времени.  Но
Амелинчук всегда предпочитал тянуть до последнего, а потом спешить во  все
лопатки. Демонстрировать  чудеса  изворотливости,  бросаться  в  авантюры,
творить безумства и походя свершать подвиги, даже если  никто  никогда  не
оценит их по достоинству. Разумеется, вел он себя  подобным  образом  лишь
когда дело касалось его  личной  жизни.  В  работе  же  он  был  собран  и
мастеровит. Иначе не удержаться бы ему в сменных диспетчерах галактической
базы "Геркулес" дольше конца смены.
     - Какого дьявола... Первым из  прямоходящих  гуманоидов  побывать  на
замечательной планете Дфаанла, возле прекрасных озер  чистой  воды,  и  не
искупаться? Потомки, которые у меня непременно будут, мне того не простят!
И, в конце-то концов, покажут мне обещанный "эффект зизезап" или нет?!
     Во мгновение ока Амелинчук избавился от комбинезона. Теплый недвижный
воздух принял его в свои объятия. Тикси подошел к самой кромке воды. Озеро
дремало подле его ног, словно гигантский  драгоценный  камень  "гелиодор",
какие, по слухам, бывают именно такого цвета. Песчаное ложе покато уходило
в пронизанные дневным светом глубины, и  можно  было  не  напрягая  зрения
разглядеть всякую его морщинку, всякую впадинку.
     - Спишь, приятель? - спросил у озера  Тикси.  -  Ну,  сейчас  я  тебя
растормошу!
     Он с диким воплем ухнул в воду, подняв тучу  янтарных  брызг  и  гоня
перед собой крутые волны.



                                    8

     Амелинчук плыл на середину озера,  плавно  гребя  ладонями  и  лениво
шевеля ногами. Изредка он погружал лицо в воду и глядел вниз. Ни  соринки,
ни щепочки, ни даже крохотной сорванной со дна водоросли  не  виднелось  в
струящейся толще. Огромная пиала, наполненная напитком для утоления  жажды
сказочного великана, который отчего-то не  пришел.  Кстати,  напитком  без
вкуса и запаха.
     "Рыб здесь тоже нет, - думал Тикси. - Отчего бы? Наверное,  в  каждом
таком озере обитал дракон, который  за  тысячелетия  сожрал  всю  живность
окрест, вместе с водорослями и случайным мусором. А потом издох от  голода
и скуки, и кости его покоятся на самом дне."  Амелинчук  присмотрелся,  но
ничьих костей под собой не увидел. "Должно  быть,  их  занесло  песком,  -
решил он - А вот мы проверим!" Набрал полную грудь воздуха и нырнул.
     С поверхности  казалось,  что  до  дна  подать  рукой.  Однако  Тикси
погружался все  глубже,  а  дно  не  становилось  ближе.  Напротив  -  ему
померещилось, будто с каждым гребком под ним собиралась  в  плотные  клубы
тьма... Амелинчук даже слегка встревожился, хотя  и  не  настолько,  чтобы
запаниковать. Здравый смысл опытного сменного диспетчера требовал  немедля
повернуть назад и вообще прекратить всякое безрассудство. Но прочие личные
качества  Тикси  бунтовали  против  такого  решения.  "Ну  нет,  -   думал
Амелинчук. - Мистики, ежкин кот, я не потерплю. Мне  много  и  не  надо  -
только дотронуться ладонью дна..." И он  продолжал  спуск,  изо  всех  сил
гребя ногами и левой рукой, а правую вытянув перед собой.
     Тьма  сделалась  беспросветной,  как  чернильная   бомба   спугнутого
осьминога.
     А затем простертая  вперед  ладонь  перестала  ощущать  сопротивление
жидкости.
     Мгновение спустя над совершенно обалдевшим Тикси расступились воды, и
он, продолжая по инерции бултыхать ногами, пулей вылетел  на  поверхность.
Выплюнул омертвелый воздух из легких и со всхлипом набрал свежего.
     Что произошло? И как это могло приключиться? Он все время плыл книзу,
ни на градус не отклоняясь от вертикали, и глаза его были  открыты.  Между
тем в какой-то момент его курс внезапно изменился  ни  много  ни  мало  на
диаметрально противоположный...
     Впрочем, так ли это?
     Тикси огляделся. И ощутил, что замерзает. До мурашек по всей коже, до
судорог, до волос дыбом.
     Его обступала ночь. Над головой  не  мигая  светились  чужие  звезды.
Озеро в темноте казалось зловеще черным.
     И на берегу нигде не было видать родного, обжитого, уютного "марабу".



