ежду  собой  каналами  наподобие  сообщающихся
сосудов. Впрочем, это не объясняло того, что  Амелинчуку  хватило  одного,
пусть и глубокого, вдоха, чтобы проплыть по одному  из  таких  каналов  из
конца в конец. С другой стороны, дно  все-таки  было.  Во  всяком  случае,
возле берега.
     Осененный догадкой, Тикси  остановился.  Никчемные  поиски  "марабу",
руководимые   не   столько   здравым    смыслом,    сколько    примитивным
ориентировочным инстинктом, следовало прекратить. Разумеется, и "марабу" и
одежда ждали его на  дневном  полушарии,  на  том  конце  сквозьпланетного
канала.
     - Дубина! - выругал себя  Амелинчук.  -  Шляешься  тут  как  заводной
болван...
     И он огромными скачками понесся назад к озеру. С разбегу  бухнулся  в
еще не растерявшие дневное тепло воды  и  шумно,  как  резвящийся  морской
слон, погреб на середину. Где-то в недрах души слабо  трепыхнул  хвостиком
червячок сомнения и страха. Дескать, не  все  так  уж  и  очевидно.  Да  и
глубины озера как-то особенно зловеще темны.  Кому  приходилось  совершать
ночные ныряния даже  в  самых  безобидных  водоемах,  тот  должен  помнить
возникающую  при  этом  невнятную,  не  поддающуюся  разумным  объяснениям
жуть...
     Но Тикси легко подавил все колебания в  зародыше,  осмеял  подспудные
страхи  и,  зарядив  легкие  воздухом  под  завязку,   пулей   ринулся   к
неразличимому и, что следовало из его же гипотезы, несуществующему дну.
     Как и в прошлый раз, момента перехода он не уловил. Просто плыл  себе
и плыл, все помыслы свои направляя на то, чтобы ни на йоту не  отклоняться
от вертикали и тем самым экономить силы и запасы воздуха.
     И внезапно очутился на поверхности.
     - Ежкин кот!... - пробормотал Тикси, переведя дух.
     Над ним по-прежнему  нависало  ночное  небо.  Впрочем,  на  горизонте
дыбился язык призрачного сияния. Не то первый отголосок утренней зари,  не
то задержавшийся огрызок заката.
     Из чего следовало, что это было все ж таки ДРУГОЕ озеро.
     На сей раз до берега было рукой подать. Не имея  ни  сил  ни  желания
экспериментировать дальше, Амелинчук выполз на песок и прилег.  "Если  это
утро, то оно мудренее вечера, - подумал он равнодушно.  -  А  если  вечер,
тогда... - Ему не  хотелось  ломать  голову  над  проблемой  этого  самого
"тогда". Он попытался  вообразить  себе  очередной  нырок  в  никуда.  Ему
пришлось выдержать некоторое  внутреннее  единоборство  и  выйти  из  него
победителем. - Тогда я сбегу."



                                    13

     Полыхание на горизонте оказалось предвестником утра.
     Тикси лежал на песке и размышлял  о  том,  что  на  свидание  он  уже
безнадежно опоздал. Что виноват он сам и никто больше на  целом  свете,  и
что вряд ли будет прощен. Во всяком случае,  для  того,  чтобы  заработать
прощение, понадобятся значительные усилия. Что никогда больше он не станет
совершать опрометчивых проступков. Что это  его  сто  двадцать  седьмой  и
окончательный зарок самому себе. Что дай бог ему попасть на свой  корабль,
и он вытрясет из этого хитрована-когитра информацию об  "эффекте  зизезап"
до последнего бита.
     Когда рассвело, Тикси понял, что теперь он не прочь позавтракать.  Уж
чего-чего, но оптимизма  ему  это  естественное  стремление  не  добавило.
Потому что вокруг, насколько хватало глаз, не  видно  было  ничего,  кроме
разноцветных озер и сверкающего на солнышке песка. Вода из озер, очевидно,
годилась на то, чтобы  заполнить  пустующий  объем  желудка,  но  вряд  ли
организм согласился бы ее усвоить. Иначе  никаких  сложностей  с  водой  в
окрестностях планеты Дфаанла и в помине бы не стало. Что же до остального,
то Тикси никогда не слыхал о съедобном песке.
     Он  уже  достаточно  отдохнул,   чтобы   возобновить   упражнения   в
сквозьпланетных нырках. Но сердце подсказывало ему,  что  с  этим  озером,
которое при свете дня  оказалось  сиреневым,  ничего  путного  не  выйдет.
Возможно, в цвете  воды  и  взаимосвязи  озер  и  присутствовала  какая-то
система, только Амелинчук покуда не мог сообразить, в чем же она состояла.
Поэтому он побрел, волоча ноги, к соседнему водоему, ядовито-желтому и  не
слишком глубокому на первый взгляд.
     Внезапное чувство тревоги заставило его обернуться.
     Без обостренного чутья на опасность в Галактике  пропадешь.  Если  не
можешь подсознательно, инстинктивно ловить  недоступные  никаким  приборам
волны, расходящиеся от источника угрозы, как от брошенного в воду камня, -
нечего тебе делать в дальнем космосе. Да и в ближнем, сказать  по  правде,
тоже. А Тикси, худо ли бедно, работал там без малого десяток лет...
     Поэтому сперва он ощутил все, что  положено,  а  уж  потом  увидел  и
услышал. Но ощутить, увидеть и услышать подобное в сложившейся ситуации он
мог ожидать менее всего. И прошла целая вечность, во всяком случае, секунд
двадцать - это уж совершенно точно,  прежде  чем  он  опомнился,  подобрал
отвисшую челюсть и начал действовать.



