если это приманка?
  - Ага...
  - Где наши собаки?
  Послышался резкий свист Симона. Он звал собак.
  - Это ты, Катод? А где Анод?
  И опять свист и ответное беспокойное урчание Катода. Вторая собака пропала.
  В ту ночь мы не ложились спать и с нетерпением дожидались рассвета. В
темноте бесполезно было производить дальнейшие поиски.
  Когда забрезжило, мы осторожно спустились по тому склону горы, откуда был
дан сигнал тревоги.
  Помню, по вершинам гор ползли прозрачные красноватые облака. Искрился
дальний ледник. А вокруг нас лежала густая тень. Солнце как будто не
хотело заглядывать сюда, за крутой склон горы. И вот мы остановились,
пораженные неожиданным зрелищем.
  В пасмурном полусвете увидали на каменистой площадке окровавленный труп
нашего бедняжки Анота.
  В плотно стиснутых, окоченевших челюстях собака держала кусок материи,
по-видимому, вырванный из слежды.
  Леонид показал по. направлению к лесу:
  - Кажется, не ошибусь в некоторых деталях происшествия. Милый каш Анод
боролся там, ниже. Был смертельно ранен. Видите, кровавые следы? Но нашел
в себе силы добраться сюда, чтобы дать нам знать об опасности.
  Симон склонился над Анодом, разжал челюсти собаки, вынул клочок материи и
протянул его Леониду. Грохотов пожал плечами:
  - Что за тряпка?
  Леонид развернул материю и показал нам.
  - Но это же карман! - вскрикнула Оля.
  - И притом вырванный из мужского пиджака, - добавил Симон.
  - А внутри кармана клочок бумаги, - жестко усмекнулся Леонид.
  - Что такое? - заинтересовался Грохотов.
  Он посмотрел и пробурчал:
  - Совершенно непонятно! Какие-то линии и зигзаги. А!.. Да ведь это более
чем любопытно! Может быть, ты, Леонид, разберешь?
  Леонид спрятал в карман клочок бумаги и предложил:
  - Давайте похороним Анода здесь. Он был верным сторожем.
  Мы принесли кирки и заступы. На холмик положили тяжелый красивый камень.
Симон черной краской написал на камне одно лишь слово: "Анод".
  Южное солнце ожесточенно жгло, когда мы, печальные, поднимались к себе на
гору.
  Вечером Оля шепнула мне новость:
  - Получена радиограмма. Степан Кузьмин и я выезжаем в центр. Немедленно.
Пойду укладываться. Ах, да!.. В таинственной записке был план нашей
станции.
  Рано утром, когда фигуры Грохотова, Оли и сопровождавшего их Луки исчезли
внизу за деревьями, Леонид, как будто вскользь, сообщил мне:
  - Придется преодолевать новые трудности. Не боитесь?
  - Не боюсь, - ответила я. - Привыкла, и мне нравится здесь.
  Леонид остро взглянул на меня:
  - Будем работать не здесь.
  - Где же?
  - Строится пункт, откуда будут отправляться шаровые.
  Период весенних гроз в Саяльском пятигорье кончился. Весенние грозы
начинались, как по расписанию, ровно в половине двенадцатого дня по
местному времени. Теперь же восточный ветер приносил громадные тучи по
ночам. С вечера воздух густел. Становилось душно. Зарницы полыхали в
горах, как пожары. А по остроконечным вершинам, ночью бегали разноцветные
языки пламени. Но днем грозы прекращались.
  Время за работой мчалось незамечно, без всяких происшествий.
  Ежедневно Леонид и Симон подолгу разговаривали c кем-то по мощному
радиотелефону.
  Меня в подробности не посвящали, но я была даже довольна этим. Так было
спокойнее. Правда, я знала, что постройка новой, постоянной станции где-то
здесь поблизости, в горах, уже подходила к концу.
  Однажды Симон сказал при мне Леониду:
  - Послезавтра приступят к наружному монтажу.
  - Тогда надо подумать, кто будет дежурить в большом гольдере, - отозвался
Леонид.
  - Где? - изумилась я.
  Леонид указал пальцем на пол:
  - Там, внизу.
  Мне раньше и в голову не приходила мысль о подземных помещениях. Но ведь
их здесь не было! Где же они? В другом месте?
  Прошла приблизительно неделя.
  Как-то Леонид сообщил, что я должна сопровождать его. Я так привыкла к
неожиданностям, что не стала даже спрашивать, куда едем.
  - Ага, - ответила я.
