нас
приходилось висеть на скобе, крепко в нее вцепившись.
     Теперь первым спускался я, сменив Эйнара. Время от времени я посвечивал
фонариком вниз, но конца  трубы  не  было  видно,  луч терялся  в  бездонной
глубине, и только тускло поблескивали скобы, нижние, казалось,  повисли  над
пустотой.
     Наконец--я  едва поверил  своим  глазам--луч  света уперся  в  какую-то
преграду,  возможно,  это  конец  трубы.  Мы  спустили  веревку  еще  раз--и
оказались в бассейне, по щиколотку в воде. Правда, это обстоятельство никого
не  смутило  --  мы все  были  в  непромокаемых  ботинках.  Все  изнеможенно
привалились к стене, а Катрин и Эйнар даже присели на узкий бетонный выступ.
     Валленброк достал из нагрудного кармана коробочку с ароматками и вручил
всем по палочке. Затяжка освежающей эссенции взбодрила нас.
     --  Мы  находимся  на  уровне  самой  нижней части долины, недалеко  от
водохранилища,--сказал Валленброк.--  Если  бы  все  здесь  не было  покрыто
льдом,  можно бы  выйти на свежий воздух.  Но  отсюда есть и  запасной ход к
подземным укреплениям -- надеюсь, тут мы пройдем.
     Все помолчали, а я вдруг заметил, что мои ноги в теплых ботинках совсем
застыли. Другие,  видимо,  почувствовали  то же; мы  снова надели  рюкзаки и
двинулись  за  Валленброком,  который прошлепал по воде  и  скрылся вместе с
Нероном  в  какой-то  нише. Оказалось, что это  отверстие водослива,  отсюда
начинался боковой сток. Мы спустились по нему  вниз  и добрались до  другого
бассейна.  Выбравшись из  него,  мы  оказались на  лестничной клетке.  Затем
спустились  на  два пролета  и  очутились в машинном зале с двумя громадными
генераторами. Они не  работали, но, судя  по  всему,  их  можно было в любой
момент пустить в ход.
     Валленброк  объявил,  что здесь мы заночуем. Лишь теперь  я взглянул на
часы   --  была  полночь.  Итак,   прошел  целый  день,  полный  волнений  и
напряженного труда-- неудивительно, что я так устал.
     Другие  тоже  едва держались на ногах. Все  стали отыскивать место, где
можно было бы разложить спальные мешки. Есть совсем не хотелось, было только
одно  желание:  поскорее лечь  и  уснуть,  но Валленброк  велел  приготовить
горячий ужин.
     В рюкзаке у Катрин оказалась электропечь, она  достала  ее и  включила.
Эйнар принес  из бассейна котелок воды, которую  Эллиот  продезинфицировал с
помощью особого состава. Вода быстро закипела, и каждый развел  себе  порцию
протеинового супа  или солодового  напитка.  Вдобавок  полагался  еще  кубик
концентрата -- углеводы с витаминами и микроэлементами. От чувства голода мы
не избавились, но, если верить надписи на этикетке, эта пища соответствовала
по калорийности дневному рациону.
     Вначале мне показалось, что здесь очень неплохо и даже уютно, возможно,
потому,  что  во  время  ходьбы  я  разогрелся,  однако  я   довольно  скоро
почувствовал,  что  начинаю мерзнуть. Температура  была,  очевидно, близка к
нулевой, небольшие лужицы на полу  затянула  тонкая корочка льда. Валленброк
вытащил счетчик Гейгера и удостоверился, что уровень радиации здесь на нуле.
     Наконец  можно было  и отдохнуть. В спальном  мешке я  вскоре согрелся,
хотя и не стал включать батареи.
     Все погасили фонарики, и в подземелье воцарилась кромешная тьма. Где-то
вдалеке плескалась вода, доносился звук падающих капель.
     Я смертельно устал, но долго не мог заснуть. Ворочался с боку  на бок в
своем  спальнике,  который  был  очень  тесен и сковывал каждое движение.  Я
попробовал подложить под голову руку,  но тогда рука начала быстро коченеть.
Пришлось  снова  сунуть  ее  в мешок,  и голова  откинулась  назад. Тогда  я
приспособил вместо подушки край спального  мешка и  наконец  нашел более или
менее  удобную  позу. Но теперь улетучились  последние  остатки  тепла, меня
зазнобило,  и уже  не хватало ни  сил, ни  воли,  чтобы  включить обогрев. Я
поджал ноги,  обхватил  себя руками и сжался  в комок,  но все равно  не мог
избавиться от дрожи. В конце концов сон все-таки сморил меня.