                                    9

     На миг оторвавшись от своих  записей,  Дорис  Эйнола  бросила  беглый
взгляд на курсограф. Понятное дело, что во время странствий в  экзометрии,
то есть вне всяких пространственных измерений, этот прибор в  значительной
мере являл собой дань условности. Никакого реального курса он не  отражал,
а лишь с изрядной долей  допущения  указывал,  какие  звездные  системы  в
каждый конкретный момент времени оставались бы  за  бортом  корабля,  буде
таковой корабль следовал в обычном трехмерном пространстве  -  "субсвете",
как для краткости называли его между собой работники галактических  служб.
Разумеется, на то, чтобы пересечь хотя бы одну такую  звездную  систему  в
"субсвете", понадобился бы не один месяц. Да и кому  могло  это  прийти  в
голову, когда есть возможность экзометрального перехода? Поэтому показания
курсографа менялись с  фантастической  для  неподготовленного  наблюдателя
быстротой. Вдобавок, на терминал  прибора  поступали  краткие  сведения  о
минуемых светилах и планетах.
     "...прекрасными озерами чистой воды, в которых постоянно  наблюдается
эффект зизезап", - прочла Дорис и вернулась к своим делам.
     И вдруг обнаружила, что прочитанный ею только что на терминале  текст
удивительным  образом  созвучен  с  теми  мыслями,  которые  она   вверяла
мемографу.
     Дорис пробежала глазами уже таявшую информацию снова и снова. "Как же
так? - подумала она сердито. - Всем позарез нужна вода, мы импортируем  ее
за килопарсеки либо  синтезируем  из  всякого  экологически  сомнительного
материала... А здесь - озера чистой воды! Допустим, ее нельзя  употреблять
непосредственно. Допустим... Но как сырье она сгодится наверняка. И нам, и
тому же "Геркулесу", и прочим разным.  Забирать  воду  с  этой  планеты...
кстати, как она называется?.. Дфаанла? Любопытно. Это гораздо экономичнее,
нежели из соседних секторов. Особенно в  свете  недавних  событий."  Дорис
поглядела на часы. До начала совещания оставалось двенадцать часов. Даже с
учетом перелета у нее имелся существенный запас  времени.  Запас,  который
можно - и нужно было - истратить с пользой. То есть своими глазами глянуть
на нежданную кладовую бесценного сырья и попытаться уяснить  хотя  бы  для
себя, по каким неведомым причинам до сей поры эта  планета  не  привлекала
ничьего внимания. В информации шла речь о каком-то "эффекте  зизезап".  Но
детальная расшифровка  термина  отсутствовала,  а  во  "Всеобщем  каталоге
природных  явлений,  несовместимых  с  безопасностью",  к  какому  тут  же
обратилась Эйнола, этот эффект не упоминался.
     - Промежуточный финиш - Дфаанла, - приказала Дорис бортовому когитру.
     - Принято, - кратко, по-деловому, ответил тот. Как всякий когитр,  он
старался приноровиться к человеку, в паре с которым работал.
     Корабль шел над самоцветной россыпью сияющих  в  лучах  солнца  озер.
"Странно, - думала Дорис. -  Планета  кажется  очень  привлекательной  для
освоения. Однако же никаких попыток  к  тому  с  момента  ее  открытия  не
сделано. В чем  загадка?..  Она  кажется  искусственной,  рукотворной.  Ни
малейшего признака растительности.  Есть  ли  там  вообще  биосфера?"  Она
спросила об этом когитр.
     - Есть, - немедленно отозвался тот. - Но подробности не приводятся.
     Эйнола  недовольно  поморщилась  и  снова  обратилась  к   созерцанию
бескрайнего озерного покрывала.
     - Координаты для посадки? - предупредительно осведомился когитр.
     - На ваше усмотрение, - произнесла Дорис, погруженная в свои мысли.
     - Принято, - сказал когитр.
     И,  чтобы  не  затягивать  дела,  опустил  корабль  на   относительно
просторную песчаную площадку между розовым, голубым и сиреневым озерами.
     Дорис облачилась в скафандр высшей  защиты.  Перекинула  через  плечо
самое эффективное оружие, какое сыскалось на борту  -  похожий  на  флейту
фогратор с полным боекомплектом. Закрыла гермошлем.
     - Простите, что вмешиваюсь  не  в  свое  дело,  -  деликатно  заметил
когитр. - Но  информация  не  указывает  на  какого-либо  рода  опасности,
достойные применения против них оружия...
     - Возможно, исследователи не имели времени, чтобы  их  обнаружить,  -
обрезала Дорис.
     - Вполне логично, - с поспешностью согласился  когитр,  хотя  женщине
почудилось, будто в  его  голосе  проскользнул  почти  неуловимый  оттенок
иронии.



