ватила мои пальцы. Ее  лапа  была
вроде оленьего копыта, из которого вырезаны когти. Я чуть не вскрикнул  от
неожиданности и боли. Эта тварь наклонилась еще ниже и  рассматривала  мои
ногти, она сидела так, что свет упал на  нее,  и  я  с  дрожью  отвращения
увидел, что это не лицо человека и не морда животного, а  просто  какая-то
копна серых волос с тремя еле заметными дугообразными отверстиями для глаз
и рта.
   - У него маленькие когти, - сказало волосатое чудовище. - Это хорошо.
   Оно отпустило мою руку, и я инстинктивно схватился за палку.
   -  Надо  есть  коренья  и  травы  -  такова  его   воля,   -   произнес
обезьяно-человек.
   - Я глашатай Закона, - сказало серое  чудовище.  -  Сюда  приходят  все
новички изучать Закон. Я сижу в темноте и возвещаю Закон.
   - Да, это так, - подтвердило одно из существ, стоявших у входа.
   - Ужасная кара ждет того, кто нарушит Закон. Ему нет спасения.
   - Нет спасения, - повторили звероподобные люди, украдкой косясь друг на
друга.
   - Нет спасения, - повторил обезьяно-человек. -  Нет  спасения.  Смотри!
Однажды я совершил провинность, плохо поступил. Я все бормотал,  бормотал,
перестал говорить. Никто не мог меня понять. Меня наказали,  вот  на  руке
клеймо. Он добр, он велик.
   - Нет спасения, - сказала серая тварь в углу.
   - Нет спасения, - повторили звероподобные  люди,  подозрительно  косясь
друг на друга.
   - У каждого есть недостаток, - сказал глашатай Закона. - Какой  у  тебя
недостаток, мы не знаем, но узнаем  потом.  Некоторые  любят  преследовать
бегущего, подстерегать и красться, поджидать и  набрасываться,  убивать  и
кусать, сильно кусать, высасывая кровь... Это плохо.
   - Не охотиться за другими людьми - это Закон. Разве мы не люди? Не есть
ни мяса, ни рыбы - это Закон. Разве мы не люди?
   - Нет спасения, - сказало пятнистое существо, стоявшее у входа.
   - У каждого есть недостаток, - повторил глашатай  Закона.  -  Некоторые
любят выкапывать руками и зубами корни растений, обнюхивать  землю...  Это
плохо.
   - Нет спасения, - повторили стоявшие у входа.
   - Некоторые  скребут  когтями  деревья,  другие  откапывают  трупы  или
сталкиваются лбами, дерутся ногами или когтями,  некоторые  кусаются  безо
всякой причины, некоторые любят валяться в грязи.
   - Нет спасения, - повторил обезьяно-человек, почесывая ногу.
   - Нет спасения, - повторило  маленькое  розовое  существо,  похожее  на
ленивца.
   - Наказание ужасно и неминуемо. Потому учи Закон. Говори слова. - И  он
снова принялся твердить слова Закона, и снова я вместе со всеми начал петь
и раскачиваться из стороны в сторону.
   Голова  моя  кружилась  от  этого  бормотания  и  зловония,  но  я   не
останавливался, в надежде, что какой-нибудь случай меня выручит.
   - Не ходить на четвереньках - это Закон. Разве мы не люди?
   Мы подняли такой шум, что я не заметил переполоха снаружи, пока кто-то,
кажется, один из двух свиноподобных людей, которых я уже видел в лесу,  не
просунул головы над плечом маленького розового существа и  возбужденно  не
закричал чего-то, чего я не расслышал. Тотчас же исчезли  все  стоявшие  у
входа,  вслед  за  ними  бросился  обезьяно-человек,  следом  -  существо,
сидевшее в углу. Я увидел,  что  оно  было  огромно,  неуклюже  и  покрыто
серебристой шерстью. Я остался один.
   Едва я успел дойти до выхода, как услышал лай собаки.
   Мгновенно я выбежал из пещеры со своей палкой в руке, весь дрожа.  Там,
повернувшись ко мне  своими  неуклюжими  спинами,  стояли  около  двадцати
звероподобных людей,  их  уродливые  головы  глубоко  ушли  в  плечи.  Они
возбужденно  жестикулировали.  Другие  полузвериные   лица   вопросительно
выглядывали из берлог. Взглянув в ту сторону, куда они смотрели, я  увидел
под деревьями у входа в ущелье бледное, искаженное яростью лицо  Моро.  Он
удерживал собаку, рвавшуюся с поводка. Следом за ним с револьвером в  руке
шел Монтгомери.