     * * *

     Кругом чернота, глубокая чернота, ни искорки, ни просвета.
     Я парю  в  центре  шара,  который медленно расширяется  от  беззвучного
взрыва.  Вместе  с  ним  взрывается  и  мое  тело, оно  теряет  целостность,
распадается на атомы, и  они, словно облако пыли,  рассеиваются в безбрежной
пустоте Вселенной. Ни звука, ни проблеска света  не доходит извне, невидимое
силовое поле отталкивает все далеко от меня, я ничего не вижу  и не слышу. Я
галлюцинирую: вокруг мерцающий хоровод, время от времени слышится непонятный
стук,  пространство вокруг меня пульсирует...  пока наконец где-то в пустоте
не  вспыхивает  светящаяся  точка  -- как весть  о  реальности,  лежащей  за
пределами  понимания,  этот  проблеск  света  одновременно   успокаивает   и
угрожает.

     * * *

     Валленброк  включил свой  фонарь,  укрепленный  на  шлеме. Свет  ушел в
пустоту пространства и потерялся там...
     Мне потребовалось немало времени, чтобы освоиться с новым состоянием...
лишь постепенно я вспомнил, кто я... где... и что со мной происходит...
     Я лежу  в спальном мешке,  натянув его на голову и оставив только щелку
для глаз; ткань, прикрывающая нос и рот, стала влажной от моего дыхания.
     Я увидел,  как зашевелились  и  в других  мешках  бесформенные  фигуры,
принимая очертания человеческих тел -- на стене, там,  куда не доходил  свет
фонаря, задвигались тени.
     Другие тоже включили фонарики, от  них во все стороны потянулись конусы
света, даже  глазам  стало больно. Трудно было поверить,  что  уже наступило
утро;  казалось, нужна  еще  одна ночь,  чтобы выспаться. Боль в мышцах, еще
вчера очень острая, сменилась тупой тяжестью; тело снова налилось свинцом.
     Но Валленброк  не  дал нам времени себя жалеть и заставил всех покинуть
теплые  гнездышки.  Мы выбрались из  мешков и,  свернув их,  уселись на них,
собираясь  позавтракать.  Солодовое молоко  живительным теплом  побежало  по
пищеводу. Несмотря на усталость, я почувствовал прилив сил и уже готов был к
трудностям нового дня. К этому примешивалось и нечто вроде  удовлетворения--
я словно выдержал испытание.
     -- Полпути, можно считать,  уже позади,--сказал Валленброк.--Теперь все
зависит от того, насколько сильны разрушения. Я прихватил с  собой кое-какие
инструменты,  если  там  просто   небольшие  завалы,  мы,  я  думаю,  сумеем
пробиться.  Есть у нас и взрывные устройства, но я предпочел бы использовать
их  только в  крайнем  случае.  Надевайте рюкзаки!  Попробуем пройти вначале
напрямую.
     Валленброк хорошо ориентировался  в этих ходах. Даже  при тусклом свете
он вел нас  уверенно.  Мы спустились в  какой-то погреб,  Валленброк  открыл
дверь--там  что- то светилось бледно-зеленым  светом: это  оказалась  полоса
фосфоресцирующей  краски, нанесенной на потолок коридора,  пробитого прямо в
скале. Мы вошли в  него; пес, спущенный с поводка,  бежал впереди хозяина и,
опустив голову, обнюхивал пол, словно был на охоте.
     Через  час  мы  стали замечать,  что  стены  коридора  покрыты  свежими
трещинами,  на земле  валялись  каменные глыбы,  то тут, то там  зияли щели,
верхний свод, казалось,  прогнулся.  Но мы продолжали осторожно продвигаться
вперед, пока путь нам не перегородил каменный завал.
     Валленброк попробовал измерить толщину завала с помощью ультразвукового
прибора, и результат оказался весьма неутешительным.
     -- Здесь мы не пройдем. Жаль. Но есть еще другие пути.
     Целый   день  мы  бродили  по  подземному  лабиринту,  но  каждый   раз
наталкивались  на  препятствия.  К  вечеру все были так измучены,  что  едва
держались  на  ногах. Наконец Валленброк  приказал возвращаться--единственно
разумное решение, ведь нам надо сохранить силы для следующего дня.
