оги, давая знать, что ей с Омегой
хочется кушать. Это напомнило, что пора ужинать.
  Еще засветло у меня готов чугунок с очищенной сырой картошкой. Надо только
затопить плиту, и ужин скоро будет готов.
  Чугунок чуть не выскочил из моих рук, когда я в.зялась за него. Хорошо,
что быстро отдернула руки. Да, чугунок был горяч, как будто его только что
вынули из раскаленной печки! Но ведь он мирно стоял до этого на табуретке
у порога! Я подняла сковородку, прикрывавшую чугунок и... присела от
удивления, да так и осталась сидеть на корточках со сковородкой в руках.
При свете лампы увидала: чугунок полон отлично сваренной горячей картошки.
А от воды, которую налила я под вечер в чугунок, не осталось и следа.
  Поставив чугунок на стол рядом с лампой, с любопытством разглядывала я эти
вещи.
  Кто зажег лампу? И кто ухитрился сварить картофель?
  Собаки вертелись около стола. Из чугунка вкусно пахло. Наслаждаясь горячей
картошкой, я не переставала думать о таинственных вещах, которые только
что произошли здесь. Долго думала...
  Внезапно хлопнула оконная рама. Огонь дымным пламенем взметнулся в
ламповом стекле. В хату влетел порыв ветра, чуть не сорвал ситцевые
занавески.
  По крыше забарабанили крупные дождевые капли.
  Я йыгнала собак кочевать в собачник и заперлась.


                             IV. Грозовая ночь

  Никогда я не боялась гроз. Дома в детстве любила по ночам в грозу лежать
в кровати и, слушая монотонный шум дождя, наблюдать, как за окном
вспыхивают отсветы молний. При этом отсчитывала про себя секунды: "Раз,
два, три, четыре..."
  Когда раздавался гром, я множила в уме цифру секунд на триста тридцать и
получала в метрах расстояние от себя до места разрыва молнии. Этому
вычислению научил меня отец, любивший разные занимательные вещи.
  Теперь над поселком бушевала хорошая гроза. Молнии вспыхивали за окнами
непрестанно. И тотчас же раздавался треск разрывов, будто над крышей
лопались бомбы. Иногда этот треск сливался в сплошной гул. Он заглушал
порывы ветра, завывавшего в трубе.
  Наконец гроза пронеслась, и я подумала о деревьях в саду. Не переломала ли
буря яблони? Не залило ли водой улицы? Как это не укрыла я фанерой
пчелиные домики! Вот будет жалко...
  Только что спустила я ноги с кровати, чтобы взглянуть в сад, как
ослепительная огненная нить внезапно вылетела из печки и ударила в угол
комнаты. Нить как бы проложила путь. И тотчас же по нему непрерывным
потоком хлынули голубые огнистые шарики. Они выскакивали из печки и,
словно золотые блестящие бусы, нанизывались на невидимую нить. Они
описывали в воздухе дугу, освещая странным дрожащим светом внутренность
хаты.
  Мне показалось, что огнистые шарики пронзают сундук, стоявший в углу. Я
застыла, боясь шевельнуться. Внезапно один из шариков разорвался на
множество искр с таким треском, будто у меня над ухом выстрелили из
пистолета. Я опрокинулась на постель, теряя сознание.
  ...Через окна вползал утренний рассвет. В комнате уднгителыю свежий,
бодрящий воздух. Полной грудью вздохнула я и совсем пришла в себя. Было
такое ощущение, что прекрасно выспалась и видела очень занятный сон.
  Распахнула дверь. Деревья, оцьггые дождем, нежились на солнце. Деловито
гудели пчелы. Альфа с Омегой, виляя хвостами, умильно скулили передо мной.
В тени деревьев еще стояли грязные лужицы, но на солнце заметно подсыхала
земля, легкий пар курился над ней. Высоко в небе летали острокрылые
ласточки, а роща за речкой зеленела так невинно и приветливо, что я
подумала, не сном ли действительно было это видение огнистых бус. Смешно
тогда рассказывать про ночные приключения соседям. Лампа потушена,
картошка съедена. Чем можно доказать, что огненный шар забрался через
трубу в хату и занимался здесь хозяйственными делами?
  Сундучок в углу не носил на себе никаких признаков соприкосновения с
огневыми шариками.
  Я открыла его: внутри тоже не было ничего необыкновенного.