                                    14

     Вот уже четыре часа Дорис Эйнола сидела на песке в десятке  шагов  от
озера. В очень неудобной позе - на пятках, как дзюдоист перед тренировкой,
имея в качестве опоры одну лишь правую руку, а левую неловко пристроив  на
коленях. С головой вполоборота  налево,  отчего  прядка  прямых  пшеничных
волос с упрямством, достойным лучшего применения, лезла ей то в глаза,  то
в рот. По причине этого - с затекшими спиной, ногами и шеей.
     За эти часы успела сгинуть ночь и вовсю разгорелось  утро.  А  озеро,
воды  которого  столь   опрометчиво   покинула   Дорис,   расцветилось   в
кристально-изумрудные тона.
     Причиной всех неудобиц была чудовищная, отвратительная на  вид  змея,
больше чем на что либо похожая на  разъевшегося  мучнисто-белого  червяка.
Гадина  всползла  прямо  из-под  песчаного  одеяла,   будто   тысячу   лет
дожидалась, когда поблизости объявится кто-нибудь  аппетитный,  и  немедля
устремилась к женщине. Ноги у Дорис подкосились, и  она,  даже  не  охнув,
осела - без сил, без  воли  к  сопротивлению,  почти  без  чувств...  Змея
замерла, словно потеряла жертву из виду. Но стоило Дорис пошевельнуться, и
тварь тотчас же начинала проявлять к  ней  любопытство.  Ее  безглазая  и,
впрочем,  безротая  морда  скорее  напоминала  хвост.  Но   кто   мог   бы
предугадать, каким образом она предполагала расправиться с добычей и затем
пожрать ее? Быть может, извергая пищеварительный сок из многочисленных пор
необозримого тулова, чтобы после вывернуться  наизнанку  и  накатать  свой
желудок на полупереваренные останки?.. При одной мысли об этом  Эйнола  не
стерпела и брезгливо передернула плечиками. В тот же миг змеища прянула  в
ее сторону!
     Дорис  оставила  попытки  активности.  Теперь  она   просто   сидела,
временами незаметно напрягая и расслабляя взывающие о милосердии мышцы.  И
думала, как же ей вести себя дальше. Бежать к воде? Но  вполне  допустимо,
что змея плавает не хуже, чем ползает. А Дорис  не  могла  бы  похвалиться
отличными результатами ни в одном  стиле.  Нестись  во  весь  опор  вглубь
пустыни, к другим озерам? Там ее могли поджидать опасности  и  похлеще.  А
она, и об этом не  стоило  забывать,  была  беззащитна.  Виктор  Гюго  мог
написать: "Нагая женщина - это женщина во всеоружии." На  планете  Дфаанла
он рисковал бы угодить впросак. Местные гады ничего не смыслили в  женской
красоте.
     Видимо, сменному диспетчеру галактической базы "Гончий Пес" уготовано
было умереть  здесь  от  голода,  страха  и  омерзения,  в  отвратительном
соседстве. Обратиться в мумию, окостеневшую в нелепой исковерканной  позе.
В памятник единой минуте безрассудства, начисто перечеркнувшей всю  жизнь.
Если только змее не будет благоугодно издохнуть раньше.
     Дорис осторожно скосила глаза на своего сторожа. В распластавшемся на
песке ослизлом рукаве женщине почудилось трепетание. Неужели змея  уловила
это неприметное движение глаз и вздумала напасть?!
     Ждать более было нечего. Да и незачем.
     Одним прыжком Эйнола оказалась на ногах  -  мышцы  свело  в  жестокой
судороге. Подавив невольный вскрик, Дорис побежала, а точнее - поковыляла,
оступаясь   и   почти   падая,   руками   отталкиваясь   от   предательски
расступающегося песка. Без надежды на избавление  от  зловещего  спутника,
неотступно  скользившего  следом.  Обычный   безрассудный   бег   насмерть
перепуганной женщины.
     И тут прямо перед собой задыхающаяся, полуживая Дорис увидела то, что
увидеть никак не была готова.
     Высокого, хорошо скроенного мужчину. Со слипшимися, еще не просохшими
после купания русыми волосами. С широко распахнутыми серыми глазами  и  не
менее широко разинутым ртом.  Вдобавок  ко  всему,  совершенно  голого.  И
положительно ей знакомого.
     От неожиданности Дорис Эйнола начала делать одну глупость за другой.
     Она забыла напрочь о том, что за ней гонится гигантская змея.
     Она замерла как вкопанная.
     Она прикрыла те участки своего тела, которые женщины обычно  избегают
демонстрировать окружающим. Толку от ее ладошек и  локтей  было  мало,  но
видимость приличий была соблюдена.