     Снова  мы  провели   ночь  в  машинном  зале  у   подножия   гигантских
генераторов.  Хотя все здесь выглядело каким-то нереальным и наше пристанище
трудно было  назвать уютным, в  этом голом  помещении, где  мы нашли остатки
нашей вчерашней трапезы, мы почувствовали, будто вернулись в родной дом. Как
быстро  человек свыкается  со всем! Я уже  приспособился  к своему  жесткому
ложу, знал, какую позу  лучше  всего принять, и на  этот  раз спал  глубоко,
безмятежно, пока голоса спутников не разбудили меня.
     За завтраком при свете фонариков мы обсудили дальнейшие планы. Речь шла
о  конкретных  задачах--для  обсуждения  исторических,  моральных проблем, а
также отдаленных перспектив и планов  на будущее не было времени. Но, может,
дело было  еще и в том, что свобода наших действий была  ограничена, мы были
изолированы, окружены пеленой мрака, а  значит, и круг наших размышлений был
сужен. Сейчас мы как никогда зависели  друг от друга,  даже Валленброк  стал
нам как-то ближе. Разумеется,  никто не забыл его слов о смертельном вирусе,
и если у нас появлялась  возможность поговорить,  мы обсуждали и эту угрозу,
но так и не пришли  к единому  мнению, стоит ли принимать ее всерьез. Правду
он говорил или просто шантажировал нас? И  в том, и в другом случае это была
скверная история, раскрывавшая подлинную суть Валленброка.
     Впрочем, здесь, глубоко под землей,  в  мире, где мы  были совсем одни,
личные счеты отступили на задний план. Мы испытывали признательность друг  к
другу  просто  за то,  что  какая-то живая  душа была  рядом. И  это чувство
распространялось  в  какой-то  мере даже  на  нашего  начальника.  Разве  не
трогательна была эта  его  привязанность к собаке? Разве  не он раздобыл для
нас продукты и распределил их -- ведь он нес их в своем рюкзаке, который был
тяжелей, чем у любого из нас? Что бы  мы  о нем ни думали, но эта сила воли,
эта решительность заслуживали уважения. Валленброк был старше нас, но отнюдь
не  слабей. И  сейчас  он первый справился с апатией.  Он встал, стряхнул  с
одежды пыль.
     -- Давайте  пока  оставим  груз  здесь.  Одной  сумки с инструментами и
взрывчаткой будет достаточно.
     Мы снова отправились  в путь. У Валленброка  была при себе  схема, и он
время  от  времени  раскладывал ее  на  земле,  чтобы  сориентироваться.  Мы
присаживались на корточках  рядом, делая вид, что  слушаем его пояснения; на
самом  же  деле  нам  нужен  был  только  предлог,  чтобы  несколько  секунд
передохнуть.
     И в  этот день нам не удалось  пройти дальше.  Мы  попытались пробиться
тремя путями, но всякий раз наталкивались  на завалы и вынуждены были искать
обход.
     Наконец мы  вернулись в  наш  зал,  чтобы  наскоро  перекусить.  Однако
Валленброку не сиделось на  месте, он взял Нерона и пошел поискать с ним еще
один  обход. Оставшись  одни,  мы воспользовались  случаем,  чтобы  обсудить
положение.
     Эйнар уверял,  что  эта  экспедиция  ничего  не  даст и  что  он  бы  с
удовольствием нас покинул, но он оказался в единственном числе.
     --  Эта  угроза  насчет вируса--ерунда! --  уверял  он.-- Меня на таких
дешевых фокусах не проведешь. Я не верю ни одному его слову.
     Он хорохорился только потому, что Валленброка  не было рядом; по-моему,
он говорил  так, чтобы придать самому себе храбрости.  Вряд ли он рискнул бы
нас покинуть, пока еще существовало подозрение, что Валленброк  не соврал. А
ведь это вполне могло быть -- шантаж, мне кажется, был в его духе.
     Из темноты послышались шаги--вернулся Валленброк. Из-за слепящего света
фонаря лицо его различалось смутно, но в голосе звучала надежда:
     -- Я  совсем  было отчаялся, но оказалось,  есть еще  одна возможность.
Здесь раньше был ручей, куда уходил избыток воды с подпорных сооружений. Там
и сейчас  еще течет  вода, тоненькой  струйкой,  впрочем, достаточной, чтобы
образовался подземный  сток, точнее сказать, подледный. Если пойти  по нему,
мы спустимся к долине. Надеюсь,  оттуда  есть  возможность попасть на второй
или  третий  этаж.  Ручей  впадает в  подземный канал,  обозначенный на моем
плане. Вставайте,  ребята, еще  не вечер! Рюкзаки возьмем  с собой, чтобы не
пришлось потом за ними возвращаться и тратить время зря.
