нно  для  них,
медленно направился к дому.
   - Ну,- спросил Макиэн,- верите теперь в молитву? Я молился об ангеле.
   - Простите, не понял,- отвечал Тернбулл.
   - Час назад,- объяснил Макиэн,- я ощутил, что бес размягчает мое  сердце,
и попросил Бога, чтобы Он послал мне на помощь ангела. И пожалуйста...
   - Я не думал, что они такие противные,- сказал Тернбулл.
   - Бесы знают Писание,- отвечал мистик.- Почему бы ангелу не показать  нам
бездну неправды, когда мы стояли на ее краю? Если бы он не остановил нас,  я
бы сам мог остановиться.
   - Да, я тоже,- сказал Тернбулл.
   - Но он пришел,- продолжал Макиэн,- и душа моя сказала: "Не борись - и ты
станешь таким. Откажись от ответов и догм - и вот кем ты будешь. Ты  решишь,
что бить человека нельзя не потому, что это его унижает, а потому,  что  ему
больно. Ты решишь, что нельзя убивать потому, что это грубо,  а  не  потому,
что несправедливо". Час тому назад я почти  любил  вас,  оскорбившего  Божью
Матерь. Но теперь бойтесь меня. Я слышал, как он говорил "любовь", и  понял,
что он имеет в виду. Защищайтесь!
   Шпаги скрестились и почти сразу застыли в воздухе.
   - Что там такое? - спросил Макиэн.
   - Он обдумал все это,- отвечал Тернбулл.- Полиция уже близко.


   Глава VI

   ЕЩЕ ОДИН МЫСЛИТЕЛЬ

   Между зелеными  изгородями  Хертфордшира,  как  по  туннелю,  бежали  два
шотландца. Двигались они не слишком быстро, а  размеренно,  словно  маятник.
Прилив заката захлестнул уступы холмов, окошки  в  селеньях  вспыхнули  алым
светом, но дорога вилась по долине, и ее покрывала  тень.  Бежавшим  по  ней
казалось, как часто бывает в этой местности, что они движутся  по  извилинам
лабиринта.
   Хотя бег их не был быстрым,  они  устали,  лица  у  них  вспотели,  глаза
расширились. Вид их никак не вязался с мирным пейзажем,  словно  это  -  два
беглых безумца. Быть может, так оно и было.
   Наконец один из них произнес
   - Мы бежим быстрее полиции. Почему у  вас  так  раскармливают  служителей
порядка?
   - Не знаю,- отвечал Тернбулл,- но из-за нас они похудеют. Когда  они  нас
поймают, они будут...
   - Они нас не поймают,- перебил его Макиэн.- Если только... Послушайте!
   Тернбулл прислушался и услышал далекий цокот копыт.
   - Жаль, что мы отпустили  кэб,-  сказал  он.-  Конная  полиция,  подумать
только! Словно мы - опасные, мятежники.
   - Кто же мы еще? - спокойно спросил Макиэн и тем же тоном спросил: -  Что
будем делать?
   - Надо  бы  где-нибудь  спрятаться,  пока  они  проскачут  мимо,-  сказал
Тернбулл.- У полиции много недостатков, одно хорошо -  она  плохо  работает.
Скорей, вот сюда!
   Он кинулся вверх по склону, прямо в  алое  небо,  и  проломил  с  разбегу
черную изгородь. Голова его пришлась выше  нее,  и  рыжие  волосы  вспыхнули
ослепительным пламенем, а сердце  бежавшего  за  ним  преисполнилось  не  то
пламенной любовью, не то пламенной ненавистью.
   Он ощутил, что все это значимо, словно эпос;  что  люди  взлетают  сейчас
куда-то ввысь, где царят любовь, честь и ярость. Когда  он  сам  добежал  до
верху, ему казалось, что его несут крылья.