                                    15

     Итак, растерзанная нагая женщина спасалась бегством  от  огромного  и
весьма хищного на вид слизняка.
     Завидя перед собой  Тикси,  незнакомка  остановилась  и  без  особого
успеха попыталась упрятать от его ошалелого взора тугие, влажные  от  пота
груди, которые тут же своенравно выскользнули на  волю,  а  заодно  и  низ
живота.
     Слизняк, между  тем,  приступа  скромности  при  виде  Амелинчука  не
испытал и остановиться не подумал.
     Чтобы прогнать его, не говоря уже  о  том,  чтобы  уничтожить,  Тикси
располагал только своими конечностями. Применительно к данному случаю  они
годились мало. Но за отведенные на решение  секунды  Тикси  сделал  важное
открытие. Поскольку планета Дфаанла оказалась-таки обитаема, то ее  жители
существовали в той же азотно-кислородной газовой среде, что и люди, что  и
все животные благословенного уголка мироздания по имени Земля.  Поэтому  с
весьма высокой степенью вероятности местные  твари  должны  были  обладать
слухом примерно в общем с землянами диапазоне. Конечно, сплошь и  рядом  в
бесконечной Галактике встречались отклонения от общих  правил,  но  о  них
Амелинчук не хотел и вспоминать.
     Он придумал, как ему совладать с  чудовищным  слизняком.  -  Заткните
уши! - крикнул он женщине.
     Та  никак  не  отреагировала,  продолжая  панически   укрывать   свои
сокровища.
     - Уши! - заорал Тикси, приближаясь. - Уши береги, дура!
     Женщина заозиралась, словно решила спасаться бегством и от него тоже.
Увидела лоснящуюся спину совсем уже близкого гада. Только  теперь  до  нее
дошел смысл обращенных к ней воплей Амелинчука. И,  выбирая  из  двух  зол
меньшее, она обхватила голову руками и зажмурилась.
     В тот же миг Тикси нанес слизняку акустический удар.
     Это было его секретное оружие. Он умел  свистеть  так,  что  лопалась
стеклянная посуда, осыпались камни и полегала трава. Нужно было по-особому
сложить губы,  зажать  нос,  скорчить  зверскую  гримасу.  И  не  упустить
позаботиться также о собственных ушах... Этому  искусству  обучил  его  не
какой-нибудь чудом дотянувший до наших дней былинный Соловей-разбойник,  а
вполне материальный ввгвиадвир с почти библейским именем  Элеувви,  житель
одной из планет по ту сторону Ядра, похожий одновременно и на паука  и  на
птицу, который вполне сносно болтал на астролинге. Настолько  сносно,  что
бойко травил бытовые анекдоты  своей  странноватой  расы  и  способен  был
оценить юмор землян. Амелинчуку довелось коротать в компании Элеувви почти
неделю в затерянном среди астероидных полей,  всеми  забытом  крохотном  и
насквозь роботизированном отеле "Райский сон", прежде чем за  ними  пришел
пассажирский галатрамп и забрал назад в лоно цивилизации. В  благодарность
за  искусство  убийственного  свиста  Тикси  поделился  с   новообретенным
приятелем своими познаниями в искусстве игры  на  гитаре.  Они  расстались
довольные знакомством и прекрасно проведенным временем...
     Мерзкий слизень отпрянул и,  ежась  от  боли,  штопором  ввинтился  в
песок.  Он  улепетывал  прочь  под  самой  поверхностью,  и  там,  где  он
проползал, вскипали сухие буруны.
     Ощущая  себя  витязем-змееборцем,  Тикси  горделиво   приблизился   к
скорчившейся женщине. Потрепал ее по голому плечу.
     - Все позади, - сказал он мужественным голосом. - Мы одержали славную
победу.
     Он подхватил ее под локти и поставил на ноги. Женщина  ускользала  из
его рук, почти падала, голова запрокидывалась.
     - Ну, ну, - проговорил Тикси. - Со мной тебе никто не страшен.
     Незнакомка с трудом разлепила веки.
     Полыхнула  на  него  синими  глазищами.  Сильно  толкнула  в   грудь.
Потрясенный черной неблагодарностью, Амелинчук отступил на  шаг,  полагая,
что женщина тут же повалится в его объятия. Но она стояла вполне уверенно.
И смотрела на него так же брезгливо, как на слизняка.
     Затем снова одной ладонью надежно укрыла лоно, другой же с  разворота
влепила ему затрещину.



