На следующий день в вечерних новостях было про гибель девятерых
омоновцев при невыясненных обстоятельствах.

Я эти обстоятельства хотел было прояснить, собрался
записи свои размножить и послать в пару-тройку газет. Но не
судьба.

Дискету-то меня сперли -- наверное из кармана
пиджака, когда я еще домой возвращался после дежурства... Я ж
ехал как обычно -- на электричке, на метро.

Из этого факта я вывел мораль, что кое-кто заинтересован в
беспрепятственном развитии червяг.  И кое-кто хорошо
приглядывает за мной.

     5.

А когда я с работы вернулся, со мной в квартиру как будто
прошмыгнула тень.  Причем не моя.  Конечно, это все нормально
для застрессованного невротика, то есть для меня.  Последнее
время мне вообще казалось, что в моей квартире живет кто-то
другой. А кто я такой -- вообще непонятно, кратковременное
привидение в лучшем случае. Это так по-буддистски, сказала мне
Нина, в качестве первой и последней похвалы.

Я все-таки отнесся к этой тени серьезно, в смысле вытащил
револьвер и проверил все уголки и щелки в своем жилье. Однако,
ничего подозрительного.

Тогда я достал очередной замороженный "суповой набор" из
холодильника, швырнул в кастрюлю с кипятком, подождал три
минуты, пока он станет едой. Подсел с ней к своему верному
"Секстиуму" и направился незарастающей тропой к "доктору
Хантеру" среди изумрудных игровых джунглей.  Не стал состязаться
в on-line с тевтонами, янки и самураями, а выбрал генеральский
тип зверобойства -- когда бьешь с кресла, никто не мешает, а
животные расслабленные. Пример Гиреева заразителен оказался.

А, кстати, почему неуловимые червяги не трогают ничего в
гиреевской фирме или какой-то похожей зажравшейся, заваленной
льготами и субсидиями конторе?

Почему-почему? Потому что там система безопасности не чета
нашей.

А вообще, заметьте, любое нашествие всегда кому-то на руку,
поэтому оно так спокойно развивается и нарастает. Когда же
становится ясно, что оно никому не нужно, кроме каких-то
исключительных параноиков, то уже поздно. Тогда Родина-Мать
зовет самых своих глупых сыновей в добровольцы и
закидывает их трупами злобного врага.

Мыслю я вроде культурно, но чувствую с некоего момента напряг в
спинном хребте. Как будто кто-то пялится сзади и желает мне
дурного. А потом и шебуршение обозначилось.  Пока саундбластеры
моего компьютера ухают и воют, я этот сомнительный звук
различаю, только уберу громкость -- тихо, как на виселице.

Я даже подумал -- может, я кого-то завел, купил там котенка или
там черепашку, а потом полная амнезия, забыл про такое дело.

Лежит какой-нибудь бедолага под диваном, обои доедает.

Да нет же, если кто и котенок, так это я сам.  Файнберг тоже,
наверное, себя уговаривал по схожей схеме, а надо было на голову
шлем попрочнее надеть и забрало опустить.

Впрочем, и это бы вряд ли помогло; ты чугунок нахлобучишь, а
червяга-снайпер тебе засадит в мошонку и тоже мало не покажется.

Я выключил игру. Более того, захотел вообще покинуть свою
квартиру и прописаться в песочнице перед домом, оставив
жилплощадь невидимке.

Я снова каждый кубический сантиметр своей квартиры обшарил,
устроил тотальный шмон. Но что-то к концу его мне поплохело.
Голова стала весить на два пуда больше, и мысли еле уже
шевелились. Мыслительный аппарат забуксовал, как автомобиль в
сельской грязи.

Вдобавок в носу кран сопливый открылся, слизь кровавая течет.
По ушам будто ладонями врезали, из-за озноба челюсть прыгает.
Весь сделался я горячий, как казанок в печи.  Как это
называется?  Иначе, чем грипп, инфлуэнца, лихорадка не назовешь.

Я вообще-то утром промок, когда по дороге решил заскочить туда,
где люди пивком разминаются.  А потом в тапках вода хлюпала.
Но, с другой стороны, простуда с гриппом меня никогда не берут.
Вот одного моего приятеля триппер не брал, даже, казалось, в
самых безнадежных случаях.  Зато стоит сквознячку повеять, и
этот тип уже готов, лежит, хрипит, сложив ручки.  Такой вот
разброс и плюрализм.