   Легенды, которые он слышал в детстве или читал в юности, припомнились ему
во всей их царственной красе. Он подумал о тех, кто любил  друг  друга  -  и
вступал в поединок; о тех, кто, решив поединком спор,  становились  близкими
друзьями. Теперь он был одним из  них,  и  алое  море  заката  казалось  ему
священной кровью, которой истекает самое сердце мира.
   Тернбулл не  вспоминал  ни  о  каких  легендах.  Но  даже  с  ним  что-то
случилось, пусть на мгновение, ибо голос его стал слишком спокоен.
   - Видите там что-то вроде беседки? - спросил он.- Бежим туда!
   Выпутавшись из переплетения ветвей, он побежал  по  темному  треугольнику
огорода к какому-то легкому строению.
   - С дороги ее не видно,- сказал он, входя в серый  деревянный  домик,-  и
ночевать тут можно.
   - Я должен сказать вам...- начал Макиэн, но Тернбулл перебил его: "Тихо!"
   Цокот копыт стал громче. По долине пронеслась конная полиция.
   - Я должен сказать вам,- повторил  Макиэн,-  что  вы  истинный  вождь,  и
большая честь для меня - идти за вами.
   Тернбулл не отвечал и произнес нескоро: "Надо нам поесть перед сном".
   Когда  последние  звуки  погони  замерли  вдали,  Тернбулл  уже  разложил
припасы. Он поставил на подоконник рыбные консервы, вино - на  пол;  но  тут
кто-то трижды постучал в тонкую дверцу.
   - Что за черт? - сказал Тернбулл, открывавший консервы.
   - Быть может, это Бог,- сказал Макиэн.
   Звук был нелепый, как будто в дверцу не стучались, а хотели  проделать  в
ней дыру. Тернбулл пошел открывать,  схватив  для  чего-то  шпагу,  и  сразу
увидел бамбуковую трость. Он ударил по  ней,  конец  ее  сломался,  пришелец
отскочил назад.
   На золотом и алом  щите  неба  силуэт  его  был  нелепым  и  черным,  как
геральдическое   чудище.   Длинные    волосы    казались    рогами,    концы
галстука-бабочки - нелепыми крыльями.
   - Вы ошиблись, Макиэн,- сказал Тернбулл,- больше похоже на черта.
   - Кто вы такие? - вскрикнул незнакомец резким и тонким голосом.
   - И правда,- сказал Тернбулл, оглядываясь на Макиэна,- кто же мы такие?
   - Выходите! - крикнул незнакомец.
   - Пожалуйста,- ответил Тернбулл и вышел,  держа  в  руках  шпагу;  Макиэн
последовал за ним.
   Незнакомец оказался невысоким, даже маленьким, но не  таким  причудливым,
как на фоне заката. Рыжие волосы падали ему на плечи, словно у  какой-нибудь
девы со средневековой картины (или с картины прерафаэлитов),  но  лицо  было
грубым, как у обезьяны.
   - Что вы здесь делаете? - тонким и резким голосом спросил он.
   - А вы что здесь делаете? -  с  обычной  для  него  детской  серьезностью
спросил Макиэн.
   - Это мой сад! - крикнул незнакомец.
   - О! - простодушно сказал Макиэн.- Тогда простите нас.
   - Лучше расскажем все нашему хозяину,-  сказал  Тернбулл.  Понимаете,  мы
собирались закусить, но вообще мы собираемся драться.
   При этом слове человечек необычайно оживился.
   - Как? - закричал он.- Вы те самые люди, которые затеяли дуэль? Это вы  и
есть? Нет, это вы?
   - Да, это мы,- отвечал Макиэн.
   - Идемте ко мне! - воскликнул хозяин.-  Ужин  у  меня  получше,  чем  вот
это... А вино... Да идемте же, я вас и ждал!
   Даже невозмутимый Тернбулл немного удивился.
   - Простите, сэр...- начал он.
   - Борьба - моя страсть! - перебил его тщедушный хозяин.-  Ах,  сколько  я
гулял по этим мерзким лугам, ожидая борьбы, убийства и  крови!  Только  ради
них и стоит жить на свете, ха-ха!