  Мне казалось удобнее быть немногословной, как Симон.


                             XXVIII. Молнии в плену

  Верхом на лошадях мы с Леонидом спускались в Саялы. В лесу встретилось
несколько всадников, с которыми Леонид обменялся какими-то фразами.
  - Ну, поехали! - весело предложил мне Леонид, кончив разговор. Мы
помчались и скоро очутились в Саялах. Там пересели на машину и довольно
долго кружили по хорошему, бетонированному шоссе.
  - Сейчас мы будем на восточном склоне Чап-Тау, - обмолвился Леонид.
  Авто остановилось. В темноте я успела рассмотреть, что стоим у подножия
горы. Наверху слышались голоса и горели неясные огни. Мы вылезли из авто.
Рука Леонида дотронулась до моего локтя:
  - Где вы? Держитесь за меня. Не хочу зажигать фонаря...
  Быстро темнело. Но я уже привыкла двигаться по территории станции в
пвлнейшем мраке и смело сказала:
  - Идемте.
  При отсвете крупных звезд, выглянувших в просвет облаков, я спокойно
шагала рядом с Леонидом. Невидимый шофер подошел к авто и стал пробовать
мотор.
  Мы прошли немного. Скрипнула дверь. По-видимому, Леонид открыл ход,
который был ему отлично знаком.
  - За мной... Не споткнитесь о порог. Нащупайте его ногой. Благополучно?
Ну, мы, кажется, на площадке... Тогда...
  Позади с легким скрипом закрылась дверь. И сейчас же ровный, приятный
дневной свет поразил меня. Мы находились в красивом вестибюле. Розового
мрамора стены окружали площадку, от которой вверх вела широкоступенчатая
лестница. Тщетно искала я источники света. Их не было на потолке. Ни
люстр, ни ламп, ни свечей. А стены словно сами излучали дневной свет...
  - Что это? - могла только прошептать я.
  Леонид улыбнулся. Этой улыбкой он задавал мне безмолвный вопрос.
  И всплеснула руками:
  - Как замечательно!..
  В тот момент мне хотелось говорить самые восторженные слова. Вероятно,
лицо мое слишком ясно выразило все эти чувства, потому что Леонид сказал:
  - Да, здесь хорошо... Взгляни... те!
  Мы поднимались по ступеням в молчании. Леонид снял кожаную кепку, и я
видела, что его волосы как будто потемнели.
  Собственно говоря, продолговатый, не очень высокий вал, в котором, пройдя
нижнюю площадку, мы очутились, не представлял собой на первый взгляд
ничего потрясающего. Тот же приятный дневной свет озарял
золотистосердоликовые стены. Вдоль них, как в музее, тянулись два ряда
белоснежных мраморных столов, образуя довольно широкий проход. На столах
покоились полуметровые прозрачные толстостенные колбы. Сначала они
показались мне совершенно пустыми.
  Леонид остановился посредине зала. Наши силуэты отражались от матовых
плит, которыми был устлан пол. Леонид обвел глазами вокруг.
  - Мы в помещении большого гольдера. Знаете, что называют гольдерами?
  - Нет.
  - Гольдер значит "хранилище",- объяснил Леонид.- В газотехнике большие
сооружения, содержащие в себе какой-нибудь газ, называются газгольдерами.
  - Понятно, - ответила я. - А в этих гольдерах тоже газ?
  Леонид посмотрел на меня, чуть сдвинув брови.
  - Нет. В колбах содержится то, что до сих пор обычно называли шаровыми
молниями.
  - Значит, это молниегольдеры? - сообразила я.
  Леонид засмеялся:
  - Хорошо сказано! Да, да...
  Я склонилась над одной из этих цилиндрических колб. Но сейчас же
отшатнулась.
  Дневной свет в зале вдруг погас, и теперь ряды цилиндров на столах
источали тонкое голубоватое сияние. В ближайшем цилиндре я ясно увидела
небольшой огнистый шар, совершенно такой же, как тот, что в памятную ночь
висел около меня на ветви яблони.
  Шар медленно передвигался внутри цилиндра от одного края до другого, потом
обратно. Он напоминал мне зверька, запертого в клетке и ищущего выхода на
свободу.
  Рядом, в другом цилиндре, маленький, с орех, желтокрасный шарик приланился
к прозрачной стеколевой стенке и не двигался.
  - Шаровые молнии? - пробормотала я. - Как же с ними...
  Дальше я не могла говорить от волнения.
