рактов. Мы просто  не
можем позволить себе допустить перевод  специалистов  в  другую  компанию,
если только выкуп не будет  настолько  высок,  чтобы  возместить  расходы,
связанные с подготовкой этого служащего.  Я  удивлен,  что  вы,  зная  это
правило, все же начали разговор.
   - Так вы меня не отпускаете?
   - Я не могу отпустить вас. Но вы вольны расторгнуть контракт.
   -  Расторгнуть!  И  снова  оказаться  в  Белли-Рэйв!  Мистер  Блай,  вы
когда-нибудь бывали в Белли-Рэйв? - он тряхнул головой, пытаясь отделаться
от кошмара. - Ну, что же, извините, мистер Блай. Сегодня еще есть для меня
какая-нибудь работа?
   Норвел в нерешительности посмотрел на часы.
   - Завтра, - проворчал он. - Завтра посмотрим.
   Как только Стимменс, сутулясь, вышел, Норвел, ощущая некоторый стыд  за
себя, раздраженно смахнул стул обратно в стенку.
   Почти конец работы, да, надо позвонить.
   - Мистера Арнольда  Дворкаса,  пожалуйста.  Арни?.  Привет,  как  дела?
Отлично. Так вот, я повстречался с этим адвокатом, знакомым вашего  брата.
По всей вероятности, все  будет  о'кей.  Большое  спасибо,  Арни.  Сегодня
вечером? Пожалуйста, я надеялся на то, что вы меня пригласите.  Нормально,
если я сначала загляну домой? Джинни хочет  послушать  об  этом  адвокате.
Значит, около восьми. Пока.
   У Арни Дворкаса была привычка бесконечно пережевывать одну и ту же тему
и разражаться по этому поводу долгим и нудным словоизлиянием. В  последнее
время его  больше  всего  занимала  неблагодарность  тех,  кто  пользуется
благодеянием науки. На частых междусобойчиках он сердито скулил:
   - Не в этом суть для нас, Инженеров. Не думайте,  что  я  принимаю  это
близко к сердцу только потому, что что-то значу  для  счастья  и  удобства
всех жителей этого города. Нет, Норви, мы, Инженеры, трудимся потому,  что
есть работа, которую нужно сделать, и мы обучены для этого. Но  это  вовсе
не изменяет тот факт, что люди грубо неблагодарны.
   В этот момент Норви обычно слегка наклонял голову,  повинуясь  нервному
рефлексу, выработанному пользованием слуховым аппаратом, и соглашался.
   - Конечно, Арни. Черт побери, пятьдесят лет тому назад, когда появились
первые надувные  города-пузыри,  женщины  не  могли  глядеть  на  них  без
рыданий. Когда моя матушка вышла из Белли-Рэйв и  поняла,  что  ей  больше
туда не вернуться, она плакала как дитя, увидев перед собой купола.
   - Но это ничего не доказывает, - продолжал Арни, - в  том  смысле,  как
мы, Инженеры, понимаем доказательство. Это просто воспоминание о том,  что
рассказывала  не  имеющая  специальности  женщина.   Но   это   дает   нам
представление  о  том,  как  эти  неблагодарные  люди   обустраивались   и
становились самодовольными.  Они  быстро  запели  бы  по-иному,  если  мы,
Инженеры, вдруг перестали работать. Но вы человек  искусства,  Норвел.  От
вас вряд ли можно ждать понимания этого...
   И он с грустным видом прикладывался к бутылке с пивом.
   Идя в этот вечер домой с работы и думая  о  встрече  с  лучшим  другом,
Норви даже был склонен поспорить, что он  никакой  не  человек  искусства,
вроде какого-нибудь сумасброда-живописца, рисующего  картины  маслом,  или
сочинителя романов, живущего в грязной лачуге  в  Белли-Рэйв.  Он  -  тоже
своего рода человек  техники.  Пожалуй,  даже  особого  рода.  Только  его
стихией были потоки эмоций, обуревавшие толпу  в  День  Состязаний,  а  не
моменты, силы и электроны.