   И он так сильно ударил по дереву тростью, что на коре осталась полоса.
   - Простите,- нерешительно спросил  Макиэн,-  простите,  вы  так  секли  и
дверь?
   - Да,- резко отвечал хозяин; Тернбулл хмыкнул.
   - Идемте же! - снова закричал человечек.- Нет,  боги  все  же  есть!  Они
услышали мои молитвы! Я угощу вас по-рыцарски, а потом увижу,  как  один  из
вас умрет!
   Он понесся сквозь  сумерки  по  извилистой  дорожке,  и  все  трое  скоро
очутились  перед  маленьким  красивым  коттеджем.  Коттедж  этот  ничем   не
отличался бы от соседних, если бы перед ним, среди левкоев и  бархатцев,  не
стоял божок с тихоокеанских островов. Сочетание безглазого  идола  с  такими
невинными цветами казалось кощунственным.
   Однако внутри коттедж никак не походил на соседние. Едва ступив  в  него,
наши  герои  ощутили  себя  в  сказке  из  "Тысячи  и  одной  ночи".  Дверь,
захлопнувшаяся за ними, отрезала их от Англии и  от  всей  Европы.  Жестокие
барельефы  Ассирии  и  жестокие  ятаганы  турков  украшали   стены,   словно
цивилизации эти не разделяли тысячи лет. Как в сказке  из  "Тысячи  и  одной
ночи", казалось, что комната вставлена в комнату; и самая последняя из  этих
комнат была подобна самоцвету. Человечек упал на багряные и золотые подушки.
Негр в белых одеждах молча приблизился к нему.
   - Селим,- сказал хозяин,- эти люди будут ночевать  в  моем  доме.  Пришли
сюда лучшего вина и лучших яств. А завтра, Селим, один из этих  людей  умрет
на моих глазах.
   Негр поклонился и исчез.
   Наутро Эван Макиэн вышел в сад, залитый серебристым светом; лицо его было
серьезней, чем прежде, и смотрел  он  вниз;  Тернбулл  еще  доедал  завтрак,
что-то напевая, у открытого окна. Через минуту-другую он  легко  поднялся  и
тоже вышел, держа под мышкой шпагу и дожевывая хлебец.
   Обоим показалось, что хозяина еще нет, и оба удивились, обнаружив  его  в
саду. Карлик стоял на коленях, замерев перед  божеством,  как  святой  перед
Мадонной. Когда Тернбулл нечаянно наступил на сучок, он быстро вскочил.
   - Да, именно тут! - воскликнул он, потирая  руки.-  Не  бойтесь,  он  нас
видит.
   Макиэн обратил к божку синие сонные глаза, и брови его сдвинулись.
   - Знаете,- продолжал человечек,- он даже лучше нас видит спиною. Я  часто
думаю, что там его лицо. Да, со спины он лучше. Со  спины  он  безжалостнее,
как вы считаете?
   - А что это такое? - не без брезгливости спросил Тернбулл.
   - Это Сила,- отвечал человечек с длинными волосами.
   - О! - резко откликнулся Тернбулл.
   - Да, друзья мои,- радостно сообщил хозяин,- Там, на островах, перед этим
камнем приносили в жертву людей. Мне не  разрешат,  куда  там...  разве  что
кошку или кролика, это бывает.
   Макиэн дернулся и застыл на месте.
   - А сейчас,- голос у хозяина стал звонче,-  сейчас  он  дождется  своего!
Перед ним прольется человеческая кровь.-  И  он  укусил  себя  за  палец  от
избытка чувств. Но дуэлянты стояли, как статуи.
   - Быть может, я слишком восторженно выражаюсь,-  сказал  хозяин.-  Да,  у
меня  бывают  экстазы,  вам  их  не  понять...  но  вам  повезло.  Вы  нашли
единственного человека, который любит не ту или эту борьбу, а борьбу вообще.
