ами: мол,
нужно  кое-что  выяснить, будто  не  все еще решено. Что  он имел в виду, не
знаю.  И все- таки...--Эйнар  поднял  голову,  пристально взглянул на  меня,
потом на Катрин.-- У вас-то как дела? Вы к такой жизни привыкли, смирились с
ней?  У  меня  вот  ничего  не  получается. Все  эти полеты  между  Луной  и
космическими станциями,  все эти перевозки стройматериалов, сумасшедшая тяга
к  освоению новых и  новых регионов... Такое чувство, что ко  мне все это не
имеет ни  малейшего  отношения.  Помните  те последние недели, когда мы были
вместе  в  Центре  управления... лихое  было  времечко...  какое  напряжение
нервов, сколько страхов, надежд... просто не верится, что с тех пор миновало
уже двести лет! Иногда мне кажется,  что это еще не конец, еще можно кое-что
предпринять, как-то поправить дело.
     Поправить дело... Странно  звучат сейчас эти  слова, но, может,  в  них
что-то есть. Может, иногда имеет смысл не отказываться от странностей, в том
числе и от своих собственных...
     --  Все  это  иллюзии,--сказала Катрин. Она  быстро  взглянула на меня,
ожидая поддержки.-- Вы обманываете самих себя. То, что мы  натворили в  свое
время,  уже не поправишь. Что было,  то  прошло. Осталась  только  вина. Она
вполне реальна и потому не дает нам покоя. Да и разве могло быть иначе?--Она
махнула рукой на окно, за  которым застыла, скованная  беспощадным  холодом,
серая равнина.-- Мы  тоже  тут постарались. Так стоит ли удивляться, что нас
не покидает чувство вины. А ведь я уже подумала...
     Она  замолчала.  Какой-то  ток  перебежал  от нее  ко мне--я,  кажется,
догадался, что она хотела сказать...
     Эйнар встал, направился было к окнам, но вдруг, пожав плечами, вернулся
назад.
     --  Ничего себе сюрприз. Здорово нас одурачили! Сколько месяцев  длится
зимнее  межсезонье?  Три?  Шесть?  Придется  нам тут  поскучать.--Достав  из
кармана  ароматку,  он  глубоко  затянулся.-- Зря  я  сюда  примчался,  ведь
чувствовал что-то неладное...
     -- Потому ты и прятался?
     Я вдруг разозлился  на него,  сам не знаю  почему.  Резко повернувшись,
Эйнар пристально посмотрел на меня.
     --  Я  хотел  знать, что  тут затевается.  Ведь  нам  могли  и  ловушку
подстроить или еще что-нибудь в этом роде. Да-да, я никому не доверяю. Вот я
и  решил выждать, присмотреться. Только напрасно!  Ничего тут не произойдет.
Жаль, что  придется потерять несколько месяцев. Не  говоря уже о том, что мы
порядком надоедим друг другу. Ах, черт!
     На несколько минут воцарилось молчание; за окном глухо завывал ветер, а
когда  он на мгновение стихал, слышался отдаленный рокот... Мы услышали его,
но  не сразу поняли,  что шум этот какой-то странный, нездешний. Все трое мы
бросились к окнам.
     Огромные окна были  похожи  на громадную  стеклянную стену, за  которой
открывалась широкая  панорама, словно на экране с трехмерным голографическим
изображением:  ирреальное  пространство,  серые  глетчеры,  повисшие в сером
воздухе. И  вдруг совсем  неожиданно: бледно-желтые вспышки, проблески огня,
на какой-то миг склоны окутались желтой светящейся пылью. За вспышками вновь
раздался  оглушительный  грохот,  разорванный  порывами  ветра,  похожий  на
громовые раскаты.
     Затем  мерцающий  свет  опустился  в  ледяную  котловину.  Нам  удалось
разглядеть черное шарообразное тело с чем-то вроде полозьев по бокам.
     Что делать? Выбежать из дома на ледяное поле, навстречу вьюге, колючему
ветру? До сих пор это никому даже в голову не приходило; прогулки здесь были
нежелательны--воздух мог содержать  ядовитые газы или болезнетворные вирусы,
к  тому  же  отравленным  мог  оказаться  и  сам  лед,  замерзший  конденсат
радиоактивных растворов. Впрочем, чтобы выйти наружу, у нас не было ни  шуб,
ни шапок, ни теплых  сапог, ни  рукавиц. А  еще понадобились бы альпенштоки,
веревки для  страховки,  иначе ни за  что не  устоять  под  порывами  ветра,
который уносит все, что не прибито или не привязано.