   Его работа очень  важна,  говорил  он  себе.  Помощник  режиссера  Дней
Состязаний стадиона "Монмаунт". Конечно,  Арни  далеко  переплюнул  его  в
пышности титула.  Арни  был  Старшим  Мастером-Инженером  по  обслуживанию
насосных установок оборотного  водоснабжения.  Довольно  большая  шишка  в
Монмаунт-Сити.
   Но Арни был не из тех людей, которые кичатся своим высоким рангом.  Вот
погляди, что только Арни для тебя не делает - подыскал адвоката,  когда  в
нем возникла необходимость - и он это сделает  для  тебя  всегда!  Большая
честь быть знакомым такого человека, как Арни Дворкас!  Это  делает  жизнь
намного приятней.
   Норви улыбнулся при мысли об Арни и как  раз  в  этот  момент  оказался
перед дверью своего надувного дома. Сканирующее устройство опознало его, и
открыло дверь. Там его ждали жена и ребенок.



3

   Чарльз Мандин, бакалавр права, вошел в здание  "Республик-Холла"  через
задний ход.
   Он нашел  Дела  Дворкаса  на  балконе  -  "Республик-Холл"  был  раньше
кинотеатром. Дел объяснял операторам, как расположить камеры, электрикам -
куда поставить их параболические микрофоны и организовать освещение. И все
это соответствовало характеру такого человека, как Дел Дворкас.
   Стоя в одном из боковых проходов, Мандин в глубине души  надеялся,  что
кто-нибудь из операторов выбьет несколько передних зубов у Дворкаса  своим
штативом, но они сдерживали свой пыл. Он вздохнул и дотронулся пальцами до
плеча председателя.
   Дворкас громко поздоровался с  ним  и  попросил  подождать  в  кабинете
управляющего - ему необходимо управиться с этими телевизионщиками, но  это
отнимет несколько минут.
   - Был у тебя этот Блай? - спросил он. - Потряси его, Чарли.  Должен  ты
все-таки зарабатывать на жизнь. Это какой-то из приятелей моего братца.  А
теперь пошли в кабинет. Там тебе нужно поговорить с парочкой людей.
   Вид у него при этом был явно загадочный.
   Мандин снова вздохнул. Это тоже было в характере Дворкаса. В самом низу
лестницы он изумленно воскликнул:
   - О, Боже всемогущий! Принц Вильгельм Четвертый!
   Уильям Чоут резко  обернулся,  несколько  смутился,  затем  сунул  руку
Мандину для рукопожатия. Это был невысокий толстяк, одних лет с  Мандином,
его однокурсник  по  школе  Джона  Маршалла,  наследник  практики  могучей
корпорации,  щеголь,  бывший   приятель,   добропорядочный   гражданин   и
абсолютное ничтожество.
   - Ну, здравствуй, Чарли, - как-то неопределенно произнес он. - Рад тебя
видеть.
   - И я тоже. Что это ты здесь делаешь?
   Чоут неохотно пожал плечами.
   -  Хочешь  сказать,  что  даже  юристам  корпорации  время  от  времени
приходится заниматься политикой? - Мандин решил помочь ему.
   - Именно так! - Чоут явно был доволен, как  в  старые  добрые  времена.
Мандин всегда выручал его, все годы учебы в юридической школе Маршалла.
   Мандин глядел на своего бывшего протеже с чувством,  которое  отдаленно
было сродни зависти.
   - Одно удовольствие с тобой встретиться, Вилли, -  сказал  он.  -  Тебя
нагрузили работой?
   - Работой?
   Мандин понял, что не совсем удачно выразился. Какая уж у него работа.
   - Ты знаешь корпорацию "И.Г.Фарбен"?
   - Только слышал, - с горечью произнес Мандин. - У меня сейчас уголовная
практика. Сегодня было очень интересное дело.