Меня зовут Уимпи, Морис Уимпи. Я преподавал в Оксфорде. Пришлось  уйти,  что
поделаешь, предрассудки!.. Никто не понял моего преклонения  перед  великими
отравителями Ренессанса. За обедом  -  туда-сюда,  терпят,  а  в  лекциях  -
нельзя, видите ли... Словом, только у меня  вы  сможете  совершить  то,  что
задумали. Судить ваш поединок будет то, что движет солнце и  светила,-  само
насилие. Vae Victis!  Горе,  горе,  горе  побежденным!  Что  же  вы  стоите?
Сражайтесь! Я жду.
   Тогда Макиэн сказал:
   - Тернбулл, дайте мне вашу шпагу.
   Тернбулл дал, удивленно глядя на него.  Макиэн  переложил  свою  шпагу  в
левую руку и швырнул чужую к ногам мистера Уимпи.
   - Сражайтесь! - закричал он.- Я жду!
   Карлик обернулся к Тернбуллу, ища защиты.
   - Прошу вас, сэр,- проговорил он.- Ваш противник принял меня...
   - Поганый трус!  -  заорал  Тернбулл.-  Сражайтесь,  если  любите  драку!
Сражайтесь, если верите в силу! Слава  победителю?  Что  ж,  победите!  Горе
побежденному? Что ж, если он победит вас, примите вашу  участь.  Сражайтесь,
мерзкая тварь,- или бегите!
   Уимпи побежал, а шотландцы погнались за ним.
   - Лови его! - кричали они.- Гони его! Ату!
   Ныряя, словно кошка или кролик, меж высоких цветов, карлик несся  вперед.
Тернбулл несся за ним, Макиэн задержался. Пробегая мимо божка, он вскочил на
его подножье, толкнул его изо всех сил, и тот покатился в густую зелень.
   Когда уроженец гор снова пустился в  погоню,  бывший  оксфордский  лектор
перескочил через изгородь и бежал по  долине.  Шотландцы  орали  на  бегу  и
размахивали шпагами. Они пересекли вслед за ним три луга, рощу  и  дорогу  и
оказались у пруда. Мыслитель остановиться не мог; он с плеском упал в  воду.
Потом поднялся - вода оказалась ему по колено - и медленно побрел к  другому
берегу.  Тернбулл  сидел  на  траве  и   смеялся.   Лицо   Макиэна   странно
подергивалось; с уст его срывались непонятные звуки. Очень трудно смеяться в
первый раз.


   Глава VII

   ДЕРЕВНЯ

   Примерно в половине второго, под ярко-синим небом, Тернбулл  поднялся  из
высоких папоротников и трав, и смех его сменился вздохом,
   - Есть хочется,- сказал он.- А вам?
   - Я об этом не думал,- отвечал Макиэн.- Что же нам делать?
   - Там  подальше,  за  прудом,  видна  деревня,-  сказал  Тернбулл.-  Вон,
смотрите, беленькие домики и угол какой-то церкви. Как это  мило  на  вид...
Нет, не найду слова... трогательно, что ли. Только не думайте, что я верю  в
сельскую идиллию и невинных пастушков. Крестьяне пьют и уподобляются  скотам
- но они хотя бы не болтают, уподобляясь бесам. Они убивают зверей  в  диком
лесу и свиней на заднем дворе, но они не приносят кровавых  жертв  какому-то
богу силы. Они никогда...- Неожиданно он закончил и плюнул на землю.
   - Простите,- сказал он,- это ритуал. Очень уж привкус противный...
   - У чего? - спросил Макиэн.
   - Не знаю точно,- отвечал Тернбулл.- То ли у тихоокеанских божков, то  ли
у оксфордского колледжа.
   Оба помолчали, и Макиэн тоже поднялся. Глаза у него были сонные.
   - Я знаю, что вы имеете в виду,- но мне казалось, что у вас это принято.
   - Что именно? - спросил редактор.
   - Ну, "делай, что хочешь", и "горе слабым", и "сильная личность"  -  все,
что проповедовал этот таракан.