  Но мне хотелось все-таки убедиться, почему огневые шарики прыгали именно
сюда. Отодвинула сундук. В углу на уровне пола зияла дыра, как будто кто
просверлил ее широким буравом, а стружки тщательно вымел все до одной.
  Через дыру виднелись земля и кирпичи фундамента. Что-то блестело там.
Пришлось лечь на пол, чтобы рассмотреть, что же это такое. Там блестела
шляпка металлического гвоздя...
  Снаружи хаты я подползла под пол и нашла металлический стержень. Раскачала
его рукой и вытащила из земли.
  В нем не было ничего необыкновенного. Железный, простой на вид стержень
длиной сантиметров сорок и толщиной с карандаш. Только верхний, оставшийся
на поверхности земли, широкий конец казался отполированным до блеска.
  За чаем в то утро я раздумывала. Как просто и как вместе с тем странно!
Кольцо, огненЬые шарики, молнии, стержень... А что, если между ними
существует какая-нибудь связь? Маловероятно. Скорее всего, это простые
случайности, рассыпанные жизнью ..
  Но вот в голове мелькнуло смутное предположение...
  После чая я взяла стержень и заколотила его в землю на пустыре за садом,
там, где кончалась изгородь.
  Это место и кусок рощи с кзгибпм речонки были отлично видны из маленького
оконца в сенях.


                                V. Грохотов

  В следующие дни не произошло ничего загадочного и таинственного. От
хозяйки я узнала, что стержень она заколотила сама для заземления, так как
хотела провести радио. Нашла у речки железный пруток да и заколотила его
под углом хаты. А радиоприемник рассчитывала купить к осени. Я замяла
разговор и никому не сказала, где теперь заземлен стержень. Я и не
предполагала тогда, что сама втягиваю себя в какую-то таинственную игру.
  Тот памятный день выдался ненастным. Хозяйка уехала на Урал к родным
месяца на два. оставила меня одну. Часто накрапывал дождь. Только позже,
зя полдень, прояснилось. Я разучивала монолог Жанны д'Арк, как вдруг Альфа
и Омега разразились неисговым лаем.
  Вышла на крыльцо. У калитки стоял среднего роста человек в кепке, кожаной
куртке и высоких охотничьих сапогах. Через плечо на ремне висела желтая
потрепанная походная сумка. Собаки мои яростно лаяли и бросались на него.
Но человек спокойно сказал им что-то, и псы, немножко поворчав, умолкли.
  - Разрешите укрыться от дождя? - попросил он, yвидев меня. - И дайте мне,
пожалуйста, глоток воды.
  - Входите, говарищ, - предложила я.
  - Спасибо, девушка,- сказал незнакомец, подходя к крыльцу.
  Мы поздоровались.
  - Я - профессор Грохотов, Степан Кузьмич. Извините, беспокою, но я
немножко заблудился,- вымолвил он.
  Накрапывал дождь, и я пригласила Грохотова войти в комнату. Грохотов
моложав и статен. Вероятно, бреется каждый день На. лице чуть заметные
морщинки. Понравилось мне, что он четко, по-военному, будто по давней
привычке, вскинул правую ладонь к козырьку и глянул мне прямо в глаза.
Когда я пригласила его, он опять вскинул ладонь и отозвался вежливо:
  - Благодарю вас! Простите, не расслышал вашего имени и отчества.
  - Зовите меня Танек.
  - Слушаюсь, - поклонился он. Поласкал собак, улыбнулся: - Отличнейшиe
псы...
  Я смотрела на плотную, крепкую фигуру Грохотова.
  Он показался мне похожим на охотника, который забыл дома ружье. Давно уже
не видела я новых людей, и моему самолюбию польстило знакомство с
профессором. Предложила ему выпить стакан чаю и начала хозяйничать.
Сначала Грохотов отнекивался, но по выражению его черных глаз я видела,
что ему хочется побыть здесь. Оказался приятным собеседником.
  - Полагается занимать дам, - сказал он, добродушно посматривая на меня. -
Не думайте, что я охотник. Признаться, не люблю этого занятия. Меня можно
считать путешественником. Я ведь чуть ли не весь Союз исколесил...
буквально... На колесах всех сортов-на железнодорожных, автомобильных,
велосипедных, на телегах и на арбах. А сколько верхом: на лошадях и
верблюдах, на быках и буйволах, сколько на своих на двоих - и не сосчитать!
  Было интересно слушать Грохотова, и я вздумала угостить его заодно с чаем
оладьями-скороспелками.