     Мы прошли по водостоку вниз,  до места, где заканчивался коридор.  Идти
дальше вдоль русла  ручья надо было согнувшись, потому что ледяная крыша над
головой  редко  была выше  полутора  метров.  Действительно,  вода  в  ручье
иссякла, остались только  лужи, чередовавшиеся с участками грязи. Идти здесь
стало  труднее, ноги  скользили, каждый шаг поднимал со дна муть, и не видно
было, куда ступать,  все время приходилось следить, как бы не поскользнуться
и не  искупаться против желания.  Холод от воды проникал  сквозь  ботинки, и
хотя мы вспотели от напряжения, ноги у нас были как лед. К тому же навстречу
тянуло  холодом,  у меня тут же заложило нос, заболело  горло.  Очевидно,  я
оказался недостаточно закален для таких испытаний.
     Когда   продвигаешься   по  такому  пути,  приходится   быть  предельно
осторожным.  Некогда даже  оглядеться  по сторонам--а жаль, потому  что этот
проход подо льдом был местом по-своему примечательным: в некоторых местах со
свода  свисали  сосульки,  иной  раз  сплошной  завесой, сверкающей в  свете
фонарей,--  фантастическое зрелище. Впрочем, как обычно,  появление человека
несло  с собой разрушения: порой чей-то шлем задевал хрупкие  льдинки, и они
срывались целыми глыбами, осколки с шумом шлепались в лужи.
     Мы прошли  двести, а может,  четыреста метров,  точнее в  этих условиях
определить  было трудно, и  тут  к звуку наших  шагов и хрипу нашего дыхания
стал примешиваться еще какой-то тихий шум. Мы  остановились, прислушались...
может, почудилось? Нет, чем дальше мы шли,  тем  шум  становился сильней. За
поворотом ход  стал  шире,  и  мы оказались в  небольшом  зале, где  с левой
стороны открывался еще один широкий проход, по которому струился поток воды.
Внизу образовалось настоящее озеро, спускаться туда было нельзя.
     Посовещавшись,  мы  решили двинуться  по  новому  проходу.  Как  считал
Валленброк,  здесь  должна  была  существовать  целая  сеть  водостоков.  Не
исключено, сказал он, что мы найдем еще один проход к подземным сооружениям.
Он дал еще  несколько пояснений  насчет  границы  между  ледяным  покровом и
поверхностью земли и рассказал о трубах и каналах, по которым вода стекает с
подтаивающих  ледников.  Но  почему  они подтаивают?  Возможно,  есть где-то
неподалеку  очаг радиоактивности,  оставшийся  после взрывов  атомных  бомб,
который   разогревает   землю   и  покрывающий   ее   ледяной   панцирь.  Из
предосторожности  он  проверил воду  на радиоактивность, но уровень ее  лишь
немного превышал норму. Ничто не мешало нам шагать дальше по этому руслу.
     К счастью, вода покрывала не все дно целиком--по краям оставались сухие
полоски, по которым можно было  ступать. Двигаться здесь было  тоже нелегко,
ноги вязли в иле, намытом песке и гальке, которая гремела под  нашими ногами
так громко, словно это сталкивались бильярдные шары.
     Наконец мы вышли к  новой развилке; с одной стороны из узкого отверстия
вырывалась сильная струя воды, пройти там было  невозможно, С другой стороны
открывался зал, свод которого подпирало множество ледяных колонн.
     Этот  зал магически притягивал  к себе наши  взоры,  таким  он  казался
приветливым и почти торжественным.  По  слегка возвышавшимся каменным плитам
было  легко  идти, и  каждый  шаг  постепенно  удалял нас  от громкого  шума
воды--только теперь мы заметили, до чего он нас оглушил.
     Не  сговариваясь,  все  сбросили  рюкзаки  и, усевшись  на  них, решили
устроить  привал,  чтобы  немного  привести себя в  порядок, вытереть  лицо,
мокрое от влаги и пота, на несколько минут снять шлемы и вымыть руки.
     Валленброк попробовал сориентироваться по компасу.
     -- Отсюда, видимо, идут  ходы в разные стороны  --  но  нам лучше пойти
вправо. Может, где-то там удастся спуститься глубже.