                                    16

     - За что?! - застонал Тикси, шарахнувшись.
     - За "дуру"! - прошипела женщина с ненавистью. - Но я же спасал тебя!
     - А я вас просила об этом?! -  она  тут  же  осознала  всю  нелепость
такого упрека и, тряхнув  спутанной  гривой  забитых  песком  светло-рыжих
волос, исправилась: - Впрочем,  за  это  спасибо...  Но  что  вы  на  меня
пялитесь? Отвернитесь немедленно! И не смейте говорить мне "ты"!
     Тикси покорно отвернулся.
     - Можно подумать, я вижу все это впервые, - с обидой проворчал он.
     - Я никогда прежде не раздевалась для вас! И  никогда  не  разденусь!
Так что вы видите ЭТО в первый и последний раз!
     - Тогда уж, будьте любезны, отвернитесь и вы! - разозлился Тикси. - У
меня  тоже  нет  никакой  охоты,  чтобы   меня   разглядывала   совершенно
посторонняя женщина...
     - Хм! Пожалуйста! Разглядывать вас не  доставляет  мне  ни  малейшего
удовольствия. Я вообще не представляю, что это  кому-то  может  показаться
приятным!
     Амелинчук тяжело вздохнул. Он узнал ее.
     У  Тикси  была  слабость  выдумывать  всем   прозвища.   Нечасто   он
отваживался обнародовать свою коллекцию. Но редкий человек из тех,  с  кем
сводила его судьба, избегал участи экспоната... После того  вечера,  когда
они встретились впервые, Тикси прозвал ее Сердитой  Чухонкой.  И  если  бы
однажды ему предрекли приключение на двоих, Сердитая  Чухонка  с  "Гончего
Пса" была бы последней, с кем  он  предпочел  бы  разделить  свою  участь.
Впрочем, с фигурой у нее все было в полном порядке, и  Тикси  как  честный
человек не мог не отметить этого.
     Дорис тоже узнала его. И прежние, уже  порядком  позабытые  антипатии
пробудились в ней с новой силой. Меньше всего она хотела быть спасенной от
гибели  этим  разнузданным  юбочником  и  горлопаном  с  "Геркулеса".   Ей
невыносима была сама мысль о том, что он  оказался  первым,  увидевшим  ее
наготу. В то же время  она  вынуждена  была  признать,  что  вел  он  себя
достойно,  выглядел  мужественно...  во  всех  отношениях.  И,   очевидно,
пользовался успехом у женщин по заслугам.
     Они оглянулись одновременно.
     - Ну, что вам еще?!
     - Хотел посмотреть, не ест ли вас кто-нибудь!
     - Думаю, вас бы это только обрадовало!
     - Но я не желал бы стать вторым блюдом!
     - Вами он побрезговал бы!
     - А вами бы отравился!
     Эйнола оскалилась, как дикая кошка, сжала кулаки и, начисто позабыв о
стыдливости, шагнула навстречу Амелинчуку, который и не думал на этот  раз
отступать. Несколько мгновений они стояли лицом к лицу, трясясь от злости.
     "Все-таки она хорошенькая, - вдруг подумал Тикси.  -  Хотя  и  сатана
характером."
     "Ах, если бы мой "второй" походил на него, - подумала Дорис. - И в то
же время не был им..."
     - Какого черта, - сказал Тикси, отводя взор. - Кажется, мы  попали  в
одну передрягу. Что мы собачимся? Нужно как-то выпутываться.  А  уж  потом
постараемся оказаться как можно дальше друг от дружки.
     - Согласна, - произнесла Эйнола, опуская глаза. - Но  это  не  повод,
чтобы меня разглядывать.
     - Я вас не разглядываю. Но коли здесь живут ТАКИЕ хозяева, мне просто
необходим полный круговой обзор. И я не виноват, что  иногда  в  его  зону
попадаете вы. Я забочусь о вашем же благе.  До  ваших  прелестей  мне  нет
никакого дела...
     - Мне до ваших - тоже! - сказала она с нескрываемым раздражением.