   - Так вот, - перебил Чоут, -  можно  сказать,  что  я  своего  добился.
Старик назначил меня юрисконсультом группы Е Комитета Держателей  Акций  и
долговых обязательств. Ты знаешь, старый Госкелл так и  помер  на  работе.
Подумать только, сорок лет заседал перед арбитражем. Сегодня я уже  был  в
арбитраже и добился отсрочки на четыре года.
   - Ты своего добился, - согласился Чарльз Мандин.
   - Я рад, что ты правильно меня понял, - лицо Чоута сияло.  -  Я  просто
указал старику Родхаверу, что нечего спешить с немедленным исполнением  по
долговым обязательствам, так как из-за этого у Комитета  могут  возникнуть
определенные трудности. Я  попросил  еще  времени  на  то,  чтобы  получше
подготовить  иски  к  трестам.  Старик  Родхавер  тщательно  обдумал   мое
предложение и решил, что в интересах общества предоставить  вам  отсрочку.
Чарли, он поздравил меня с первым представительством в арбитраже и сказал,
что никогда раньше не слышал более весомых аргументов.
   - Неплохо сработано, - кивнул  Чарльз.  Невозможно  было  обижаться  на
этого недоумка. Слабая  искра  профессионального  интереса  заставила  его
спросить: - А каким образом ты доказал эти трудности?
   Чоут беззаботно махнул рукой.
   - О, это было совсем легко. В нашей  конторе  работает  один  парнишка,
очень умный, кажется, мой двоюродный брат. Он готовит  все  документы  для
Арбитража. Настоящий специалист в своем деле. Кругозор у него,  понимаешь,
не такой уж большой, но свое дело он знает туго. Дай ему только задание, и
он может  доказать,  что  мой  папаша  подыхает  с  голоду  в  канаве.  Я,
разумеется, шучу, - поспешно добавил он.
   Бедный Вилли, подумал Мандин. Слишком  тупой  для  юрфака  в  Гарварде,
слишком тупой для Колумбийского университета, хотя и  достаточно  богатый,
чтобы купить их оба с потрохами. Вот почему он оказался у Джона  Маршалла,
в школе для бедняков, где в течение восьми лет,  благодаря  зубрежке,  ему
удавалось  все-таки  сдать  экзамены.  Мандин  делал  за  него  почти  все
письменные работы, а на устных экзаменах его выручали  только  добродушные
нежные бараньи глаза.
   И вот теперь тупица Вилли вещал:
   - Знаешь, сколько стоит эта работенка?  Иск  к  фирме  составил  двести
пятьдесят тысяч долларов, Чарли! И как юрисконсульт,  выигравший  дело,  я
получил половину этой суммы.
   - Вот как, - Мандин чуть не поперхнулся.
   Дальше он мысленно закончил фразу: "Униженно умоляю, Вилли, ведь ты  же
многим мне обязан, только дай мне работу, я  смогу  быть  таким  же  очень
умным мальчиком, как и чей-то двоюродный брат". И тут же  составил  в  уме
смущенный ответ Вилли: "Чарльз, ты должен признать, что старик никогда  не
поймет, что ты будешь делать".
   Да, дело безнадежное. Мандину был известен ответ.  На  месте  Вилли  он
держался бы за прибыльную практику юриста корпорации обеими  руками,  лишь
бы оставить ее в семье Чоутов. Он сидел бы  на  этой  практике  верхом,  с
ружьем на коленях. И если кто-нибудь попытался отобрать ее, он бы дал залп
из обоих стволов, а потом еще пустил в ход  приклад  и  бил  им,  пока  не
кончатся силы...
   - Мне теперь нужно идти, - тихо произнес Мандин.
   - Что? Ах, да. Очень рад, что встретил тебя, Чарльз. Держись за хорошую
работу, дружище.
