помогли забыть о пережитом волнении. Теперь события дождливого утра воспринимались как немного необычная тема для обсуждения со знакомыми. Да и необычная лишь потому, что Виктору довелось побывать почти на месте происшествия.
     Уши снова заложило, и Шорников сглотнул. Снижался самолет медленнее, чем взлетал, но от перепада давления все равно было никуда не деться. Виктор оторвался от созерцания далекого моря и откинулся на спинку.
     - Стихия, - вдруг заявил сосед. - Непонятная и неукротимая.
     Виктор покосился на попутчика и вежливо кивнул. Сосед выглядел как типичный современный пассажир, путешествующий за чужой счет. Пользоваться услугами авиафирм - удовольствие не из дешевых, и на рейсах давно уже не встретить теток с кошелками или людей невысокого достатка. А если таковые и встречались, это были какие-нибудь специалисты, случайно вырвавшиеся на съезд или симпозиум с подачи спонсоров или администрации предприятий. Попутчик был явно из этой категории. "Наверное, какой-нибудь доцент или служащий". Виктор ориентировался на возраст, лицо и костюм. Возраст был предпенсионный, лицо интеллигентное и не такое сосредоточенное, как у типичного бизнесмена, а костюмчик аховый. Не старый, но старомодный. И стригся "дедуля" наверняка у собственной "бабули", на кухне, а не в парикмахерской, и носил очки модные в прошлом веке. Причем не в конце века, а где-то годах в восьмидесятых.
     - Две, - Шорников указал глазами на небо.
     Развивать тему он не собирался. Просто ответил. Теперь, когда до посадки оставались считаные минуты, это не грозило длинной занудливой беседой и шапочным знакомством.
     - Тогда уж три, - попутчик улыбнулся и указал тонким пальцем на солнечный диск.
     - Огонь? - Виктор понимающе кивнул и, как бы закругляя беседу, принялся искать под сиденьем второй конец привязного ремня.
     - Свет! - неожиданно воодушевился сосед.
     - Ну да, - Шорников щелкнул пряжкой. - Огонь - свет...
     - Нет, - попутчик расплылся в снисходительной улыбке и покачат головой. - Не "огонь-свет", а просто свет. Мы сейчас видим три из двенадцати стихий. Хотя, отчасти, видим и огонь. Ведь Солнце - это бушующий огненный шар. Просто он настолько далеко, что уверенно сказать "я вижу огонь" нельзя.
     - Двенадцать? - Виктор усмехнулся. В своей жизни попутешествовал он немало и наслушался от случайных попутчиков еще не такой белиберды. Опыт подсказывал, что разумнее всего сейчас согласиться и спокойно продремать до посадки. Но Шорников почему-то не удержался. - Я всегда считал, что их четыре: воздух, земля, вода и огонь.
     - Это вам так внушали, - возразил старичок. - Потому что так удобно. Избыток идолов приводит к путанице. А вот если все