                                    10

     Эйнола ступила на мелкий вязкий песок, будто на вражескую территорию.
     На каждом шагу она  озиралась,  и  ствол  фогратора  следовал  за  ее
взглядом. Планета встречала гостью безразличным  молчанием.  Ни  малейшего
движения воздуха. Ни единого  всплеска  на  гладкой,  будто  отшлифованный
бриллиант, поверхности вод. Только шорох песка, ссыпающегося в  углубления
следов. "Наверное, я выгляжу нелепо, - подумала Дорис. - Но в чужих  мирах
предосторожность редко бывает излишней."
     Вскоре она вынуждена была признаться себе, что последнее  соображение
все сильнее кажется ей чисто умозрительным. Здесь не было ничего, несущего
угрозу.
     Испытывая внутреннее борение, Эйнола откинула светофильтр,  а  затем,
поколебавшись,  и  забрало.  Сначала  лица  ее  коснулся  теплый,  свежий,
невзирая на безветрие, воздух. А затем пришло  прохладное  дыхание  озера.
Чистого розового озера, что могло бы лизнуть носки ее сапог,  если  бы  на
его поверхности вдруг возникла хоть небольшая  рябь.  "Опасностей  нет,  -
вспомнила Дорис. - Только "эффект зизезап". О котором никто не говорит как
об опасности..." Она перекинула фогратор за спину и медленно опустилась на
песок.
     Сидеть в скафандре высшей защиты было весьма неловко. Функция  такого
снаряжения - обеспечивать безопасность владельца, а отнюдь не заботиться о
его комфорте в условиях отсутствия внешней угрозы... Через  пару  минут  у
Дорис затекли колени, а еще немного погодя онемела спина. В то же время ей
непонятно отчего  не  хотелось  возвращаться  на  корабль,  к  оставшемуся
невыключенным  мемографу,  к  наполнявшим  его  полезным  соображениям   о
недопущении впредь летных происшествий.
     Эйнола разгерметизировала скафандр и  неспешно  освободилась  из  его
оков. Теперь он валялся рядом, будто доспехи  древнего  рыцаря:  такой  же
громоздкий, такой же пустой и  такой  же  неуместный,  когда  нет  речи  о
турнирах и никому не угрожают огнедышащие драконы.
     Дорис даже не глядела в его сторону. Она  сбросила  заодно  и  легкое
белое трико, в котором путешествовала, и вообще все, что на  ней  было,  и
теперь сидела голышом на теплом песочке, обхватив колени руками.  Она  уже
не беспокоилась  о  том,  что  кто-то  накинется  на  нее  из  злокозненно
обустроенной засады. Впрочем, дотянуться до фогратора ей не  составило  бы
никакого труда...
     "Почему здесь никто не живет? -  думала  она,  жмурясь  от  солнышка,
будто разнеженная кошка. - Можно было бы  прямо  тут  выстроить  небольшой
домик, хижину. Два этажа. Разбить палисадник. Вряд ли на  песке  возьмется
расти что-нибудь, кроме  нелепого  саксаула.  Взять  и  привезти  с  Земли
кубогектар чернозема. И тогда здесь будет  оазис.  С  яблонями  и  грушами
вместо пальм. Впрочем, пальмы тоже можно посадить. Воды  вдосталь.  Вопрос
только, придется ли  она  по  вкусу  нашим  деревьям.  Но  даже  если  они
откажутся от нее в чистом виде, походный синтезатор в единый  миг  обратит
ее в то, что привычно их метаболизму. Будут сложности с поливкой. Но  есть
два выхода: заказать оросительную  робосистему,  чтобы  она  без  людского
присмотра заботилась о растительности. Либо раздобыть коромысло  и  носить
воду в старинных лубяных ведрах, как века тому назад.  И  еще  неизвестно,
что предпочтительнее. Развести с десяток  овец,  пару  коров.  Обязательно
понадобится лошадь. Нет, конечно же, на заднем дворе либо в пристрое будет
стоять небольшой двухместный гравитр. Но  это  на  самый  крайний  случай,
когда непременно понадобится в течение часа пересечь полпланеты. И вряд ли
такой случай приключится... Во всех же иных ситуациях лошадь как транспорт