   Мандин бессильно смотрел на его толстую спину. Затем устало  повернулся
и  без  особого  оптимизма  побрел  в  кабинет  Дворкаса.  Но   это   было
единственным, что он мог сделать, кроме самоубийства. А к  этому  он  пока
еще не был готов.


   Дворкас все не  шел.  Крохотный  кабинет  управляющего,  прижавшийся  к
закрытой билетной кассе, был завален кипами книг. В нем находились молодые
мужчина и женщина, скорее, брат и сестра. Старшая сестра  и  братишка.  Им
было, наверное, двадцать восемь лет и двадцать два.
   Девушка  поднялась  из-за  обшарпанного  письменного  стола.  Она  была
несколько грубовата. Губы без помады, короткая  стрижка,  широкие  зеленые
брюки, свободная клетчатая рубаха.
   - Норма Лавин, - сказала она, крепко пожав его руку. - Мистер Мандин?
   - Да.
   С чего это старина Дел спровадил к нему эту особу?
   - Это мой брат, Дон.
   - Приятно познакомиться...
   У Дона Лавина был вид немного  загадочный  и  чем-то  весьма  знакомый.
Привлекали внимание его глаза. Мандин часто читал  о  "сияющих  глазах"  и
воспринимал это выражение как ничего не означающее. Теперь он со смущением
обнаружил, что глядит в глаза, которые На самом деле светились.
   - Сядьте, пожалуйста, - предложил он, очищая стул для себя.  Он  решил,
что это просто привычка Лавина, очень редко моргать. От  этого  его  глаза
казались покрытыми глазурью, придавая парню вид явного фанатика.
   - Мистер Дворкас, - начала девушка,  -  сказал  нам,  что  вы  адвокат,
мистер Мандин, и в какой-то мере его ценный политический единомышленник.
   - Верно, - кивнул  Чарльз  и  машинально  протянул  девушке  затейливую
визитную карточку из правого нагрудного  кармана,  за  каждую  из  которых
пришлось уплатить по центу.
   Дон Лавин выглядел так, словно был  кондиционирован.  Вот  именно!  Как
клерки в суде или участники Дня Состязаний -  или,  вполне  возможно,  как
преступник после принудительной гипнотерапии.
   - Да, - сказал он, - я адвокат. Но не скажу, что особо выдающийся.
   - Вы лучший из всех, кого мы сумели найти.  Мы  ничего  не  добились  в
Вашингтоне и Чикаго, нам  дали  от  ворот  поворот  в  Нью-Йорке.  Поэтому
попробуем в этих краях. Дворкас направил к вам.
   - Послушайте, мисс Лавин, - начал было Мандин.
   - Просто Лавин, - перебила его девушка.
   - Хорошо, Лавин, или Спайк, или Батч, не все ли равно, как  вы  хотите.
Если  вы  закончили  возмущаться,  то   расскажите,   чего   вы   все-таки
добиваетесь.
   Дел Дворкас просунул голову в дверь:
   - Ну, как там у вас? Порядок?
   И снова исчез.
   -  Мы  хотим  пригласить  вас  в  качестве  поверенного  для   комитета
акционеров. Это касается "ДМЛ Хауз".
   "ДМЛ Хауз", - раздраженно подумал  Мандин.  Глупо.  Ведь  это  означает
дома-пузыри. Да не просто дома,  а,  разумеется,  города:  недвижимость  в
масштабах целого континента; частные дороги, движущиеся тротуары,  силовые
реакторы. "Дженерал Менеджмент Л.Хауз"...
   - Что за чушь! С вашей стороны эта шутка не очень удачна.
   Неожиданно парень с сияющими глазами произнес:
   - "Л" означает Лавин. Вам это известно?
   Мандина  будто  кто-то  лягнул  в  живот.  Он  аж   заскрипел   зубами.
Предположим - пока только предположим, - что  это  не  шутка,  подумал  он
отрешенно. Нелепо, разумеется, но вдруг...
   "ДМЛ Хауз"...