  Грохотов рассказывал, как на родине, под Рязанью, у них в семье на кухне
жил замечательный черный кот.
  - Редкостный экземпляр. Звали его Кисюка-Масюка, - смеялся Грохотов. -
Папаша мне бывало с ним фокус показывал.
  - Какой фокус? - спросила я, подкладывая Грохотову поджаристых оладьев.
  - Да как же... Начнет папаша в темноте Кисюку-Масюку железным гребешком
чесать, а у того из шерсти искры, искры.
  - Это от электричества, - смеялась я.
  Вероятно, по выражению моего лица Грохотов догадался, что мне очень
хочется подробней зяать о должности путешественника, который обязан
колесить по земле, и он сказал:
  - Изучаю кое-какие любопытные вопросы. Ими интересуется наука. А я служу
науке...
  - Что же интересного для науки а этой степи? спросила я.
  Грохотов медленно вытер губы салфеткой. Мне показалось, что он пользуется
этим, чтобы ответить не сразу и обдумать свои слова.
  - Как вам сказать? Я возглавляю небольшую экспедицию одного столичного
института. Нас интересует метеорологические и некоторые другие данные
этого района, - очень медленно и серьезно произнес Грохотов.
  Я промолчала, хотя и чувствовала, что он ждет; чтoб больше говорила я.
Пришлось сказать:
  - Лето здесь очень жаркое.
  - Вот-вот, - подхватил Грохотов. - Именно. Я здесь уже два месяца, работаю
почти рядом, вон там за рощей, и ни разу не собрался в поселок, такая
жарища... А сегодня с утра пасмурно, это мешало наблюдениям, я и решил
прогуляться по степи. Да вот, как видите, попал сюда.
  Пока разговаривали, погода разгулялась, и мы придумали перебраться пить
чай в сад. Благодушествовали за самоваром, а Грохотов продолжал
рассказывать о своей передвижной лаборатории за рощей.
  - Вокруг ни души. Жили там втроем, как отшельники. Я c лаборантом да еще
одна сотрудница. Очень хорошая девушка, комсомолка. А теперь нас двое.
Варя расхворалась и спешно уехала. Такая досада! Надо срочно переписывать
ведомости, а некому. Почерк у меня корявый, а у моего помощника Симона еще
хуже. Знаете, цифры надо писать четко. Уехала, и мы без нее, как без рук.
Горе луковое, как говорится...
  Грохотов хвалил все, что попадалось ему на глаза: пчел, псов, яблони.
Восторгался медом, просил продать "хоть черепушечку".
  - Угощу помощника... Пусть возвеселится, а то ведь мы живем по-походному.
Консервы, сухари... Ездить в район за продуктами времени нет. Одним
словом, такая несчастная наша планида.
  Особенно понравилась ему Альфа.
  - Украду я этого пса у вас, - шутил он. - Не продадите?
  Потом разговор опять переметнулся на то, что некому переписывать ведомости
в экспедиции. Грохотов осведомился о моем образовании. Пришлось мне
вскользь коснуться биографии И тогда он вдруг спросил:
  - Может быть, согласитесь нам помочь?
  Я пожала плечами. А Грохотов чуть не вскочил со стула в неподдельном
восторге:
  - Идея!.. Выход из положения!
  - Да сумею ли? - потупив глаза, пробормотала я, хотя самой мне страшно
хотелось побывать за рощей, посмотреть, что там за экспедиция.
  - Наверное, по чистописанию имели только пятерки, - польстил мне Грохотов.
- Не стесняйтесь. Похоже, боитесь, что за работу-засажу и не дам
передышки. Не беспокойтесь! Деньги буду платить, как хотите, сдельно или
аккордно. Не обижу...
  И принялся доказывать, что, кроме меня, какие-то ведомости в экспедиции
составлять некому.
  Взяв маленький горшочек с медом. Грохотов направился по степи напрямик к
своей роще. Я проводила его. На прощание он взял с меня слово, что завтра
явлюсь к нему ознакомиться с работой.
  Расстались. Грохотов удалялся неторопливой походкой бывалого ходока.
Помню, солнце отсвечивало от блестящей пряжки на его кепке. И почему-то я
прошептала:
  - Веселый ежик!
  Улыбаясь, в тот момент я невольно вспомнила острые глаза Грохотова и
жесткие, ершистые, коротко стриженные волосы его, черные-черные, один к
одному, только с проседью над левым виском.