Я пошел на кухню угоститься чаем со спиртом, с таблеткой
парацетомола, с малиновым вареньем, и встретил в коридоре
лужицу. Очень подозрительную. Но почему-то возбуждаться и
бросаться на новые поиски уже не захотелось.

Наоборот, захотелось покоя и сладкого ничегонеделанья.
Я даже стал, как мне тогда почудилось, вполне здраво рассуждать.
Это, дескать, СНИЗУ протекает. Потолок чистый, значит не сверху.
Почему бы не быть жидкостям, которые снизу умеют течь?
Наверняка и закон физики подходящий имеется, пока неизвестный
мне -- у меня ведь полно прорех в образовании. Я-то как учился,
пока меня не выперли из института: ночью под пивко сто законов
выучу, утром сдам поскорее экзамен, потом коньяк из заначки -- и

Успокоил я себя столь незатейливым способом, загрузил
вовнутрь народные снадобья, включая хрен и чеснок, после чего
растекся на диване.  Есть отпад, слегка "лечу", реминисцирую
детство золотое. Мне тогда нравилось болеть: морсик, жрачку в
постель подносят, уносят; горшок и то рядом расположился;
родным-близким от тебя ничего не надо, только вьются вокруг со
своими услугами; ты же Вальтер Скотта почитываешь.

Принял я еще немного комплексного снадобья и разморился
окончательно, потом задремал.

В дреме я будто бы по-прежнему на своем диване, но диван
мало-помалу превращается в операционный стол, а сверху
разгорается свет. Откуда ни возьмись доктор, хочет меня
оперировать.  Из-под шапочки и над повязкой только два
глаза-буравчика виднеются и нос. Последняя деталька не просто
сидит на лице, а еще и вытягивается в мою сторону, на конце
становится твердой, металлической, как и полагается медицинскому
инструменту.

Кстати, в охватившем меня сне я отношусь к докторскому носу с
пониманием. А может, товарищ -- потомственный хирург? Куда
больше беспокоит, что он там собирается ковырять?

В качестве ответа металл ныряет в мой нос, потом опускается в
глотку, добирается чуть ли не до желудка. Там из докторского
носа что-то высмаркивается. И я сразу чувствую тяжесть под
ложечкой.

Сон заканчивается, возвращаюсь в явь. Батюшки -- на часах уже
семнадцать часов следующего вечера. Получается, что я почти
сутки проспал!

Да и в желудке нехорошо. Хотя чего там может быть хорошего?
Однако, есть и плюсы, за время лежки и спячки голова
облегчилась, организм мой остыл, и уши, как новые
трубы.

Я шлепанцы с дивана спустил, а рядом с моим лежачим местом
нашелся новый повод для огорчения, еще одна подозрительная
лужица с каким-то утробным запашком -- если точнее с запахом
гнилых белков.

Я, спотыкаясь, будто богатырский конь, направился к
"Секстиуму". Вот единственное, что мне не изменит, когда
успокоит, а когда и силенок подбросит. Но железная уверенность в
"докторе Хантере" рухнула, нанеся душевную травму, едва я
оказался в виртуальных джунглях.

Что-то двинулось из меня наружу, так сказать, чтобы
поздороваться.  И я, метнувшись в ванную комнатку, как лев за
антилопой, стравил там харчи в раковину. По завершению
процедуры, ноги у меня, как у плюшевого мишки стали, и я ударил
туловищем пол. Упал и остался лежать.

На кафеле вскоре стало холодно.  С натужным кряхтением я выполз
из ванной комнаты.  Только на теплом ковре в гостиной (она же
еще кабинет и спальня) немного в себя пришел.  В себя пришел,
встал, попил пивка для дезинфекции и почувствовал, что жизненные
силы ко мне возвращаются.

Любое полное сил тело, не евшее сутки, требует еды.  Я налопался
макарон, задабривая живот; и наконец, мораль моя настолько
окрепла, что я пошел в ванную комнатку прибраться.

А там подарок, оказалось, меня поджидает, рассчитанный на особое
чувство прекрасного.

В раковине, той самой, куда я бле.., пардон, стравил, червячки
резвились, толстенькие, как те самые макароны, но вдобавок с
заметным сосательным отверстием с одного конца и какими-то
иголочками и крючками на другом. Это откуда они? Это из меня
что ли?!