подойдет идеально. Я никогда не пробовала ездить верхом, поэтому на первое
время потребуется маленькая тележка. Двуколка. Почему двухместный гравитр,
двуколка? Но я же не собираюсь жить здесь одна. Будет кто-то еще.  Второй.
Но кто? Мне тридцать лет, и я ни на  секунду  не  представляла  себе,  что
рядом со мной  окажется  этот  самый  "второй".  Чужой  человек,  который,
говорят, со временем становится ближе всех родных. Вот  этого-то  я  и  не
могла никогда себе вообразить. И сейчас не могу. Но,  наверное,  смогу  же
когда-то!..  А  если  это  произойдет?  Значит,  будет  нужен  отнюдь   не
двухместный транспорт. Трехместный. Или  четырех.  А  может  быть,  шести?
Десяти? Нет, не то странно, что до сих пор  об  этой  планете  знают  лишь
когитры, в чьей памяти собраны атласы и каталоги. А  то  странно,  что  я,
дожив до тридцати лет, так до конца и не ощутила себя женщиной..."
     Дорис рассердилась на себя. И за эти непрошенные, непривычные  мысли,
которые так способны помешать работе. И за то, что они почти  не  посещали
ее прежде. Досадливо кусая губы, она встала и приблизилась к воде. К этому
огромному колдовскому зеркалу,  которое  отражало  все  в  розовом  свете,
потому что и было розовым. Вошла  в  него  по  щиколотку,  зябко  поджимая
пальцы ног.
     Оттуда на нее глядела прекрасная молодая женщина.
     На сменного диспетчера  галактической  базы  "Гончий  Пес",  человека
серьезного, обладающего исключительными деловыми качествами, ни с того  ни
с сего напало дурашливое настроение.
     - Как, разве вам не нравятся эти ноги? -  пораженно  спросила  Дорис,
мысленно обращаясь к этому  несуществующему  "второму".  -  Да,  не  самые
длинные, не растут  прямо  из-под  мышек,  но  вполне  стройные...  Бедра,
конечно, чуть полноваты, только портит ли это общее впечатление?  И  талия
вовсе не самая тонкая в мире, но стану ли  я  из-за  этого  переживать?  И
станете ли вы? Она - там, где ей и  полагается  быть,  отчетливо  и  мягко
очерченная. Конечно, я могу втягивать живот и тянуться на  цыпочки,  чтобы
казаться более изящной и утонченной, но никогда не стану этого  делать.  -
Она тут же приподнялась на носочки и окинула  свое  отражение  оценивающим
взглядом. Нет, все же лишняя пара дюймов роста не помешала бы... - Я  буду
такой, какая есть, - упрямо сказала Дорис. -  Разве  не  кажется  вам  мой
живот  чашей  из  бесценного  белого  фарфора,  по  сравнению  с   которым
мейсенский выглядит грубой неолитической глиной?  А  как  вам  моя  грудь?
Почти идеальной формы... чуточку пышнее, чем подразумевает  этот  ни  разу
никем в глаза не виданный идеал. А плечи, которые так удобно обнимать? Вот
сюда, в изгиб шеи, чуть ниже завитка волос, можно целовать. Когда-нибудь я
позволю вам это. И многое  другое.  Пока  вы  можете  об  этом  помечтать.
Когда-нибудь...
     Дорис воровато огляделась - в самом деле,  не  наблюдает  ли  за  ней
кто-нибудь исподтишка, не  застигнет  ли  ее  за  столь  неподобающим  для
сменного диспетчера занятием, как самолюбование. Но нет -  она  продолжала
оставаться одна, если не считать неодушевленный когитр на борту корабля  в
полутора десятках шагов отсюда, с которым при желании  можно  поддерживать
беседу на любую тему, но бесполезно  ждать  хоть  какого-то  неподдельного
интереса к самой личности собеседника. Эйнола поймала  себя  на  том,  что
даже  слегка  сожалеет  об  отсутствии  посторонних  глаз.   Конечно   же,
естественно, разумеется, возник бы чудовищный скандал, много шума и крика,
возможно - визга, обвинений  и  упреков.  Но  хотя  бы  кто-нибудь,  пусть
незаслуженно, не вовремя, да прикоснулся взглядом к ее красоте...