  Что за человек? Я чувствовала к нему невольную симпатию. Все казалось в
нем простым и естественным. Я впервый раз в жизни так близко видела
ученого. Вероятно, это очень интересно - быть ученым. И тут подумалось:
  "А вдруг я делаю ошибку, собираясь стать артисткой?" Вспомнились слова
папы: "И для искусства нужны знания..." Как сложна жизнь!..
  Медленно двигалась я домой.
  Солнце коснулось края степи. По ней побежали прощальные мягкие лучи. В
далеких ковылях прoтяжно крикнула невидимая ночная птица. От реки тянуло
пряной влажностью трав...


                         VI. Полевая станция ЭИВР

  Грохотов сидел на табурете за походным столиком против меня и
просматривал очередные ведомости.
  - Прекрасно, - сказал он. - Для вас это только скучный ряд непонятных
цифр. По вашим же глазам вижу, хотите узнать, что они значат.
  - Да, - ответила я, выдерживая строгий его взгляд.
  Кузов большого грузовика защищал нас от полуденного солнца. Вот уже
несколько дней, как я по утрам прихожу сюда, в степь, за роту. Могучие
дубы и ясеня скрывают низину с речкой, за которой рaспoложен поселок.
  По середине холма возвышается тонкая антенна в виде устремленной в небо
острой металлической иглы. Ее удерживают тросы, которые укреплены на
врытых в землю столбиках. От антенны проволоки идут в один из домиков.
Зачем - не знаю. Я еще не бывала внутри.
  Мои обязанности несложны. Грохотов вручает мне узкие полоски бумаги,
испещренные рядами цифр. Записаны они, видимо, наспех, карандашом,
торопливым, не очень разборчивым почерком. А я должна переписать их
чернилами. Вернее, как можно аккуратнее скопировать в разграфленные
ведомости, чтобы получались стройные таблицы. В заголовке их - слова,
значения которых я не понимаю, а в левом верхнем углу штамп с
таинственными буквами: ЭИВР.
  Я не пытаюсь расшифровывать их, чувствуя, что Грохотов сам расскажет все
необходимое, когда присмотрится ко мне. Казалось, этот момент наступит
скоро..
  Грохотов сложил мою работу, спрятал исписанные листки в портфель.
  - Симон!
  Над нашими головами раскрылось окошко домика. Показалось лицо помощника.
Он немногословен. Скосил на Грохотова большие черные глаза, буркнул:
  - Эге?
  Тот протянул ему портфель.
  - Положите на место.
  Симон взял портфель жилистой могучей рукой, произнес:
  - Ага"
И захлопнул окошко.
  Ни разу я не слыхала, чтобы Симон сказал связную фразу. У него манера
говорить только: "ага, эге, ого, угу", причем он придает одному и тому же
слову самые разнообразные оттенки.
  Грохотов продолжал пытливо смотреть на меня.
  - Если не очень спешите, оставайтесь позавтракать с нами, - предложил он.
  - Кстати, познакомитесь ближе с Симоном.
  - Мне было бы приятно помочь вам и в приготовлении завтрака, - сказала я,
вставая.
  - Ну, это не так сложно, как полагаете, - мягко отозвался Грохотов,
взглянув на ручные часы. - Двенадцать двадцать четыре по местному времени.
В Москве мои друзья еще только просыпаются... Симон!
  - Окошко снова распахнулось. Послышалось:
  - Эге?
  - Парадный завтрак в честь Тани. Срок изготовления - шесть минут.
  - Угу! - чуть усмехнулся Симон и захлопнул окошко. Через секунду он
пробежал мимо к другому домику, прыгнул в дверцу сразу через все
ступеньки, крикнул:
  - Ого!
  - Приглашает заняться делом, - кивнул на Симона Грохотов. - У нас
рассчитан каждый жест... Раз-два!
  Мне не пришлось ничего делать, оставалось только смотреть и удивляться.
Откидной столик и два сиденья ловко вмонтированы в стенку домика. Грохотов
откинул их и подставил табуретку. Сервировка на три персоны производились
молниеносно, будто передо мною работали цирковые жонглеры. В гнезде
столика торчали два штепселя. Вот моментально включены электроплитки.
Консервные банки Грохотов откупорил особым ножом с острозубым колесиком на
толстой ручке. Колесико завизжало, словно миниатюрная циркулярная пила, и
это напомнило мне районную лесопилку у нас в горном лесничестве.
  - Суп с мясом,- сделал любезный жест Грохотов, поставив банки на плитки.-А
на второе... Симон! Угощаешь?