   Серо-голубые глаза Тернбулла стали еще больше: он удивился.
   - Неужели вы правда считали, Макиэн,-  спросил  он,-  что  мы,  поборники
свободомыслия, исповедуем эту  грязную,  безнравственную  веру?  Неужели  вы
думали, неужели вы все это время  считали,  что  я  -  безмозглый  поклонник
природы?
   - Да, считал,- просто и добродушно ответил  Макиэн.-  Но  я  очень  плохо
разбираюсь в вашей вере... или неверии.
   Тернбулл резко обернулся и указал на далекие домики деревни.
   - Идемте! - крикнул он.- Идемте в старый, добрый кабак. Без пива здесь не
разберешься.
   - Я не совсем вас понимаю,- сказал Макиэн.
   - Скоро поймете,- отвечал Тернбулл.- Выпьете пива, и поймете. Прежде, чем
мы это обговорим, дальше нам идти нельзя. Меня осенила  простая,  чудовищная
мысль: да, стальные шпаги решат наш спор, но только оловянные кружки помогут
понять, о чем же мы спорим.
   - Никогда об этом не думал,- отвечал Макиэн.- Что ж, пойдем!
   И они пошли вниз по крутой дороге, к деревне.
   Деревню эту - неровный прямоугольник - прорезали  две  линии,  которые  с
известным приближением можно было назвать улицами. Одна шла  повыше,  другая
пониже, ибо весь прямоугольник, так  сказать,  лежал  на  склоне  холма.  На
верхней улице находились кабак побольше, мясная лавка, кабак поменьше, лавка
бакалейная и совсем маленький кабак; на нижней - почта, усадьба  за  высокой
оградой, два домика и кабак, почти невидимый глазу. Где жили те, кто посещал
эти кабаки, оставалось - как и во  многих  наших  деревнях  -  непроницаемой
тайной. Церковь с высокой серой колокольней стояла немного в стороне.
   Но никакой  собор  не  сравнился  бы  славою  с  самым  большим  кабаком,
называвшимся "Герб Валенкортов". Знатный род, давший ему имя, давно угас,  и
землями  его  владел  человек,  который  изобрел  безвредную  надевалку  для
ботинок, но чувствительные англичане относились к  своему  кабаку  с  гордой
почтительностью и пили там торжественно, словно в замке, как и следует  пить
пиво. Когда вошли два чужака,  на  них,  конечно,  все  уставились  -  не  с
любопытством,   тем   более   не   с   наглостью,   а   с   жадной   научной
любознательностью. Чужаки эти - один высокий и черный,  другой  невысокий  и
рыжий - спросили по кружке эля.
   - Макиэн,- сказал Тернбулл, когда эль принесли,-  дурак,  который  хотел,
чтобы мы стали друзьями, подбавил нам бранного пыла. Вполне естественно, что
другой дурак, толкавший нас к брани, сделает нас друзьями. Ваше здоровье!
   Сгущались сумерки; посетители уходили по двое, по трое, прощаясь с  самым
стойким пьяницей, когда Макиэн и Тернбулл дошли до сути своего  спора.  Лицо
Макиэна, как нередко с ним бывало, туманилось печальным удивлением.
   - Значит, в природу вы не верите,- говорил он.
   - Я не верю в нее, как не верю,  скажем,  в  Одина,-  говорил  Тернбулл.-
Природа - миф. Дело не в том, что я не собираюсь ей следовать. Дело  в  том,
что я сомневаюсь в ее существовании.
   Макиэн еще удивленнее и печальнее повторил  последнюю  фразу  и  поставил
кружку на стол.
   - Да,- пояснил Тернбулл,- в действительности никакой  "природы"  нет.  На
свете нет ничего "естественного". Мы не знаем, что было бы, если бы ничто ни
во что не  вмешивалось.  Травинка  пронзает  и  пожирает  почву  -  то  есть
вмешивается в природу. Бык ест траву; он тоже  вмешивается.  Так  почему  же
человек не вправе властвовать над ними всеми? Он делает то же самое,  но  на
уровень выше.