     Мы увидели, как  из-за холма появилась гусеничная машина,  приземистая,
открытая,  в  ней  сидела  закутанная  фигура.  Машина  двигалась  медленно,
направляясь   прямо  на  нас.   Когда  ветер   сбивал  ее   в  сторону,  она
останавливалась,  одна гусеница  начинала вращаться  назад,  другая  вперед,
машина вновь выходила на прежнюю дорогу и двигалась дальше... Можно было уже
разглядеть человека в космическом скафандре, в шлеме с дыхательным аппаратом
и баллоном за спиной.
     Вот он уже совсем близко, подъехал ко входу и пропал из виду. Словно по
команде,  мы бросились в холл,  принялись раскручивать  винтовые соединения,
закрывавшие  дверь.  Могучая  сила вдавила створки  внутрь, в холл  ворвался
ледяной  ветер  со  снежными  вихрями.  Человек  в  космическом   скафандре,
пошатываясь, шагнул нам навстречу из серой мглы. Мы изо  всех сил навалились
на створки,  чтобы закрыть  их.  Наконец защелки опущены, закручены стальные
винтовые соединения.  Теперь можно  заняться гостем. Мы помогли ему  открыть
шлем, который откинулся  на шарнирах назад. Знакомое лицо, хотя таким, какое
мы видели сейчас, мы узнали его сравнительно недавно. Это был Эллиот, как мы
привыкли называть его, на самом же деле -- Джонатан Берлингер.
     Вытащив  Эллиота  из скафандра,  мы отвели его  в столовую  и  принесли
горячего солодового молока.
     Понемногу он отдышался, вытер мокрые руки бумажной салфеткой, пригладил
волосы.  В  зале  веяло холодом, но терморегулятор уже включился и  тихонько
гудел.
     Почему же он появился только сейчас, да еще столь рискованным образом?
     -- Погодите с расспросами! Дайте ему прийти в себя!
     -- Ну  и  досталось мне! Спасибо, мне уже лучше.  Какой  ураган! Я  все
время думал,  что  меня вот-вот унесет.--  Он  огляделся по сторонам.--  Ну,
здесь-то любую бурю можно переждать. Рад видеть вас.
     Он с явным удовольствием прихлебывал горячий напиток. Пожалуй, из  всех
нас он изменился  меньше  всего  --  такой  же  крупный, открытый,  человек,
удивительно  располагающий  к себе.  Помнится,  его  очень любили снимать  с
детьми--Эллиот гладил их по головкам, этакий  патриарх,  готовый защитить  и
любить всех, кто ему доверится.  Он  прекрасно  чувствовал себя в этой роли,
ему даже  не приходилось притворяться.  Как-то он  рассказал,  что настоящий
Эллиот  оказался совершенно  непригодным  для  подобных сцен, так  как  дети
действовали ему на нервы и, едва выключали камеру, ребят тут же  приходилось
уводить.
     -- Итак, все в сборе? Я был  уверен, что вы сюда прилетите. А мне, черт
возьми,  не  повезло с  пассажирской ракетой! Вы  же  знаете, я  работаю  на
энергоплантациях.  Их все время расширяют, и мы монтируем экраны из  ячеек с
водородом. Короче, наш автобус выскочил из колеи на вираже, и мы застряли  в
пыли. Прошло два  часа, пока мы снова тронулись с места. К отлету я опоздал.
Смешно,  что и  говорить.  А ведь я все  заранее  подготовил,  отпросился  в
отпуск,  как  положено. Правда,  нельзя  сказать,  чтобы мое  прибытие  сюда
совершилось, как положено.
     Оказалось,  Эллиот попросту угнал ракету, чтобы встретиться с  нами. По
его словам, он многим рисковал.
     --  Труднее  всего  было  приземлиться,-- сказал он.--  У  этой  ракеты
мощность  двигателя  рассчитана на лунные условия  -- на меньшую гравитацию.
Конечно, кое-какие резервы имелись,  я  все рассчитал, но шел на пределе. Во
всяком случае, стартовать  на этой штуковине больше  нельзя.  Впрочем, через
несколько дней ее все равно заметет снегом. Оно и к лучшему. Ведь ракеты уже
наверняка хватились. Да только теперь ее уже никогда не найдут.
     Мы дали Эллиоту возможность утолить голод и молча смотрели, как он ест.
Разумеется,  нам хотелось поскорее узнать, для чего он нас созвал, но мы его
не торопили.