  Незаметно для меня Леонид снова включил дневное освещение. Теперь я могла
по достоинству оценить всю величественную простоту обстановки, всю
торжественность геометрических линий, оттенявших изящество архитектуры.
  - Этот зал я назвал большим гольдером. А вот как бы индивидуальные
гольдеры - для каждой молнии, Леонид показал на цилиндры. - Мы находимся
под новой постоянной станцией. Мы получаем здесь шаровые молнии и будем
использовать их. Это "склад" шаровых. Все стеколевые гольдеры, как видите,
заряжены. Сегодня вам придется дежурить здесь. Не боитесь? Признаться, у
меня сейчас доверенных лиц, кроме вас, нет никого...
  Это было правдоподобно. Я хотела было упомянуть о других работниках
института, но Леонид уже ответил, не дав мне раскрыть рта:
  - Оля и Степан далеко... Поджидаю Симона. Он ведь едет следом за нами. Но
мы с ним будем сегодня работать наверху.
  Леонид прошел по залу, проверяя стеколевые хранилища. У него блестели
глаза. Вдруг он повернулся ко мне на каблуках:
  - Итак, не боитесь?
  - Нет.
  Мне очень хотелось выполнить его поручение.
  - Ваше дежурство кончится к утру...
  В дальнем, против входа с лестницы, конце зала увидела я широкое окно. А
рядом дверь с надписью; "Диспетчерская".
  Леонид ввел меня туда.
  Если сесть на мягкий удобный стул за столом, на котором расположены щитки
со знакомыми мне контрольными лампами, то через окно диспетчерской можно
отлично наблюдать всю внутренность большого гольдерэала.
  - Что. надо делать? - спросила я.
  - Ваши обязанности несложны... Садитесь за стол.
  Я села. Леонид объяснил:
  - Вы заняли место диспетчера. Теперь слушайте внимательно. На столе перед
вами двадцать четыре счетчика. Они фиксируют поведение шаровых молний,
заключенных в стеколевые гольдеры. Ваша обязанность - смотреть на
циферблаты. Следить за молниями. Вот здесь... Если стрелка двигается
вправо от нуля, то все в порядке. Если же стрелка начнет двигаться влево,
вы обязаны точно отметить время и цифру, на которой стрелка остановится.
  Совершенно новенькая тетрадь и две прекрасные автоматические ручки лежали
перед часами, вделанными в борт стола.
  - Что значит, если стрелка двигается?. - поинтересовалась я.
  - Нуль наверху -- состояние равновесия. Направо приток новой норции...
шаровой молнии. Налево - утечка.
  - Понимаю, - кивнула я головою, не столько понимая, сколько догадываясь.
  Стрелки счетчиков мирно стояли примерно на нуле. Некоторые слегка
вздрагивали. Две стрелки на крайних циферблатах медленно двигались вправо
на несколько делений круга, потом также медленно возвращались к нулю. Я с
любопытством наблюдала за движением стрелок. Это мне напомнило детство,
когда отец поднимал меня на руках и показывал стрелку барометра, который
всегда мне казался чудом: ведь он мог предсказывать погоду!
  - Этот рычажок, - продолжал объяснять Леонид, выключатель ртутных ламп
дневного света. Вот... - Леонид показал действие рычажка. - Можете
управлять светом, как хотите. Здесь - указатель. Здесь - переключатель...
Попробуйте.
  Передвинув рычажки и выключив совершенно свет ртутных невидимых ламп, я
полюбовалась волшебной перспективой молний, источавших все оттенки
голубоватого неподражаемого сияния.
  Леонид сверил показания своих ручных часов с показаниями часов
диспетчерской.
  - Двадцать два двадцать.
  Мелодичный гудок заставил меня вздрогнуть. Леонид взял лежавшую направо от
меня трубку телефона.
  - Прибыл? - спросил в трубку Леонид. - Отлично... Что? Да, поняла все.
Разумеется.
  Он положил трубку.
  - Симон срочно-зовет меня. он уже наверху. Поэтому - последние
наставления. Телефон в вашем распоряжении. Он соединен наверху только с
моим кабинетом. В столе ваш ужин. Вода в графине. Если надо вымыть руки,
туалет рядом. Вентилятор и электроотопление - вот. Регулируйте температуру,
как хотите.
  Он взглянул на термометр:
  - Девятнадцать Цельсия... Не холодно?
  - Что вы? - засмеялась я.