   - А почему же,- сонно спросил Макиэн,- не счесть, что  сверхъестественные
силы - еще на уровень выше?
   Тернбулл сердито выглянул из-за пивной кружки.
   - Это другое дело,- сказал он.- Сверхъестественных сил просто нет.
   - Конечно,- кивнул Макиэн,-  если  нет  естественных,  не  может  быть  и
сверхъестественных.
   Тернбулл почему-то покраснел и быстро ответил:
   - Вероятно, это умно. Однако всем известна разница между тем, что бывает,
и тем, чего не бывает. То, что нарушает законы природы...
   - Которой нет,- вставил Макиэн.
   Тернбулл стукнул кулаком по столу.
   - О, Господи! - крикнул он.
   - Которого нет,- пробормотал Макиэн.
   - О, Господи милостивый! - не сдался  Тернбулл.-  Неужели  вы  не  видите
разницы между обычным событием и так называемым чудом?  Если  я  взлечу  под
крышу...
   - Вы ударитесь,- докончил Макиэн.- Такие материи не годится обсуждать под
крышей. Пойдем отсюда.
   И он распахнул дверь в синюю бездну сумерек. На улице было  уже  довольно
холодно.
   - Тернбулл,- начал Макиэн,- вы сказали столько правды и столько неправды,
что я должен вам многое объяснить.  Пока  что  мы  называем  одними  именами
совершенно разные вещи.
   Он помолчал секунду-другую и начал снова:
   - Только что я дважды поймал вас на противоречии. С точки зрения логики я
был прав; но  я  знал,  что  не  прав.  Да,  разница  между  естественным  и
сверхъестественным есть. Предположим, что вы сейчас улетите  в  синее  небо.
Тогда я подумаю, что вас унес Сам Бог... или дьявол. Но я говорил совсем  не
об этом. Попробую объяснить.
   Он снова помолчал немного.
   - Я родился и вырос в целостном  мире.  Сверхъестественное  не  было  там
естественным, но было разумным. Нет, оно было  разумней  естественного,  ибо
исходило прямо от Бога, Который разумней твари... Меня учили, что одни вещи,
- естественны, а другие - божественны. Но есть одна  сложность,  Тернбулл...
Попробуйте меня понять, если я скажу вам, что в этом, моем мире, божественны
и вы.
   - Кто - я? - спросил Тернбулл.- Почему это?
   - Здесь-то вся и сложность,- с трудом продолжал Макиэн.- Меня учили,  что
есть разница между травой и свободной человеческой волей.  Ваша  воля  -  не
часть природы. Она сверхъестественна.
   - Какая чушь! - сказал Тернбулл.
   -  Если  это  чушь,-  терпеливо  спросил  Макиэн,-  почему  вы   и   ваши
единомышленники отрицаете свободу воли?
   Тернбулл помолчал секунду, что-то начал говорить,  но  Макиэн  продолжал,
печально глядя на него.
   - Поймите, я мыслю так: вот Божий мир, в который  меня  учили  верить.  Я
могу представить, что вы вообще не верите в него, но как можно верить в одно
и не верить в другое? Для меня все было едино.  Бог  царствовал  над  миром,
потому что Он - наш Господь.  Человек  тоже  царствовал,  потому  что  он  -
человек. Нельзя, невозможно доказать,  что  Бог  лучше  или  выше  человека.
Нельзя доказать и того, что человек чем-то выше лошади.
   - Мы с вами говорим как бы скорописью,- наконец перебил его Тернбулл,- но
я не стану притворяться, что не понял вас. С  вами  случилось  примерно  вот
что: вы узнали о своих святых и ангелах  тогда  же,  когда  усвоили  начатки
нравственности, да, тогда же, и от тех же людей. Потому вам и  кажется,  что
это тесно связано. Допустим на минуту, что вы правы. Но разрешите  спросить,
не входят ли в тот целостный мир, который для  вас  столь  реален,  и  чи