   Секунду я стоял, пораженный ужасом.
   Потом обернулся и увидел, что сзади ущелье  загородило,  надвигаясь  на
меня,  звероподобное  чудовище  с  огромным  серым  лицом   и   маленькими
сверкавшими глазками. Я осмотрелся и увидел  справа  от  себя,  в  десятке
шагов, узкую расщелину в каменной  стене,  через  которую  в  пещеру  косо
падала полоса света.
   - Ни с места! -  крикнул  Моро,  как  только  заметил  мое  движение  в
сторону. - Держите его! - крикнул он.
   Все повернулись и уставились на меня. По  счастью,  их  звериные  мозги
соображали медленно.
   Я кинулся на неуклюжее чудовище, которое повернулось, чтобы посмотреть,
чего хочет Моро, и сбил его с ног.  Желая  схватить  меня,  оно  взмахнуло
руками, но не поймало меня. Маленькое ленивцеподобное  существо  бросилось
на меня, но я перескочил через  него,  ударив  по  его  безобразному  лицу
палкой с гвоздем. В следующее  мгновение  я  уже  карабкался  по  отвесной
расщелине, которая  служила  здесь  своего  рода  дымоходом.  Позади  меня
раздавались вой и крики:
   - Лови его! Держи!
   Серое существо бросилось за мной и втиснуло свое  огромное  туловище  в
расщелину.
   - Лови его, лови! - вопили все.
   Я выкарабкался из расщелины на желтую равнину  к  западу  от  обиталища
звероподобных людей.
   Эта  расщелина   спасла   меня:   узкая   и   крутая,   она   задержала
преследователей. Я побежал вниз по белому  крутому  склону  с  несколькими
редкими деревьями и  добрался  до  лощины,  заросшей  высоким  тростником.
Отсюда я попал в темную чащу кустарника,  где  было  так  сыро,  что  вода
хлюпала под ногами. Только  когда  я  нырнул  в  тростник,  мои  ближайшие
преследователи показались на  вершине.  За  несколько  минут  я  пробрался
сквозь кустарник. Воздух звенел от угрожающих криков. Я слышал позади-себя
шум погони, стук камней и треск веток. Некоторые из  моих  преследователей
рычали, совершенно как дикие звери. Слева залаяла собака. Я услышал голоса
Моро и Монтгомери и круто повернул  вправо.  Мне  показалось  даже,  будто
Монтгомери крикнул мне, чтобы я не останавливался, если дорожу жизнью.
   Скоро почва у меня под ногами стала болотистой и вязкой. Я был в  таком
отчаянии, что очертя голову пустился по ней, увязая по колена, и с  трудом
добрался до тропинки, петлявшей в тростнике.  Крики  моих  преследователей
теперь слышались левее. Я спугнул трех странных розовых животных величиной
с кошку, и они скачками бросились прочь. Тропинка шла в гору,  она  вывела
меня на новую желтую равнину, а оттуда опять вниз, к тростникам.
   Вдруг она повернула вдоль отвесного склона  оврага,  который  преградил
мне путь так же неожиданно, как забор в английском парке. Я бежал во  весь
дух и не заметил оврага, пока с разгона не полетел в  него  вниз  головой,
вытянув руки.
   Я упал прямо в колючие кусты  и  встал  весь  ободранный,  в  крови,  с
порванным ухом.  Овраг  был  каменистый,  поросший  кустами,  по  дну  его
протекал ручей, а над ручьем стлался туман. Меня поразило,  откуда  взялся
туман в такой жаркий день, но удивляться было некогда. Я повернул  вправо,
вниз по ручью, надеясь выйти к морю и там утопиться. Тут  я  заметил,  что
при падении потерял свою палку с гвоздем.
   Скоро овраг стал уже, и я неосмотрительно вошел в ручей. Но  я  тут  же
выскочил из него, потому что вода  была  горячая,  почти  как  кипяток.  Я
заметил, что по ее поверхности плыла тонкая сернистая накипь. Почти тотчас
же  за  поворотом  оврага  показался  голубеющий  горизонт.  Близкое  море
отражало солнце мириадами своих зеркальных граней. Впереди была смерть. Но
я был возбужден и тяжело дышал. Кровь  текла  у  меня  по  лицу  и  горячо
струилась по жилам. Я ликовал, потому что удалось уйти от преследователей.
Мне не хотелось топиться. Я обернулся и стал вглядываться вдаль.
   Я прислушался. Кроме жужжания комаров и стрекотания каких-то  маленьких
насекомых, прыгавших в колючих кустах, вокруг стояла  мертвая  тишина.  Но
вот послышался собачий лай, слабый шум, щелканье бича  и  голоса.  Они  то
становились громче, то снова слабели.  Шум  понемногу  удалялся  вверх  по
ручью и наконец совершенно  затих.  На  некоторое  время  я  избавился  от
погони.