  - Ara!
  Симон вынес сковородку. Грохотов потер руки:
  - Ухитрился вчера подстрелить дикого гуся. Вчера же половину и съели...
Симон у нас мировой охотник... А хлеба хватит?
  - Ого... - развел руками Симон, показывая, что хлеба много.
  Завтрак был чудный. Никогда я не предполагала, что в консервных банках
может находиться столько разнообразных вкусных вещей. Главное же, все
подогревалось и кипятилось моментально. В поселке электричества не было.
Откуда же оно у Грохотова?
  Мое торжество наступило после завтрака. Даже Симон широко раскрыл глаза,
увидев, как быстро я управилась с посудой. Я все перемыла, вычистила ножи,
вилки, ложки, перетерла тарелки. Захотела пошутить и как-то невольно
многозначительно сказала Грохотову:
  - Ага!
  Грохотов засмеялся, а Симон утвердительно кивнул головой.
  В тот день Грохотов вызвался проводить меня. Он спросил, когда отошли от
грузовиков:
  - Вы, наверное, собираетесь учиться дальше?
  - Да, - ответила я, соображая, какое направление может принять наш
разговор. Я совсем не собиралась подробней рассказывать этому профессору
мою несложную биографию дочери лесничего, которая мечтает стать знаменитой
актрисой.
  - В какой же вуз хотите поступить?
  Я мельком взглянула на Грохотова. У него такой вид будто спрашивает меня
только потому, что не находит другой темы разговора. Мы шли по опушке
рощи. Грохотов поднял тонкий прутик и изредка сбивал им головки полевых
цветов.
  - Ни в какой.
  Прутик застыл в воздухе. Грохотов остановился на полушаге:
  - Как так?
  - Очень просто, - потупила я голову. - Мне не так много лет, как кажется.
Сама еще не знаю, какая специальность по душе.
  - Понимаю, - серьезно сказал Грохотов. - Выбор специальности - нелегкое
дело. Кто ваши родители?
  - Не все ли вам равно? - спросила я, стараясь придать этому небрежному
ответу возможно больше мягкости.
  - Простите, я не из простого любопытства...
  Мы пошли совсем рядом. Грохотов стал почему-то расспрашивать меня, как я
отношусь к футболу. Это мне показалось скучным.
  Мелкую речонку у рощи мы перешли вброд. Это прервало рассуждения Грохотова
о спорте. Вероятно, он ждал, что я попрошу его продолжать. Но я считала,
что на первый раз достаточно сказанного.
  - Спасибо, что проводили, - просто и наивно вымолвила я.
  Грохотов понял и попрощался.
  Поднимаясь от речки к поселку, я на полдороге обернулась. Увидела, что
Грохотов успел перейти на тот берег и теперь стоял, очевидно, в ожидании,
что я с ним попрощаюсь.
  Сдернув с головы пестрый шелковый платок, я помахала им.
  Грохотов увидал и в ответ поднял руку. До меня донеслось:
  - Ау!


                         VII. Опять огненные бусы

  Я могла бы побродить по поселковым дворам и узнать у словоохотливых
хозяек что-нибудь о Грохотове, но не хотела делать этого.
  По-видимому, моя работа по переписке близилась к концу.
  Чувствуя себя нездоровой, я утром не пошла за рощу. А вечером, как и в тот
памятный раз, сидела у омшаника.
  И опять голубоватый огнистый шар покатился от реки.
  Я увидела его совершенно отчетливо. Он катился по траве. Вернее -
вкатывался на пригорок. Двигался по совершенно прямой линии к моему саду.
  Помня о первом знакомстве с этими загадочными шарами, я не шелохнулась. Но
шар не докатился до самой изгороди, а исчез на пустыре.
  Вечер стоял безветренный, тихий и теплый. Только здесь, в степи, бывают
такие вечера. Но в те минуты я уже не наслаждалась отдыхом. Напряженно
вглядывалась я в силуэт рощи. Второй шар в точности повторил путь
первого...
  Тонкий серп новой луны показал из-за яблонь серебряные рожки и пропал. Вею
ночь я просидела у омшаника. Когда легкий утренний туман поднялся над
речкой, я осторожно прошла в хату. Глянула в оконце:
  - Да, в том месте...
  Болела голова, но я выпила крепкого чаю, и сразу стало легче.
  Придя к Грохотову, я нашла его озабоченным.
  - Таня, - сказал он тихо, - мне кажется, что могу рассчитывать на вашу