     Вид  у  Эллиота  был очень  довольный, самоуверенный;  пожалуй,  только
теперь  мы  почувствовали,  что именно  он  был  стержнем  нашей компании  и
сплачивал  нас  четверых. Он  и в самом  деле внушал доверие. К тому же этот
человек не знал сомнений. Когда его не было, начинались всевозможные шатания
и разброд, Эйнар все подвергал  критике,  а меня одолевали сомнения,  и я не
знал, что ему возразить,  Катрин же обычно присоединялась к большинству. Сам
по себе Эллиот не был похож  на того человека,  роль  которого он  так долго
играл. Он  не был народным трибуном,  патриархом или исторической личностью,
но в такой небольшой группке, как наша,  он мог  стать лидером, ибо способен
был принимать решения -- никогда раньше это не было так отчетливо ясно.
     Отодвинув тарелку, Эллиот вытер губы ладонью.
     -- Ну ладно, пошли!
     Он вышел на  лестничную площадку, быстро огляделся по сторонам и открыл
дверь в подвал.
     Мы  спустились  по лестнице двумя этажами ниже, где находились машинные
агрегаты,  на  которые  подавался  ток  со встроенного  в  скальный  монолит
ядерного реактора. Я никогда не спускался в  этот подвал, Эллиот тоже тут ни
разу не был--он ориентировался с трудом.
     -- Где-то  здесь должна быть дверь.  Где-то совсем рядом.-- Говоря это,
он продолжал искать выход.-- Не думаете же вы, что  я позвал вас  просто для
того,   чтобы  вести  приятные   интеллектуальные  беседы  или   предаваться
воспоминаниям. Вовсе нет! Вы же знаете,  я этого не люблю. Нет, у нас с вами
совсем другая задача. Я уверен, вы меня поддержите.
     Наконец  он  нашел то,  что  искал.  Это  была круглая, слегка выпуклая
стальная  пластина диаметром в один метр, она находилась  в  стене на уровне
талии  человека  среднего  роста.  На   ней  виднелась   надпись:  Внимание!
Радиоактивная зона! Рядом Эллиот обнаружил что-то вроде коробочки. Он открыл
крышку, под ней оказались кнопки  с цифрами. Эллиот уверенно набрал числовой
код. Раздалось какое-то шипение, и пластина отодвинулась в сторону. Просунув
пальцы в  узкую  щель между стальной  пластиной и стеной,  Эллиот  попытался
открыть  люк  пошире, но не  тут-то было. Тогда Эллиот налег  на крышку всем
телом,  и  проход  освободился.  Заглянув  в  него, я  увидел коридор, слабо
освещенный аварийными лампочками.
     -- Что мы забыли в этой радиоактивной зоне?-- проворчал Эйнар.
     -- Да  нет  здесь  никакой  радиоактивности,--сказал  Эллиот.--Табличка
повешена просто так, для отвода глаз.
     Нагнувшись, что при его комплекции было не так-то  просто, Эллиот полез
в проем.  Мы нерешительно последовали  за ним. Мне было немного не  по себе.
Пахло  пылью, старой  смазкой, было  душно.  Мне казалось, будто мы  лезем в
склеп.
     Коридор стал  попросторней, по  левой  его  стороне  шли перила,  а  за
ними--темный  провал.  Мы  прошли  еще  несколько метров  и  увидели  крутую
винтовую лестницу. Здесь коридор заканчивался нишей со встроенным шкафом.
     Остановившись  у перил, Эйнар посмотрел  вниз. Оттуда доносилось  тихое
жужжание.
     -- Хочешь спуститься?
     -- Нет, где-то здесь есть код.
     Эллиот  распахнул дверцу шкафа; там висели  тяжелые  комбинезоны, внизу
валялись сапоги. Я заметил справа выдвижные ящики. Заглянув в один из них, я
обнаружил коробки с карманными фонариками и батарейками.
     -- Оставь! -- рявкнул Эллиот.
     Он  хватал  комбинезоны  вместе  с  вешалками  и  бросал  их  на   пол.
Обнаружилась задняя стенка шкафа. Эллиот нагнулся к самому днищу шкафа, там,
в  уголке, виднелись  расположенные  концентрическими  кругами  дырочки.  Он
произнес громко и отчетливо:
     -- Георг, Оскар, Сильвестр, Норд, Зигмунд, Цезарь!
     В  наступившей  тишине стало  слышнее  жужжание,  идущее  откуда-то  из
глубины. Хотя мы  и ожидали чего-то подобного,  однако все вздрогнули, когда
бесшумно  отошла задняя  стенка  шкафа.  Я  увидел складки  тяжелой  красной
материи, которая закрывала проем наподобие портьеры. Отодвинув ее в сторону,
Эллиот шагнул вперед  и  скрылся из виду. Мы нерешительно переглянулись,  но
любопытство в конце концов взяло верх.