   Но теперь я знал, как мало помощи можно ждать от звероподобных людей.



13. ПЕРЕГОВОРЫ

   Я снова повернулся и пошел к морю. Горячий ручей растекся  по  тинистой
песчаной отмели, где  ползало  множество  крабов  и  каких-то  длиннотелых
многоногих животных; услышав мои шаги, они сразу обратились в  бегство.  Я
дошел до самого моря, и мне показалось, что я спасен. Обернувшись назад, я
стал смотреть на густую зелень позади  меня,  словно  шрамом,  прорезанную
едва видным оврагом. Я был слишком взволнован и, по  правде  говоря  (хотя
люди, которые никогда не испытывали опасности, не  поверят  мне),  слишком
отчаялся, чтобы умирать.
   Мне пришла в голову мысль, что у меня  есть  еще  выход.  Пока  Моро  и
Монтгомери вместе со звероподобными людьми обшаривают остров в глубине, не
могу ли я обойти его по берегу и добраться до ограды? Что, если обойти  их
с фланга, выломать из ограды камень, сбить замок с маленькой двери и найти
какой-нибудь нож, пистолет  или  другое  оружие,  а  когда  они  вернутся,
вступить в бой? Во всяком случае, я мог бы дорого продать свою жизнь.
   Я повернул к западу и пошел по берегу моря.  Заходящее  солнце  слепило
меня. Слабый тихоокеанский прилив поднимался с тихим журчанием.
   Берег свернул к югу, и солнце очутилось справа от меня. И вдруг  далеко
впереди из кустов появились сначала одна, а  потом  несколько  фигур.  Это
были Моро с собакой, Монтгомери и еще двое. Увидя их, я остановился.
   Они тоже увидели меня и стали приближаться, размахивая руками. Я стоял,
ожидая их. Оба звероподобных человека побежали вперед, чтобы отрезать  мне
путь к кустам. Монтгомери спешил прямо ко мне. Моро с собакой следовал  за
ним.
   Я наконец опомнился, побежал к морю и бросился в воду. Но у берега было
очень мелко. Я прошел не менее тридцати ярдов, прежде  чем  погрузился  по
пояс. Видно было, как рыбы удирали от меня в разные стороны.
   - Что вы делаете! - крикнул Монтгомери.
   Я повернулся к ним,  стоя  по  пояс  в  воде.  Монтгомери  остановился,
задыхаясь, на самом краю берега. Его лицо было багровым от  бега,  длинные
льняные волосы растрепались, а отвисшая нижняя губа открывала редкие зубы.
Тем временем подошел Моро. Лицо  его  было  бледно  и  решительно;  собака
залаяла на меня. У обоих в руках были хлысты. Из-за их спин на меня во все
глаза глядели звероподобные люди.
   - Что делаю? Хочу утопиться, - ответил я.
   Монтгомери и Моро переглянулись.
   - Почему? - спросил Моро.
   - Потому что это лучше, чем подвергнуться вашим пыткам.
   - Говорил я вам, - сказал Монтгомери, и Моро что-то тихо ответил.
   - Почему вы думаете, что я подвергну вас пыткам? - спросил Моро.
   - Потому что я все видел, - ответил я. - И вот эти... вот они!
   - Те! - сказал Моро и предостерегающе поднял руку.
   - Я не дамся, - сказал я. - Это были люди. А что они теперь? Но со мной
у вас ничего не выйдет.
   Я взглянул через их головы. На берегу стоял Млинг, слуга Монтгомери,  и
одно из закутанных в белое существ с баркаса. Дальше, в тени  деревьев,  я
увидел маленького обезьяно-человека и еще несколько смутных фигур.
   - Кто они теперь? - спросил я, указывая на них  и  все  больше  повышая
голос, чтобы они услышали меня. - Они были людьми, такими же  людьми,  как
вы сами, а вы их сделали животными, вы их поработили и все же боитесь  их.
Эй, слушайте! - крикнул я, обращаясь к звероподобным людям и  указывая  на
Моро. - Слушайте! Разве вы не видите, что они оба еще боятся вас, трепещут
перед вами? Почему же вы тогда боитесь их? Вас много...
   - Прендик! - крикнул Монтгомери. - Ради бога замолчите!
   - Прендик! - подхватил и Моро.