Некоторые червяки-активисты уже просыпались на пол и неторопливо
расползались кто куда. Один червячок решил познакомиться
поближе.  Присосавшись и изогнувшись, он стал процарапывать
своими крючками носок моего тапка.  Я попытался отшвырнуть
малолетку, мол, знай свое место, щенок; но тут же пришлось
разочароваться в проявленной грубости.

Большой палец ноги обожгло, ошпарило и дернуло.

Током, что ли, шарахнуло? Или еще чем?  Я скинул тапок вместе с
червяком. Палец уже опух и покраснел, а в нем застряла одна из
иголок.  Поскорее ее вытащил и залил пострадавший член йодом.

Малыши, оказывается, опасны и способны на многое -- снимаю шляпу
перед мастерством природы.

Однако, внимание приковалось к тому, что шкафчик в ванной
комнате они весь источили (я ж на нем столько месяцев проверял
свое плотницкое мастерство), еще и пасту зубную слопали, шампунь
и то сметали. Вот этого уже простить нельзя!  Даже природе.

Милая компания, тем временем, десантировалась почти в полном
составе из раковины и уже явно тяготилась тесноватой ванной.
Смышленые малыши стремились на просторы моей квартирки.

Стало обидно, что кто-то сейчас будет комиссарить на такой
скромной жилплощади.

Я, между прочим, порядок люблю, никогда на паркет не
сплевываю и хабарики к потолку не приклеиваю, хотя и умею. Да и
лишних вещей, продуктов что-то у себя не замечал. Могу я
намечающееся веселое пиршество позволить, не умаляя своего
человеческого достоинства? Был бы я без достоинства, йог
какой-нибудь, нолик, который умалить нельзя, то смотрел бы
сейчас на живые сосиски ласковым взором. Но от йоговских
упражнений и припевок у меня всегда начиналось сильное зевание.

И кинулся я защищать свою честь, достоинство и имущество,
применяя разнообразное оружие.  Испробовал я для борьбы с
гаденышами бесполезную швабру (присоски у них будь здоров) и
никчемную табуретку (в момент битья они как заклепки).  Потом
сгонял на кухню за особой заначкой для зимы -- бутылью спирта.
Вернулся в ванную, суровый, как Снегурочка, и расплескал зимнюю
радость, зажав до обеззвучивания крик:  "Подавитесь, падлы".

Червячки мои, конечно, оживились, давай слизывать, думали, что
угостились на очередную халяву. И тут я, неумолимый, как Молох,
температурку им добавил, бросил спичку слегка дрогнувшей рукой.

До безумия было еще далеко, я вроде осмысленно понадеялся на
прочность кафеля и гидроизоляции в ванной комнате. Кое-кто из
моих маленьких друзей пытался покинуть мероприятие типа
"ауто-да-фе", большинство же, наоборот, давай сползаться в
прочный комок.

Те мерзавчики, что на поверхности этого кома оказались, спеклись
в итоге в корочку.  Однако, когда пожар закончился и корочка
лопнула, показалась живая-здоровая начинка из их товарищей. А
вот моя ванная комната, некогда гвоздь программы, пропала и
сгинула; одна вонь и копоть в виде положительного сальдо.

Я, наверное, только после этого завелся по-настоящему. Надел
кованные ботинки, напялил шерстяные перчатки, на них резиновые
рукавицы, оставшиеся с тех времен, когда я работал
говночистом-сантехником, подхватил гирю-двухпудовку, ее тоже
тряпкой обмотал.

Получилась палица, вроде той, что была у любого
уважающего себя былинного деятеля. Ею стал я крошить врагов,
добивая заодно остатки кафеля, сотрясая здание до самого
фундамента.

Правда, было одно "но":  малыши бодро, как мячики,
отпрыгивали всегда от моей дубины в нужную сторону.

Наконец я случайно расколошматил раковину. Но психоз еще не
прошел, не кончилась заводка.

Я подхватил стальной прут и снова вышел на поле брани и срани.
Однако "макаронам" я уже надоел, так что они и скрылись через
сток.

Матч завершился в чужую пользу. Стою я перед ванной комнатой,
уничтоженной моими собственными усилиями, и страдаю. Страдаю
как-то философски.

Почему животные в моей жизни, вначале в виде персонажей "доктора
Хантера", а потом и наяву, играют такую роль?

Достоевский и Толстой никогда не взялись бы писать о зверях, для
них это было бы низменно и мелко. Где тут вопросы
нравственности, где клубок человеческих взаимоотношений, где
основа духовного возрождения -- спросили бы они и, не получив
ответа, ушли бы, монотонно гудя: "Суди его Бог". Однако же,
господа хорошие -- заметил бы я им вслед -- есть вещи, от
которых побледнеют ваши Безуховы и Карамазовы.