     Помещение,  в  котором  мы  очутились,  напоминало  гардеробную:  стены
задрапированы бархатом, окон нет, на стене  -- огромное  зеркало в золоченой
раме, в  углу-- тяжелые латунные  вешалки-стойки. На потолке горела люстра с
двумя  дюжинами лампочек в виде  свечей, вставленных в позолоченные патроны,
чередовавшиеся со стеклянными подвесками. Справа виднелись две двери. Эллиот
подошел  к одной  из них и,  как мне показалось, в некоторой нерешительности
взялся за ручку...
     -- Стой! -- крикнул вдруг Эйнар.
     Этот  властный  возглас  прозвучал  как  приказ,  не  подчиниться  было
невозможно. Эллиот опустил руку и обернулся.
     --   Мне   кажется,   пришла   пора    объяснить    нам,   что    здесь
происходит,--сказал Эйнар.
     Мы обступили его, как бы давая понять Эллиоту, что солидарны с Эйнаром.
     Эллиот улыбнулся. Улыбка у  него  была такая добродушная,  что все наше
недоверие как рукой сняло. Он пододвинул к себе стульчик с узорчатой обивкой
и сел. Стульчик совсем исчез под его грузным телом.
     --  Дело  в том,--сказал он, тщательно подбирая слова,--  что возможно,
кроме нас, катастрофу пережил еще кое-кто.
     --  Кто?--этот  вопрос вырвался у меня совершенно непроизвольно, ведь я
прекрасно знал, что лишь немногие имели возможность спастись после гибельных
событий, виновниками которых были они сами.
     -- Они же все погибли... Или ты хочешь сказать...-- Катрин тоже поняла,
о ком идет речь, и все-таки в это было трудно поверить.-- Ты хочешь сказать,
вся четверка: Бурст, Фергюссон, Эллиот, Блийнер? А может, кто-то еще? Может,
их семьи? Или сотрудники?
     --    Откуда   мне    знать?--сказал    Эллиот.--   Я   получил   тогда
один-единственный  приказ.  Приказ Рихарда  Валленброка.  Он описал мне  эту
гостиницу,  вход в  подвал,  в  коридор,  сообщил числовой код  и  пароль  и
подробно объяснил, что я должен делать.
     -- Но откуда  он мог  знать, что  именно мы выживем? Ты  не задавал ему
этот вопрос?
     -- Приказы, как вы  знаете, не обсуждаются, и лишних  вопросов  в таких
случаях  задавать  не   положено.--Эллиот  так  резко  повернулся  на  своем
стульчике, что  тот жалобно заскрипел.--  Мне самому  эта мысль  пришла  уже
потом...  Тут ведь  не нужно  быть пророком. Он просто знал, что находится в
пакете, который мы вскрыли в последний день. Вот и все...
     -- Нет,  не все! Тогда  выходит,  он знал и про секретное оружие  наших
противников? Знал, что именно эта вершина останется торчать надо льдами?
     -- Вершины  гор оставались открытыми и в ледниковый  период--додуматься
до этого  не так уж сложно. А что  касается секретного оружия--не забывайте,
что Валленброк был еще и шефом разведки.
     Что же это такое? Неужели вновь оживут призраки прошлого? И потом разве
обязан человек  хранить верность  присяге, данной столетия назад? А с другой
стороны,  если  там,  за  дверьми, за  этими  драпировками,  покоятся  люди,
погруженные в анабиоз, разве можно уйти и бросить их?
     --  Мне кажется, вы просто боитесь,--сказал Эйнар.--  Но подумайте, что
они  нам  могут теперь  сделать? Армии у них больше  нет,  власти--тоже.  Их
правление  кончилось.  Они проснутся в  совершенно ином мире,  где они будут
значить не больше, чем мы с вами.
     Эллиот  кивнул  в  знак  согласия. Слова  Эйнара  мне  тоже  показались
убедительными. В самом  деле: если там окажется кто-то, переживший в ледяном
оцепенении катастрофу, вряд ли он будет особенно  отличаться от нас.  Сейчас
он  будет  вызывать  скорее усмешку,  чем  почтение.  Странно,  что  чувство
покорности до такой степени все еще сидит  в нас,  что мы -- вопреки всякому
здравому смыслу--еще подвластны устаревшим, утратившим силу представлениям.
     Прочь  сомнения! Эллиот встал, подошел к двери и снова взялся за ручку.