   Они кричали оба вместе, стараясь заглушить мой голос. А за  их  спинами
виднелись угрожающие лица звероподобных людей, с уродливо висящими  руками
и сгорбленными спинами. Мне тогда казалось,  они  старались  понять  меня,
припомнить что-то из своего человеческого прошлого.
   Я продолжал кричать, но что, помню плохо. Кажется, что надо убить  Моро
и Монтгомери,  что  их  нечего  бояться.  Эти  мысли  я  вложил  в  головы
звероподобных людей на собственную погибель. Я  увидел,  как  зеленоглазый
человек в темных лохмотьях, которого я повстречал в  первый  вечер  своего
приезда, вышел из-за деревьев, и остальные последовали за ним, чтобы лучше
слышать меня.
   Наконец я замолчал, переводя дух.
   - Выслушайте меня,  -  сказал  решительным  голосом  Моро,  -  а  потом
говорите все, что угодно.
   - Ну? - сказал я.
   Он откашлялся, подумал и затем воскликнул:
   - Латынь, Прендик, я буду говорить  на  скверной  школьной  латыни!  Но
постарайтесь все же понять! Hi non sunt homines,  sunt  animalia  qui  nos
habemus... [они не люди, а животные,  которых  мы...  (лат.)]  в  общем...
подвергли вивисекции. Человекообразовательный процесс. Я вам все  объясню.
Выходите на берег.
   Я засмеялся.
   - Ловко придумано! - сказал я.  -  Они  разговаривают,  строят  жилища,
готовят еду. Они были людьми. Так я и выйду на берег!
   - Здесь очень глубоко и полно акул.
   - Именно это мне и нужно, - сказал я. - Быстро и надежно. Прощайте!
   - Подождите! - Он вынул из кармана  что-то  блестящее,  сверкнувшее  на
солнце, и бросил на землю.
   - Это заряженный револьвер, - сказал он. -  Монтгомери  сделает  то  же
самое. Потом мы отойдем по берегу на расстояние, которое вы сами  укажете.
Тогда вы выйдете и возьмете револьверы.
   - Не выйдет. У вас, конечно, есть еще третий.
   - Подумайте хорошенько, Прендик. Во-первых,  я  не  звал  вас  на  этот
остров. Во-вторых, мы усыпили вас вчера и могли делать с вами что  хотели,
и, наконец, подумайте, ведь теперь  ваш  первый  страх  уже  прошел  и  вы
способны соображать, - разве характер  Монтгомери  подходит  к  той  роли,
которую вы ему приписываете? Мы гнались за вами для вашего же блага.  Этот
остров населен множеством злобных существ. Зачем нам стрелять в вас, когда
вы сами только что хотели утопиться?
   - А зачем вы напустили на меня своих людей там, в пещере?
   - Мы хотели схватить вас и избавить от опасности. А потом мы  намеренно
потеряли ваш след... для вашего же спасения.
   Я задумался. Все это казалось правдоподобным. Но тут я вспомнил кое-что
другое.
   - Там, за оградой, я видел...
   - Это была пума...
   - Послушайте, Прендик, - сказал Монтгомери, - вы упрямый осел. Выходите
из воды, берите револьверы, и поговорим. Ничего другого не остается.
   Должен сознаться, что в то время и, по  правде  сказать,  всегда  я  не
доверял Моро и боялся его. Но Монтгомери я понимал.
   - Отойдите в сторону, - сказал я и,  немного  подумав,  прибавил:  -  И
поднимите руки.
   - Этого сделать мы не можем, - сказал  Монтгомери,  выразительно  кивая
назад. - Слишком унизительно.
   - Ну, ладно, отойдите тогда к деревьям, - сказал я.
   - Вот идиотство! - буркнул Монтгомери.
   Оба повернулись туда, где стояли на солнце,  отбрасывая  длинные  тени,
шесть или семь уродов  -  рослые,  живые,  осязаемые  и  все  же  какие-то
нереальные. Монтгомери щелкнул хлыстом, и они тотчас врассыпную  бросились
за  деревья.  Когда  Монтгомери  и  Моро  отошли  на  расстояние,  которое
показалось  мне  достаточным,  я  вышел  на  берег,  поднял   и   осмотрел
револьверы. Чтобы  удостовериться  в  отсутствии  обмана,  я  выстрелил  в
круглый кусок лавы и с удовлетворением увидел, как он рассыпался в  темный
порошок. Однако я все еще колебался.
   - Ладно, рискну, - сказал я наконец и, держа  по  револьверу  в  каждой
руке, направился к Моро и Монтгомери.
   - Вот так-то лучше, - спокойно сказал Моро. - Ведь я потерял  все  утро
из-за ваших проклятых выдумок.