                                    11

     - Хватит!
     Дорис  ткнула  носком  собственное  отражение,  и   розовое   зеркало
рассыпалось мелкими холодными брызгами. Наваждение сгинуло. Осколки тут же
склеились воедино, и опять на нее из  воды  взглянула  нерожденная  покуда
Афродита озерная...  Эйнола,  разозлясь,  погнала  прочь  от  берега  этот
призрак, тесня его и все глубже заходя в озеро. Отталкивала его  от  себя,
била  кулаками,  снова  и  снова  обращала  в  невнятную  бликующую  рябь.
Отражение понемногу уступало. Вот  от  него  осталась  половина,  вот  уже
треть, вот уже одно только застывшее злое лицо. Вот и нет его.
     Нога на мгновение утратила опору, подвернулась,  и  Дорис,  не  успев
даже ойкнуть, с головой ушла под воду. В глазах заплясали радужные  круги.
Женщина судорожно трепыхнулась, пытаясь ускользнуть  из  холодных  объятий
озера... не больно и все же вполне ощутимо ударилась затылком  о  песчаное
дно, которое оказалось отчего-то не там, где ему полагалось бы, то есть не
внизу, под ногами, а уже сверху. Как будто, падая,  Эйнола  неощутимо  для
себя вдруг совершила цирковой кульбит.
     Чувствуя,  как  лопаются  скомканные  легкие,  Дорис  изо  всех   сил
отбрыкнулась пятками ото дна там, где оно возникло, и торпедой устремилась
в противоположном направлении. В мозгу тяжким молотом забухал  секундомер,
отковывая бесценные мгновения жизни. Бумм...  Бумм...  Бумм...  А  водяной
капкан все никак не не отпускал жертву.  Запрокинув  лицо  с  лезущими  из
орбит глазами, исступленно загребая руками и бурно работая  ногами  -  или
это ей казалось? - Эйнола  пробивала  себе  путь  сквозь  упругий  розовый
кисель. Впереди было так же темно, как и на дне. Или там ее  тоже  ожидало
дно, а поверхности попросту не существовало?..
     Грохот  в  ушах  сменился  плеском   воды.   Дорис   еще   продолжала
барахтаться, обрушивая на  себя  тучи  брызг,  но  она  уже  всплыла,  она
победила.  Теперь  можно  было   дышать   сколько   хочется.   Однако   ей
потребовалось изрядное усилие, чтобы заставить себя сделать первый вдох  и
прозреть.
     И  тогда  она   обнаружила,   что   парит   над   самой   сердцевиной
угольно-черного провала. Свет обернулся тьмой,  нет  и  в  помине  теплого
солнечного неба, под которым она неосмотрительно  позволила  себе  чуточку
помечтать о счастливой женской доле.



                                    12

     Амелинчук рыскал вокруг озера. Он все еще питал надежду наткнуться  в
своих поисках на "марабу" или хотя бы на опрометчиво оставленную на берегу
одежду. Жизнь его не лишена была перипетий,  однако  же  впервые  в  своей
биографии он принужден был очутиться на совершенно неведомой планете не то
что с голыми руками, а и вовсе нагишом. Это состояние начисто выбивало его
из колеи.
     Холода он не ощущал. Особенных неудобств тоже, если не  принимать  во
внимание оседающий на влажной коже песчаный налет. Как всякий  долгожитель
дальнего космоса, неплохо ориентировался в  темноте,  хотя  и  не  мог  бы
сейчас с уверенностью сказать, какого цвета было то озеро,  в  котором  он
всплыл. Ночью все цвета  представлялись  ему  оттенками  серого  различной
насыщенности. Иными словами, несмотря на пережитое, Тикси не был  ввергнут
в панику и ни на гран  не  утратил  самообладания.  Но  при  всем  том  он
сознавал, что по собственной вине вляпался в историю за  пределами  своего
понимания. И далеко за рамками того приключения, на какое он  рассчитывал,
сажая "марабу" на пятачок между трех озер.
     - "Марабу", "марабу", пташечка... - тихонько напевал Тикси.
     Отчего-то  ему  не  хотелось  посреди  этой  чужой  ночи  по   своему
обыкновению орать во весь голос.
     Что же стряслось? Каким фантастическим образом  он  пронизал  планету
насквозь и вынырнул в другом ее полушарии? То, что произошло  именно  это,
для него, бывалого межзвездного волка - по крайней мере, за какого он  сам
себя  почитал  -  было  очевидно.  С  одной   стороны,   выходило,   будто
дфаанлийские озера по маловообразимым законам местной планетофизики вообще
не имели дна,  соединяясь  м