   Такое не может случиться с Чарльзом Мандином, бакалавром  права.  Чтобы
разделаться с этим раз и навсегда, он резко произнес:
   - У меня  нет  патента  на  то,  чтобы  заниматься  делами  корпораций.
Понятно? Попробуйте обратиться к Уильяму Чоуту Четвертому.
   - Мы сначала так и сделали, но он отказался.
   Теперь это звучит реальнее, подумал Чарльз. Нет, этого не  может  быть.
Где-то записано так, что и не вырубить топором - никогда  Чарльзу  Мандину
не достанется жирное дело. И значит, все это,  разумеется,  вздор,  пустая
болтовня.
   - Так что? - не унималась девушка.
   - Я же сказал, что у меня нет разрешения на то, чтобы заниматься делами
корпораций.
   - Вы думаете, нам это неизвестно? - высокомерно произнесла  девушка.  -
Мы тут раскопали одного старца, у которого такой патент  имеется.  Сам  он
уже не может работать, но мы можем воспользоваться его именем  в  качестве
нашего поверенного в судебном разбирательстве.
   "Мм-да..."
   - Это интересно... - туманно начал Чарльз, но девушка тут  же  перебила
его:
   - Естественно, Мандин. Вы все-таки дадите ответ? Да или нет?
   Дворкас снова просунул голову в дверь.
   - Мандин, я ужасно извиняюсь, но мне на некоторое время нужен  кабинет.
Почему бы тебе и твоим друзьям не пойти пропустить по чашечке кофе?


   У Хуссейна, на противоположной стороне улицы, было  полно  посетителей,
но они нашли себе столик в проходе.
   Пожилые посетители с  тупым,  оскорбляющим  любопытством  рассматривали
странное лицо Дона Лавина. Молодые парни в высоких  шляпах  с  широченными
полями, взглянули один раз и быстро отвели  глаза.  Чего  там  глазеть  на
человека, который явно был  кондиционирован.  Не  больше,  чем  в  старину
глядели бы на отрезанные уши  пойманного  грабителя  или  расспрашивали  у
евнуха, каково ему теперь. На Норму Лавин вообще не смотрели. Что молодые,
что старые посетители равнодушно смотрели мимо нее.
   К ним подошел сам Хуссейн.
   - Имею удовольствие видеть вас, мистер Как-вас-там,  -  сияя,  произнес
он. - Что вам угодно?
   - Кофе, пожалуйста, - сказал Мандин.  Дон  Лавин  отсутствующе  покачал
головой. Норма промолчала.
   - Мануш для дамы? - вежливо спросил Хуссейн. - Только  из  Мексики,  на
этой неделе. Очень крепкий. Мяту, клубнику, виноград?..
   - Нет, - ледяным тоном отрезала Норма. Хуссейн, сияя, отошел. Он  нанес
сложное  тройное  оскорбление  -  назвал  дамой,  предложил  ей  наркотик,
традиционно любимый мусульманками,  которым  отказано  в  любовных  утехах
из-за уродства или возраста.
   Мандин скрыл, что нервничает, разглядывая часы.
   - У нас около десяти минут, - сказал он. - Если вы сумеете растолковать
мне, что у вас на уме...
   Кто-то, проходя по проходу, споткнулся о ногу Дона Лавина.
   - Прошу прощения, - задумчиво сказал Лавин.
   - Какой смысл ставить мне подножку? - спросил скучающим  тоном  крупный
мужчина с умным насмешливым лицом, здешний полицейский.
   - Слушайте, мистер, - поспешно произнес Мандин.
   - Извините его, - пробормотала Норма Лавин.
   -  Я,  кажется,  разговариваю  вот  с  этим  джентльменом,   -   сказал
полицейский и повторил вопрос, обращаясь к Дону Лавину.
   - Я сказал, какой  смысл  ставить  мне  подножку?  Вы  что,  ненавидите
полицейских?
   - Я действительно очень сожалею о  случившемся,  -  произнес  Лавин.  -
Пожалуйста, примите мои извинения.