     У него  тоже был измученный вид, и сейчас он, похоже, больше не спешил,
давая и нам передохнуть.
     По форме этого зала можно было судить о его происхождении. Видимо, сюда
прежде  тоже доходила вода,  на  стене  сохранилась  полоса,  отмечающая  ее
уровень. Равномерно сходящиеся готические  своды образовались позднее; может
быть,  их  создали  потоки  относительно  теплого  воздуха, а может,  сверху
обрушился лед. Мы установили на земле шлемы  со включенными фонариками таким
образом, чтобы они освещали зал,-- зрелище получилось феерическое.
     Правда, холод уже опять стал проникать сквозь наши комбинезоны, из жара
нас бросило в  озноб. Один ботинок  у меня  оказался полон воды; я вспомнил,
как  однажды  соскользнул  в глубокую  яму,  не обратив  никакого  внимания.
Пришлось  стянуть ботинок, вытряхнуть воду и выжать носки... Но высушить  их
было негде, а надевать снова сырые вещи очень неприятно...
     Постепенно все  стали дрожать  от  холода, поэтому  никто  не возразил,
когда Валленброк снова скомандовал двигаться дальше.
     Зал расходился на множество коридоров; мы выбрали  один из них, который
вел в нужную нам  сторону.  Он был уже русла, которое привело нас сюда, зато
здесь  не  было воды  и можно  было  идти посередине, а не по краю. Впрочем,
встретилось несколько узких мест, где камни под ногами сменились льдом, и мы
не  столько  шагали,  сколько скользили  по  нему, точно  конькобежцы. Затем
проход расширился, свод стал выше и стены  как бы расступились, мы оказались
в своего рода каньоне, от которого расходилось множество мелких ущелий.
     Мы  были  не  настолько  утомлены,  чтобы снова  устраивать  привал, но
Валленброк подозвал всех к себе, и мы попытались сориентироваться  по нашему
плану.
     -- Надо было сделать это сразу,--сказал Валленброк,--я просто не думал,
что здесь окажется такой громадный лабиринт.
     Линия,  которую он в конце концов провел жирным  карандашом  на влажной
бумаге, получилась причудливо изогнутой,  и у меня  не было уверенности, что
она показывала нужный путь.
     После короткого обсуждения  мы опять  свернули направо  и  пошли по дну
каньона, усыпанному ледяной крошкой-- вероятно, остатками свалившейся сверху
глыбы. Иногда  мы упирались в завалы таких обломков, но каждый  раз находили
возможность как-то их обойти. Пройдя около полукилометра, мы снова оказались
в  одном  из низких  проходов -- они шли параллельно  друг другу  и  кое-где
соединялись проемами.
     Вдруг  произошла  непонятная  заминка.  Валленброк  остановился--собака
перед ним замерла, насторожилась, шерсть у нее на загривке встала дыбом. Так
простояли мы несколько секунд, прислушиваясь. Но нет, кругом было тихо.
     -- Вперед, Нерон, в чем дело! -- Валленброк нетерпеливо дернул поводок.
Однако понадобился еще строгий выговор, прежде чем пес сдвинулся с места. Мы
прошли еще немного--и  снова повторилась та же сцена. Нам  стало не по себе.
Нерон несомненно что-то почуял -- но что? Ведь здесь, внизу,  не  могло быть
никаких живых существ; град бомб, облака ядовитых газов, дождь радиоактивных
лучей  истребили  всякую  жизнь, и даже если какие-то люди  или  животные по
счастливой случайности избежали гибели, здесь у них все равно не было шансов
выжить.   Так  я  думал.  И  вдруг  услышал  какой-то   шорох  и  как  будто
бормотание... может, это шум далекого  водопада  или... и  вдруг  я до ужаса
ясно различил: человеческие голоса! Долго размышлять мне не пришлось.  Перед
нами возникли три  темные фигуры,  эти люди, беззвучно вынырнув из  темноты,
направили на нас  оружие...  Я оглянулся в испуге, соображая, куда бежать, и
увидел, что в боковом проеме возникла  еще одна группа, а позади нас замерли
несколько  человек, закутанных в какие-то странные  одеяния, с автоматами на
изготовку.  Все происходило беззвучно,  словно  в немой театральной сцене, и
было так неожиданно, что мы растерялись...
     --  На землю! -- Человек, издалека показавшийся мне великаном, выступил
вперед--он был  на голову выше своих  спутников. Мы  отреагировали не сразу;
тогда  он  по