Мы молча  следили  за ним.  Чего нам, в  самом деле, бояться?  Хотя я не мог
утверждать,  что страх совершенно прошел -- наверно, он  затаился в каком-то
уголке души, чтобы при случае дать о себе знать.
     Эллиот открыл  дверь. Следующее  помещение тоже было освещено. Горел ли
свет все  эти годы или автоматически включился, когда Эллиот потянул на себя
дверь?  Тяжелые  ковры  на  полу  были  покрыты  густым  слоем пыли,  и  она
вздымалась  от  наших  шагов  легкими  облачками.  Мы оказались  в  комнате,
обставленной по  моде давно ушедших времен. Я не разбираюсь  в стилях  --  я
видел  повсюду плюш,  красные, золотые  и белые тона, разную мебель: комоды,
шкафы, громадный  концертный рояль и на нем--латунный канделябр с лампочками
в форме свечей. Окон не было, зато  стены сплошь увешаны картинами, где были
изображены  какие-то   странные  люди:  женщины  с  мужскими  прическами,  с
вытянутыми  тонкими телами,  завитые  нагие  юноши в  немыслимых  позах,  на
некоторых картинах--животные, словно сделанные из фарфора.
     Мы переходили из комнаты в  комнату -- жаловаться на недостаток площади
здесь  не  приходилось:  их  было более дюжины,  и все  громадные,  высокие,
уставленные мебелью, но при этом они не казались загроможденными.
     И вдруг мы услышали голос Эллиота,  звавшего нас. Мы поспешили к нему и
оказались в роскошно обставленной спальне. На кровати стоял гроб, если можно
так  назвать сооружение, предназначенное для анабиоза. Рядом, на полу, между
кроватью  и столом  оказался еще  один такой  же ящик, который  мы не  сразу
заметили.  В крышке виднелось  стеклянное  окошечко. Мы заглянули в  него  и
увидели мужское лицо: это был Рихард Валленброк, руководитель технической  и
пропагандистской  служб, грозный шеф тайной разведки-- человек,  которого  я
знал, как никто другой, но не способен был ни понять, ни уважать, ни любить.
Это привело нас  в такое замешательство,  что мы  едва не забыли  про второй
ящик. Катрин наклонилась  к  нему,  заглянула в  окошечко--и  вскрикнула  от
испуга.  Там лежала  собака;  видна  была только ее черная мохнатая голова и
передние лапы.
     -- Нерон!
     Все  сразу узнали любимого  пса Валленброка, с которым тот  никогда  не
расставался;  он оставил  собаку при себе даже тогда,  когда  из соображений
экономии всех животных, не  имеющих  практической  ценности, приказано  было
уничтожить. В свое время обсуждалась  идея подыскать  двойника и для собаки,
чтобы  мрачный,  нелюдимый  Валленброк  выглядел  перед  публикой   хотя  бы
любителем  животных.  Но пес был  такой дикий, такой свирепый  -- достаточно
было  только взглянуть на него! -- что от этого  плана решили в конце концов
отказаться, и мне, слава богу, не пришлось иметь дела с подобной же  злобной
тварью.
     Значит, черный Нерон  уцелел! Мы тщательно осмотрели  комнату в поисках
других анабиозных  устройств, но  больше  не нашли  ничего.  Итак,  все  эти
помещения предназначались  для одного-единственного человека  -- для Рихадра
Валленброка, он единственный, кроме нас, пережил катастрофу.

     Война,  навязанная нам  врагом,  обернется  против ее зачинщиков, и они
будут беспощадно уничтожены. Они расплатятся за содеянное, мы добьемся этого
и готовы пойти  на любые жертвы. Весь наш  народ  сплочен как  один человек.
Сколько бы наших городов ни разрушили ракеты с востока и юга, ни один из нас
не   дрогнет,  не  смалодушничает.  Службы  гражданской   обороны  действуют
безотказно,  большая  часть  населения  сможет  укрыться  в  заблаговременно
подготовленных  убежищах.  В  их  распоряжении достаточно  теплой  одежды  и
продуктов, все  обеспечены  электрической  энергией и  топливом, наши заводы
работают на полную мощность, выпуская оружие, необходимое для обороны. Наших
резервов хватит еще надолго, превосходство в этой схватке останется на нашей
стороне,  даже  если  врагу  удастся  еще  какое-то  время  продолжать  свои
разрушительные  налеты. Каким бы трудным  ни оказалось  наше  положение,  мы
знаем,  что  делать;  в  нашем  распоряжении  имеется  оружие  такой  мощной
разрушительной силы, что при желании мы  могли  бы уничтожить всю  землю. Мы
держим  его на крайний случай и пустим в ход толь