   И с оттенком презрения, отчего я почувствовал  себя  униженным,  они  с
Монтгомери повернулись и молча пошли вперед.
   Кучка звероподобных людей все еще стояла среди деревьев. Я прошел  мимо
них, стараясь сохранять спокойствие. Один хотел было последовать за  мной,
но, как только Монтгомери щелкнул  хлыстом,  сразу  обратился  в  бегство.
Остальное наблюдали за нами. Быть может, когда-то они были животными. Но я
никогда еще не видел животных, пытающихся размышлять.



14. ОБЪЯСНЕНИЯ ДОКТОРА МОРО

   - А теперь, Прендик, я вам все объясню, - сказал доктор Моро, когда  мы
утолили голод и жажду. - Должен  сознаться,  что  вы  самый  деспотический
гость, с каким я  когда-либо  имел  дело.  Предупреждаю  -  это  последняя
уступка, которую я вам делаю.  В  следующий  раз,  если  вы  опять  будете
угрожать самоубийством,  я  и  пальцем  не  пошевельну,  несмотря  на  все
неприятные последствия.
   Он сидел в шезлонге, держа своими белыми  тонкими  пальцами  наполовину
выкуренную сигару. Висячая лампа освещала его седые волосы;  он  задумчиво
смотрел через маленькое окошко на мерцавшие звезды. Я сел как можно дальше
от него, по другую сторону стола, с револьверами  в  руке.  Монтгомери  не
было. Мне не особенно хотелось очутиться  с  ними  обоими  в  этой  тесной
комнате.
   -  Значит,  вы  признаете,  что  подвергнутое  вивисекции  человеческое
существо, как вы его называли, в конце концов всего только пума? - спросил
Моро.
   Он заставил меня посмотреть на этот ужас за оградой  и  убедиться,  что
это не человек.
   - Да, это пума, - сказал я. - Она еще  жива,  но  до  того  изрезана  и
искалечена, что я молю бога  никогда  больше  не  сподобить  меня  увидеть
такое. Из всех гнусных...
   - Оставим это, - сказал Моро. - Избавьте  меня,  по  крайней  мере,  от
ваших юношеских бредней. Монтгомери был таким же. Вы  признаете,  что  это
пума. Теперь сидите смирно, а я буду  излагать  вам  свои  физиологические
теории.
   Начав свою лекцию тоном человека крайне раздосадованного, он  понемногу
увлекся и объяснил мне всю сущность своей работы. Говорил он очень  просто
и убедительно. По временам в голосе его звучала горькая насмешка. Скоро  я
почувствовал, что краснею от стыда за себя.
   Оказалось, что существа, которых я видел, никогда не были  людьми.  Это
были  животные,   которые   обрели   человеческий   облик   в   результате
поразительных успехов вивисекции.
   - Вы упускаете из виду, что может сделать искусный вивисектор  с  живым
существом, - сказал Моро. - Я же удивляюсь только, почему то, что я  здесь
сделал, не  было  сделано  уже  давно.  Слабые  попытки  вроде  ампутации,
вырезывания языка, удаления различных органов, конечно, делались  не  раз.
Вы, без сомнения, знаете, что косоглазие может быть вызвано  и,  наоборот,
излечено  хирургическим  путем.  После  удаления   различных   органов   в
человеческом организме происходят некоторые вторичные изменения:  меняются
пигменты,  темперамент,  характер  образования  жировых  тканей.  Вы,  без
сомнения, слышали обо всем этом?
   - Конечно, - отвечал я, - но эти ваши уроды...
   - Всему свое время, - сказал он, останавливая меня движением руки. -  Я
только начал. Это лишь самые обычные  изменения.  Хирургия  может  достичь
гораздо большего, она способна не только разрушать,  но  и  созидать.  Вы,
может быть, слышали о простой операции,  которую  делают  при  повреждении
носа? Кусочек кожи вырезают со лба, заворачивают книзу на нос и приживляют
в новом положении. Это как бы  прививка  части  организма  на  нем  самом.
Перенесение материала с одного живого существа на другое  также  возможно,
вспомните, например, о зубах. Обычно пересадка кожи и костей делается  для
скорейшего заживления. Хирург вставляет в рану нужные кости  и  прикрывает
ее кожей, беря все это у живого  или  только  что  убитого  животного.  Вы
слышали, может быть, о петушиной шпоре, которую Хантер привил на шею быку?
Вспомните еще о крысах-носорогах,  которых  делают  алжирские  зуавы.  Эти
уродцы фабрикуются тем же способом:  отрезанные  с  хвостов  полоски  кожи
перемещают на морду обыкнове