   - Не примет, - тихо сказала Норма Лавин, наклоняясь к Мандину.
   - Мистер, - резко вмешался  Мандин,  -  все  было  случайно.  Я  Чарльз
Мандин. Бывший кандидат от республиканцев по двадцать седьмому  округу.  Я
могу поручиться за этого джентльмена.
   - Да, ваша  честь,  -  сказал  полицейский,  взяв  под  козырек.  Затем
повернулся к Лавину. - Может быть, вы, ненавистник полиции, покажете  свои
документы?
   Лавин вынул бумажник и разложил на столе бумаги.  Полицейский  проверил
их и стал бормотать:
   - Жуть. Жуть. Согласно страховой книжке,  вы  Дональд  У.Лавин,  но  по
удостоверению избирателя вы Дон  Лавин,  без  всякого  "У".  И  по  вашему
призывному свидетельству вы числитесь за Омахой. Но прописаны в Кошоктоне,
штат Огайо. Скажите мне, вы уведомили Омаху в том, что живете в Кошоктоне?
   - Разумеется, уведомил, - быстро произнес Мандин.
   - Мне чрезвычайно жаль, мистер, - мечтательно протянул Лавин,  -  но  я
этого не сделал. Я зарегистрировался в призывном пункте в Омахе,  так  как
мне случилось находиться там, когда мне исполнилось  восемнадцать  лет.  Я
просто не мог иначе.
   Полицейский решительно собрал документы и произнес:
   - Пройдемте со мной, Лавин. Ваша карьера в качестве  преступника  зашла
достаточно далеко. Какая удача, что я споткнулся о вашу ногу.
   Мандин заметил, что он  уже  и  не  пытается  притворяться,  будто  ему
подставили подножку.
   - Мистер, - сказал он, - я записываю номер  вашего  значка.  Я  намерен
рассказать своему доброму приятелю Делу Дворкасу об этой нелепице.  Вскоре
после этого вы окажетесь пешим патрульным в Белли-Рэйв - с двух до  десяти
часов. Если только не соизволите извиниться и убраться отсюда.
   Полицейский ухмыльнулся и пожал плечами.
   - Что я могу поделать, - он беспомощно развел  руками.  -  Я  преданный
Джаварг. Когда я  вижу  нарушение  закона,  моя  кровь  вскипает.  Пойдем,
опасный Дон!
   Лавин кисло улыбнулся своей сестре, которая сидела,  нахмурившись,  как
туча, и поднялся.
   Мандин весь затрясся от гнева.
   - Не беспокойтесь, - сказал он, обращаясь к Норме Лавин.  -  Я  вызволю
его из участка после собрания. А этот  полицейский  пожалеет  о  том,  что
вообще на свет родился.
   - Ничего. Я сама. Пять раз за эти три недели. Я к этому уже привыкла.
   - Разве можно? - взорвался Мандин.
   Подошел Хуссейн с маленькими чашечками кофе.
   - Хороший парень, этот Джимми Лайонс, - произнес он. - Я  имею  в  виду
полицейского.
   - Кто он такой? - резко спросил Мандин.
   - Человек участкового. Его здесь  все  знают.  Форма  у  него  обычного
патрульного. Но если вы говорите с Джимми  Лайонсом,  все  будет  передано
слово в слово самому начальнику  участка.  Если  заплатишь  отступного,  а
через два дня другой полицейский потребует еще,  станет  вымогать  больше,
стоит только шепнуть Джимми, и этого прыткого фараона тут же  переведут  в
Белли-Рэйв. Или куда-нибудь еще похуже. Вы знаете, - Хуссейн  доверительно
улыбнулся, - до того, как я переехал в Америку, мне  говорили,  что  здесь
все не так, как в Ираке. Но оказалось - никакого отличия.
   Норма Лавин поднялась.
   - Я намерена освободить брата до того, как его  начнут  обрабатывать  в
участк