  - Ну и отлично! Принимайте дежурство. Пишите: "Двадцать два часа двадцать
пять минут" - и так дальше, что полагается. До свиданья. - Леонид подошел
было к двери из диспетчерской, потом повернулся: - Ах, забыл! Пожалуйста,
не трогайте никаких других рычажков... Еще раз до свиданья. Выйду другим
ходом.
  Дверца в стене казалась похожей на дверцу большого шкафа.
  - Здесь у нас лифт, - сказал он, открывая дверцу, за которой было темно, -
Можно быстро подняться на вершину, особенно в случае... - Леонид вынул
ключ из двери и держал его в руках, - в случае аварии.
  Перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнул лась. Через секунду
послышался звук поднимающегося лифта.
  Я осталась совершенно одна.


                            XXIX. Необычное дежурство

  Мертвую тишину диспетчерской нарушало лишь размеренное слабое тиканье
механизмов. Я огляделась. Позади стояла удобная кушетка с кожаной
подушкой. Рядом столик. На нем поднос, графин с водой и два чистых стакана.
  Мне очень понравилось, что здесь предусмотрены все удобства для дежурного.
Стало хорошо и приятно. Старательно рассмотрела показания приборов. Почти
все стрелки дрожали рядом с нулем, отклоняясь иногда чуть вправо.
Некоторые совершенно застыли на нуле и не двигались. Тогда я принялась
записывать в тетрадь мою первую диспетчерскую вахту.
  Стряхивая перо, я измазала палец в чернилах и решила, что надо вымыть
руки. Да, пожалуй, и вообще хорошо бы умыться. Холодная вода освежает и
прогоняет сон.
  Быстро вошла я в комнату с умывальником и была обрадована, найдя душистое
мыло и чистое полотенце... Чудесно!
  Только что успела снова усесться за стол, как гудок заставил снять
телефонную трубку.
  - Слушаю..
  Голос Леонида отчетливо проговорил:
  - Дежурный диспетчер? Как дела?
  - Прекрасно, Леонид Михайлович...
  - Ничего прекрасного пока не вижу, товарищ дежурный... Вы что там за
иллюминацию устроили? Сейчас же извольте выключить свет во всем помещении.
Оставьте лишь лампу на столе. Выключатели у вас слева... Ну?
  - Выключила, Леонид Михайлович, - сконфуженно ответила я, выполнив
приказание.
  - Так вам будет удобнее. Кстати, если к утру не пришлю Симона, то с шести
можете, вздремнуть... - Помолчав, Леонид добавил: - Но до шести часов
извольте, как часовой на часах...
  В голосе Леонида послышалась легкая усмешка. Я сама улыбнулась его не
очень тонкому каламбуру.
  Дежурство оказалось скучным и однообразным. Уже через час я привыкла к
голубоватому мерцанию шаровых молний. Волшебное зрелище этих таинственных
излучений в. зале стало казаться мне ничем не примечательным.
  Почти равнодушно посматривала я изредка в зал через толстое огромное
стекло перед сoбою. Главное, надо было следить за циферблатами счетчиков.
Так же скоро привыкла я и к дрожанию двадцати четырех стрелок. Они,
по-видимому, не имели никакого намерения двигаться влево.
  Пошарив в ящиках стола, я нашла несколько бисквитов и принялась грызть их.
  Стрелка на одном из циферблатов так стремительно скакнула влево от нуля,
что сначала я и не осознала этого. Стрелка застыла на девятом делении.
Потом закачалась, как бы раздумывая, куда ей деваться, и вдруг мгновенно
описала полный круг, подскочила справа к нулю и застыла.
  Я поспешила сделать записи в тетради. Но мне показалось этого мало.
Мелькнула тревожная мысль:
  "Неужели полная утечка?.. Не лучше ли сообщить Леониду?"
Оказалось, что мы с ним взялись за телефонные трубки сразу оба и
заговорили тоже сразу:
  - Как дела, дежурный?
  - Полная утечка из тринадцатого гольдера.
  - Не тревожьтесь. Записывайте, выполняя указания.
  Я бросила трубку, потому что стрелки еще на двух циферблатах стали вести
себя безобразно. Они двигались влево, а потом перебегали через весь
циферблат к нулю.
  Я еле-еле успевала записывать. Шел третий час. Пальцы и голова моя устали
от напряжения.
  А потом вообще записывать в тетрадь стало невозможно. Стрелки словно
взбесились. Они метались из стороны в сторону.
  Мне захотелось доложить об этом наверх. Взяла труб^ку и стала трясти
рычаг. Никто не отзывался. Решила, что никого в кабинете нет и,
следовательно, до утра звонить бесполезно. Стрелки, как мертвые, торчали
на нулях. Поинтересовалась, что в зале. Выключила свет в диспетчерской.