                                    17

     Дорис  сидела  неподалеку,  поджав   ноги   и   осторожно   расплетая
свалявшиеся  в  колтун  волосы.  Будто  отдыхающая  русалка,  только   без
дурацкого рыбьего хвоста. Она  делала  вид,  что  целиком  поглощена  этим
занятием и потому не обращает внимания на редкие косые взгляды, что бросал
на нее Тикси - якобы из соображений безопасности.
     - Хотел  бы  я  знать,  в  чем  заключается  этот  проклятый  "эффект
зизезап", - сказал он. - Тогда, может быть,  мы  поняли  бы,  как  попасть
домой. Что у вас тут? "Марабу", как и у меня?
     Дорис кивнула.
     - Видимо,  это  явление  естественного  экзометрального  перехода,  -
заметила она задумчиво. - Странно только, что никто его не исследует.  Это
дало бы нашей науке много  полезных  сведений.  Природа  совершает  те  же
действия, что и цивилизация. Но при этом она затрачивает меньше усилий.
     - Чей это афоризм?
     - Мой. Только что придумала.
     - Когда же нам исследовать все, что за пределами  наших  секторов?  -
Тикси пожал плечами. -  Мы  у  себя-то  ничегошеньки  не  успеваем  толком
разглядеть. Кстати, чей это сектор?
     - Ничей. Нейтральные воды.
     - Значит, хватятся нас не скоро. Мы здесь торчим часов восемь.  Когда
еще когитры всполошатся...
     - Полагаю, мой забеспокоится первым, - уверенно произнесла Дорис. - Я
не имею привычки надолго покидать борт, не предупреждая об этом заранее. А
ваш,  если  он  во  всем  подобен  хозяину,  вообще   может   никогда   не
спохватиться.
     - Это попытка меня оскорбить? - ощетинился Тикси.
     - Простите, я не хотела, - с ангельским смирением ответила женщина.
     - Во всяком случае, пройдет какое-то время, прежде чем любой  из  них
догадается поднять "марабу" в воздух. Брошенная на  берегу  одежда  должна
побудить их  начать  самостоятельный  облет  планеты  и  вдобавок  вызвать
спасателей.
     - А планета бо-ольшущая... К тому же, они могут решить, что мы просто
утонули.
     - Кажется, мой должен сразу догадаться, в  чем  дело,  -  пробормотал
Тикси. - Он что-то знает про "зизезап".
     - И вы не выяснили у него никаких подробностей?!
     - Я не подозревал...
     -  И  полезли  на  поверхность  чужой  планеты,  пораженную  каким-то
таинственным эффектом, ничего  о  нем  не  ведая?  -  Дорис  издевательски
расхохоталась. - Нет, положительно вы ненормальный!
     - Между прочим, вы поступили точно так же, - огрызнулся Амелинчук.
     - Я - другое дело!
     - Это отчего же? Результата  мы  добились  абсолютно  тождественного.
Если не считать  того,  что  не  окажись  на  этой  планете  -  совершенно
случайно! - меня, вас бы уже переваривал гигантский слизняк!
     - Долго вы будете мне напоминать об этом?  -  возмутилась  Эйнола.  -
Может быть, вы еще потребуете от меня благодарности?
     - От вас дождешься, - фыркнул Тикси.
     - Если хотите знать, - продолжала Дорис, -  ваше  соседство  мне  уже
порядком надоело. Но я вынуждена его терпеть, потому что,  как  вы  это  с
подлинно мужским тщеславием подчеркиваете при каждом  удобном  случае,  не
способна защитить себя. Увы, это так. Но неужели уже  то,  что  я,  скрепя
сердце, принимаю вашу помощь, не есть  проявление  моей  признательности?!
Хм!
     - Вы потрясающая женщина,