Давайте сравним поведение червяг и некоторых наших сограждан.
Если не станем зажмуриваться, найдем так много схожего.

Просто биологическое у одних становится психическим у других.

Вот сегодня, не спрашивая согласия, в моем теле было проведено
паразитическое мероприятие. Какие-то животные воспользовались
моим многострадальным организмом, чтобы обстряпать свои делишки.
А разве мало встречалось граждан, которые занимались тем же
самым, аналогично задурманив мою голову.

Или еще. Любая банда ведет себя в критической ситуации подобно
сегодняшним червякам, крайних отдает "огню", а в середке
остается цела и невредима.

Ой, изыди философия. Какая тут может быть философия.
Меня не беспокоит Weltschmerz <$F нем. мировая скорбь>. Меня
мучает примитивный страх и незаслуженная боль в пальце ноги.

Сегодня из меня вылезли червяки, а еще скорее личинки, которые
созрели в моем теплом брюхе, после того как самка, тот самый
доктор из сна, отложила в него яички.  Или ооцисты там
какие-нибудь.

Я хватаюсь за живот, прощупываю и пальпирую, не шевелится ли кто
еще.  Ведь там, чего доброго, осталось кое-что похлеще, чем
скромняга бычий цепень или семейство аскаридок.

Я, качаясь как дредноут, плыву по квартире и доплываю до шкафа с
алкоголем. Лимонная настойка всегда помогала -- очень хорошо
действовала, и когда рухнула моя литературная карьера, и когда
от меня срулила жена. И сейчас должна.

А что, страх я немного растворил.

Я даже почувствовал, что у червячков царит заединщина и никто из
всей шатии-братии не задержался в моем нутре до лучших времен.

Итак, стою я посреди комнаты, как ежик, которого вывернули
наизнанку и снова вернули в исходное состояние.

Пар постепенно из меня выходит, я начинаю расслабляться, но
блаженства так и не удалось достигнуть.  Звоночек от Нины
случился. Она интересовалась мной, очень интересовалась.
Пожалуй, впервые я ощущал столь животрепещущий интерес к своей
персоне со стороны дамы.

Нине что-то было от меня надо.

А мне на сей момент от нее ничего. Я посоветовал поразвлекаться
без моего участия, посмотреть телевизор, скушать ведро
клубники, которой ей маманя из загородного садоводства
прислала...

Однако, Нина явно домогалась моего общества.

Я, конечно же, уловил, что за этим скрывается.  У Нинки явно
какой-то кавалер сорвался с крючка, вот она и хочет в порядке
компенсации немедленно зацепить другую рыбку.

Но то, что "примитивом" меня посчитала -- тоже помню,
обиду взлелеял. Я вообще злопамятный. Поэтому объясняю
звонящей даме: не таков Гвидонов, чтоб бежать, придерживая
подтяжки, по первому свистку.

Плавное Нинино витийство оборвалось, а в моем ухе громыхнуло
так, будто она растоптала телефонный аппарат солдатскими
сапогами и запустила телефонную трубу в стену со скоростью
пушечного ядра.

Я уж думал, обида навек. Ан нет.  Через полчаса она уже маячила
в моих дверях. Истеричку видно по быстроте полета.

Впустить я ее впустил, но посоветовал в ванную лишний раз не
хаживать.

А на хрена ей эта ванная, она устраивается на кушетке и начинает
в стиле плохой телепередачи лопотать про всякие ужасы.

Едва, дескать, она погасит свет и захочет дрыхнуть,
как кто-то начинает с шипением стаскивать с нее одеяло
и трогать ее тело белое в разных интимных местах короткопалой
скользкой лапкой.

Этот рассказ меня совсем не убедил: просто массовая истерия
отразилась в ее сильно восприимчивой голове. Надо еще и добавить
невроз на сексуальной почве.  Ей еще много чего будет чудиться и
мерещиться.

Нина продолжает балабонить, а я, особенно не обращая на нее
внимания, подсел к своему "Секстиуму". Шлем для трехмерности,
правда, не стал надевать. Натянул только перчатки с позиционными
датчиками, чтобы виртуальным оружием на экране управлять.  Шпок,
шпок. А удовольствия мало.