Взглянула в окно гольдера. Ожидала увидеть голубое сияние молний. Но там
была полная темнота.
  Нащупала случайно какой-то рыжачок и повернула. Вздрогнула: передо мной на
оконном стекле, как на экране кино, показались лица Грохотова и какой-то
женщины, не похожей на Олю.
  Я остолбенела. И сейчас же где-то под потолком послышался резкий голос
Леонида:
  - Не включайте телевизор! Мешаете нам!
  Лица на экране исчезли.
  Шел пятый час.
  Вскоре, к моему удивлению, стрелки некоторых циферблатов начали медленно
двигаться направо.
  Мне захотелось доложить об этом. Взяла трубку и тщетно звала Леонида.
Никто не отзывался. Выждала пять минут. Опять попыталась связаться. Но
опять никто не ответил. Значит, наверху, в кабинете, нет никого.
  Нетерпеливо поглядывала я на часы. Вот придет Симон, и можно будет
подышать свежим воздухом.
  Без пяти шесть. Показалось, что кто-то идет от лестницы по залу. Торопливо
передвинула я рычаг осседения на столе слева. Но за стеклянным окном в
зале было попрежнему темно, и лишь из некоторых гольдеров начинало
лучиться нежное голубоватое сияние.
  Вскочив со стула, я прильнула к стеклу, но никого не увидела. Подбежала к
двери в зал, но она оказалась запертой. Повернулась к запасному выходу и
вспомнила, что ключ Леонид взял с собою.
  Схватила трубку.
  - Леонид Михайлович! - кричала я.
  И вдруг мгеня поразила мысль, простая и ужасная: "Заперта нарочно..."


                                    XXX. Утро

  Как очутилась я на кушетке, не помню. Очень хотелось плакать, но слезы
куда-то пропали, и глаза мои были сухи. По-новому отчетливо стала я
воспринимать окружающее. Часы на столе показались самым обыкновенным
плохоньким будильником. Перспектива за окном выглядела уродливой. Голубые
цилиндры искривились. Силуэты столов вдали приняли странные очертания.
Сделалось страшно, как никогда в жизни. Хотелось оттолкнуть от себя этот
кошмар. Протянула вперед руки, защищаясь. И вдруг то, что я видела,
закачалось и запрыгало передо мною.
  Я засмеялась, и раскатистые звуки смеха в этом изоляторе вернули меня к
действительности.
  Какая глупая!.. Сидела на кушетке и, оказывается, в упор смотрела на
графин с водой. В нем все предметы, отражаясь, представлялись мне
искаженными. А когда толкнула столик, то водa в графине закачалась и...
  Показалось, что звонит телефон. Быстро подняла трубку и поднесла к уху:
  - Алло!
  В трубке щелкнуло, и снова наступило молчание - то характерное молчание,
когда в аппарате нет тока.
  Я опустила голову на стол и застыла. Сколько так просидела - не знаю.
Помню, одна мысль сверлила меня:
  "Наверху авария. Может быть, шаровые, вырвавшись на свободу, разрушили
все... И Леонид с Симоном погибли..."
"Какая ты дура, Татьяна, - думала я о себе. ---Почему сразу не рассказала
все, что произошло с тобой?"
Вероятно, вдали хлопнула дверь. Я еле приподняла усталую голову и
увидела...
  По ярко освещенному залу, прямо от лестницы, сюда, к диспетчерской, шел
Леонид. Но я не поднялась со стула. Я была зла, кa черт.
  "Все расскажу, только не этому человеку, - подумала я почему-то. - Лишь бы
мне выбраться из этого проклятого помещения..."
Взяла ручку, начала выводить в тетради, предварительно посмотрев на часы.
  "7 часов 38 минут. Телефон без тока. Освещение в зале стало работать.
Вошел товарищ Леон..."
Не успела записать. Сам Леонид стоял рядом теперь и заглядывал через мое
плечо в тетрадку.
  - Дописывайте: "Вошел и сказал, что дежурство закончено". Устали?
  - Наоборот, готова просидеть здесь еще несколько суток, - смягчая сухость
тона, ответила я и постаралась изобразить подобие любезной улыбки.
  - В этом нет необходимости, -почти весело сказал Леонид. - Встряхнитесь -
и скорей на воздух. Тут такая жара... Разве казалось холодно? Испортился
вентилятор?
  - Было испорчено освещение...
  Леонид взглянул н