Я ввел в игру персонажи типа "Ужас-2", которые ближе всего
напоминали червягу из подвала. Эти гады прыгали с дерева
на дерево, метали в меня хобот с шипом, пытали порезать
руками-ножами и ухватить крюками-челюстями. И еще дал им
возможность пыхкать огнем. Сам я увиливал и разносил гадов в
клочья из помпового ружья.

Потом что-то дернуло меня перенести место действия в дом, в
квартиру. Причем, в свою квартиру, которую я быстро отобразил в
компьютере.

Монстры стали выскакивать из-под пола, из-за шкафов и батарей.
Я от битвы аж вспотел. Но захотелось еще большего кайфа добиться.

Есть в "докторе Хантере" такой режим: ПОСМОТРИ НА СЕБЯ ГЛАЗАМИ
ЗВЕРЯ. Чтобы им воспользоваться, надо несколько команд ввести.

Object Uzhas-2 from library Monster
Module SENCES Sub EYESIGHT Sub RANGE OF VISION
Put SPHERICAL auto

Пару минут потратил и с помощью "Секстиума" увидел себя
так сказать со стороны.

Я сидел в пузыре, такой некрасивый, расплющенный словно камбала:
живот синеватый, трупный, и багровая спина, на сторону свернут
пятачок незначительного лица, на шее и висках алые пятна. Вот
туда лучше засадить стержень.  Я (то есть кибермонстр) выбрал
наилучшую позицию для атаки.  И при том я (как монстр) оказался
под платяным шкафом. Ну, сейчас как запистоню стержнем...

И тут раздается крик-ор -- и вовсе не из саунд-бластеров
компьютера.  Я (уже как человек) скосил глаза -- это Нина портит
тишину, подвижный рот словно отделен от застывшего лица.

Я догадываюсь, что дамочке крупно не понравилось
что-то, расположившееся за моей спиной. А за моей спиной тот
самый платяной шкаф.

Все совпадает!

Ну, ешь, падло ползучее! В падении разворачиваюсь,
занимаю огневой рубеж на полу и бабахаю из револьвера.

Какое счастье, что вчера мне было лень снять с
себя кобуру с оружием. Ах, как я тебе благодарен, моя
вечная лень...

Если я и попал в червягу, то сильно ему не навредил.
Надо мной просвистел стержень и раздолбал какое-то стекло.

Вот он, метатель из-под шкафа выбрался до талии -- хотя это
понятие в данном случае растяжимое. Все у него шевелится, все
ходит ходуном. Что такое, нашему гостю нехорошо?

Соединяю куски обзора в целостную картину -- хобот пробил мой
"Секстиум-600" и углубился во внутренности машины. Похоже,
коротнуло. Теперь уже мне нехорошо.

Червяга взвизгнул почище вопленницы Нины и прыгнул к компьютеру,
желая помочь своему хоботу.  На бреющем полете он обдал меня
ветерком.  Спешка, конечно, и нервный узел поврежден, поэтому
гость и влепился прямо в мой "Секстиум".

А я еще кинул вслед червяге "коктейль Молотова", то есть бутылку
колы.

Компьютер, обжигая мне сердце, полыхнул; чудище, вломившееся
прямо в него, сильно застрекотало -- это конвульсивно бились
друг о друга панцирные кольца.

Я кинулся на кухню, где готовилась яичница для Нины, и схватив
раскаленную сковородку, вернулся добивать ей червягу.

Но вот, как будто кончено.  Сцена экзекуции увенчалась запахом
сгоревших протеинов и еще чего-то неаппетитного.  Приговор
привелся в исполнение как минимум неэкономно.  Если на каждое
вредное животное по компьютеру тратить, значит, на одну
единственную казнь придется работать целый год.

Я останки аппарата обесточил, стеная по утраченной
радости, но подумал с нарастающим оптимизмом, что у меня теперь
есть образец червяги.

Впрочем затем мне показалось, что этот образец скорее напоминают
кучу жареного дерьма. Вряд ли кто-нибудь захочет на нее
смотреть -- дадут мне под зад коленом, а вдогонку это дерьмо и
запустят.

Но, может, какого-нибудь вдумчивому биологу этих останков вполне
достаточно?  Так что это все-таки -- дерьмо или образец?

Короче, я это образцовое дерьмо сгреб и в большой термос
положил -- в тот, в котором ужин себе ношу. Можно сказать,
любимую вещь не пожалел.

Поставил его в холодильник, хотел было Нине массаж